О великом императоре написаны сотни книг и тысячи статей. Миллионы людей в разных странах мира любят читать о его многочисленных военных победах и редких, но поистине трагических поражениях. Однако в этой статье речь пойдет не об Аустерлице и Бородино, а о финансовой стабилизации и Гражданском кодексе. «Моя истинная слава, — говорил Наполеон, — не в том, что я выиграл сорок сражений: Ватерлоо изгладит воспоминания о всех этих победах. Но, что не может быть забыто, что будет жить вечно — это мое гражданское уложение».
За годы революции Франция устала от политики. Инфляция, развал производства и коррупция всех утомили. «Казнокрадов было так много, — иронично замечал Е. Тарле, — что у историка иногда является искушение выделить их в особую прослойку буржуазии».
Один из администраторов времен Директории отмечал, что правительство на всех осуществлявшихся для государственных нужд поставках переплачивало около 50%, поскольку поставщики вписывали в финансовые документы фиктивные расходы, а чиновники сами становились соучастниками махинаций. В результате государство оставалось еще в долгу за то, чего реально не получало.
Наполеон возглавил страну в результате переворота, осуществленного 18 брюмера (9 ноября 1799 г.). Этот артиллерийский офицер достиг к моменту прихода во власть всего лишь 30 лет. Тем не менее он склонен был обратить серьезное внимание на такую скучную для молодого человека материю, как экономика.
«Мы хотим такого режима, при котором едят», — все чаще говорили в народе. Когда произошел переворот, с Наполеоном никто не спорил о размерах захваченной власти. От него ждали успокоения. И сам Наполеон прекрасно осознавал, какова его реальная функция. «Слабость высшей власти — самое ужасное бедствие… Когда в деятельности властных структур проявляются слабости и непостоянство… в обществе распространяется смутная тревога, им овладевает потребность в самосохранении, и обращая взор на самого себя, оно, видимо, ищет человека, который бы мог принести спасение».
Под спасителем генерал Бонапарт, естественно, подразумевал себя. Только он один имел возможность образовать сильное правительство. И генерал действительно намеревался сделать это. По сути дела, не было никакой узурпации. «Я взял себе меньше власти, чем мне предлагали», — отмечал сам император.
Несмотря на такое упоение Наполеоном, никто в момент переворота не знал ничего о том, как тот будет управлять Францией. Все лишь гадали, революционер ли он, роялист ли, а может, кто-то еще? Как тонко заметил А. Вандаль: «Каждый сочинял о нем свой собственный роман. Эта общая неуверенность относительно его намерений шла ему на пользу, позволяя возлагать на него самые противоположные надежды». Точно так же в нашей стране люди самых разных взглядов возлагали свои надежды сначала на Бориса Ельцина, а затем на Владимира Путина, создавая тем самым почву для утверждения авторитарного режима.
Рынок государственных бумаг сразу же позитивно отреагировал на 18 брюмера, что было лучшим свидетельством доверия, которое буржуазия испытывала по отношению к новой власти. Об этом прекрасно свидетельствует диалог, состоявшийся как-то между Наполеоном и князем Ш.-М. Талейраном. «Господин Талейран, что вы сделали, чтобы так разбогатеть?» — неблагосклонно спросил Наполеон. «Государь, средство было очень простое: я купил бумаги государственной ренты накануне 18 брюмера и продал их на другой день», — ответил тонкий льстец. И действительно, с 17 брюмера по 24-е государственная рента выросла почти в два раза.
По словам Бурьена — секретаря Наполеона — тот сразу же после прихода к власти проводил больше всего времени, планируя пути и средства для возрождения денежного обращения. Однако его увлечение хозяйственными вопросами было столь значительным, что, как правило, перехлестывало через край и наносило немалый ущерб именно тем, кого брали под покровительство.
