Мореплавания Солнышкина. Повести

ИСТОРИЯ КАПИТАНА МОРЯКОВА

Солнышкин стоял в гладильной, поплёвывал на шипящий утюг и наглаживал стрелочки на брюках Перчикова. Вот так Перчиков поведёт ногой - и стрелка сверкнёт на солнце. Вот так - и она зашелестит в воздухе. После случайной размолвки Солнышкину очень хотелось сделать для друга что-нибудь приятное. Так вот, пока радист передавал радиограммы, его брюки готовились к завтрашней прогулке по великому торговому городу.

В стороне, сидя в трусах на столе, старый морской бродяга Альфонсо-Мария-Тереза-Федькин исполнял такие мексиканские песни, от которых, казалось, мчатся по жилам львы и прыгают ягуары.

А за иллюминатором уже возникал огромный город, подмигивал многочисленными огоньками, и каждый огонёк обещал какое-то занятное дельце. Огоньки вспыхивали и гасли, словно спорили друг с другом и торопились.

Солнышкин посмотрел в иллюминатор и тоже заторопился.

- Ого! Великолепно! Сразу видно, что на носу Жюлькипур! - сказал Моряков, наклоняясь, чтобы войти в гладилку. С плеча у него свисали громадные брюки. - Вы слышите шелест?

Моряков поднял вверх палец. Солнышкин мигнул.

- Нет? - Моряков удивился. - Так это же Солнышкин идёт по Жюлькипуру! Это же свистит воздух за его брюками. Слышите? Надо слышать, Солнышкин!

Солнышкин снова плюнул на утюг и весело заработал.

- А знаете, - торжественно сказал Моряков, - когда-то я первый раз тоже наглаживал брюки у этих самых мест… А вон там… видите здания?…

На берегу среди высоких пальм светились две башни. На них по очереди вспыхивали и, сталкиваясь, гасли рекламы, будто нокаутировали друг друга, но, воспрянув, опять бросались в драку.

- Так вот, там, - кивнул Моряков, - у меня случилась забавная история, хотя началась она совершенно обычно.

Солнышкин хотел попробовать, горяч ли утюг, но забыл и поставил его на штанину.

- Я был штурманом. Юнец! Моложе Пионерчикова! Вышел в город. Бананы - с луну. Пальмы. Попугаи. Непривычные улицы. И со всех сторон ко мне несутся рикши. Старики, мальчишки - бегом. Только садись! Я им говорю: «Извините, не могу, мы на людях не ездим».

Солнышкин притих. Он не дышал и поэтому не слышал, какой ароматный дымок распространяется из-под утюга. Морякову же этот дым казался дымом воспоминаний. И он продолжал рассказ:

- И вдруг вот у того самого здания появляется человек в пробковом шлеме и с ним дама и презрительно говорит: «Юному русскому штурману жаль денег. Я плачу за него!» Представляете? Это мне-то жаль денег! Он с хохотом садится с дамой на мальчонку. То есть, конечно, не на мальчонку, а в его тележку. Но какая разница?

- Никакой! - возмущённо крикнул Солнышкин, передвинув утюг на другое место.

- Меня бросило в краску. - Моряков заходил взад-вперёд. - Представляете положение?! Ехать на рикше я никогда себе не позволю, не сесть - тут же обвинят в жадности весь наш флот! Тогда я… - Моряков упёрся головой в потолок. Солнышкин тоже потянулся за капитаном, Федькин опустил на пол гитару. - Тогда я сказал: «Плачу вдвое больше, если этого джентльмена никто не повезёт!»

- Занятно! - сказал Федькин.

- Занятно! Если бы вы знали, что тут было! Свист, шум, визг. Но, - Моряков поднял палец, - ни один рикша не тронулся с места! Из банка вызвали такси, но дама желает только на рикше!

- И что же? - нетерпеливо спросил Солнышкин.

- Тогда в упряжку любезно бросились два молодых банковских служащих и побежали, стараясь обскакать друг друга.

- Зарабатывали авторитет! - сказал Федькин.

- Подхалимы! - крикнул Солнышкин.

- Ну что вы, зачем же так отзываться об уважаемых людях Жюлькипура?

- Уважаемых? - с негодованием спросил Солнышкин.

- Конечно! - усмехнулся Моряков. - Ведь они теперь стали управляющими банков!

- И что же дальше? - поинтересовался Федькин.

- Я выложил все деньги тут же! Всю годовую штурманскую получку! И представьте, ни один рикша не позволил взять себе ни копейки.

- А вы? - спросил Солнышкин.

- А я тут же в харчевне заказал для всех двадцати по самому жирному тигриному хвосту в павлиньем соусе.

Глаза у Солнышкина горели. Сердце пылало. Брюки дымились.