Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Давление Вашингтона на Москву по вопросу долгов

Тотчас после встречи в госдепартаменте Хэлл по предложению Буллита отправил в американское посольство в Москве телеграмму следующего содержания: "Трояновский отверг мои предложения об урегулировании вопроса о долгах, претензиях и кредитах и не сделал никаких новых предложений. Я издаю этим вечером в 9 часов заявление для публикации". Затем уведомлялось о возможной ликвидации Экспортно-импортного банка, отзыве морского и военного атташе, устранении должности генерального консула, сокращении состава посольства. "Буллит желает, чтобы Ниммер и Уайт во время прощального визита сказали Ворошилову, что недоразумения и препятствия в развитии американо-советских отношений создавал Литвинов". С большим удивлением и недоумением сотрудники посольства прочитали столь необычную для них депешу. Она была полной неожиданностью и вызвала растерянность. Этой акцией госдепартамент решил провести политическую демонстрацию, оказать давление на советское правительство и возложить ответственность за случившееся лично на Литвинова. На следующий день в печати появилось заявление госсекретаря Хэлла о переговорах между США и Советским Союзом по поводу долговых претензий и кредитов, которые продолжались более года. В данное время, говорилось в заявлении, нет надежд на какое-либо соглашение. При этом оправдывалась позиция Вашингтона, а советское правительство обвинялось в неуступчивости, не упоминалось об отходе США от "джентльменского соглашения" и сделанных советской стороной уступках. 1 февраля президент Рузвельт встретился с представителями прессы. Корреспонденты находиллсь под впечатлением заявления о прекращении американо-советских переговоров. Они спрашивали президента, верно ли, что Литвинов обещал уплатить долг в сумме 75 млн долл., но этого не сделал, каковы перспективы функционирования Экспортно-импортного банка, кто повинен в создавшемся положении и как в будущем могут развиваться отношения с Россией? Рузвельт говорил неохотно и лаконично, по существу уклонялся от ответов и рекомендовал обратиться за разъяснениями в госдепартамент, либо лично к К. Хэллу. Безусловно, он был хорошо осведомлен о намерениях и планах госдепартамента. Заявление Хэлла было продиктовано политическими и тактическими соображениями, преследовавшими цель создать критически-напряженную ситуацию и побудить Советский Союз к вынужденным уступкам. 2 февраля Уайли нанес визит заведующему 3-м Западным отделом НКИД Б.Б. Рубинину и взволнованно сообщил ему, что в связи с прекращением переговоров решается вопрос о сокращении посольства, закрытии генконсульства в Москве, ликвидации Экспортно-импортного банка, необходимость в котором отпала из-за малого объема торговли. Рубинин выразил сожаление, заметив, что советская сторона пошла навстречу требованиям американцев, а они не сочли возможным поиск компромиссов4. 6 февраля генеральное консульство США в Москве было ликвидировано и вместо него создан консульский отдел в посольстве. Для Вашингтона, как замечает Лой Гендерсон в своих воспоминаниях, стало ясно, что в будущем "невозможно будет поддерживать тесные дружественные отношения с Советским Союзом". В эти дни в НКИД были заняты подготовкой ответа госдепартаменту по поводу его заявления в печати. 2 февраля Литвинов направил Сталину (копии Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе) докладную записку, в которой предлагал опубликовать заявление по линии ТАСС с разъяснением позиции правительства. Он отмечал, что такой шаг государственного секретаря США Хэлла нельзя оставить без ответа и комментариев. По его словам, трудно согласиться с мнением Трояновского не выступать в печати, а подождать реакции самого президента Рузвельта. "Я думаю, — писал Литвинов, — что нам не следует ждать, пока Рузвельт сделает еще какой-либо шаг, ибо этот шаг может определяться нашей позицией". Кроме того, нарком рекомендовал "разъяснить Трояновскому, что мы не заинтересованы в возобновлении переговоров и предлагаем ему таких переговоров не стимулировать6. Литвинов имел в виду, по-видимому, письма полпреда, направленные Сталину в ноябре прошлого года, и отклоненные политбюро по его совету. Предложение наркома было одобрено, и 23 февраля ТАСС опубликовало разъяснение НКИД. В нем говорилось, что советское правительство неоднократно заявляло о готовности обсуждать вопрос о старых долгах при условии признания его контрпретензией и предоставлении ему займа. На этой основе и велись переговоры с США в Вашингтоне, и была достигнута договоренность с президентом. Между тем в последующих переговорах это условие было нарушено американской стороной, в частности о займах. Что касается советского правительства, то оно строго следовало букве соглашения, делало уступки до предела возможного. Однако госдепартамент не шел навстречу. В заключение обращалось внимание на то, что перед СССР и США стояли важные цели обеспечения мира посредством сотрудничества. В этот же день поверенный в делах Д. Уайли посетил наркома Литвинова, который встретил его спокойно и не стал обсуждать сложившуюся ситуацию в отношениях между двумя странами, а предпочел заверить его в дружественных чувствах к США, чем постоянно руководствовался в переговорах о долгах. Пусть этот вопрос некоторое время побудет на точке замерзания, а затем будет успешно урегулирован. На вопрос Уайли, на чем основан подобный оптимизм, он ответил: в скором времени могут измениться политические условия в Европе, и это окажет влияние на советско-американские отношения, в том числе и на проблему долгов. Уайли воспринял это как иллюзию8. Находясь под впечатлением беседы с Литвиновым, Уайли телеграфировал в госдепартамент: официальные круги Москвы спокойно относятся к случившемуся, считая, что интересы деловых людей США одержат верх и они повлияют на правительство относительно предоставления кредитов Москве9. С этим в госдепартаменте не были согласны. Стремясь оказать давление на Москву, американская дипломатия предприняла акцию, призванную продемонстрировать недовольство и решимость официального Вашингтона. Характерно, что в тот же день поверенный в делах США Д. Уайли телеграфировал в госдепартамент о тяжелом положении СССР в смысле получения кредитов. Оно не улучшается, а ухудшается, и советское правительство вынуждено пойти на уступки. Во второй телеграмме он информировал госдепартамент, что в дипкорпусе циркулируют слухи о падении престижа Литвинова, есть сомнения в правильности его линии и поведения в переговорах с американцами. Поэтому нарком, по мнению Уайли, заверял его в дружеских чувствах и намерениях в отношении США и подчеркивал, что его позиция непоколебима с юридической точки зрения10. Американская печать бурно реагировала на сообщение о разрыве переговоров и тем более на акцию госдепартамента в отношении отзывов атташе, ликвидации генконсульства и сокращения штата посольства в Москве. Пресса подняла кампанию против СССР. Газеты "Нью-Йорк Тайме", "Вашингтон Пост" и другие оправдывали госдепартамент и его политику в отношении Советского Союза. В конгресс были внесены предложения о разрыве отношений, но этот вопрос в палате представителей не обсуждался. Ряд газет не одобрил такой шаг госдепартамента. Газета "Вашингтон Дэйли Ньюс" 1 февраля писала, что поспешные действия со стороны госдепартамента нельзя оправдать. Редактор иностранного отдела газетного треста "Скриппс—Говард" В.П. Симмс обратил внимание на потерю в результате прекращения переговоров выгодных советских заказов, в то время как Франция и Англия, не поднимая вопроса о довоенных долгах России, предоставляют ей кредиты и ведут с ней торговлю. Газета "НьюЙорк Пост" 7 февраля отметила, что действия США выгодны для Токио. Неуспех переговоров отрицательно повлиял на отношения между отдельными группами в США и президентом. Противники признания России — католическая церковь, американский легион, федерация труда, разные патриотические организации — развернули критику политики Рузвельта, обвиняя его в том, что он будто бы допустил крупную ошибку, установив дипломатические отношения с советским правительством, которое не желает платить долги. Еще 3 января 1935 г. член палаты представителей республиканец Джордж Тинкхем (от штата Массачусетс) внес резолюцию, предлагавшую разорвать отношения с СССР. Подобная резолюция была внесена и сенатором Р. Бэрбуром (от штата Нью-Джерси). Печать Херста обвинила Москву в срыве переговоров. 11 января газеты Херста напечатали жирным шрифтом внесенную в конгресс резолюцию о разрыве отношений с СССР. Но она не привлекла внимания конгрессменов. Газета "Окланд Трибюн" справедливо писала 7 января: "Глупо рвать отношения с государством только потому, что у него другая система". Сторонники налаживания взаимоотношений с СССР выступили с критикой поведения госдепартамента. 23 января 1935 г. Р. Барбур, а 1 февраля сенатор Кларк представили в комитет внешних сношений палаты представителей и в аналогичную комиссию сената резолюции о разрыве отношений с СССР. В марте комиссия по иностранным делам в палате представителей назначила закрытое слушание по подобной резолюции конгрессмена Д. Тинкхема от штата Массачусетс, где проживает большое количество католиков. Когда открылось заседание, председатель Мак-Рейнолдс спросил, настаивает ли Тинкхем на том, чтобы разглашать протоколы слушания. Член комиссии Блюм внес предложение вообще прекратить слушание, которое было поддержано. Никакого слушания не состоялось. Тинкхем угрожал опубликовать материалы о пропаганде в СССР. Комиссия по иностранным делам сената также отказалась обсудить такую же резолюцию. Госсекретарь Хэлл не поддерживал публичных слушаний в конгрессе в связи с акцией госдепартамента. Не разделяя крайних мер конгрессмена Тинкхема, 9 февраля он сказал, что этого не следует делать.

