Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Европа и Дальний Восток в советско-американских отношениях

Вторая половина 1936 г. в международных отношениях обозначилась крупными изменениями в расстановке сил в мире. В Испании вспыхнул мятеж, началась гражданская война, приведшая к политическому кризису в Европе. Правительство Германии провозгласило широкую программу подготовки страны к войне с целью покорения соседних государств. Между Берлином, Римом и Токио оформились соглашения для координации внешнеполитических действий. В советско-американских отношениях яснее определились расхождения в мировой политике. Одна сторона выступала за коллективную безопасность, а другая — за нейтралитет. В Москве и Вашингтоне по-разному воспринимали и оценивали события в Испании. Во многом позиции СССР и США не совпадали, а иногда были противоположными. В ответ на создание в феврале 1936 г. Народного фронта в Испании и начавшихся демократических преобразований 17 июля эфир принес миру тревожную весть о мятеже в испанской армии. Его организаторами были генералы Франкис Франко и В. Эмилио Моло. Они рассчитывали свергнуть законно избранное правительство и быстро захватить власть. Но как и следовало ожидать, мятежники встретили сопротивление со стороны республиканцев, вставших на защиту справедливости и демократии. В стране началась гражданская, национально-революционная война, продолжавшаяся почти три года и ставшая прологом мировой войны1. Правительство Испании обратилось в Лигу наций с просьбой защитить ее города от разрушения, а население от гибели в результате иностранного вмешательства. Советский представитель в Лиге призвал прекратить военные действия, восстановить в стране законный порядок. Если Лига наций, отметил он, не окажет помощь своему члену, подвергшемуся вооруженному нападению извне, она потеряет престиж и доверие к себе. Сторонники справедливости и противники войны отвернутся от нее, а Лига продемонстрирует еще раз неспособность обеспечить безопасность своих членов, как это было в отношении Китая и Эфиопии. Однако призыв советского представителя не был услышан. Более того, британский министр А. Иден говорил об универсальности этой организации, которая немыслима без Германии. Французский министр И. Дельбос следовал во многом дипломатии Лондона, солидаризируясь с британской политикой в отношении Германии. Это обрадовало Берлин. Таким образом, во время международного конфликта пассивность Лиги наций имела своим последствием нападении Италии на Эфиопию, а успех Муссолини в ее оккупации поощрил выступление мятежных генералов и интервентов против республиканской Испании. Французское правительство выдвинуло идею невмешательства в испанские дела, которую поддержали англичане. 15 августа 1936 г. правительство Франции и Великобритании обменялись нотами о невмешательстве в дела Испании и возможности создания специального международного комитета. 23 августа состоялся обмен нотами между правительствами СССР и Франции относительно Декларации о невмешательстве в дела Испании. Запрещались экспорт, прямой или косвенный, реэкспорт и транзит всякого оружия, амуниции и военных материалов, а также любых воздушных судов, военных кораблей в направлении Испании, испанских владений или испанской зоны Марокко2. В конце августа был создан Лондонский комитет по невмешательству в дела Испании. В него вошли 27 государств, в том числе и СССР. Конфликт был выведен за рамки Лиги наций. Политики рассчитывали локализовать этим вооруженный конфликт, надеясь, что республиканцы скоро подавят мятеж, а его инициаторы и участники потерпят поражение. Однако они заблуждались. Под покровом Комитета невмешательства Германия, Италия и Португалия стали поставлять генералу Франко танки, самолеты, артиллерию и солдат. Заместитель наркома иностранных дел Н.Н. Крестинский сообщил полпреду в Рим Б.Е. Штейну о посылке итальянским правительством в большом количестве тяжелых самолетов мятежникам, оно стало центром антисоветской кампании3. В конце августа в НКИД из Берлина поступило письмо от полпреда Я.З. Сурица, в котором он писал об активности Германии в отношении испанских событий и развернувшейся неслыханной кампании против СССР. В Берлине продолжали разыгрывать английскую карту. Свидетельством тому явилось назначение И. Риббентропа послом в Лондон. Миссия Я. Шахта в Париж также выходила за рамки узкоэкономических отношений. Она преследовала цели по ослаблению в какой-то мере напряженности между Берлином и Парижем4. Гражданская война в Испании способствовала расколу Европы, она сделала более ясной расстановку политических сил, цели и намерения отдельных стран. Гитлер и Муссолини были заинтересованы в превращении Испании в полигон для испытания производимого ими вооружения. В Берлине учитывали, что гражданская война в Испании обостряла борьбу Франции и Англии с Италией за Средиземноморье, способствовала сближению Берлина с Римом. Муссолини, пребывая в эйфории после оккупации Эфиопии, мечтал о расширении влияния на Пиренеях. Он действовал решительно и дерзко. Советское правительство с самого начала не признавало равноправия сторон в испанском вооруженном конфликте, но оно все же вступило в Комитет по невмешательству, присоединилось ко всем его соглашениям и требовало неукоснительного их выполнения. В соответствии с декларацией Комитета НКВТ СССР издал приказ № 491, подписанный и.