Морталия. Узурпация (СИ)

Глава 25. Стригхельм. Ильтагсая

Рориш услышал душераздирающий крик ребёнка, когда оказался возле двери своего двухэтажного дома. Он выронил портфель и ворвался в гостиную, где на полу сидела Малика, держа в руках их сына. Запутавшиеся пакли чёрных волос спадали на её плечи. Она бесновалась словно ведьма у жертвенного алтаря. Малыш заливался хриплым плачем, его связки настолько устали, что голос сильно осип и постоянно срывался. С его окровавленного лица стекали слёзы вперемешку с соплями, и крупными алыми каплями падали на грудь тонкой рубахи. Малика занесла нож и в который раз собралась вонзить его в щёку ребёнка. Рориш бросился к ней, схватив за руку:

— Что ты делаешь? — взвыл он, пытаясь разжать её цепкие пальцы.

— Черви! Его жрут черви! — прорычала она, смотря на Ильтага безумными глазами.

— Какие черви?! Малика, ты убьёшь его! Отдай нож!

Рориш боролся с её неестественно сильной рукой. Малика рванула руку и лезвие ножа рассекло левую ноздрю ребёнка:

— Ааааааа! — не прекращал рыдать малыш.

Рориш от бессилия схватился окровавленными руками за голову, пачкая кровью линзы круглых очков. Его колено больно ударилось о молоток, лежащий на полу. Он сгрёб оружие и замахнулся, опустив его на голову безумной жены. Под звон металла и хруст черепа внутри Рориша что-то сломалось. Малика выпустила из рук малыша, удивлённо распахнув чёрные глаза, словно на мгновение к ней вернулся рассудок. Рориш снова нанёс удар, и снова, и снова…

Дерево гнулось от каждого удара хлыста злобного духа ветра. Повелитель стихий нещадно кидал молнию за молнией, собирая в серых облаках воду. Распахнутые ставни глухо постукивали о жёлтый облицовочный камень двухэтажных домов, извивающихся словно змеи. Сухая листва кружилась с пылью наперегонки. Рориш не видел ничего за багровыми стёклами своих очков, он поднял их на лоб, который облепили окровавленные кудри. Его ватные ноги торопливо шаркали по серой брусчатке, дрожащие руки осторожно сжимали, словно спящего, малыша:

— Ильтаг, — шептал он, глотая слёзы. — Ильтаг, — каждый болезненный вдох давался ему с трудом. Сердце бешено билось. В его памяти всплыл давно забытый образ розовощёкой девчонки. Малика держала в руках васильки и смеялась. Он с горечью сжал веки, горячие слёзы лились по его щекам. — Ильтагсая.

Редкие прохожие шарахались от него, женщины вскрикивали и рыдали. Рориш подошел к двери трёхэтажного многокомнатного дома и взялся за верёвку, его рука соскользнула, но звон разошёлся по комнатам за нею. Ожидание казалось вечностью. От шагов за дверью у Рориша замерло сердце:

— Что мне делать, — выдавил он, когда увидел Друлля.

Сыщик не смог вымолвить ни слова, ошарашено смотря на изувеченного ребёнка. Он забрал малыша и кинулся в комнату, положив его на диван. Ильтаг был без сознания, его грудь еле заметно вздымалась.

— Рориш, будь здесь, — напряжённо хмурил брови сыщик. — Будем надеяться, что Лари ещё не уехал в Камвек. Я приведу его.

— Ты ведь спасёшь его? — безжизненным голосом спросил Рориш.

— Я сделаю всё, что смогу. У нас нет времени.

Друлль собрался уйти, но Рориш схватил его за руку:

— Ты ведь вернёшь его?

— Рориш, очнись! Он ещё жив.

— Если не будет, то вернёшь?

Друлль заметил в его волосах седину, даже глаза на его молодом лице сделались блёклыми как у старика:

— Да, верну, — серьёзно ответил сыщик и взял Рориша за руку. — Обещаю, мы вернём его.