В связи с прекращением переговоров консервативные силы в США активизировались. Американский легион, разные общественные организации собирали подписи, требуя разрыва дипломатических отношений. Херстовская пресса поддерживала эту кампанию. В Нью-Йорке в Русскоамериканском институте во время пребывания там посла Буллита со стороны отдельных лиц раздавались голоса с требованием, чтобы он больше не отправлялся в Советский Союз. В связи с убийством Кирова антисоветская кампания на Западе расширилась. Так, в середине декабря 1934 г. советское консульство в Нью-Йорке подверглось пикетированию. 5 января 1935 г. Херст произнес речь по радио "об ужасах в СССР". 4 февраля демонстранты вновь пикетировали генконсульство СССР в Нью-Йорке в знак протеста против массовых репрессий в Советском Союзе18. 19 февраля Трояновский писал Литвинову: "В Калифорнии недовольны репрессиями в стране Советов в связи с убийством Кирова. Сенатор Джонсон даже говорил мне, что эти расстрелы более отрицательно повлияли на наши отношения, чем ход переговоров о претензиях и кредитах"19. Репрессии, нарушения прав человека и законности вызвали смятение среди друзей СССР в Америке. Они сомневались в правильности действий советского руководства, возмущались, а нередко и протестовали. В феврале в полпредство поступали угрожающие письма в адрес полпреда. 2 марта советник Б.Е. Сквирский уведомил об этом помощника заведующего восточноевропейским отделом госдепартамента Пакера.

14 февраля К.Е. Ворошилов принял помощника военного атташе по морским делам капитана Д. Ниммера по его просьбе. В ходе беседы, продолжавшейся 25 минут, выяснилось, что он и Уайт рассчитывали на привилегированное положение среди корпуса военных представителей. Они полагали установить широкие знакомства с комсоставом и их семьями, но их ограничивали. Уайту не разрешали свободных полетов на личном самолете Буллита по стране. В противоположность наркомату обороны другие правительственные ведомства, в частности наркоматы иностранных дел и внешней торговли, сказал Ниммер, не проявляли желания к сотрудничеству с США, в том числе и Литвинов. Ворошилов не согласился с этим и пожелал достигнуть взаимопонимания. Он дал понять, что нежелательно отзывать военно-морского атташе из Вашингтона. Затем Ворошилов познакомил собеседника с планами развития советского военно-морского флота в Черном море и на Тихом океане21. Ниммер остался доволен беседой. Поверенный в делах США Д. Уайли, информируя госдепартамент об этой встрече, писал, что Ворошилов является настоящим другом США, он стремится к сотрудничеству и взаимопониманию между двумя странами. Такой же точки зрения придерживался и Буллит. Зато о наркоме Литвинове посол был иного мнения, считая, что из-за него США и СССР не могут решить многих проблем, в том числе о долгах. Разумеется, нарком играл значительную роль в формировании внешнеполитического курса в отношении США. Обо всех своих встречах с послом Буллитом, а также Трояновского с представителями госдепартамента он информировал Сталина. Указания в Вашингтон обычно направлялись после его одобрения. Предложения и тексты телеграмм по важным вопросам, как правило, составлялись Литвиновым и Крестинским и только после их корректировки и утверждения отправлялись от имени НКИД, нередко со ссылкой на "инстанцию".

Вести о неудаче переговоров по долгам и кредитам стали широко обсуждаться американцами. Они посещали полпредство и госдепартамент, вносили свои предложения. Действовал комитет держателей облигаций царских займов 1916 г. в сумме 86 млн долл. Их интересы отстаивал адвокат Рубин. Представитель комитета лиц и фирм по претензиям к СССР мистер Койл посетил 27 марта 1935 г. полпредство и беседовал с советником Сквирским о путях выхода из создавшейся ситуации. Он предлагал заключить соглашение с комитетом по частным претензиям. Койл встречался по этому поводу также с заместителем и помощником госсекретаря У. Филлипсом и У. Муром. Последние усомнились и не поддержали предложения Койла и Хансона22. В частности, Койл предлагал госдепартаменту, чтобы комитет вступил в переговоры с советским правительством об оплате претензий, связав это с финансированием советской торговли. Литвинов считал их также мало реальными23. 23 февраля 1935 г. представители банков Файнберг и Ледерер встретились со Сквирским и выразили беспокойство неудачей переговоров. Большую заинтересованность проявил "Национал Сити Банк"24. Член комитета бондодержателей, имевших претензии к СССР, Ледерер предложил организовать заем для СССР с целью погашения частных претензий. Банкиры хотели вступить с СССР в частные переговоры25. Прекращение переговоров в Вашингтоне о долгах и кредитах имело международный резонанс. 6 февраля советник полпредства СССР в Германии С.А. Бессонов писал Литвинову из Берлина о том, что, по мнению Я. Шахта, неудача переговоров в США и во Франции может негативно отразиться в определенной степени на кредитных переговорах с Германией. Не все советские заказы могут быть в ней размещены. Фирмы постараются затягивать переговоры. 14 марта министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль в беседе с полпредом Потемкиным о проекте советскофранцузского пакта неожиданно заговорил о долгах, на что полпред категорически заявил, что не следует связывать эти две проблемы26. В ответ Лаваль сказал, что он все же собирается поставить перед советским правительством и Сталиным вопрос о возможном урегулировании долгов, так как многие держатели русских бумаг требуют этого. Потемкин убеждал своего собеседника не предпринимать такого нежелательного шага, ибо советское правительство отрицательно настроено к этому вопросу, и может последовать неблагоприятная реакция27. Таким образом, в Берлине и Париже пристально наблюдали за переговорами в Вашингтоне. В ряде европейских стран развернулась кампания против СССР и его руководителей. В ней принял участие лично Муссолини. Она была беспрецедентной в истории советско-итальянских отношений28. Не лучше была ситуация в Финляндии. 27 февраля 1935 г. Литвинов в беседе с посланником Финляндии в СССР Ирье Коскиненом заявил: "Ни в одной стране пресса не ведет так систематически враждебной кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведется такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии"29. 1б февраля из Берлина в Москву поступила телеграмма, в которой полпред Я.З. Суриц писал: "Антисоветская кампания в разгаре". Германская дипломатия, заигрывая с Англией, добивалась "свободы действий на Востоке", используя при этом охлаждение в советско-американских отношениях30. Десять дней спустя в НКИД от него опять поступила такая же тревожная депеша. Она была адресована заместителю наркома Н.Н. Крестинскому. Суриц сообщал, что в Берлине нервная обстановка. Антисоветская кампания приняла отчетливые формы подготовки мирового общественного мнения против СССР. Она носит обдуманный характер. Активны Риббентроп и Розенберг. Их цель — убедить другие государства, что военное столкновение с СССР неизбежно, противоречия и разногласия непримиримы31. Внешнеполитическое положение Советского Союза складывалось крайне неблагоприятно. Раздражающим фактором в советско-американских отношениях являлся также вопрос о строительстве здания для посольства в Москве. Длительное время шли переговоры об этом, велась активная переписка, но безрезультатно. Американцы неоднократно ставили этот вопрос. 11 января 1935 г. посольство США вновь напомнило о необходимости его решения. Н.Н. Крестинский обратился с письмом к Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу и Орджоникидзе с предложением урегулировать этот назревший вопрос и принять положительное решение32. Спустя полтора месяца, 26 февраля Литвинов в докладной записке Сталину (копии Молотову, Кагановичу, Ворошилову и Орджоникидзе) не советовал занимать в сложившейся напряженной обстановке негативную позицию. "Мне кажется, что при нынешней напряженности наших отношений с Америкой, — отмечал Литвинов, — было бы нецелесообразно резко отказать во всех просьбах посольства, что, несомненно, еще больше обострило бы напряженность отношений"33. Он предлагал согласиться на беспошлинный ввоз материалов для американского посольства. Это соответствовало обычной международной правовой практике. Но его предложение не было принято. В условиях обострения международного положения, и в частности советско-американских отношений, негативной активности дипломатии США и противников признания Советского Союза, НКИД отстаивал свои позиции, проводимую ранее политическую линию в переговорах, принимал контрмеры. 