Наполеон был антилибералом в самом глубоком смысле этого слова. Он не только закрывал газеты и придавливал оппозицию, но даже вообще не признавал того, что жизнь (хозяйственная, в частности) может устраиваться сама собой, т.е. благодаря действию управляющих ею естественных законов. Этим он, кстати, очень хорошо вписывался в устоявшуюся во Франции дирижистскую традицию.
Идеи, идущие от Тюрго, были отвергнуты Наполеоном полностью, хотя на практике он смог разгрести многие оставшиеся от революционеров завалы, действуя именно по тому сценарию, который предлагался либералами.
Император был прагматиком, сумевшим продвинуться вперед настолько, насколько позволял его врожденный здравый смысл. Однако выше той планки, которая была установлена ему эпохой, Наполеон подняться так и не сумел.
Порой поддержка отечественной экономики была скорее курьезна, нежели масштабна. Вот как, например, он решал проблему застоя в производстве дорогих тканей, связанную с переменой моды и стремлением аристократок одеваться в античном стиле.
Однажды на приеме в Люксембургском дворце Наполеон заставлял лакея усиленно топить камин, подкладывая в него неограниченные порции угля. В ответ на опасения гостей относительно возможного пожара, первый консул заметил, что присутствующие в зале дамы, включая Жозефину, совершенно голые. На следующий день патриотки бросились в магазины скупать платья, юбки, шали и прочие предметы одежды, производимые отечественной промышленностью.
Однако подобными милыми сценками дело не ограничивалось. Вот лишь некоторые примеры поистине сумасшедшей активности императора, приводимые в обстоятельном труде Е. Тарле «Континентальная блокада». «Готовится новая огромная и отчаянная борьба с Австрией — но Наполеон среди приготовлений находит время гневливо указать министру внутренних дел, что нужно выписывать баранов-мериносов, а не овец, ибо этого требуют нужды акклиматизации, нужды шерстяной промышленности… Очень часто он лично возбуждает дела и требует докладов. Не нужно ли запретить ввоз шелка-сырца из Италии в Германию, чтобы лионские мануфактуры не нуждались в сырье? Почему так медленно происходит засев полей свекловицей, хватит ли сырья для сахарных заводов? Чем именно пернамбукский хлопок выше того, что приходит из Джорджии?».
До чего же вся эта суета похожа на деятельность крупных советских хозяйственников, мечущихся по полям и заводам с раннего утра до позднего вечера, а потом констатирующих массу «объективных» причин, по которым хлеб не родится, а телевизоры воспламеняются непосредственно при включении!
И все же трудно усомниться в том, что вклад Наполеона в развитие страны был огромен. Несмотря на всю ограниченность своих взглядов, именно он создал ту базу, на которой впоследствии стало возможным динамичное развитие страны.
Деятельность Наполеона можно подразделить на три основных направления: во-первых, стабилизация финансов, во-вторых, успокоение страны и защита собственника, в-третьих, выработка стройного хозяйственного законодательства.
Что касается состояния государственной казны, то, по словам наполеоновского министра финансов 1Ьдена, «20 брюмера VIII года финансов фактически не существовало». А один из его предшественников времен Директории отмечал, что «деньги ему доводилось видеть только во сне».
Когда 26 брюмера (то есть через неделю после переворота) консулы вскрыли государственные сейфы, они обнаружили в них всего 60 000 ливров — сумму, которой оказалось недостаточно даже для покрытия почтовых расходов на оповещение населения Франции о смене правительства.
Велик был соблазн выпустить для пополнения бюджета какую-нибудь очередную разновидность бумажных денег. Однако первый консул не стал идти по такому скользкому пути. «Пока я жив, — отмечал он, — я не выпущу ни одной обесцененной денежной ассигнации, ибо политический кредит основан на доверии к деньгам».
Чтобы решить финансовые проблемы, Наполеон не погнушался «распродажей Родины». За 80 млн. франков он уступил американцам Луизиану. Но это, конечно, была лишь временная мера.