Лари сидел в комнате и смотрел в открытое окно, наполовину заросшее плющом. Он немного прибалдел, вдыхая дым из трубки и прохладный влажный воздух позднего вечера. Внезапный стук в дверь, привел его в смятение. Он вскочил, закашлявшись, бросил трубку в свой большой стакан с мятным чаем и убрал его в стол. Затем сев обратно в мягкое кресло, отряхнулся от пепла:

— Войдите.

Друлль обеспокоенно ворвался в комнату вместе с прохладой. Мокрый серый плащ пристал к его телу:

— Лари ты нужен мне, быстро собирайся и пошли, — его голос дрожал.

Лари встал и взял в руки роскошный сюртук:

— Что случилось?

— Малика искромсала лицо Ильтагу.

Лари выронил сюртук, опустившись обратно в кресло:

— Я не пойду! — выпалил он, нервничая и сжимая сильными руками бархатные подлокотники.

— Лари, чёрт! Я умоляю тебя, мне нужна твоя помощь!

— Ты просишь меня слишком о многом.

Друлль наморщил лоб:

— Лари, мне нужен герой.

— Я не герой. Ты же знаешь, я не могу, — говорил он запинаясь. — Я не лекарь. Я просто нагреваю руны, наложенные Майей на ткань. И я не могу, — мотал он головой.

— Я всё понимаю. Но кроме тебя никто не спасёт его. Ты либерат, Лари. Ты сам поток. Ты сможешь, я знаю.

— Дело не в этом. Он ребёнок… И он в крови… Это мука для меня. Я… я не могу, — умоляюще говорил Лари и крупные слёзы тонули в его рыжей бороде.

— Я буду с тобой.

— Я не могу… — прошептал Лари и зарыдал.

— Все мы жертвы своих родителей, — грустно сказал Друлль и обнял друга.

Диван под телом Ильтага пропитался кровью. Малыш чуть слышно дышал, не приходя в сознание. Лари вдохнул металлический аромат, его плоть напряглась и затвердела. Он слышал биение своего сердца. Ореховый запах возбуждения разлился по комнате. Друлль сжал его плечо.

Лари вытянул руки, громко сглотнув. Его глаза заискрились янтарём; на ладонях затрещали молнии, вырывая язычки золотого пламени:

— Ни души, ни тела, — шептал он. — Я есть сила. Я поток.

Пламя приобрело белый цвет и начало обжигать его руки. Каждая новая белая искра разрезала его кожу, из ран сочилась кровь. Но его волновала другая боль. Отвращение к самому себе из-за мерзкого влечения к покалеченному ребёнку и невозможность обуздать эти желания, неподвластные его воли.

Лари выпустил искры на лицо малыша. Белые языки пламени лизали его разорванные щеки. Ребёнок стонал, когда его раны затягивались.

Через некоторое время руки Лари безвольно повисли, кровь струилась по его ладоням, отбивая на полу такт:

— У него остались шрамы, — выдавил он. — Больше я не могу ничем помочь.

Друлль кивнул. Лари оттолкнул его и выбежал из комнаты, столкнувшись с Роришем за дверью.

«Надо как-то успокоиться!» — Лари тяжело дышал; лицо горело. Оказавшись в «Монахине» первое, что бросилось ему на глаза это овальное старинное зеркало во весь рост.

«Кто же вешает зеркала в таких заведениях на входе», — с горечью подумал он, отводя янтарный взгляд. Он ещё раз с отвращением взглянул на своё отражение, прежде чем зеркало пошло трещинами; стекло зазвенело и просыпалось на пол к его ногам. Мятежное воображение рисовало жуткие сцены насилия. Осколки вонзались в лицо ребёнка. Плоть Лари напряглась до боли. Он вошёл в тайный зал и схватил блудника, жадно впиваясь в его мягкие губы со вкусом клубники.

Ильтаг пришёл в себя, открыв песочные глаза. Белые рубцы изрезали его лицо. Некогда соломенные волосы стали седыми. Рориш подошёл к сыну и сгрёб его в объятия, прижимая к себе:

— Теперь всё будет хорошо. Папа с тобой, — рыдал он. — Папа всегда будет с тобой, Ильтагсая.

— Мама, — сказал своё первое слово малыш.