о. наркома внешней торговли СК. Судьиным, который гласил: "Запрещаю с 28 августа 1936 г. экспорт, реэкспорт и транзит в Испанию, испанские владения и испанскую зону Марокко всякого оружия, амуниции и военных материалов, всяких воздушных судов в собранном или разобранном виде, а также всяких военных кораблей"5. 2 сентября Литвинов дал указание временному поверенному в делах Великобритании СБ. Кагану всячески затруднять доставку оружия испанским мятежникам, добиваться установления строгого контроля над действиями таких стран, как Германия, Италия и Португалия. "Если спросят в Комитете, почему в распоряжении НКВТ не сказано о распространении его на заключенные контракты о поставках, разъяснить, что их нет"6. Испанский вопрос был передан из Лиги наций в Лондонский комитет по невмешательству, который подписывал соглашения, принимал резолюции, призывал к соблюдению договоренностей о невмешательстве. Однако ввоз оружия мятежникам в Испанию продолжался. Ни одного решения Комитета выполнено не было. Поэтому Лига наций фактически продолжала оставаться единственной международной организацией по охране мира, предотвращению актов агрессии, но и она не оказывала эффективной помощи ее жертвам, не защищала своих членов, не отстаивала территориальную целостность, суверенитет и независимость их стран. Последствием этого явилась потеря ее престижа и авторитета. Прогрессивные силы мира выступили за поддержку Испанской республики. В сентябре в Брюсселе состоялся конгресс мира. В нем участвовали делегаты из 35 стран, представлявшие 750 национальных и 40 международных организаций. Все они выступали за предотвращение войны и сохранение мира, нерушимость договоров, сокращение вооружений, укрепление Лиги наций и коллективную безопасность. В Испанию отправились добровольцы из многих стран. Там создавались интернациональные бригады7. В них боролись 35 тыс. граждан из 54 стран. В военном отношении они не могли сравниться с итало-немецкими подразделениями, помогавшими войскам генерала Франко. Советское правительство выступило за сохранение независимости и суверенитета Испанской республики. И.М. Майский горячо требовал прекращения военной помощи мятежникам. Но Комитет по невмешательству не принимал действенных мер по пресечению военной помощи войскам Франко. Поэтому Москва стала оказывать, придерживаясь норм международного права, материальную помощь законному правительству Испанской республики, поставляя вооружение и направляя военных специалистов.

Помощь СССР республиканской Испании усилила в западных странах, в частности в Англии и Франции, боязнь "левой альтернативы". Отношение к идее коллективной безопасности становилось все более негативным.

4 сентября 1936 г. американский посол Р. Бингхэм сообщал из Лондона в Вашингтон, что ситуация в Испании опасная и есть основание полагать, что она отрицательно отразится на положении Франции, подрыве ее позиций, а также и Англии в Европе и, напротив, усилит влияние Германии. Поэтому в Лондоне обратили взоры к США8. В сентябре небольшая влиятельная группа членов палаты общин британского парламента, обеспокоенная трагедией в Испании, посетила ряд столиц европейских государств, в том числе Берлин, Рим, Вену, Прагу. Они встречались с И. Риббентропом, Б. Муссолини, К. Шушингом, Э. Бенешем. Беседы с ними привели парламентеров к выводу о необходимости участия США в урегулировании спорных вопросов в Европе и сближении их с Великобританией. С этой целью члены парламента К. Курси и АР. Вейс решили также поехать в США, ознакомиться с настроениями в Вашингтоне, встретиться с представителями общественных организаций, выступить с лекциями о положении в Европе в американских университетах и городах. 2 октября К. Курси обратился по этому вопросу к американскому послу Р. Бингхэму. Он поддержал эту инициативу, считая, что наступило время для обмена мнениями об англо-американском сотрудничестве, особенно по вопросам торговли9. Развитие военных и политических событий в Испании привлекло внимание США10. Перед госдепартаментом встал вопрос: какую позицию должны занять Соединенные Штаты Америки. В одном из первых писем о событиях в Испании американский посол в Мадриде Клод Бауэре, придерживающийся либеральных взглядов, сообщал президенту Рузвельту, что вспыхнувший мятеж генералов против законного правительства не имеет никаких оправданий: Это — военный переворот. Республиканское правительство стремилось осуществить некоторые демократические преобразования и модернизировать политические институты страны с учетом реалий 30-х годов. Между тем мятежники, справедливо отмечал посол, ставят своей задачей установить в стране военную диктатуру, уничтожить конституционные права и восстановить все привилегии католической церкви. Им помогают Италия и Германия. Казалось, посол должен был занять благожелательную позицию в отношении республиканцев. Однако К. Бауэре все же советовал президенту не вмешиваться в испанские дела11, надеясь, что мятежники потерпят поражение к середине августа. Он критиковал политику Франции и Великобритании в отношении Испанской республики, но как посол строго следовал получаемым инструкциям от госдепартамента и выражал удовлетворение, что американским консулам уже удалось установить дружественные отношения с мятежниками на занятой ими территории. Бауэре уведомлял Вашингтон о связях и контактах англичан с мятежниками, равно как и с республиканским правительством12. 