16 февраля 1935 г. Литвинов встретился с корреспондентом газеты "Нью-Йорк Тайме" У. Дюранти и показал ему подписанный Рузвельтом меморандум об урегулировании долгов и претензий, против чего энергично протестовали американские власти. В меморандуме говорилось лишь о займе, а не кредитах. Дюранти предложил опубликовать этот меморандум в "Нью-Йорк Тайме". Литвинов отклонил предложение, но согласился, чтобы об их беседе появилась публикация в газете34. Так и было сделано. 18 февраля в "Нью-Йорк Тайме" о ней сообщалось на первой странице35. В госдепартаменте были недовольны. Буллит подтвердил, что Литвинов в беседе с ним постоянно подчеркивал, что он во время переговоров с Рузвельтом говорил о займах. В связи с отзывом госдепартаментом военно-морского и авиационного атташе у советского руководства возникла идея также отозвать своего военно-морского атташе вице-адмирала Ораса. Но Литвинов рекомендовал этого не делать. По его мнению, такой шаг мог быть оценен в Вашингтоне как политическая акция, последствием которой явилось бы углубление разногласий с Америкой. Он советовал не проявлять поспешность. Советское руководство воздержалось от отзыва военных представителей из США. В тот же день Литвинов написал еще одну докладную Сталину (копии Молотову, Кагановичу, Ворошилову, Орджоникидзе) о предложении С. Брукхарда относительно трехкратной пролонгации пятилетнего кредита с наступлением срока платежей через 20 лет. Выдвигалась также идея об отчислении самими американцами на покрытие долга Керенского некоторой доли процентов по советским товарным кредитам без специального соглашения об этом. Эти два предложения были приемлемы как основа для ведения переговоров, но возникает вопрос, спрашивал нарком, насколько эти предложения поддерживаются или исходят от госдепартамента, поручил ли он С. Брукхарду как неофициальному лицу выступать с ними37. Литвинов хотел выяснить этот важный вопрос. Приведенные факты свидетельствовали о стремлении наркома найти пути ослабления напряженности между двумя странами. В эти критические дни особенно активно было полпредство в Вашингтоне, стремясь ослабить и нейтрализовать выступление оппозиционных сил. 6 марта советник полпредства Б.Е. Сквирский встретился с сенатором У. Бора. В ходе беседы был затронут вопрос о неудаче переговоров о долгах. Советник кратко рассказал о мотивах поведения советского правительства во время переговоров. Главное — нежелание осложнять отношения с рядом европейских государств — Англией и Францией. Сенатор согласился, порекомендовав не обращать внимания на враждебную кампанию прессы Херста. "Все разумные люди знают, что он не стесняется в средствах"38, — справедливо заметил Бора. Через два дня С.А. Трон сообщил Сквирскому, что провал переговоров о долгах породил большое чувство разочарования в деловых кругах, особенно после того как помощник госсекретаря У. Мур предупредил компании пока воздерживаться от контактов с представителями СССР до заключения соглашения о долгах. Поэтому они пассивны в отношении кредитования и торговли39. 6 февраля Трояновский выступил в клубе колледжа в Спрингфилде на тему "Борьба Советского Союза за мир и разоружение — главная черта его внешней политики". Спустя пять дней он прочитал доклад в Колумбийском университете о положении в Советском Союзе. Буквально через два дня полпред рассказал в Американской академии политических и социальных наук о внешней политике советского государства. "Наука в Международных отношениях" — такова была тема его выступления о единстве мира и необходимости сотрудничества ученых миролюбивых стран. 13 февраля Трояновский, выступая в Филадельфии с докладом о положении в мире, обратил внимание на внешнюю политику Японии, ее отказ от подписания советско-японского договора о ненападении40. 13 марта Б.Е. Сквирский сделал доклад в Американо-русском институте в Филадельфии, рассказав слушателям о внутреннем и внешнем положении Советского Союза. Неделю спустя Трояновский выступил в Нью-Йорке, в клубе банкиров. В своем большом докладе полпред с беспокойством говорил о нарастании угрозы войны. Если она возникнет, то в нее будут втянуты многие государства и народы. Она не будет локальной и изолированной. Напротив, этот катаклизм неизбежно приобретет мировой масштаб, который будет самым разрушительным. Неисчислимы будут его жертвы. И народы всех континентов должны осознать опасность надвигающейся катастрофы. Необходимо объединение государств и народов в целях сохранения и защиты мира на земле. Таково веление времени. Особое место, — подчеркнул он, — занимают отношения между СССР и США. Это две великие державы, и от их политики и взаимоотношений многое зависит в мире41. Наблюдая за развернувшейся в печати широкой враждебной кампанией и оживленным обсуждением в американских официальных кругах проблемы отношения к Советскому Союзу, Трояновский полагал, что в определенной степени вина лежит на советской дипломатии. Она не была, как ему казалось, достаточно гибкой, не использовала всех возможностей в ходе переговоров о долгах. Позиция советского правительства была иногда излишне твердой и однозначной. Но и американцы также проводили жесткую линию. Беда в том, что они уверовали в возможность побудить Москву к согласию и принятию требований Вашингтона путем неуступчивой дипломатии. Трояновский считал все же возможным продолжать поиск компромиссов, взаимоприемлемых вариантов, конструктивного диалога. Литвинов и Крестинский иначе оценивали сложившуюся обстановку и не видели смысла продолжать переговоры с американцами о долгах, взаимных претензиях и кредитах. Они настаивали на принятии советских условий. Разные подходы и взгляды на переговоры рельефно обнаружились в переписке НКИД с полпредством в Вашингтоне. 2 февраля Литвинов в письме, адресованном в политбюро ЦК партии, просил разъяснить Трояновскому: "Мы не заинтересованы в возобновлении переговоров и предлагаем ему таких переговоров не стимулировать"

42. Но полпред, по-видимому, оставался при своем мнении и продолжал настаивать на своем предложении. Он считал необходимым не прерывать переговоров. По его мнению, невыгодно от них отказываться. Возражая послу, 9 марта заместитель наркома Н.Н. Крестинский убеждал его: "Возобновление переговоров возможно и целесообразно лишь в том случае, если американцы признают, что мы не можем принять их прежнее требование и что исходным пунктом новых переговоров должно быть принятие американцами нашей позиции в вопросе о кредитах"43. Касаясь торговли с США, Крестинский соглашался вести ее на условиях обычного кредита. Одновременно он подчеркивал: "Нам их кредиты не нужны, и в то же время нам было бы политически очень выгодно иметь соглашение о платеже долгов"44. В том же письме Крестинский констатировал, что переговоры о долгах оказали негативное влияние на американское правительство и общественное мнение страны. Но если бы советское правительство, отмечал Крестинский, удовлетворило американские требования о долгах, тогда пришлось бы иметь дело с европейскими государствами, и в первую очередь с Францией. Она наверняка бы также предъявила требования об уплате долгов. Отказ ей вызвал бы негативную реакцию французов и затруднил бы переговоры о новом торговом соглашении, включая вопрос о предоставлении кредитов. Таким образом, выигрыш американцев, подчеркивал Крестинский, "повел бы за собой серьезные осложнения... В дальнейшем нужно пока выжидать, не предпринимать никаких шагов, учитывая, что немцы предлагают кредит 200 млн марок на 5 лет. К тому же Чехословакия готова предоставить пятилетний кредит. От американцев же мы готовы принять кредит сроком на 20 лет. Таковы наши условия, и мы от этого не отступим". Напомним, что 20 апреля между Германией и Советским Союзом было заключено соглашение, по которому Берлин предоставлял кредит в сумме 200 млн марок. Резюмируя переговоры о долгах и кредитах, Крестинский далее писал: "...