Морталия. Узурпация (СИ)

Глава 27. Эшарва. Барсула

— Будем ли мы сообщать Руми, что у него родилась дочь? — спросила Гвен, смотря на ребёнка, лежащего в кроватке.

Малышка внимательно рассматривала расписной потолок огромными жёлтыми глазами, слишком умными для нескольких дней жизни.

— Она не может быть его дочерью, — сжимал кулаки Карл.

— Это будет таким ударом для Руми, — голос Гвен сорвался. — Я уже почти жалею, что обвиняла его в жестокости по отношению к Ирамии.

— Гвен, какой бы не была женщина, мужчина не должен поднимать на неё руку. Низость бить того, кто слабее тебя.

— Ты даже не представляешь, что говорят о ней дети…

— Это не так важно как то, что мой сын сейчас на чудовищном судне, на котором погибла вся его семья. Если с ним что-то случится, я расшибу эту посудину в дребезги! — стиснул зубы Карл. Мышцы на его скулах дёрнулись.

— Я поговорю с Ирамией.

Пёс сидел на полу у ног Карла и любопытно водил ушами. Когда Гвен с Карлом отошли от ребёнка, Гади перекинулся через боковину кроватки, встав на задние лапы, и впился глазами в круглое личико малышки:

«Ну и дела».

Девочка увидела его страшную пасть с восемью кровяными глазами и заплакала.

— Ты пугаешь её! — воскликнула Гвен, прогоняя собаку. — Как можно было подобрать такое страшилище?

Пёс жалобно поднял на неё глаза, сделав только хуже.

— Чудовище.

— Вот ты где! — воскликнул Барти, заглядывая в комнату и отбрасывая капюшон тёплого плаща с глаз. Соболиный мех лежал на его плечах. — Пошли, Гади.

Пёс радостно издал странный звук и потрусил в сторону юноши, временами роняя тяжёлую морду на пол.

— Бедняга, тяжело же наверно ему так ходить, — вздохнул Карл, замечая непропорциональность тела собаки.

Барти сел на колени, взяв тяжёлую морду пса в руки:

— Ну что, пойдём охотиться?

«Только ты один на меня так смотришь. Без отвращения, — пёс заглянул в добрые лазурные глаза Барти. — Даже с любовью. Смотришь… На меня отвратительного. Как мужчина может быть таким приторно красивым? Знаешь, ты похож на мать».

— У тебя опять болят глазки? — забеспокоился юноша, видя, что глаза собаки заслезились.

«Это слёзы, дурачок».

— Барти, ты собираешься в лес на охоту? — взволнованно спросила Гвен.

— Да, мам.

— Будь осторожнее, — озабоченно заговорил Карл, беря в руки ребёнка. — Наши патрули уже не раз наталкивались на ожившие трупы животных. Кажется где-то поблизости поселился отшельник малюм, практикующий некромантию. Мы обязательно найдём его, это дело времени.

— Я буду осторожен, отец, — Барти присмотрелся к ребёнку. — Ирамия уже дала ей имя?

— Барсула, — кивнул Карл.

— Необычное. Надо же она совсем непохожа ни на Руми, ни на Ирамию.

— Даже для Барти очевидно, что девочка не дочь Руми, — причитала Гвен, когда Барти ушёл. — Я больше не могу ждать подходящего времени для таких разговоров.

— Не нужно… — не успел договорить Карл.

Гвен быстро вышла из комнаты, направляясь к покоям Ирамии. Но чем ближе она приближалась к ним, тем меньше решимости в ней оставалось.

Ирамия тихо посапывала в постели, когда Гвен вошла. Её сердце неистово билось. Она попыталась подобрать нужные слова, но её мысли смешались. Гвен сделала несколько последних шагов к постели:

— Ирамия, ты спишь?

Девушка открыла уставшие глаза и вымученно улыбнулась. Бледный цвет её лица слился с белой подушкой.

— Как ты милая?

— Спасибо за беспокойство. Уже лучше, — хрипло ответила Ирамия.

Гвен теребила пальцами подол своего кружевного платья, каштановые локоны спадали на её пышную грудь:

— Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время для таких разговоров, но, Ирамия, кто отец ребёнка?

Девушка удивлённо посмотрела на Гвен и прохрипела:

— Руми, — её пересохшее горло заболело.

— Ирамия, девочка не похожа ни на кого из вас.

— В чём вы обвиняете меня?

— Я нахожу некоторое сходство ребёнка, — сделала паузу Гвен, — с Гаем.

«Жалкое подобие человека, — мысленно рычала Ирамия. — Как ты смеешь говорить такое своей будущей королеве».

«Пожри их пламенем огня», — прохрипел грубый жуткий голос, вырывая Ирамию из сна. Всеобъемлющая тишина ночи нарушалась агуканьем ребёнка.

«Как же эти стриги быстро растут», — нервно подумала она, встав с постели, и подошла к кроватке.

Жёлтые глаза Барсулы искрились, тёплый свет разлился на её щеках и запутался в пушке бровей. Она смотрела куда-то сквозь неё, словно говорила с кем-то.

Ирамия прикоснулась к груди, сердце билось спокойно:

— Ничего. Ничего не чувствую. Ты просто личинка.

«Пожри их пламенем огня!» — настойчиво прохрипел голос.

Ирамия, вздрогнув, посмотрела на свою ладонь и напряглась. Фиолетовые молнии разрезали воздух, чёрное пламя повисло над рукой, источая тепло.