5 августа К. Хэлл созвал совещание с участием своих помощников и советников. На нем присутствовали С. Уэллес, Дж. Мур, У. Филлипс, Г. Хэкворт и другие. Обсуждался вопрос относительно официального заявления правительства в отношении развернувшихся событий в Испании. Было решено занять позицию невмешательства13. Через два дня госдепартамент направил циркулярную телеграмму американским представителям в Испании о том, что правительство воздерживается от вмешательства в дела Испании. Такое же разъяснение было дано корреспондентам прессы. Между тем не все разделяли принятое госдепартаментом решение о нейтралитете. В частности, дипломат Хорнбек представил 11 августа меморандум, в котором подчеркнул, что каждое законное правительство, в том числе испанское, имеет право покупать оружие за границей. Американская администрация и граждане могут продавать вооружение правительству Испании14. Однако 4 августа 1936 г. группа сенаторов и членов палаты представителей направили письмо президенту с просьбой не разрешать поставлять военные материалы в Испанию15. Одна из американских компаний из Балтимора обратилась к правительству с вопросом, можно ли продавать самолеты республиканскому правительству Испании. Госдепартамент дал разъяснение, что необходимо придерживаться закона о нейтралитете16. 14 августа Рузвельт выступил с речью, к которой тщательно готовился в связи с президентской предвыборной кампанией. Президент учитывал внутриполитическое положение, расстановку сил в стране и международную обстановку. Лейтмотив его выступления — удержать США вне войны, строго следовать закону о нейтралитете17. Он преднамеренно воздерживался от официальных заявлений о позиции США в отношении испанских событий, не сделав их ни в июле, ни в августе. И только 31 августа "Нью-Йорк Тайме" опубликовала заявление президента в связи с событиями в Испании. В тот же день лидер Социалистической партии США Норман Томас обратился с письмом к Рузвельту. Он призвал его предоставить возможность республиканскому правительству Испании закупить оружие и военные материалы, отказав в этом мятежникам. Испанское правительство, отмечалось в другом письме, избрано народом, признано администрацией Соединенных Штатов и имеет право рассчитывать на закупки военных материалов и оружия в США19. Американский посол У. Додд, находясь, по-видимому, под впечатлением речи президента, 15 августа записал в дневник, что Германия и Италия выступают за поддержку генерала Франко. Они намерены со временем поделить испанские колониальные владения и установить контроль над Европой20. Однако государственный департамент предпочитал строго соблюдать позицию невмешательства. США заявили о нейтралитете, по существу объявили блокаду Испанской республике, они отказались продавать ее правительству оружие и стратегическое сырье. Хэлл просил американских граждан строго следовать этому курсу21. 26 августа посол Бауэре направил Рузвельту большое и откровенное письмо. В нем был дан анализ развития событий на Пиренейском полуострове. Он осуждал действия мятежников, выступивших против законного республиканского правительства, избранного народом на основе конституции, возмущался необъективностью прессы — девять десятых сообщений прессы являлись фальшивыми. Даже в годы первой мировой войны этого не было. Далее Бауэре подчеркивал, что народ готов бороться с мятежниками до победы. Республиканцы будут сражаться. Мятежники состоят из африканских частей и иностранного легиона, сформированного из криминальных элементов, фашистов. Генералы Франко и Моло намерены навязать народу свой режим. Посол выражал опасение, что возникший в Испании кризис может ускорить наступление войны в Европе. Германия и Италия открыто помогают мятежным генералам. Многие дипломаты, отмечал посол, на их стороне. Между прочим советник американского посольства Галлат Джонсон тоже им симпатизировал. И все же посол предлагал не вмешиваться во внутренние дела Испании, ограничившись защитой интересов американских граждан22. Когда в сентябре в Испании расширились военные действия между республиканцами и войсками мятежников, посол писал Хэллу, что в Испании происходит настоящая европейская война, и США следует без колебаний проводить принятый политический курс — не принимать в ней никакого участия23. В этой связи надо отметить, что японский посланник в Мадриде в беседе с К. Бауэрсом подчеркнул, что, по мнению многих членов дипломатического корпуса, только США придерживаются строго нейтралитете в отношении испанских событий. В Токио это восприняли с удовлетворением и намерены следовать примеру администрации Вашингтона24. 16 сентября Бауэре сообщал Рузвельту о странном нейтралитете Франции. Положение премьера Леона Блюма неустойчивое. Позиция Великобритании постепенно меняется, ибо поставки Италией оружия Испании затрагивают вопросы, связанные с контролем над Средиземным морем. Поэтому британская дипломатия вынуждена маневрировать. Вместе с тем сам Бауэре вновь констатировал, что США защищают нейтралитет лучшим способом25. 