К нам предъявляли требования, которые мы ни в коем случае не могли удовлетворить. На нас давили, давили между прочим и угрозой разрыва отношений, если мы не согласимся платить по старым долгам... Теперь же переговоры объявлены законченными. Мы долгов не платим, отношения, тем не менее, не разорваны, и, насколько можно судить по всей информации, которая к нам поступает, американское правительство к этой мере прибегать не собирается"45. Госдепартамент с самого начала заявил, что вопрос о разрыве отношений даже не обсуждался. Внесенные по нему в конгресс резолюции не рассматривались. Таким образом, налицо был благоприятный выход из трудного положения. Так оценили в Москве развитие советско-американских отношений. Поэтому Крестинский писал Трояновскому о решительном несогласии возобновить переговоры о долгах и кредитах. "Лаваль, — сообщал он, — будучи в Москве, ставил перед Сталиным вопрос о платеже долгов. Сталин просто отмахнулся от этого вопроса как неактуального и несерьезного"46. В действительности, это был слишком серьезный вопрос и советское правительство комплексно рассматривало его во время переговоров с США, учитывало позицию Франции и Англии. Крестинский в переписке с Трояновским неоднократно подчеркивал, что правительство не отказывалось от переговоров с США по вопросам о долгах, но на условиях, которые были ранее изложены. Пусть американцы примут "наши позиции в вопросе о кредитах". 9 марта 1935 г. Литвинов также направил письмо Трояновскому, в котором отмечалось, что советское правительство согласно на американский заем с выплатой годовых 7,5%, хотя многие государства предлагают финансовые кредиты с погашением 5,5 — 6,5% в год47. СССР не может гарантировать обязательность заказов в США в течение 20 лет48. Несколько позже, 5 мая, нарком уведомил Трояновского о том, что предлагаемый американцами пятилетний заем для советского государства неприемлем. Можно вести переговоры только о двадцатилетнем займе49. Приводимые аргументы не вполне убеждали Трояновского, который 27 марта с беспокойством сообщал наркому Литвинову, что переговоры прерваны, а в политических и дипломатических кругах Вашингтона царит обеспокоенность. Активно обсуждаются события в Европе. Говорят об опасности войны и возможной в этой связи позиции США. Вопрос же о долгах и кредитах — незначительный вопрос и мало кого занимает в высших сферах. Поэтому возможности для соглашения еще не упущены. Банковская группа Моргана заинтересована в наших заказах, в расширении экономических связей. "Я стою за обсуждение и заключение соглашения, ибо оно нам нужно в предвидении предстоящей войны", — писал Трояновский. "Следует иметь в виду, — продолжал он, — что в Европе довольно ощутимо колеблется чаша весов между миром и войной. Об этом много говорят и пишут. Обсуждаются вопросы внешней политики США и советско-американские отношения. Некоторые выступают за сближение с СССР, а другие — против. Американский легион и другие организации собирают сотни тысяч подписей за разрыв дипломатических отношений с советским правительством"50. Между тем нельзя было не считаться с тем, что президент Рузвельт, вопреки обещанию, не согласился предоставить ни заем, ни двадцатилетний финансовый кредит. То был неоспоримый и очевидный факт. Госдепартамент в переговорах не шел на уступки, придерживался тактики нажима и давления на советскую сторону, выжидал осложнений положения СССР на Дальнем Востоке и в Европе, пытаясь перед общественностью возложить ответственность на советскую сторону. 22 марта поверенный в делах США Д. Уайли в неофициальном разговоре с П. Лапинским жаловался на ненормальное состояние американо-советских отношений. С раздражением он говорил и упрекал советские органы власти, их отношение к США. По его мнению, во всем повинна Москва51. В этой оценке проявилась необъективность его суждений.

В целом переговоры о долгах, продолжавшиеся 15 месяцев, оказались безрезультатными. В ходе их не удалось преодолеть разногласия, а именно: сколько и какой процент советское правительство обязано было платить в счет погашения долгов, на каких условиях американское правительство согласно предоставить долгосрочный кредит Москве. Факт сокращения штата посольства, закрытие генконсульства в Москве и внезапный отзыв морского и авиационного атташе являлось политической демонстрацией госдепартамента. Но дальше он не пошел. В конечном счете тяжелая ситуация, в которой оказались обе страны, была преодолена сравнительно благополучно. Не произошло наихудшего — разрыва дипломатических отношений, их развитие во многом зависело от событий в Европе и на Дальнем Востоке, где Советский Союз играл активную роль.

Германия вооружается перед второй мировой войной

С приходом к власти нацисты поставили своей целью добиться первым долгом ревизии Версальского договора, освободиться от статей, запрещавших Германии иметь армию и флот, снять наложенные на нее ограничения. Она требовала паритета на вооружение. 16 марта 1935 г. рейхсканцлер Гитлер в нарушение Версальского мирного договора заявил о введении всеобщей воинской обязанности, создании армии в составе 36 дивизий численностью 550 тыс. человек. Это неожиданное заявление в стране было воспринято с одобрением, особенно среди генералитета. Послы Англии и Франции выразили формальные протесты, Совет Лиги наций — недовольство. Гитлер бросил вызов всем соседям, а в рейхстаге произнес лицемерную речь о том, что Германии нужен мир и она стремится к нему. 20 марта посол У. Додд направил госсекретарю К. Хэллу в ответ на его запрос информацию, в которой констатировал, что Гитлер уведомил послов Франции, Англии, Италии и Польши о введении в Германии всеобщей воинской обязанности. Среди дипломатов царило возбуждение. 17 марта Гитлер дал интервью корреспонденту английской газеты "Дейли Мейл" Уорду Прайсу, заявив, что предпринятый Германией шаг затронул лишь часть Версальского договора. Из Вашингтона поступили две телеграммы послу Додду с запросом: что бы это значило. Британский министр иностранных дел Д. Саймон в сопровождении лорда хранителя печати А. Идена поспешил в Берлин за разъяснениями, надеясь официально узнать, с какой целью и зачем немцы увеличивают армию и флот. 25 — 26 марта состоялись переговоры с Гитлером, министром иностранных дел бароном фон К. Нейратом и уполномоченным по вопросам разоружения И. Риббентропом. Обсуждалось положение в Европе, идея заключения Восточного пакта, политика Германии в отношении Австрии. Саймон заявил, что Европа может развиваться либо по пути сотрудничества, либо произойдет ее разделение со всеми последствиями. Гитлер дал понять, что Германия намерена проводить независимую политику. На вопрос, как канцлер относится к Восточному пакту, он ответил, что Германия против пакта, она опасается угрозы со стороны России. Германское правительство не собирается нарушать неприкосновенность и независимость Австрии2. Гитлер при этом дал понять, что Великобритании не стоит беспокоиться, она может стать естественным союзником рейха. И если ее сила в колониях, торговле и на море, то будущее Германии на Востоке. Одновременный конфликт для нее с Россией и Англией явился бы ошибкой. Необходимо взаимопонимание между Берлином и Лондоном. Сказанное отвечало интересам сторонников сохранения Британской империи. У Гитлера состоялись две продолжительные встречи с Д. Саймоном. Рейхсканцлер заявил, что он против Восточного пакта, за двусторонние договоры в пользу Дунайского пакта. Дважы затронул вопрос о возвращении колоний Германии, выразил нежелание вступать в Лигу наций, заявил, что Германии нужен военно-морской флот мощностью в одну треть британского.