Наполеон пошел по пути строительства эффективно работающей фискальной системы. Францию надо было научить снова платить налоги. Была учреждена налоговая инспекция, имевшая подразделения в каждом департаменте страны. Особое внимание уделялось механизмам (порой курьезным) стимулирования работы этой новой государственной службы. В частности, Наполеон пообещал назвать одну из самых красивых площадей Парижа именем того департамента, который быстрее других выплатит всю сумму налогов. Так в столице Франции появилось название «Площадь Вогезов».
В период консульства Наполеону удавалось ежегодно собирать 660 млн. франков налогов, что на 185 млн. превышало поступления в казну французского королевства в последний предреволюционный год. Подобный рост доходов позволил в конечном счете сократить государственный долг. Причем добиться подобного порядка в финансовой сфере Наполеону удалось даже несмотря на то, что он постоянно вел широкомасштабные и дорогостоящие войны.
Конечно, финансы не могли быть благополучными в атмосфере общего неблагополучия. Ситуация во Франции заметно ухудшалась по мере того, как Наполеон втягивался в противостояние со всей монархической Европой. В 1807 г. на военные нужды шло примерно 60% государственных средств, а в 1813 г. — уже 80%. С 1811 г. бюджет опять стал дефицитным. И тем не менее финансы страны находились по европейским меркам того времени в относительно приличном состоянии.
Еще одним важным шагом в финансовой политике Наполеона стало установление своеобразной системы разделения финансовых властей. Наполеон сформировал наряду с министерством финансов генеральное казначейство, отвечающее непосредственно за поступление доходов. «Мой бюджет, — отмечал он — будет спасен лишь при условии, если министр финансов будет постоянно враждовать с генеральным казначеем… Один говорит: "Я обещал выплатить столько-то денег и должен это сделать", а другой возражает, говоря: "Мы собрали всего такую-то сумму". Только оценив и сопоставив эти требования, я смогу обеспечить безопасность финансов от разорения».
Не меньше внимания, нежели финансам, уделял Наполеон защите частной собственности. «Настоящие гражданские свободы, — отмечал он, — существуют там, где уважается собственность».
Правда, Наполеон не воспринимал собственные красивые заявления как догму и мог в некоторых случаях весьма решительно расправиться с отдельными олигархами, не вписавшимися в созданный им авторитарный режим. «Равноудаление» олигархов от власти, чрезвычайно близкой им во времена Директории, было повторено через 200 лет в России Владимиром Путиным.
Иногда Наполеон даже нарушал принцип неприкосновенности собственности. Так, например, он наложил секвестр на имущество Уврара — одного из финансовых столпов периода Директории — за то, что тот отказал ему в крупном кредите.
Подобный волюнтаризм, конечно, не укреплял авторитета власти, но все же он представлял собой явное исключение из общего правила. В целом же Бонапарт создал в стране принципиально иное отношение к частной собственности, нежели то, которое установилось в революционные десять лет, когда реквизиции и принудительные займы были нормой, а не разовым мероприятием.
Важно было не только прекратить новые поборы, но и защитить имущество, приобретенное гражданами в годы революции путем приватизации. Иначе говоря, важно было легитимизировать новых собственников. Уже в конституции VIII года, утвердившей власть Бонапарта в качестве первого консула, провозглашалось, «что каково бы ни было происхождение национальных имуществ, законно заключенная покупка их не может быть расторгнута и законный приобретатель не может быть лишен своего владения». Впоследствии даже режим реставрации не смог пересмотреть наполеоновские принципы отношения к собственности, хотя среди роялистов было много людей, пострадавших от перераспределения имущества.
Впрочем, помимо общих деклараций для Наполеона важен был конкретный договор с формальными претендентами на спорное имущество. Эта задача в основном была решена уже в июле 1801 г. посредством подписания конкордата с папой. Церковь, оговорив себе определенные права, отказывалась от претензий на конфискованные и распроданные владения. Кроме того, Наполеон принимал еще и специальные меры для облегчения возврата эмигрантов, которые вкладывали капиталы и способствовали тем самым развитию французской экономики.
