Бессилие душило.
Иногда жизнь представлялась мне пустым флаконом, а люди были творцами, что заполняли его разнообразными запахами и воспоминаниями. Они имели цвета, форму, и порой даже не смешивались между собой, создавая удивительный барельеф внутри маленького стеклянного сосуда. Работа шла на протяжении всей жизни, чтобы в конце получить ту самую консистенцию, как отпечаток прожитых лет. В какой-то момент мой творец потерял обоняние и зрение, поскольку всё было для меня сейчас опустошенным.
— Привет, — натянула улыбку, пытаясь справить с пакетом продуктов, который оттягивал плечо.
— Здравия желаю, Ада Владимировна, — Стас был не в духе, уткнувшись носом в толстую тетрадь. — Не хорошо игнорировать звонки.
— Ах да, забыла перезвонить, была сильно занята.
Совершенно вылетело из головы с Заиром и его родственниками, кажется, было двадцать пропущенных, надеюсь не больше. Прикусила губу, ожидая снисходительности, мало ли что отец снова вытворит, а портить отношения с государственным служащим вовсе не хотелось. Воспринимала я его исключительно как хорошего знакомого, поэтому старательно сохраняла нейтралитет, изредка соглашаясь на чашку кофе.
— Принимается для первого раза, — он поправил форму и встал со своего места. — Что с руками?
— Пустяки.
Стас попросил сменить его, чтобы лично проводить к отцу. Как только он оказался рядом, забрал пакет и подхватил руку, пристально рассматривая мои пальцы. Голубая радужка его глаз потемнела, челюсть напряглась, заостряя скулы.
— Правду скажешь или допрашивать тебя придется?
Работа руками оставляла на коже нелицеприятные следы. Отпустил руку, всё ещё придерживая меня за пальцы и уводя по коридорам. Воздух тут был тяжелым, таким же, как и проплывающие мимо лица. На долю секунды они заинтересованно поглядывали за нами, и я поспешила высвободиться, пряча руки в карманы. Стас посмотрел на меня через плечо и ухмыльнулся.
— Ты не ответила.
— Мизинец о руль вывихнула, а царапины от кота, — мы остановились около двери, он передал пакет на проверку, а сам пристально посмотрел на меня, хмуря лоб. — Правда.
Он молча кивнул, сопроводив меня до камеры свиданий. Немного погодя привели отца, и Стас вышел, напоминая, что будет за дверью.
— Как тебе жизнь тюремная? Не соскучился ещё по свободе, волк невольный?
— Шутишь, — отец сел напротив, пряча от меня глаза. — Прости, немного перебрал.
— Через два дня тебя выпустят, — села рядом, прижимая его голову к своему плечу. — Прошу тебя, давай это будет последний раз. Стас не может тебя постоянно вытаскивать.
— Не знаю, что на меня нашло тогда, доченька. Устал сильно, маму твою вспомнил, и жизнь тяжелую после неё, а боль такая, что заглушить хотелось. — По грубой щеке скатилась еле видная слеза, он вытер её широкой ладонью. — Так её не хватает. Если бы она тогда выжила, всё было бы по-другому.
— Ты же знаешь, что у тебя есть я, бабушка, — мне сложно было говорить с ним сейчас, особенно упрашивать его прекратить портить свою жизни и начать заново. — Ты ещё можешь изменить всё, достаточно только захотеть. Верно?
— Конечно.
Больше мы не разговаривали, погружаясь в тишину. Я поправила его волосы у лба, потом прижала сильнее, ощущая теплоту. Каждый думал о своём, и это немного пугало. Его руки, прижатые к груди, словно он хотел закрыться от всего мира. Мне же оставалось только довольствоваться этими минутами некой идиллии, и рассуждать о том, как поступить дальше.
— Тебе хватает продуктов?
— С лихвой, доченька.
Когда его увели, я ещё на пару минут осталась в камере, не в силах подняться. Столько энергии было у меня внутри, и так быстро она опустошалась от страданий родных и близких мне людей. Как теперь восполнить её? Где набрать столько, чтобы хватило на всех?
— Прости, я что-то задумалась, — вздрогнула, не заметив, как старший лейтенант присел рядом и приподнял мою кисть.
— Ничего, можешь ещё посидеть, — Стас разложил бинт и антисептик, после чего обработал каждую ссадину.
— Из твоих уст звучит пугающе.