Внезапно дверь комнаты открылась:

— У вас всё хорошо, миледи? — спросила служанка и, увидев чёрно-фиолетовый огонь, раскрыла в изумлении рот.

— Всё прекрасно, — ответила она, и сбила служанку с ног.

— Что вы делаете?

Чёрные вены сетью оплели лицо Ирамии, склера потемнела, радужка заискрилась фиолетовым. Она зажала ладонью рот служанки, и подобрала с пола ожившую мышь. Девушка пыталась вырваться, но Ирамия запустила руку под её кружевные юбки. Служанка мычала, по её щекам текли слёзы, широко раскрытые глаза с ужасом метались, когда мышь продирала себе путь в её лоно. Сотни жужжащих болью игл разрывали плоть несчастной изнутри.

Ирамия почувствовала промежностью как что-то толкается в животе жертвы; мышь прогрызала путь наружу. Девушка дёрнулась в последний раз и затихла.

Злобный, истеричный смех вырвался из пересохшего горла Ирамии.

Ноги Барти тонули в снегу. Гади прыгал за ним из сугроба в сугроб, оставляя за собой два следа. Большой след головы, маленький — тела.

«Что-то я уже устал», — подумал пёс, рухнув в очередной сугроб.

Барти подошёл к дереву, сняв перчатку, и прикоснулся к его замёрзшему стволу:

— Как же я люблю зиму, Гади. Обычно химс не бывает таким холодным, — говорил он, глубоко вдыхая свежий воздух. Длинная каштановая коса лежала на его плаще, выпав из под соболиного ворота. — А вот и первая шкурка.

Барти подошёл к другому дереву, похрустев снегом, который забивался под мех его сапог. Он взялся за дуги капкана, приколоченного к толстой ветви, пытаясь развести их:

— Эх, придётся тащить домой вместе с капканом, — вздохнул он, рассматривая шкуру куницы.

Пёс замер, прислушиваясь. Его белый мех слился с сугробами, лишь восемь глаз, словно капли крови на снегу, выдавали его. Совсем близко хрустнул снег. Барти и Гади обернулись на звук. Рысь готовилась к прыжку. Барти выхватил из-за спины стрелу и вскинул лук. Стрела угодила в глаз животному, но оно даже не дёрнулось.

Крупная кошка неслась на юношу. Гади зарычал, раскрывая жуткую пасть, и сбил рысь, ударившись о её бок. Он вонзил в её шкуру зубы и когти передник лап. По его морде заструилась чёрная кровь, шипя и разъедая его плоть. Пёс отскочил от неё, скуля от боли. Он упал в сугроб, катаясь по снегу. Сердце Барти кольнула боль. Он отправил в кошку ещё одну стрелу, но она не остановилась. Через несколько прыжков рысь сомкнула челюсть на его руке:

— Аааааа!

Монстр перестал кататься по снегу, готовый вырваться из тела собаки, но в его кровавых глазах заплясали огоньки алого пламени. Морда кошки загорелась. Она разжала челюсти, выпуская руку Барти и, сделав несколько шагов, рухнула в сугроб, сгорая в фиолетово-алом пламени.

Барти кинулся к собаке, не обращая внимания на боль в руке. Он обхватил его морду ладонями, судорожно ощупывая её:

— Как такое возможно?! — опешил он.

«Регенерация, — мысленно хмыкнул пёс. — Но это было чертовски больно».

Влажные пары выдыхаемого воздуха оседали на ресницах Руми. Он с грустью смотрел на скованный льдом корабль, стоя у причала. Мощные лапы чудовища, вонзавшиеся в борт судна, покрылись инеем.

— Партурик будет в этом плену до самой весны. Ты уверен, что не хочешь перезимовать дома? — спросил Жарос и откусил кусочек ароматного вяленого мяса.

— Уверен, — сурово ответил Руми.

— Ты слишком жесток к себе.

Руми склонил голову:

— Я подвёл отца.

— Значит служба в моём флоте — твоё наказание? — огорчился Жарос.

— Вовсе нет. Это были три самых удивительных месяца в моей жизни. Я чувствую себя куда увереннее, чем раньше.

— Рад слышать, — Жарос закинул в рот последний кусок мяса и проглотил его. — Но ты и никогда не был слюнтяем в отличие от Барти.

— Барти не слюнтяй, — нахмурил тёмные брови Руми. — Что-нибудь известно о Казиме?

Жарос мотнул головой, словно отгоняя от себя кошмар:

— Нет. Мои люди обрыскали весь Исаад и ближайшие окрестности Тарплена. Он будто исчез. Сгорел бесследно в малюмском пламени.

Мышцы Руми свело от холода; кожа его зимнего доспеха скрипнула:

— Мне жаль, но может быть он ещё объявится. Что-то похолодало. Может пойдём?

Жарос кивнул и направился за юношей в сторону здания флота:

— Сомневаюсь. Брат никогда не пропадал, тем более так надолго. Думаю, его больше нет среди живых.

Руми внимательно посмотрел на старого капитана Партурика:

— Жарос, Казима ведь твой старший брат?

— Верно.

— Но почему ты выглядишь намного старше его? Можно подумать, что ты его отец, даже скорее дед.

— Он питался лучше меня, — ухмыльнулся Жарос, обнажая выпирающие клыки. Тяжёлый меховой плащ Руми не мог скрыть, как вкусно пахла его живая плоть. Капитан громко сглотнул.