Кроме формальной защиты собственности требовалась еще и неформальная. В годы революции никто не мог чувствовать себя защищенным от разбоя, реквизиций, принудительных займов и т.п. Наполеон же сделал ставку на обеспечение гражданского мира, предоставляя каждому возможность заниматься своим делом.
Он обеспечил правопорядок, прибегая для этого и к нестандартным средствам. В частности, выдвинул на роль руководителя уголовной полиции рецидивиста Видока. За один только год Видок всего с двенадцатью подобранными им сотрудниками смог арестовать 812 бандитов, а также ликвидировать в Париже все притоны.
Однако практические меры по защите собственности значили бы не так уж много, если бы Наполеон не предпринял мер для выработки всеобъемлющего хозяйственного законодательства. Принятый в марте 1804 г. Гражданский кодекс (составивший основу знаменитого кодекса Наполеона) стал образцом для многих хозяйственных законодательств в разных странах мира, поскольку то, что было сделано во Франции, не делалось ранее нигде. «Гражданский кодекс стал библией нового общества», — заметил историк Жорж Лефевр.
Если можно в двух словах выразить сущность Кодекса, то она сводится к защите собственника. «Право собственности, — отмечал Жозеф Порталис, один из авторов этого документа, — основное право, на котором покоятся все общественные учреждения, столь же драгоценное для человека, как и его жизнь».
Уже в первые годы консульства во французскую экономику стали вкладываться средства, припрятывавшиеся капиталистами на протяжении всего периода революционных смут. И все же при всей важности этой созидательной работы надо сказать, что воздействие Наполеона было весьма противоречивым.
Стремление защитить французскую экономику от конкуренции иностранных, прежде всего английских, товаров появилось отнюдь не при Наполеоне. Можно сказать, что идеи протекционизма владели массами.
Наполеон в данном вопросе остался на уровне людей своего времени. В 1806 г. император установил континентальную блокаду Англии (т.е. ввел полный запрет на торговлю с этой страной для всех зависимых от него государств континентальной Европы) с целью подорвать ее экономическую мощь. Но, как отмечал Е. Тарле, «континентальная блокада оттого и сделалась любимой его идеею, основной пружиной его политики, что она, как ему представлялось, в одно время и губила английскую мощь, и способствовала развитию французской промышленности».
Позднейшим дополнением к континентальной блокаде стало принятое в 1810 г. решение о резком повышение таможенных тарифов на колониальные товары с тем, чтобы окончательно добить ненавистных англичан. С формальной точки зрения положение последних было безнадежно. Однако на практике в гораздо более тяжелой ситуации оказалась Франция. Законы рынка, основанные на стремлении людей к свободе, доказали, что они сильнее воли императора.
Уже в октябре 1809 г. в Министерстве иностранных дел констатировали самые безотрадные для Франции результаты применения политики континентальной блокады и настойчиво указывали на сильное вздорожание товаров. Дело в том, что национальная промышленность не смогла полностью заменить изгнанный императором импорт. Конкуренция сократилась, и цены выросли.
После того как Наполеон нанес удар по колониальным товарам, положение французов еще более ухудшилось. Как докладывал императору министр внутренних дел в середине 1810 г., «Франция теперь потребляет, несомненно, несравненно меньше колониальных товаров, чем прежде, но платит за них она настолько больше, что даже абсолютно сумма, истрачиваемая на покупку колониальных товаров, почти та же, что тратилась прежде».
Несли ли потери наряду с французами и англичане? Наверное, да. Однако у них нашлось множество лазеек для того, чтобы обойти континентальную блокаду.