В беседах с Саймоном и Иденом Гитлер искусно использовал карту антикоммунизма. По его словам, Германия, оказывая большую услугу Европе, вынуждена вооружаться для защиты от угрозы коммунизма. Лично он непоколебим в своем нежелании подписывать какой-либо пакт о взаимопомощи с участием Советского Союза. Обстановка заставляет Германию сохранять свободу действий в будущем. Канцлер высказался против сотрудничества Франции с СССР, предложив ей занять нейтралитет. Как только Саймон покинул Берлин, Гитлер принял французского и бельгийского послов, а также поверенного в делах Италии, проинформировав их о результатах переговоров с британским министром иностранных дел. Он сообщил о создании флота, о готовности поддержать заключение военно-воздушного пакта при условии, что авиация Германии будет эквивалента воздушным силам любой страны в Европе. Германия не будет гарантировать независимость Австрии, не намерена настаивать на ратификации границ Чехословакии и затрагивать проблемы Польского коридора и возврата колоний3. 31 марта госдепартамент получил большую телеграмму от посла Лонга с оценкой политического положения в Европе. В ней он отмечал, что весь континент встревожен, страны обеспокоены широкими военными приготовлениями Германии, ее более чем полумиллионной армией. Трудно сказать, смогут ли европейские государства оказать ей сопротивление и предотвратить военный конфликт. Планируемые встречи стран в Стрезе едва ли принесут пользу. Скорее всего там никакие решения не будут приняты. Франция не в состоянии сопротивляться. На Балканах ситуация сложная. Париж и Лондон не решили идти им на сближение с Советским Союзом или нет, так как в случае войны может усилиться влияние коммунистов в Европе. Война может превратиться в общеевропейскую, вызвать колоссальные разрушения городов, глубокие социальные перемены, сопровождаемые экономическим хаосом. Она будет более разрушительной, чем первая мировая. Опасно, если политические и социальные доктрины России распространятся на Центральную и Западную Европу. Не исключена угроза мировой цивилизации. Предвидя такой ход развития событий, едва ли Англии можно идти на сближение с Россией. В порядок дня ультимативно ныне поставлен вопрос: удастся ли Германии установить контроль над Центральной и Юго-Восточной Европой как эффективный заслон против проникновения коммунизма в Европу4. Таким образом, Лонг считал, что Германию следует рассматривать как аванпост в борьбе против коммунизма в Европе и нет необходимости оказывать сопротивление при ее экспансии в страны Восточной Европы. Неделю спустя, 8 апреля, Лонг в беседе с представителем итальянского дипломатического ведомства Сувичем затронул вопрос о намерениях Германии. Сувич сказал, что Берлин не согласен с Локарнскими соглашениями, немецкая дипломатия занята проблемами Австрии и демилитаризованной зоны Рейна, не гарантируя их статус-кво. Правительство Германии намерено создать армию численностью в 36 дивизий. Она уже располагает авиацией более сильной, чем Великобритания, поспешно строит флот, равный флоту Франции5. Из американской миссии в Латвии госдепартамент получил телеграмму, которая гласила, что Латвия и Эстония решительно против предполагаемого Россией Восточного пакта о взаимопомощи. Более того, правительство Латвии считало опасным для ее независимости российско-французский договор о взаимопомощи6.

18 апреля генеральный консул США в Женеве Жильберт телеграфировал госсекретарю К. Хэллу, что Россия и Чехословакия очень опасаются установления Германией господствующего влияния в Европе7. Из Берлина Иден направился в Варшаву, где глава правительства Ю. Пилсудский не стал даже говорить с ним о коллективной безопасности, а посоветовал Англии "лучше заниматься своими колониями, а не европейскими делами". Министр иностранных дел Ю. Бек с удовлетворением и доверительно сказал: "Восточный пакт похоронен, похоронен окончательно". В беседе с германским послом Мольтке он не без гордости признал, что ему удалось Восточному пакту нанести "смертельный удар". Из Польши Иден прибыл в Москву, где ему было оказано особое внимание и гостеприимство. Он дважды беседовал с Литвиновым, первая встреча продолжалась около двух часов, вторая — более часа. Собеседники обменялись мнениями по многим вопросам международного положения как в Европе, так и на Дальнем Востоке10. Иден кратко сообщил Литвинову о характере встреч Саймона, его бесед с Гитлером, который заявил, что отвергает Восточный пакт о взаимной помощи и Германия не намерена возвращаться в Лигу наций. Численность ее сухопутной армии будет доведена до 550 тыс. человек, а воздушный флот будет равен британскому. В свою очередь Литвинов обратил внимание Идена на агрессивные тенденции в германской внешней политике, которая вдохновляется двумя основными идеями — идеей реванша и идеей господства в Европе12. "Выдвигая на первый план восточную экспансию, — заявил нарком, — Гитлер хочет поймать на удочку западные государства и добиться от них санкции его вооружения", а затем его "пушки могут стрелять совсем в другом направлении". Удар может обрушиться сначала на Польшу и Францию. 29 марта с Иденом встретился И.В. Сталин. Беседа продолжалась более часа в присутствии В.М. Молотова, М.М. Литвинова и И.М. Майского. С английской стороны участвовал посол Чилстон и сотрудник министерства иностранных дел У. Стрэнг. Международное положение в мире, отметил Сталин, — напряженное, хуже, чем в 1913 г. Большую тревогу вызывают действия Японии на Дальнем Востоке. Ее активность будет возрастать, и особенно это проявится через 3— 4 года. Германия, заявил Сталин, представляет военную опасность в Европе. Для обеспечения мира на европейском континенте необходимо заключение Восточного пакта взаимной помощи. Иден внимательно слушал, воздерживаясь от высказываний. Одновременно Сталин сказал, и не случайно, что германское правительство согласилось предоставить Советскому Союзу заём, вооружение и армию. Для Идена это было полной неожиданностью14. Беседа показала нежелание британского правительства брать на себя какие-либо обязательства в случае агрессивных актов Германии15. В совместном коммюнике, составленном без дипломатических тонкостей, выражалось желание обеих стран к плодотворному сотрудничеству в деле сохранения мира и лояльного выполнения принятых обязательств. Участники встречи согласились продолжать усилия в направлении создания коллективной безопасности в Европе в согласии с Лигой наций. Организация безопасности в Восточной Европе и намеченный пакт о взаимопомощи имели целью создание гарантии равной безопасности. Приветствовалось бы участие в пакте Германии и Польши. Было признано, что дело коллективной организации мира и безопасности представляло первостепенную важность.

16 апреля Саймон в беседе с председателем американской делегации Вильсоном сказал, что Сталин произвел большое впечатление на Идена знанием европейской ситуации, проблем отношений Франции с Германией. По его мнению, не стоит бояться Германии16. Примечательно, что 31 марта в газете "Правда" была опубликована статья заместителя наркома обороны М.Н. Тухачевского о военных планах Германии. Предварительно с ней ознакомился Сталин и внес свои поправки. В ней указывалось, что введение закона о всеобщей воинской обязанности в Германии являлось нарушением Версальского мирного договора 1919 г., запрещавшего ей иметь тяжелую артиллерию, танки, военную авиацию, подводные лодки. Ее вооруженные силы по договору ограничивались 100-тысячной сухопутной армией. Теперь же заявлялось о намерении сформировать 12 корпусов, 36 пехотных дивизий мирного времени численностью до 546 тыс. человек. На вооружении сухопутной и морской авиации планировалось иметь до 8700 самолетов. Общая численность германских вооруженных сил должна была достигнуть 849 тыс. человек. Германская армия, таким образом, превосходила по численности на 40% французскую, которая располагала всего 20 дивизиями и была не способна быстро предпринять активные действия против рейхсвера. В течение 1935 г. Германия произведет свыше четырех с половиной тысяч самолетов. Громадные вооруженные силы составят могучую армию вторжения. Кроме того, Польша насчитывала 30 дивизий, число которых могло быть быстро удвоено по мобилизации17. Характерно, что в памятной записке концерна "ИГ Фарбениндустри" были изложены мысли об организации военной экономики. В ней утверждалось, что производство вооружения для армии должно занять первостепенное место. Все это должно сохраняться втайне18. Армия Советского Союза насчитывала 940 тыс. человек, в то время как страна имела в 2,5 раза больше населения, в десятки раз превосходящую территорию, чем Германия. 15 февраля начальник разведуправления РККА Берзин в записке наркому обороны СССР К.Е. Ворошилову писал, что в Берлине считают возможное вторжение рейхсвера в пределы Литвы началом войны с Россией. Это весьма вероятно. Германия гарантировала польскому правительству выход к Балтийскому морю через Литву и вообще поддержку его политики в деле восстановления Великой Польши, обеспечение ее выхода к Черному морю. Это не затрагивает интересы Германии. 21 и 22 февраля 1935 г. берлинская газета "Берлинер БерзенЦайтунг", орган германской тяжелой индустрии и рейхсвера, опубликовала статью о необходимости вооружения Германии с целью защиты Европы от угрозы со стороны СССР. Для этого предлагалось мобилизовать общественное мнение в пользу объединения европейских стран против растущей вооруженной силы СССР19. 4 апреля посол Германии в СССР Вернер фон дер Шуленбург посетил Литвинова и высказал недоумение по поводу публикации статьи Тухачевского, в которой приводились размеры вооружений Германии. "Если в Берлине не согласны, — заметил нарком, — они имеют возможность открыто в печати опровергнуть приведенные в статье цифры"20. В тот же день германский военный атташе в Москве полковник Гартман встретился с начальником отдела внешних сношений НКО СССР А.И. Геккером и тоже выразил от имени рейхсвера удивление в связи с опубликованием статьи столь значительным в политическом и военном отношениях лицом, как Тухачевский.