23 сентября Бауэре еще раз телеграфировал из Мадрида госсекретарю К. Хэллу, что под предлогом спасения Испании от коммунизма генералы подавляют демократию в стране26. Это осуществляется открыто путем проведения массированных бомбардировок населенных пунктов германскими и итальянскими самолетами. Активно участвует в этом и Португалия. Фашистские державы, нарушая свои обязательства, поставляют в Испанию оружие, материальную часть для ведения военных операций, направляют специалистов. В то же время Франция полностью прекратила продавать самолеты и военные материалы республиканскому правительству. Такая позиция полностью отвечает интересам мятежников. Французский посол в Мадриде социалист Ж. Эрбетт, бывший посол в России, изменил отношение к правительству республиканской Испании и стал лояльно относиться к мятежникам. Вероятно, это объясняется ухудшением положения во Франции, неустойчивостью Народного фронта. Посол предполагал, что Россия может втянуться в борьбу в Испании и тогда в Европе разразится война, последствием которой явится победа либо фашизма, либо коммунизма. Англичане сначала относились к событиям в Испании безразлично, даже с симпатией к мятежникам, но затем стали задумываться о возможных последствиях. Абсолютный нейтралитет США вне всякого сомнения. Сотрудники посольства в Испании, согласно указанию госдепартамента, не принимают никакого участия в совещаниях дипломатов других стран. Бауэре заканчивал свое письмо словами: "Я считаю, мы будем продолжать нашу политику без отклонений. Это - серьезная европейская ссора, в которой нам не следует поддерживать никакую сторону"27. Германская дипломатия и пресса преднамеренно в это время широко обсуждали проблему колоний, требуя их возвращения. Летом Я. Шахт посетил Париж, где встречался со многими французскими государственными деятелями. Его миссия преследовала цель выяснить, насколько возможны возврат Германии ее колоний и ослабление напряженности отношений с Францией. Французы отнеслись к этому с сомнениями и колебаниями. Британцы не хотели возвращать Германии колонии, о чем открыто заявили 22 июля в палате общин при обсуждении вопроса о судьбе британских колоний. Министр по колониям заверил парламентариев в том, что никаких изменений в отношении колоний не предвидится. Р. Бингхэм информировал об этом госсекретаря К. Хэлла28. 18 августа Шахт в беседе с послом Доддом, выражая недовольство торговой политикой США в отношении его страны, заявил: "Германия требует возврата колоний и права на экспансию"29. Положение в Европе находилось в центре внимания дипломатов, политиков и многих общественных деятелей. Они с тревогой спрашивали, что будет с европейской цивилизацией, если возникнет всеобщая война, и главное, как можно предотвратить надвигающуюся катастрофу. 15 августа известный писатель Эмиль Людвиг направил президенту Рузвельту большой доклад о положении в Европе, составленный по просьбе самого президента (это предложение было сделано ему во время пребывания в США в конце 1935 г.). У Э. Людвига личность Фр. Рузвельта, как необыкновенного человека и политика, вызывала повышенный интерес. Задумав написать его биографию, он пристально изучал его жизнь, наблюдал за его деятельностью, встречался с ним, подолгу беседовал. Многие акции президента были не совсем понятны и ясны, особенно их последствия. Поэтому писатель, понимая ответственность и сложность задуманного плана, откровенно признался Рузвельту: "Для меня это новая и трудная задача. Мне было легче писать биографии Наполеона, Бисмарка, Гете и Боливара. Вас труднее оценить, вы живете". Рассмеявшись, Рузвельт ответил: "В таком случае я предлагаю: подождите сто лет"30. Эмиль Людвиг долго работал над докладом. Глубокие реалистические размышления писателя были проникнуты пессимизмом и беспокойством за будущее европейской цивилизации. Он предупреждал, что скоро Европа погрузится в пучину войны. Это случится в течение одного года или двух лет. Германия фактически готовится к войне, угрожая безопасности Бельгии, Швейцарии, а также Франции. Италия стремится к установлению контроля в Средиземном море, она посылает оружие мятежникам в Испанию, подрывает позиции Франции. Страны Малой Антанты, оказавшись в неблагоприятных условиях, не уверены в помощи Франции. Влияние Германии, как и Италии, на них быстро возрастает. Муссолини ведет себя вызывающе и воинственно. После захвата Эфиопии Великобритания пытается найти компромисс с Германией, одновременно заигрывая с Италией. Но Берлин не удовлетворится возвращением колоний без войны. Гитлер твердо намерен нанести удар по Франции. В Париже этого опасаются. Серьезно встревожен был, в частности, глава правительства Леон Блюм. Эмиль Людвиг возлагал большие надежды на участие США в урегулировании назревших противоречий в Европе. Америка, полагал он, не может оставаться нейтральной в столь ответственное время, в противном случае победу может одержать германо-японский союз. США непременно обязаны оказать помощь Европе. "Если Америка, однако, будет продолжать заявлять, что она остается в стороне от Европы, война скоро разразится"

