Морталия. Узурпация (СИ)

Глава 24. Эшарва. Восьмиглазый пёс

Редкие лучи дневного света с трудом пробивались сквозь сомкнутые кроны высоких сосен. Их голые стволы тихо поскрипывали и трещали. Руми присел на корточки и развёл дуги капкана до щелчка. Он взял сухую палку и осторожно отодвинул добычу от капкана. На шее лесной куницы отпечатался след от дуг. Руми довольно осмотрел мех добычи:

— Отличный получится воротник для Гвен.

— Бедное животное, — прошептал Барти, сдерживая рвотные позывы.

— Ты что зимой шкуры не носишь?!

Барти засмотрелся вдаль, стиснув в руке ореховый лук, и потянулся за стрелой.

— Что там? — вскочил на ноги Руми, заметив замешательство брата.

Серый волк нагонял свою добычу. Белая болонка на удивление слишком быстро удирала от преследователя. Внезапно пёс остановился, и повернулся мордой к хищнику:

«Настало время умирать!» — подумал пёс и шерсть на его спине начала расходиться, окрашивая грязный мех кровью. Зверь уже был готов вырваться из тела пса, как над его правым ухом пролетела стрела и угодила волку в глаз. Две пары ног торопливо приближались. Пёс оскалился и зарычал.

Барти хотел присесть на корточки возле собаки, чтобы успокоить его, но опешил. На него смотрело восемь кровавых глаз. Неестественно вытянутая морда с алыми острыми как лезвия зубами выглядела жутко.

— Ну и рожа, — ахнул Руми и потянулся за мечом.

«Больше я не позволю забить себя до смерти!» — мысленно прорычал пёс.

Барти увидел на шерсти болонки кровь:

— Бедняжка, ты ранен, — ласково заговорил он. — Иди ко мне, мы поможем тебе.

Пёс перестал рычать, удивлённо посмотрев на юношу всеми восемью глазами.

— Ты спятил совсем? — оторопел Руми. — Ты посмотри на него. Это же что-то немыслимое.

— Поэтому у него наверное и нет дома.

«Дома?» — подумал пёс.

— Ему нужна помощь.

«Помощь?»

— Барти, это плохая идея. Давай оставим его и просто уйдём.

— Отец говорил, что нельзя отказывать в помощи тому, кто в ней нуждается, — Барти присел на корточки и протянул руки к собаке.

— Если он тебе сейчас руки отгрызёт, не говори, что я тебя не предупреждал.

— Иди ко мне, дружок. Давай же, не бойся!

Пёс задрожал и замотал хвостом, медленно приближаясь. Горячая ладонь Барти прикоснулась к его мокрому носу. Юноше показалось, что он увидел на глазах животного слёзы.

— У него ещё и какая-то болезнь глаз, — заворчал Руми.

— Он плачет, — Барти взял собаку на руки и прижал к себе. Пёс продолжал дрожать. Его тело казалось таким хрупким, что Барти боялся слишком сильно сдавить его.

— Я тебя умоляю. Это тупая псина, которая ничего не понимает.

Барти прощупал окровавленное место на шкуре пса, но не нашёл раны:

— Странно, так много крови, а ран нет.

— Может это не его кровь. Ты посмотри какая у него пасть. Как он вообще носит её на таком маленьком теле. Наверняка, он уже успел сожрать кого-то. И, вероятно, мы следующие.

— Сколько ещё капканов осталось обойти?

— Один. Вон он, — ответил Руми, указывая на трофей. Покрытая смолой шкурка каменной куницы, защемлённая проходным самоловом, висела на дереве. Зверёк не погиб сразу и пытался освободиться, цепляясь за ствол ели и сучки, поэтому и запачкал шкуру.

— Отлично снимай и возвращаемся.

Руми восхищённо посмотрел на брата:

— А ты изменился после турнира.

— Как же? — Барти не отрывал взгляда от пса и гладил его. Животное оказалось довольно тяжёлым для своего размера.

— Стал решительнее.

Перед особняком из светло-коричневого камня раскинулся сад. Чёрный дракон обвил хвостом острый шпиль. Он словно переполз сюда с другого края крыши, покорёжив бурую черепицу:

— Твоя работа? — насупился Барти, увидев разрушения на крыше особняка.

Руми пожал плечами и улыбнулся:

— Карл не позволит тебе оставить такую собаку, — сказал он, идя следом за братом и наблюдая как страшная морда пса подпрыгивает на его плече. — У него глаза как у ящерицы в разные стороны смотрят, причём все восемь. Бррр… — передёрнулся он.