Англия и Франция отделались обычными дипломатическими протестами в отношении несоблюдения Германией Версальского договора. Франция обратилась в Лигу наций с меморандумом об одностороннем нарушении Германией международных обязательств. Что касается СССР, то в соответствии с указаниями из Москвы на чрезвычайной сессии Совета Лиги наций выступил глава делегации М.М. Литвинов. Он заявил, что советское правительство никогда не солидаризировалось с решениями Версальского договора, не ответственно за него и нет оснований его защищать, но в то же время совершенно очевидно, что односторонняя отмена Германией отдельных статей этого договора опасна. Это создает угрозу миру22. Мировое сообщество не может не признать факт нарушения Германией международного договора и принятых ею обязательств, она встала на путь создания армии с целью пересмотра границ насильственными методами23. Он обратился к членам Совета с вопросом: "Можно ли закрыть глаза на подобные факты?"24. Однако предложение советской стороны принять резолюцию о проведении срочных мер для сохранения мира было отклонено. Позиция США в эти дни была выражена послом Буллитом, который прибыл в Париж, чтобы лично познакомиться с политическим положением в Европе и информировать об этом президента. 8 апреля он встретился с главой внешнеполитического ведомства Франции Пьером Лавалем, с которым был хорошо знаком. Первым долгом он спросил его, как идут переговоры между Францией и Советским Союзом о заключении пакта о взаимопомощи, какова позиция по этому вопросу французского правительства.

Лаваль рассказал о подготовке проекта договора, намечаемой его поездке в Москву, но у него есть сомнения и колебания относительно военной мощи Красной Армии. Она может поддержать порядок внутри страны, но не способна вести серьезные операции в случае войны за рубежом. У русских достойна внимания только авиация — таково мнение военных советников, заметил Лаваль. Вступление пакта в действие возможно лишь после согласования с Лигой наций. После заключения пакта о взаимопомощи последуют, вероятно, оформления подобных договоров со странами Малой Антанты, Балканской Лиги и не исключено — с Польшей. После этой беседы Буллит встретился с полпредом Потемкиным и также проявил повышенный интерес к советско-французским переговорам и заключению договора о взаимопомощи. Полпред подтвердил возможность в ближайшем времени его подписания. Более того, он сказал, что Чехословакия последует примеру Франции. Докладывая об этом президенту Рузвельту, Буллит признавал, что такой договор создаст самые благоприятные позиции для Советского Союза. В этом случае ни Германия, ни Япония не осмелятся его атаковать. Литвинов через шесть месяцев может вступить в переговоры с Германией и Польшей. В Европе не думают о мире, все стремятся приобрести "как можно больше союзников для следующей войны". На приеме в советском полпредстве Буллит заявил, что "США не намерены втянуть себя в события, которые приближаются". В эти дни, с 11 по 14 апреля в г. Стреза (Италия) проходила конференция представителей Великобритании, Франции и Италии. В ней приняли участие главы правительств Б. Муссолини, Р. Макдональд, Фланден, их министры иностранных дел, как обычно, множество экспертов, советников и помощников, триста журналистов. В центре внимания было политическое положение в Европе. Глава британского правительства Р. Макдональд изложил основные направления внешней политики Великобритании, министр Д. Саймон сообщил о поездке в Берлин, переговорах с Гитлером, о германской точке зрения на Восточный и Дунайский пакты, воздушный пакт и Лигу наций. Фланден и Муссолини задали несколько вопросов. Давая информацию о первом дне работы конференции, газета "Правда" 13 апреля отмечала, что он прошел в тяжелой атмосфере, в условиях "взаимного недовольства участников", а по телефону корреспондент газеты образно телеграфировал: "Туман из Лондона и туман из Стрезы". На второй день работы конференции Саймон огласил заявление германского министра иностранных дел Нейрата о желательности установления отношений между государствами Восточной Европы на основе идей пакта Келлога. Французы и итальянцы не поддержали предложения Нейрата. Лаваль уведомил участников конференции о намерении его правительства заключить договор о взаимопомощи с СССР на базе Устава Лиги наций. Саймон принял лишь к сведению информацию, не одобрив ее и не отвергнув. Муссолини высказал сомнение в полезности такого пакта для Запада, сославшись на географическую отдаленность СССР и неподготовленность Красной Армии. Литвинов был возмущен тем, что без согласия и уведомления советского правительства вопрос о Восточном пакте был по инициативе Лаваля поставлен на обсуждение участников конференции, которые не осудили факт вооружения Германии. Более того, по предложению Муссолини, они высказались за довооружение Венгрии, Болгарии, Австрии25. Участники встречи, выразив сожаление по поводу нарушения Германией Версальского договора, отказались от принятия каких-либо санкций против нее, продемонстрировав этим готовность к ее умиротворению. В тот же день на открытии чрезвычайной сессии Совета Лиги наций М.М. Литвинов предупредил об опасности нарушения международных договоров и использовании вооружения для завоевания чужих территорий и целых государств. Он призвал объединить все миролюбивые силы против агрессии. Его предложение о принятии мер и резолюции для сохранения мира было отклонено и рекомендовано создать комиссию для уточнения экономических и финансовых мер в случае нарушения какой-либо державой международных обязательств. Это вызвало в Берлине негодование. Лига наций не имеет права быть "судьей Германии", — говорилось в ноте германского правительства, адресованной Лондону26. Буквально на следующий день после конференции в Стрезе посол Додд направил в государственный департамент письмо о внешней политике Германии, Италии и Японии. Беседа с Нейратом, Риббентропом и дипломатами, французским послом Франсуа Понсэ, отмечал Додд, показали, что Германия стремится окружить Россию, установить контроль над Балтийским морем. К тому же Гитлер прямо заявил при встрече с министром Д. Саймоном о намерении Германии продвинуться в Литву, Латвию и Эстонию. "Другим средством окружения России является союз с Японией, который дает этой стране почти полную свободу рук в Азии". В Берлине ходят слухи, что Япония готовится захватить Владивосток и русский Дальний Восток, писал Додд27. Через два дня американский посол Роберт Бингхэм сообщал в госдепартамент, что участники Стрезы обсудили положение в Европе, подтвердили верность Локарнским соглашениям, Великобритания никаких новых обязательств на себя не взяла28. 5 апреля 1935 г. Додд доносил госсекретарю Хэллу о политическом положении в Германии. Обстановка в Германии, отмечал посол, напоминает 1912 г. Рейхсвер все еще не готов к войне. Однако газеты, географическиекарты и учебники свидетельствуют о готовности Германии к борьбе за возврат немецких земель. Ее экономическое положение тяжелое. 2 апреля официальный представитель канцлера заявил: "Всеобщая воинская обязанность и современные вооружения обеспечивают процветание". "По всей территории Германии разбросаны огромные казармы, окруженные большими учебными плацами, и множество аэродромов, в которых тяжелые бомбардировщики днем и ночью совершают учебные полеты". Все происходящее в стране позволяет сделать "вывод, что непосредственной и главной целью является война". Германия намерена вернуть все потерянное ею в 1918 г. Генералы одобряют всеобщую воинскую обязанность, говорят о войне. Английский посол считает, что она возникнет через два года. Додд, склонен был полагать, что она может быть развязана в любое время. Заканчивал посол свою телеграмму словами: "Европа являет печальную и варварскую картину"29. 5 апреля посол в Польше Кудахи информировал Хэлла, что, по словам первого секретаря британского посла, Гитлер в беседах с Саймоном настаивал на формировании 36 дивизий, ибо Европе угрожает большевизм, ее надо спасать. Для этого нужно перевооружать армию, предназначенную для неминуемого нападения. Против Польши у Гитлера нет агрессивных замыслов. Никаких комментариев со стороны Идена сделано не было30. 