31, — убежденно писал он. Немцы серьезно опасаются Соединенных Штатов. В их памяти еще свежи воспоминания о вторжении американской армии в Европу и ее участии в завершающих сражениях 1918 г. против немецких дивизий. Находясь под впечатлением захвата войсками вермахта Рейнской области, активности германской дипломатии и бездействия западных держав, он подчеркивал: "В настоящее время Америка должна попытаться воспрепятствовать подписанию договоров на конференции пяти держав без сотрудничества с Россией и Малой Антантой"32, и далее отмечал, что Германия на конференции постарается обеспечить себе условия для продвижения на Восток. Предположения писателя впоследствии подтвердились. Ознакомившись с докладом Людвига президент направил ему краткое письмо с благодарностью за интересные наблюдения, воздержавшись от высказывания своего мнения по затронутым вопросам33. С огорчением и разочарованием воспринял Людвиг ответ президента, так как Белый дом предпочитал только наблюдать за опасными политическими событиями в Европе. * * * Наряду с военными действиями в Испании внимание мировой общественности было привлечено к Нюрнбергу, где с 11 по 13 сентября происходил очередной съезд нацистской партии. На нем произносились агрессивные воинственные речи, свидетельствовавшие о подготовке Германии к войне вообще и против Советского Союза, в частности. Так, Гэсс, открывая съезд, заявил: "Германия выступает как мощный антибольшевистский фактор". Геббельс призвал к борьбе против большевизма и созданию международного антисоветского блока. Розенберг говорил об объединении сил для борьбы против большевизма и Советского Союза34. Сам Гитлер ограничился краткими митинговыми речами, критикуя западную демократию и коммунизм. Существенными чертами партайтага являлись провокационные, угрожающие выпады против СССР и призывы к созданию против него между народного блока. Они были рассчитаны на изоляцию Москвы и срыв франко-советского договора о взаимопомощи. Одновременно выступавшие выдвигали требования о возвращении Германии ее колониальных владений. 2 сентября в памятной записке об экономическом положении и милитаризации Германии Гитлер писал: "Темпы создания наших вооруженных сил и их размеры должны быть максимальными... Наша страна перенаселена, и мы не можем прокормить себя за счет собственной территории... В стране 6-7 млн безработных. Она нуждается в расширении жизненного пространства, сырьевой и продовольственной базе". В этой связи он поставил следующую задачу: в течение четырех лет германскую армию сделать боеспособной, а экономику перевести на военные рельсы. На съезде партии был декларирован четырехлетний план военно-экономической подготовки Германии. Гитлер сопроводил этот план указанием: " 1. Немецкая армия должна через 4 года быть подготовленной к военным действиям. 2. Немецкая экономика через 4 года должна быть способной к ведению войны"35. Накануне съезда, 4 сентября на совещании членов кабинета министров Герман Геринг заявил: "Столкновение с Россией неизбежно; все то, что сделала Россия в области реконструкции, мы тоже можем сделать"36. 18 октября был издан декрет о четырехлетнем плане развития Германии. Ответственным за его выполнение назначили Геринга. Ему были предоставлены широкие полномочия и права. Вся экономика страны была направлена на подготовку к войне и подчинена политическим интересам. На съезде присутствовали посланники Швеции, Чехословакии, Румынии, что свидетельствовало о росте страха этих стран перед гитлеровским рейхом. Дипломатов других стран на нем не было. Съезд нацистской партии произвел тяжелое впечатление на американского посла в Берлине У. Доддд, который придерживался либеральных взглядов, ненавидел нацизм и установленную Гитлером диктатуру в стране. 29 августа он записал в свой дневник: "Обстановка в Европе действует крайне удручающе на демократическую общественность. Гитлер установил неограниченную власть над 68 млн немцев, а Муссолини — над 42 млн итальянцев. В Польше, Австрии, Венгрии и Румынии правят фашисты. Австрийские дела решаются в Берлине и Риме. Муссолини помогает мятежнику Франко так же, как и Гитлер"37. Немецкая печать, по его словам, неистовствовала, публикуя враждебные статьи по отношению к России, нападки на которую "были самыми свирепыми за последние три года"38. 30 августа посол констатировал: в газетах продолжается развернутая кампания против России и коммунизма39. 31 августа он отправил в госдепартамент большой доклад о положении в Европе с просьбой при первой возможности ознакомить с его содержанием лично президента Рузвельта. В докладе отмечалось, что Германия быстро вооружается и готовится к войне. Около 60% населения одобряет политику Гитлера. Его эмиссар Шахт посетил Францию. Там он встретился с деловыми людьми, вел переговоры о торговле, о возврате колоний. Главной же целью его поездки было выяснение возможностей ослабления напряженности в отношениях Германии и Франции. Он доказывал, что войну избежать возможно только при их сближении. Этому содействовал французский посол в Берлине Андре Франсуа Понсэ, который надеялся также на примирение между двумя государствами.