Гвен состригала ирисы. Внезапно трёхглавый змей из чёрного металла, утопающий в цветах, зашевелился, напугав её:

— Руми! — крикнула она и бросила на землю садовые ножницы.

— Прости, мам! — засмеялся он. — Лучше взгляни, что за чудище тащит твой другой сын.

Гвен внимательно присмотрелась к собаке, повисшей на плече Барти. Пёс словно почувствовал её взгляд и повернул голову, держась передними мохнатыми лапами за плечо юноши.

— Малюмское отродье! — охнула она, прикрыв рот ладонью.

«Да, не малюм я женщина! — подумал зверь. — А что отродье вполне возможно», — тяжело вздохнул он.

— Мам, он неагрессивный. Обычная собака, ну немного страшненькая. У Стена вообще один глаз больше другого, но мы же его приняли в нашу семью.

— Это другое! Барти, не стоит нести его в дом! — запротестовала Гвен.

«Ну правильно! Вышвырните меня как ненужный мешок говна! — с досадой подумал зверь. — Я же не человек».

— У твоей собаки опять потекли глаза, — сказал Руми. — Придётся лечить. Пойду сниму шкурки с куниц, и сожгу тушки. Мам, смотри какой шикарный воротник получится, — он взял в руку желтодушуку, демонстрируя её прекрасный мех.

— Мне вторая больше нравится, — Гвен подняла ножницы и продолжила состригать ирисы.

— Она в смоле и ещё немного повреждена.

— Переживу. Только не смей некромантить!

— И не собирался!

Руми направился в сторону сарая. Барти слегка подтянул собаку на затёкшее плечо:

— Как ты можешь быть таким тяжёлым, — тихо сказал он.

«Хм… знал бы ты какой мой истинный размер, не удивлялся бы».

— Мам, где отец? — спросил Барти.

— В кузнице. Вообще не выходит оттуда.

Барти склонил голову и направился в сторону озера, прислушиваясь к звону металла. Почти у самого берега стояла каменная постройка. Из её трубы валил дым. Чёрный камень фундамента практически полностью скрывался за высокой травой. Повитель нависала над окнами и оплетала белый камень строения.

В кузнице пахло раскалённым металлом, маслом и дымом. На железном столе возле горна лежали клещи. Готовые стальные мечи с вычурными рукоятями висели на стойках и бликовали в свете огня. Карл крепко сжимал молот и стучал по раскалённому куску металла. Искры летели во все стороны. Его глаза горели алым, неестественно крупные вены на сильных руках пульсировали, пот стекал ручьями.

— Опять делаешь доспехи? Ты последнее время слишком много работаешь, — взгляд Барти упал на медвежью шкуру, лежащую на полу у стены. — «Вот где ты спишь отец», — поморщился он.

Карл оторвал глаза от наковальни и они приобрели обычный чёрный цвет, алые вены ушли под кожу:

— Нужно сковать доспехов на целую армию.

— Но их уже больше, чем у нас воинов. Хочешь выставить их на продажу?

— Нет, это для наших людей, — Карл положил молот и вытер руки о тряпицу. — Мы поступим как Тарплен. Начнём привлекать мужей и женщин со всей Морталии. Две сотни жителей в городе это крайне мало. Были бы они стригами, но Эшарва давно перестала быть городом стриг.

— Но горожанам это не понравится.

— Это уже не важно. Нам нужно позаботиться о том, чтобы они могли выжить, — Карл пристально посмотрел усталыми глазами на сына. — Барти, это моя вина. Мои люди пострадали из-за меня.

— Но ты спас всех!

— Если бы я подумал о дружине раньше, не пришлось бы никого спасать.

— Но откуда ты мог знать, ведь два века на Эшарву не нападали.

Внимание Карла привлёк пушистый пёс:

— Что это у тебя? Собака?

— Да, отец, — протяжно сказал Барти, снимая пса с плеча.

Карл выронил тряпку из рук:

— Гром меня порази, что это?!

— Собака. Мы с Руми нашли её в лесу.

— Я не думаю, что это собака.

Барти положил пса обратно на плечо:

— Кто же тогда?

— Я слышал одну очень древнюю легенду, — нахмурился лорд, роясь в воспоминаниях. Пёс прислушался, поводив стоячими ушами. — Настолько древнюю, что наверное кроме меня её никто не знает. Что якобы Бог вначале создал восьмиглазых рептилий. Он наделил их разумом и огромнейшей силой. Но они показались ему слишком уродливыми. Поэтому после он создал людей, но те хоть и были красивы, оказались крайне слабы. Бог решил объединить силу восьмиглазых созданий и красоту людей. Так родились мы. Стриги. Как же дед называл их.