6 апреля посол Дж. Штраус телеграфировал из Парижа в госдепартамент, что Германия нарушила Версальский договор, бросила вызов Европе. Большинство ее стран против перевооружения Германии, за исключением Италии. Они за сохранение баланса сил в Европе с целью обеспечения мира и предотвращения войны. Но Франция не желает помогать Польше и государствам Малой Антанты. Ее усилия, особенно со стороны радикал-социалистов во главе с Эдуардом Эррио, направлены на сближение с Россией. По мнению Лаваля, война абсолютно неизбежна, и она начнется, когда Германия будет к этому готова. Великобритания стремится сохранить баланс сил в Европе и выступать в роли посредника. Италия опасается германской экспансии в направлении Австрии. Саймон сказал французскому послу в Лондоне Корбину, что Франция может рассчитывать на Англию31. Небезынтересны суждения поверенного в делах США в СССР Дж. Уайли, который 7 апреля 1935 г. телеграфировал госсекретарю, что позиция Германии становится более агрессивной, положение в Европе оказывает влияние на внешнюю политику Советского Союза. Восточный пакт встречен негативно в Польше и неопределенно в Балтийских государствах. Политика Франции в отношении России осторожна, в Париже мало верят в ее помощь. Советская авиация не сможет играть важную роль в случае войны в Восточной Европе. Советское правительство опасается, что Великобритания преднамеренно направляет Германию на востоке к войне против России32. 9 апреля 1935 г. американский посол Б. Лонг, говоря о предстоящей конференции европейских держав в Стрезе, писал Рузвельту, что, по его мнению, она может дать новый толчок милитаристскому звону Германии, которая не отступит от своих намерений, пока этот звон "не прозвучит на востоке и на юге". В конце концов европейские державы окажутся под главенством Германии. Это не так уж плохо, отмечал посол, поскольку только две державы способны доминировать в Европе — Германия или Советский Союз. "Я содрогаюсь, когда думаю о русском господстве. Германия должна быть первой; ее господство должно быть твердым и жестким... оно должно способствовать укреплению культуры, которая более близка нам"33. Таковы были внешнеполитические взгляды посла Лонга, по существу совпадавшие с намерениями и взглядами Гитлера об установлении господства Германии над Европой. В этих напряженных условиях советская дипломатия целенаправленно стремилась изменить ситуацию в пользу Советского Союза. С большими трудностями Литвинову удалось в Женеве согласовать с Лавалем текст пакта о взаимопомощи. По этому поводу в телеграмме в НКИД он сообщал: "Лаваль был крайне туг на уступки. Всем своим поведением и разговором он подчеркивал свое полное равнодушие к пакту, которое стало у него еще заметнее после Стрезы, укрепившей солидарность Франции с Англией и Италией. Он говорил друзьям, что считает себя в отношении нашего пакта в положении подгоняемой собаки"34. В ходе обсуждения отдельных статей пакта, по словам Литвинова, "приходилось драться и ставить требования ультимативно"35. Лаваль отказался от гарантии безопасности Прибалтики, а взаимную помощь ограничил только случаями нападения Германии на Францию или Советский Союз. Следовательно, помощь по пакту проблематична со стороны Франции вследствие ее известных соглашений в Локарно и подчинения решений Лиге наций. И все же политическое значение пакта, по мнению Литвинова, большое, так как уменьшался бы в определенной степени соблазн нападения на СССР Германии, Польши и Японии, он являлся сдерживающим фактором сближения Франции с Германией36. США, внимательно следившие за политическими событиями в Европе, воздержались от публичного осуждения нарушения Гитлером Версальского договора. Президент Рузвельт посоветовал комиссии сенатора Джеральда Ная приступить к разработке законопроекта о нейтралитете США, их невмешательстве в европейские дела. Комиссия под руководством госсекретаря Хэлла с осени 1934 г. была занята разработкой различных вариантов законопроекта о нейтралитете для представления в конгресс. Этот вопрос находился в центре внимания печати и общественности. 23 марта 1935 г. на приеме представителей печати Хэлл выразил беспокойство тенденциями к несоблюдению некоторыми государствами взятых на себя обязательств. "Всем известно, что Соединенные Штаты всегда считали, что договоры должны составлять основу, на которой должно покоиться какое-либо прочное мирное урегулирование"37. Через пять дней он в беседе с германским послом Лютером ограничился вопросом: каково отношение германского правительства к разоружению, к тому, чтобы привести Западную Европу к мирным политическим и социальным отношениям. Хэлл остался верен себе: выражаться абстрактно, ни к чему не обязывающими фразами38. Известный журналист Артур Крок опубликовал в газете "Нью-Йорк Тайме" 25 апреля статью, в которой обратил внимание на то, что США не заявили формального протеста против нарушения Германией Версальского мирного договора. Подобное молчание свидетельствовало о желании госдепартамента избегать по возможности участия в европейских делах. Осторожность Вашингтона создавала впечатление в Берлине и Токио, что "можно безнаказанно нарушать договоры с Соединенными Штатами". Иначе оценивал ситуацию в Германии посол Уильям Додд, который придерживался либеральных взглядов и ненавидел нацистский режим. Когда 4 апреля Хэлл запросил посла Додда, существует ли непосредственная угроза войны в Европе39, он встретился с английским послом Эриком Фиппсом, который выразил сомнение в сохранении мира в Европе. До м встретился также с министром иностранных дел Нейратом, сообщившим, что немцы только и думают о войне, по стране распространяются карты об аннексии Нидерландов, Австрии, некоторых районов Швейцарии и Польского коридора, нацисты маршируют повсюду в военной форме40. Французский посол Ф. Понсэ сказал Додду, что пока Гитлер не будет форсировать войну, так как он еще не готов к ней. Если Англия не присоединится к Франции, война неминуема. Премьер-министр Чехословакии Э. Бенеш заявил в конце марта Ф. Понсэ о решимости его страны защищать свою независимость при поддержке союзников, в противном случае ей придется капитулировать41. Беседы дали основание послу Додду записать в свой дневник: "В одном не приходится сомневаться: Гитлер стремится к войне. Когда именно нанесет он первый удар — это зависит от степени подготовленности и от удобного повода"42. 5 апреля Додд телеграфировал Хэллу в ответ на его запрос, что нацистское правительство ведет себя агрессивно. Гитлер, Геринг и Геббельс способны на любое безрассудство43. Спустя несколько дней, 16 апреля, Додд сказал статс-секретарю МИД Германии Бернарду фон Бюлову: американцы считают, что Германия идет к войне, Гитлер намерен аннексировать Чехословакию и Австрию44. Какова же была реакция на события главы Белого дома? Объясняя позицию США в отношении Европы, Рузвельт писал в тот же день Додду в Берлин: "Как я уже говорил Вам, я чувствую себя в настоящее время абсолютно неспособным оказать какие-либо услуги делу укрепления мира ни сейчас, ни в будущем"45. Эти слова не допускали неопределенности. Ответ был однозначным. Надо набраться терпения и выжидать. Через несколько дней У. Мур информировал Додда о настроении в официальных кругах США: ничего не делать, что могло бы втянуть Вашингтон в вооруженный конфликт46. Разумеется, дипломаты в Вашингтоне обсуждали политическую ситуацию в Европе, и в частности заявление Гитлера. 