Как-то мне сказали, что в стрессовых ситуациях люди делятся на два типа, первый — действует, второй — прячется в свою раковину, не готовый принимать решения прямо сейчас. С возрастом я поняла, что в этой системе не хватает третьего типа людей, так называемых оленей, которые замирают на дороге, и смотрят на два ослепляющих световых пятна, их тело в этот момент обездвиживается, а жизнь сосредотачивается в секунде и её повторении, раз за разом.
— Признаться, ты заставляешь меня беспокоиться, — шепот с теплым дыханием над ухом, заставил вздрогнуть.
Повторяющаяся секунда замедлялась, возвращая меня в принятую прямолинейную реальность. Пять. «Детские голоса напоминают мне милых ангелочков» — голосила директриса школы тридцать первого августа. Десять. В двенадцать лет меня заставили выступить на праздновании первого сентября с песней. Директору школы так понравилась идея милого праздника с выступлениями, что её вовсе не волновало отсутствие у меня музыкального вкуса, подготовки и простуды, отчего голос напоминал скорее падшего ангелочка. Пятнадцать. Впервые столкнувшись со страхом сцены, я смогла его побороть на середине куплета, когда поняла, что практически никого не волновало моё выступление. Куда интересней родителям было поправлять одежду своего чада, прилизывать их волосы, осматривать чужие букеты, сопоставляя со своим и нервно поглядывать за стрелкой часов. Двадцать. Внимательно за мной следила только бабушка, уверена, моё пение ей не нравилось, но блеск в глазах, улыбка и хлопки, не щадя ладошек, говорили мне об обратном. Двадцать пять. Не думала, что столкнуть с этим ещё раз. Только теперь, все взгляды были устремлены на меня. Тридцать? Или нет? Сбилась.
— Бжиииг, это всё мои бабушки, — прошептала, нервно растянув губы.
Громкость прибавили — звон приборов о тарелки, приглушенная лирическая музыка из колонок, улыбки и речь, русская и уже знакомая мне, шипящая, согласная, немного сглатывающая окончания.
— Прошу прощения, моя невеста не привыкла к такому вниманию со стороны, — Заир прикрыл меня спиной. — Дядя Мурад, не стойте же вы! И музыку, Кемаль, сделай громче.
Неужели это все его родственники? Как такое возможно? Мой привычный мир бабушки и отца, тускнел, выглядел невероятно скудно.
— Так, так, так. Мои родственники напугали русскую воительницу?
— Звучит как плохая ролевая игра, — спряталась за его телом как за щитом, словно на бродягу надели доспехи и отправили на войну, а он умел только кулек для монеток складывать. — Это точно обязательно?
Заир кивнул, невесомо положил руку мне на спину и повел в сторону стола. Его любвеобильность к прикосновениям вызывала во мне только одно чувство — дискомфорт, который впрочем, сейчас я могла стерпеть.
Голоса были громкими, они что-то увлеченно обсуждали, а на мой вопросительный взгляд, Заир только отмахнулся, давая понять, что речь шла не о нас. Перед тем как мы разместились, мужчина поспешил немного рассказать о своих родственниках, имена запоминались мне особенно тяжело, и он повторил их, наполняя мой бокал виноградным соком.
— Может, что покрепче есть?
— Дорогая, ты же в положении, не забывай об этом, — Заир начал играть в заботливого жениха, целуя меня в лоб, и тут же получил по спине от рядом сидящей женщины.
— Совсем о воспитании забыл! Руку убери с талии невестки, — она не переставала улыбаться, говоря сквозь зубы.
— Айсу, ты бы лучше за стопками дяди смотрела.
— Мои глаза следят за всеми, ты мне поверь. — Она разворачивалась к Заиру, потом к другим гостям и обратно. Идеальная осанка и узкие плечи, прятались за пиджаком на два размера больше, а длинные пальцы нежно поглаживали золотое ожерелье на шее.
— Охотно, охотно, тётя. Кемаль! — нарочито громко произнёс он имя, — стало быть, следующая очередь твоя.
Парень напротив округлил чёрные глаза и выставил открытую ладонь перед собой. Губы его зашевелились в немом вопросе: «Зачем?». Короткие волосы на голове зашевелились, устремленные куда-то наверх.