Зверь заинтересовано повернул голову, внимательно смотря на Карла:

«Прошу, вспомни! — взмолил он. — Я хочу узнать, кто я такой!»

— Но он же не рептилия, — не согласился Барти. — Да и бог это миф.

«Рептилия! Ещё какая рептилия! А вот насчёт бога не знаю».

— Вспомнил! — воскликнул Карл. — Даргосы!

«Даргосы, — обрадовался зверь. — Значит, я даргос. Кто ты такой? — он продолжил пытливо рассматривать лорда. — Я столько живу, а эту легенду слышу впервые».

Барти опустил пса на пол, оказавшись в своей комнате, и стянул с себя тунику. Зверь потоптался на ковре из овечьей шкуры и улёгся, грустно положив морду на лапы:

«Правильно, я — тварь и моё место под дверью».

Барти похлопал ладонью по кровати.

— Эй, дружок, запрыгивай ко мне.

Пёс поднял голову и удивлённо посмотрел на юношу. Что-то внутри у него затрепетало.

— Ну скорей! Надо придумать тебе имя.

Пёс издал какой-то странный звук, немного напоминающий лай, и прыгнул на постель.

— Пушок! Нравится? — спросил Барти, погладив собаку. — Нет? Ну может Гади?

Зверь словно заворчал:

«Одно хуже другого, — тяжело вздохнул пёс. — Хоть тапком назови, только не выбрасывай».

Дверь резко открылась, впуская Карла:

— Барти, ты сегодня будешь спать в комнате Руми, а я останусь здесь с этим существом. Мне нужно убедиться в том, что он неопасен. Если что, меня он вряд ли сможет убить во сне.

«Ой, зря ты так думаешь».

— Но как же Руми?

— Ирамия попросила его остаться сегодня в их доме.

Барти улыбнулся, радуясь за брата и отца, который этой ночью будет спать в постели, а не на жестком полу в кузнице.

Ветер залетел в окно особняка, шелохнув тяжёлую бархатную штору, и задул одну свечу в светильнике на стене. Глаза Руми заискрились серебром. Потухшая свеча вспыхнула.

— Почему ты не использовал такую силу на турнире? — спросила Ирамия, сидя за круглым деревянным столом уставленным едой.

— В тот момент я ещё не знал, что повелеваю огнём, — ответил Руми, насаживая на вилку овощи.

— Разве такое возможно?

— Возможно, если ты уже подчиняешь себе землю, песок, железо и много что ещё.

— Ты такой могущественный, — заворковала Ирамия. — Почему ты позволяешь Барти превосходить тебя.

Руми непонимающе посмотрел на неё:

— Прошу не говори так, он мой брат.

— Он не брат тебе вовсе. Да и Вагеры не твоя семья. Стоит тебе лишь однажды оступиться и они отвернутся от тебя. Другое дело родной сын, которому простительно всё. А я приму тебя таким, какой ты есть.

— Я не собираюсь оступаться, — его голос дрогнул.

— Руми, ты достоин большего, чем быть в тени Вагеров. Ты можешь стать королём! — её глаза блеснули в сиянии масляной лампы, стоящей на столе. — Это несправедливо, если у нас не родится стриг, трон Тарплена достанется им.

— У нас останется Эшарва.

— А что если у Барти будет не один ребёнок?

— С меня довольно, — Руми отодвинулся от стола, прочертив ножками стула по гладкому деревянному полу, и встал. — Я пожалуй вернусь домой.

— Но твой дом здесь! Ты не Вагер, ты Марсудал. Я — твоя семья.

— Я даже не знаю тебя, Ирамия. А что узнал, мне не по душе.

— Но так узнай же, — улыбнулась она и, сняв лямку платья с плеча, медленно приблизилась к нему.

— Мы не обязаны это делать. Наш брак лишь условность.

— Только нам решать, что такое наш брак.

Тонкие пальцы Ирамии прикоснулись к его вздымающейся груди. Его шумное дыхание возбудило её. Она впилась в его губы и укусила, чувствуя на языке металлический привкус. Руми задрожал и оттолкнул её.

— Ударь меня, — попросила она, облизывая губы.

Руми растеряно посмотрел в её глаза цвета сочной листвы:

— Что ты такое говоришь?

Ирамия сбросила с себя платье, обнажив круглые пышные груди и игриво подвигала бёдрами, сжав в пальцах сосок. Руми потерял способность двигаться. Она подошла к нему:

— Только нам решать, — прошептала она ему на ухо и поцеловала в губы.

Руми не смог оттолкнуть её и ответил. Они упали на шкуру медведя, их тела сплелись в возбуждении. Она сцепила пальцы на его толстой шее, начав душить. Он схватил её руки, возвращая себе способность дышать, и ударил…