19 марта в полпредстве состоялся обед, на котором присутствовали помощник госсекретаря Карр, лидер большинства в сенате Робине, глава дальневосточного отдела госдепартамента С. Хорнбек. Участники находились под впечатлением брошенного Гитлером вызова всей Европе, задавались вопросами, возможна ли война в Европе и какова вероятность участия в ней Соединенных Штатов. По мнению Карра, Америка может быть втянута в нее. Сенатор Робине придерживался иного мнения. США постараются остаться в стороне, но не исключено их участие в войне. Дипломат С. Хорнбек как более информированный и опытный во внешнеполитических делах заявил: слухи о войне преувеличены, и он "не ожидает военного столкновения где бы то ни было в ближайшее время"47. В этом дипломат заблуждался. Вскоре, как известно, разразилась итало-эфиопская война, а Гитлер ввел войска в Рейнскую зону. Германия ускоренно готовилась к переделу европейской политической карты. 17 марта вашингтонский корреспондент "Нью-Йорк Тайме" писал: "Декрет о введении всеобщей воинской обязанности следует рассматривать как открытую практику того, что ранее делалось втихомолку". Через десять дней, 28 марта, журналист Фрейзер Хэнт в беседе с советником полпредства Б.Е. Сквирским много и озабочено говорил о положении в Европе, возможности в ней войны. По его мнению, Германия пока к ней не готова, для этого ей нужно время. Многое зависит от Великобритании и ее политики. Она не против столкновения Германии и СССР, но при условии остаться в стороне от вооруженного конфликта. Оценка международной ситуации и намерений Японии и Германии отражала реальность: "Если бы СССР не был вооружен в достаточной мере, то сейчас война, несомненно, имела бы место"48, — закончил беседу Фрейзер Хэнт. Американский посол в Риме Б. Лонг систематически информировал госдепартамент об изменении политической обстановки в Европе под влиянием дипломатии Берлина. 31 марта он сообщил госсекретарю Хэллу, что после переговоров с Д. Саймоном Гитлер конфиденциально встретился с послами Франции, Бельгии и поверенным в делах Италии и информировал их о том, что Германия издала декрет о создании армии, будет строить флот по мощи в одну треть британского, готова вступить в воздушный пакт на условиях, что ее авиация будет самой сильной в Европе; он не гарантирует независимость Австрии, не настаивает на ратификации границ Чехословакии, возврате Польского коридора и колоний49. На следующий день Лонг писал Хэллу о том, что возбужденная Европа очень обеспокоена программой вооружения, провозглашенной Германией. Ее боятся все страны. Западные государства поставлены перед дилеммой: либо принимать ее вызов, либо отклонять, что в будущем означает войну50. Возникает вопрос: чт<5 в этих условиях делать Англии и Франции, какова должна быть их стратегия? Трудно поверить, что они пойдут на сближение и союз с Россией. Это приведет к войне, последствием чего в конечном счете явится распространение коммунизма в Европе, установление контроля СССР над Центральной и Восточной Европой, разрушение цивилизации. Развитие событий поставило вопрос ультимативно — либо Германия устанавливает контроль над Центральной и Восточной Европой, либо коммунизм навязывается всей Европе51. Весь ход мыслей посла сводился к тому, что наиболее целесообразно предоставить возможность Германии продвигаться в юго-восточном направлении Европы, а Великобритании и Франции не идти на сближение с Советским Союзом, ибо это опасно. Лонг заранее предсказывал, что конференция в Стрезе никаких решений не примет. Он негативно относился к идее сближения Франции с Советским Союзом и переговорам о заключении договора. 18 апреля он телеграфировал в госдепартамент: "Россия добивается автоматического действия пакта о взаимопомощи в случае войны, но Франция возражает, она старается связать его с Лигой наций"52. Посол Кудахи из Варшавы телеграфировал 4 апреля в госдепартамент о негативном отношении Польши к пакту о взаимопомощи, который предлагал Советский Союз. "Латвия и Эстония тоже против"53, — сообщала миссия из Латвии. 17 апреля посол Бингхэм телеграфировал. Хэллу из Лондона, что участники конференции в Стрезе подтвердили верность Локарнским соглашениям; Великобритания никаких новых обязательств не взяла54. Для британской дипломатии это было главное, и премьер-министр Р. Макдональд гордился этим. Буллит следил за каждым шагом советской дипломатии как в Европе, так и на Дальнем Востоке в связи с введением Германией всеобщей воинской обязанности. В Америке продолжали обсуждать состояние советскоамериканских отношений, прекращение переговоров о долгах, отзыв сотрудников из посольства США в Москве. В официальных кругах Вашингтона возникла идея оказать давление на советское правительство, дать понять, что отношения между двумя государствами вступили в критическую фазу и находятся накануне разрыва. Утром 18 марта (через три дня после введения Гитлером закона о всеобщей воинской обязанности) в кабинете военного атташе посольства СССР в США комбрига Бурзина раздался телефонный звонок. Заведующий отделом восточноевропейских стран госдепартамента Р. Келли попросил Бурзина встретиться с послом Буллитом. Военный атташе согласился. Беседа продолжалась около часа55. Буллита интересовал вопрос: "Как военный атташе оценивает обстановку в Европе?" Не выслушав собеседника, он сам поспешил высказаться в том плане, что Европа — пороховой погреб, атмосфера наполнена ожиданием войны. США не заинтересованы в европейских делах. Не лучше ситуация на востоке, продолжал посол. Продажа японцам КВЖД не спасет положения. Они будут и далее устраивать провокации против России. Что касается США, то их интересы в Китае ограничены. Филиппины доставляют им только неприятности. В этот критический момент Советская Россия проводит не совсем правильную политику. Переговоры в Вашингтоне о долгах и взаимных претензиях прерваны. Бурзин спокойно заметил, что в сложившейся ситуации надо укреплять советско-американскую дружбу, а не разрушать. В срыве переговоров виноваты США, ибо небольшой экономический вопрос американцы превратили в политическую проблему, ведь речь идет о 100 млн долл., в то время как США ассигновали 5 млрд долл. только на восстановительные работы. Далее военный атташе напомнил послу о том, что европейские страны не требуют от СССР немедленной выплаты долгов, а США настаивают на этом. "Но ведь мы другая страна, мы — США! — воскликнул посол, — У нас большую роль играет общественное мнение". Далее Буллит перешел к личным вопросам. Он с предубеждением относился к Литвинову. Ему казалось, что нарком не считался с ним, безразличен к его предложениям и просьбам. Если Сталин, Молотов и Ворошилов внимательны и адекватно реагируют на мои просьбы, сказал посол, то Литвинов выступает против и иногда даже разговаривает нехотя. Сталин и Межлаук готовы оказать помощь в строительстве посольства, а Литвинов возражает. В Наркоминделе зачастую с послом разговаривают рядовые сотрудники, а не сам Литвинов. "Мне не разрешили летать на личном самолете по стране", — заявил Буллит. Затем он отметил, что в Вашингтоне, по его мнению, во время переговоров Рузвельта с Литвиновым была допущена колоссальная ошибка: вопрос о долгах остался открытым56. И, наконец, с досадой и огорчением Буллит заметил: "...Пока Литвинов не изменится к нам (США. — Г.С.), ничего не будет". Клейн-Бурзин старался объяснить послу, что его впечатления основаны на предубеждении. Ведь не один Литвинов решает вопросы советско-американских отношений. Они в компетенции всего советского правительства. Высказав свои обиды и подчеркнув факт недостаточного внимания к нему главным образом со стороны Литвинова, а также и других официальных лиц в Москве, Буллит назвал политику советского правительства в отношении США "глупой", после чего удалился. Содержание и форма беседы произвели на Бурзина тяжелое впечатление. Он рассказал о ней полпреду Трояновскому, проинформировал Москву. Ознакомившись с письмом военного атташе, Ворошилов направил его Сталину с комментарием: «Посылаю запись беседы нашего военного атташе в США т. Бурзина с Буллитом. Буллит достаточно откровенно излагает свою "тактику нажима" на нас по требованию будто бы американского общественного мнения. Характерно, что он почти открыто приписывает себе инициативу отозвания из Москвы американских военных атташе»58. Это было именно так. Беседа свидетельствовала о напряженности американо-советских отношений, недовольстве Буллита политикой СССР в отношении Европы.