— И правда, Кемаль, надо бы невесту уже искать, — этот голос, что сравнивал меня с овцой, резанул по ушам.
Подалась вперёд, уперевшись о стол локтями. Терпи, прошу себя, только терпи, иначе выкинут из этого дома через окно, а тут стеклопакет. Мурад сидел от меня довольно далеко, но большие уши явно обеспечивали ему хороший обхват территории. Крючковатый нос и широкие усы, он выглядел довольно мужественно, рядом с женой, что напоминала мне нежно-розовый пион, с тоненьким, курносым носиком, пухлыми маленькими губами и большими зелеными глазами.
— Невесту мы ему уже выбрали. — Ещё один мужчина, кажется Эмир, с длинной шеей и покатыми плечами.
— Отец, только не Зухра, не убивай меня при жизни, я ведь твой единственный сын.
— Ясно, Зухру даже выкупать не придётся, сама через забор перепрыгнет, только б под венец взяли, — Мурад зарделся, прыснул в кулак, пока его не поддержали смехом другие мужчины.
Настолько отвратительно мне стало в данный момент, что поморщившись, у меня не получилось от него отвернуться. Красные пятна теперь покрывали золотую кожу, он осматривался, ликовал в лучах этой мимолетной славной шутки. «Казус, товарищи, как в сказке, родила царица в ночь, не то сына, не то дочь. Платье там, голосок нежный, Саш ну, у самого же дочь, а моя, грузовики мужикам разгружать помогает».
— Невежа, — мой громкий голос походил на крик здравого смысла, готовый проткнуть их черепушки остриём понимания.
Напрасно — слишком запоздало пронеслась мысль, что унеслась в рой других.
— Скажи, дочка, что тебя так обидело?
— Это мой дед, Хазар, — Заир промокнул губы салфеткой, скрывая торжествующую улыбку.
— Мне стало обидно, что мужчина, если он себя таковым считает, посмел плохо выразиться про незнакомую девушку, — подбирать слова приходилась с особой осмотрительностью.
— Ох, невестка, дорогая, прости, если тебя обидел, — Мурад вжал голову в плечи, — но Зухра, это Зухра, — после чего покачал головой и развел ладони.
По залу снова пробежался смех.
— Что с ним не так?
— Дорогая, в твоём вопросе неправильное местоимение. — Айсу скучающе оглядела толпу. — Ясмина, невестка, что-то ты исхудала.
Мальчишечье озорство сменилось строгостью, Мурад выпрямился, сгреб брови на переносице, тень упала на глаза, делая их зловещими. Девушка-пион опустила голову, продолжая двумя руками удерживать кружку с чаем на столе.
— Хватит делать такой взгляд, когда что-то выходит за пределы твоего понимания, — Заир щёлкнул пальцами у моего носа, поддевая его вверх, — у них старая вражда, лучше не вникай.
— Мне не нравится, что ты трогаешь мой нос, — получилось громче обычного.
— Боишься, что я тебе его вытяну?
— Нет. Ты сделал это уже второй раз, мне это не нравится. Не слышал о социальной дистанции?
— Ты моего ребенка носишь, и говоришь мне про социальную дистанцию? — Заир смутился, наклонил голову в бок, спрятав лицо за пальцами левой руки, и расширил глаза, будто силой воли пытался выдавить их из глазниц.
Наша размолвка привлекла к себе слишком много внимания, и теперь становилась эпицентром развлекательных мероприятий. Мне оставалось только тарабанить пальцем по столу, ожидая реакции мозга, когда из замысла он начинает формировать фразу, методом подбора для выведения во внешнюю речь. Вопрос был только в замысле, он разделялся на два совершенно разных. Первый был уготован инстинктом самосохранения и стадностью, он буквально говорил: «Ты хочешь разочаровать этих прекрасных людей? Не стоит портить им настроение». Второй был коммерческим: «Денежка уплачена, будет ли уплачена ещё одна денежка, если не выполнить условия? К тому же, живот беременных имеет свойство расти, что опять же возвращает к условиям договора».
— Мы это уже обговаривали, ты не можешь трогать меня без позволения.
Руфат закашлялся, что говорило о правильности выбранных слов. Медина наклонилась к мужу и вкрадчиво, нежным голоском пролепетала.
— Хочешь видеть будущего внука — терпи.