Во-первых, хотя формально весь континент дрожал перед Наполеоном и клялся ему в верности, практически нигде в Европе не соблюдали блокаду столь строго, как в самой Франции. Об этом, например, свидетельствуют цены на сахар. Если в Париже фунт сахара стоил в 1812 г. 5 франков, то в Лейпциге и Франкфурте — лишь 2,5. Иначе говоря, предложение в этих городах было значительно более широким, скорее всего за счет обхода таможни.
Во-вторых, негласный бойкот континентальной блокаде объявили не только подчиненные Наполеоном народы, но и сами практичные французы, стремившиеся всегда купить товар подешевле. Поэтому контрабандистам часто даже не приходилось подделывать штемпели, используемые чиновниками для обозначения национальной продукции, разрешенной для продажи. Население втайне от контролеров с радостью приобретало товары без штемпеля.
В-третьих, постепенно сам Наполеон вынужден был отступать от им же сформулированных жестких правил. Уже с 1810 г. он стал все чаще допускать выдачу так называемых лицензий, позволяющих определенному лицу привезти из Англии определенное количество товаров с обязательством вывезти из империи на том же корабле эквивалентный объем продукции согласно специально согласованному с чиновниками списку. Подобные вольности давали дополнительный доход французской казне (за счет взимания таможенных пошлин), что в период ведения напряженных войн было для Наполеона чрезвычайно важно, а потому высокие принципы протекционизма были нарушены.
Однако любое исключение из правил сразу порождает массу возможностей для многочисленных злоупотреблений. Коммерсанты привозили дорогие английские товары и вывозили из Франции всякий дешевый хлам, давая чиновникам взятки за признание «истинной ценности» этого груза. Затем хлам сбрасывался в море, поскольку англичане Наполеона «в упор не видели» и французские товары к себе не пускали. Для обеспечения большей стабильности торговых связей в Лондоне даже возникла целая сеть контор, подделывающих наполеоновские лицензии.
Рост цен, вызванный континентальной блокадой и ограничением иностранной конкуренции, стал одной из важнейших причин широкомасштабного экономического кризиса, поразившего французскую экономику в 1810-1811 гг. Издержки производства выросли, спрос (в связи с военными бедствиями и обнищанием) сократился. Товары стало трудно реализовывать.
Трудности сбыта подвигли Наполеона на еще большее усиление государственного вмешательства в экономику. Он стал давать субсидии и льготные кредиты предприятиям, страдающим от отсутствия спроса. Однако, как всегда бывает в подобных случаях, реальный результат государственной поддержки был далек от ожидаемого.
Очень характерен в этой связи случай, относящийся еще к 1807 г. 27 марта Наполеон издал декрет, согласно которому ассигновывались крупные суммы на поддержку французских мануфактур. Заключение о том, кто был достоин получения кредита, давали префекты, а окончательное решение принимал министр внутренних дел. В итоге 25 промышленников получили от государства в общей сложности порядка 1,2 млн. франков. Залогом служили непроданные товары, которые по стоимости должны были на треть превосходить сумму кредита.
Казалось бы, государство все предусмотрело: и конкурсность, и залог, и контроль со стороны высших властей. Но результат этой акции оказался плачевен. Государство не только не смогло помочь промышленности, но и потеряло значительную часть своих денег. Лишь пять человек смогли полностью вернуть долг. Одиннадцать заемщиков вернули деньги частично. Девять промышленников не вернули ничего. Чиновники стали реализовывать залог, но оказалось, что они далеко не всегда могли таким образом выручить государственные деньги.
Немалый вред нанесла экономике континентальная блокада. Но все же самый главный удар по зарождающемуся национальному хозяйству был связан с беспрерывными войнами. Император не желал прислушиваться ни к каким советам. Впоследствии, находясь уже в ссылке и отвечая на вопрос о причинах своего поражения, Наполеон сказал: «Их было множество, но главное состояло в том, что я отвык выслушивать мнения, противоположные моему собственному».