Германская политика в Центральной и Восточной Европе, отмечал ДоМг имеет целью установление там контроля Берлина. Посланник в Вене Джордж Мессерсмит разделял эти взгляды. По его мнению, почти ничего нельзя изменить. Судьба Австрии предрешена после встречи Гитлера с премьер-министром Куртом Шушингом. Венгрия и Румыния стали больше ориентироваться на Германию. Характерно, что латиноамериканские посланники в Берлине, в частности представители Бразилии, Аргентины, Чили, Колумбии и Никарагуа, с симпатией относятся к фашистским порядкам, хотя продолжают положительно отзываться о политике США в западном полушарии. Додд констатировал рост тенденций к сближению Германии с Италией, их военную помощь Франко, совместную деятельность по установлению диктатур в других европейских странах. Красной нитью в докладе проходила мысль о враждебной политике Германии в отношении Советского Союза. В этом направлении ведется широкая кампания. Дипломатия Берлина всячески стремится ослабить значимость франко-советского пакта о взаимопомощи. В то же время Додд отмечал критическое отношение в Европе к американскому нейтралитету. Однако он воздержался от каких-либо рекомендаций, ограничившись констатацией фактов и описанием развития европейских событий не в пользу США40. В дни работы нацистского съезда, где его участники произносили воинственные речи, Додд записал в дневник, что выступления Гитлера, Геббельса и Розенберга направлены к тому, чтобы объединить все силы для свержения государственного строя России. Гитлер нападает на демократию, ведет себя вызывающе и оскорбительно по отношению ко всем народам Европы, запугивает их войной, собирается установить свое господство над всей Центральной Европой41. После съезда 16 сентября Додд беседовал с ответственным сотрудником министерства иностранных дел Гансом Дикгофом о позиции Германии, Италии, Португалии в отношении Испании, о выпадах Гитлера против советского правительства, возможности отзыва Москвой посла из Берлина. Находясь под впечатлением от услышанного, Додд посетил советское полпредство и беседовал с Я.З. Сурицом, который сказал, что выпады рейхсканцлера против Советского Союза преследовали цель вынудить Францию расторгнуть договор с Москвой, побудить Англию, Францию и Италию присоединиться к Германии и Италии с целью изоляции СССР. Додд высказал мысль, что Гитлер намерен аннексировать Литву, Латвию и Эстонию и это произойдет как только будет аннулирован договор между Россией и Францией о взаимопомощи42. Анализируя обстановку в Европе, 21 сентября Додд телеграфировал Рузвельту, что Гитлер стремится к подчинению Балкан и распространению своего контроля над Австрией, Чехословакией, Венгрией и Румынией

ей. 8 октября он в очередной раз уведомлял госдепартамент об опасности приближающейся войны в Европе, которая, по его мнению, может начаться через год или два. Гитлер и Муссолини намерены установить свое господство над Европой, считая, что Англия и Франция беспомощны44. Заметим, что 26 сентября Додд информировал Вашингтон о проведении крупных военных маневров с участием Гитлера в качестве главнокомандующего вначале на одной стороне, затем на другой. "Вся Европа следит за ними с величайшей тревогой". Нидерландский посланник в этот день сказал Додду* Германия намерена аннексировать в подходящий мо мент Нидерланды, Швейцарию; если США, Англия, Франция не будут действовать совместно, чтобы сохранить мир, новая мировая война станет неизбежной45. 16 октября Додд писал лично Рузвельту из Берлина, что после партийного съезда Гитлер, Геббельс и Розенберг развернули широкое наступление против демократии. Между тем европейские страны не протестуют. Посланники Чехословакии, Швеции, Дании, Голландии и Швейцарии в Берлине говорили, что Лига наций и международный суд потеряли значимость. При такой пассивности Великобритании и Франции Гитлер может аннексировать Балканы, а Италия установит протекторат над Испанией46. В письме посол вновь подчеркивал преследующую его мысль, что "Гитлер и Муссолини намерены установить контроль над всей Европой"

47. Вместе с тем, отмечал он, нельзя не учитывать широкие связи более 100 американских корпораций с германскими фирмами. Такие компании, как "Стандарт Ойл Компани", "Дюпон", "Дженерал Моторс", "Форд", "Интернэшнл Харвест Компани", и другие заинтересованы во вложении капиталов в военные отрасли промышленности. Поэтому посол советовал президенту обсудить с торговым атташе США в Германии Дугласом Миллером масштабы и формы сотрудничества американских фирм с германскими компаниями. Письмо заканчивалось словами: цивилизация в опасности и ее можно спасти только при сотрудничестве Европы и США48. Не разделяя взглядов изоляционистов, Додд считал своим долгом объективно и своевременно информировать Белый дом о назреваемом политическом кризисе в Европе и предупреждал о возможных последствиях невмешательства США в европейские дела. Обеспокоенный посол беседовал с полпредом Я.З. Сурицом, который понимал и правильно оценивал серьезность ситуации. Наблюдая за происходившим съездом, возмущенный полпред предложил Москве заявить резкий протест Берлину, приостановить поставки стратегического сырья в Германию. Но в Наркомате иностранных дел было принято иное решение: ноты протеста не посылать, а в прессе выступать против развернувшейся в Германии антисоветской пропаганды49. В беседе с американским послом Суриц сказал, что антисоветские речи в Нюрнберге вызвали глубокое возмущение в официальных кругах Москвы, хотя они не явились неожиданными50. Додд в ответ заметил: "Нюрнберг вооружил против себя всю Америку"51. Тревога американского посла и оценка им положения в Европе отражали реальность. Его взгляды часто совпадали с мнением советских дипломатов, которые летом 1936 г. констатировали усиление активности германской дипломатии в отношении стран Центральной Европы, в первую очередь Австрии и Чехословакии. В связи с заключением 11 июля соглашения между Германией и Австрией, полпред в Австрии И.Л. Лоренц получил 17 июля телеграмму из НКИД, которая гласила: "Австрия включена в орбиту Германии, ее экономическую сферу. Австрийская армия скоро будет превращена в филиал рейхсвера — это только вопрос времени"52. Два дня спустя замнаркома Н.И. Крестинский в инструкциях для полпреда Я.З. Сурица, подчеркивая успехи германской дипломатии в переговорах с Австрией, указывал, что теперь Вена будет ориентироваться на Берлин, а не на Рим. Через год или два Германия присоединит Австрию и далее будет продвигаться на Балканы53. Соглашаясь с такой оценкой, Суриц отмечал, что германо-австрийское соглашение "широко раскрывает двери для проникновения в Австрию германского влияния и облегчает позднейший аншлюс"54. Такого же мнения придерживался и полпред в Вене И.Л. Лоренц, который сообщал в НКИД, что австро-германское соглашение неминуемо приведет к усилению влияния Германии в Австрии. За долгие годы своей дипломатической службы Я.З. Суриц никогда не встречал ничего подобного тому, что происходило на съезде в Нюрнберге. Он глубоко переживал, возмущался столь массированной, преднамеренно продуманной враждебной антисоветской кампанией. Донесения Сурица из Берлина были полны тревоги и опасений нарастанием воинственности в правительственных кругах нацистов. Особенно он был возмущен враждебными выпадами на съезде партии в адрес СССР, открытыми заявлениями о подготовке войны против него, намерениями объединить Европу с целью его изоляции. Он предлагал правительству объявить бойкот Германии, прекратить торговлю с ней. Правительство воздержалось от этого, ограничившись полемикой в печати. Разумеется, советское руководство не было пассивно. Оно сделало соответствующие выводы и предприняло конкретные действия. Осенью советское командование провело военные маневры в Белоруссии, на Украине с участием наркома К.Е. Ворошилова. Они состоялись 7—17 сентября, в дни, когда в Нюрнберге проходил съезд нацистской партии. Возможно, это было не случайно, С 27 сентября по 5 октября прошли маневры Балтийского флота. На них также присутствовал Ворошилов. Нарком остался доволен итогами учений. В письме Г.К. Орджоникидзе 16 октября он отмечал, что в армии произошли большие изменения, она значительно модернизирована, оснащена новым оружием и техникой, усовершенствована в связи с уровнем боеспособности вероятного противника. "Маневры по всей РККА, — писал он, — прошли лучше, чем в прошлые годы — народ вырос, увереннее владеет техникой. Военная техника показала себя, как правило, очень хорошо, в отдельных случаях блестяще, но... были кое-какие срывы, дефекты... Коротко говоря, еще годик, другой, и мы можем прямо сказать буржуазии: а теперь пожалуйте"55. Как видно, довольный нарком полагал, что через год армия будет готова к войне. То было большое заблуждение. По-иному оценивали ситуацию во внешнеполитическом ведомстве, которое было проникнуто пессимизмом и оправданным беспокойством. И это понятно, так как в Москву поступала информация о широких приготовлениях Германии к войне, отказе ее от ограничительных положений Версальского договора, милитаризации экономики, воссоздании вермахта, строительстве надводного и подводного военного флота, о быстром темпе производства самолетов. Одновременно в прессе шла идеологическая подготовка к войне, пропаганда идей превосходства немецкой расы и необходимости завоевания для нее "жизненного пространства" на Востоке. В Германии делались практические шаги к созданию мощного военного потенциала страны, военно-государственной машины, ориентированной на войну, завоеванию чужих земель и территорий. Анализируя напряженную ситуацию в Европе и целенаправленность дипломатии Берлина, нарком Литвинов 7 сентября, в канун открытия съезда нацистской партии, направил докладную записку Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу о тревожном положении в Европе56. Он отмечал быстрое вооружение Германии, беспокойство в Праге, которая не была уверена в получении военной помощи от Франции в случае вторжения германской армии. Поэтому в официальных кругах Чехословакии наблюдались капитулянтские настроения. Прага, считал нарком, сомневается в действенности франко-советского и чехословацко-советского пактов взаимной помощи, так как за пактами должны были последовать военные конвенции, но этого не произошло. Как известно, ни Париж, ни Прага не сделали в этом направлении никаких шагов. Правда, со стороны военных представителей Чехословакии была предпринята робкая инициатива во время их пребывания в СССР, но безуспешно. По мнению наркома, следовало бы выяснить позицию Франции и Чехословакии по поводу заключения военной конвенции. Для этого необходимо предложить переговоры на уровне штабов армий трех стран, разработать разные варианты взаимной помощи. Далее Литвинов спрашивал: не наступило ли время для объединения и консолидации всех сил Европы, разрозненных пактов и союзов в единый оборонительный блок против Германии? В него следовало бы включить Францию, Чехословакию, Румынию, Югославию и Турцию, ведь население этих стран насчитывает 275 млн человек. Этот союз "мог бы побудить Германию образумиться и изменить свою политику"57. Изложенный план отражал стремление Литвинова еще раз попытаться объединить страны Восточной Европы против экспансии Германии. Но в это уже мало кто верил после неудачи создания Восточного пакта. Между тем опасность изоляции Советского Союза в Европе нарастала, не в последнюю очередь благодаря деятельности германской дипломатии. Нарком Литвинов получал от полпредов тревожную информацию, как, например, одно из писем Я.З. Сурица из Берлина. Оно было предельно откровенным и выражало глубокий пессимизм и неудовлетворенность отношением к Советскому Союзу в Европе. Анализируя ситуацию, Суриц в октябре 1936 г. писал Литвинову: "Общее международное положение в Европе очень мрачно, перспектива его развития должна расцениваться лишь наиболее пессимистично... СССР все ненавидят и все боятся. Международные отношения СССР с другими странами сейчас в Европе весьма плохи, и очень мало или почти нет никаких надежд на их улучшение. Дело идет к развязке, государства чувствуют, что нет иного выхода"58 (курсив Сурица. — Г.С.). Полпред Суриц, по-видимому, находился под впечатлением внешнеполитических действий Берлина и настойчивых усилий дипломатии Гитлера договориться с Англией и Францией, а также предпринятыми ими шагами в Варшаве и Праге. Характерно, что после воинственных речей на нацистском съезде в Лондоне и Париже стали больше проявлять интерес к заключению так называемого Западного пакта вместо договоренностей, достигнутых в Локарно пятью державами. 16 сентября министр иностранных дел Франции Ивон Дельбас предложил британскому коллеге А. Идену созвать конференцию этих пяти государств, чтобы обсудить на ней положение в Европе и разработать в духе Локарно систему взаимных гарантий территориального статус-кво. Форин оффис разослал этим странам документ о дипломатической подготовке такой конференции. Но тщетно

но

59 . К этому моменту единение Германии с Италией становилось более тесным, чего нельзя было сказать об отношениях Англии с Францией. Взоры Муссолини были устремлены в сторону Берлина, где также желали союза с дуче в связи с планами касательно стран Центральной и Восточной Европы, в первую очередь Австрии. Гитлеровская дипломатия целенаправленно вела переговоры с Римом. В октябре итальянский министр иностранных дел Галеадцо Чиано посетил Берлин, где встретился с Гитлером и Риббентропом. Между ними была достигнута договоренность о признании аннексии Эфиопии Италией, о поддержке правительства Франко, о разграничении сфер экономической экспансии на Балканах и в Дунайском бассейне. Нейрат и Чиано 23 октября подписали конфиденциальный "берлинский протокол". Стороны согласились координировать свою политику по вопросам их отношений с Англией и Францией, путем переговоров разрешить спор о сферах влияния на Балканах и совместно бороться против коммунистической пропаганды. Незадолго до этого, 21 июня, было подписано германо-итальянское торговое соглашение. Сближение между Италией и Германией использовалось обоими государствами в значительной степени как средство давления на Англию. Официальные представители Германии говорили англичанам, что они вынуждены идти на установление более тесных контактов с Италией вследствие изоляции и Берлин готов в любой момент отказаться от сближения с ней в случае установления дружественных отношений между Великобританией и Германией. Цель же Муссолини состояла в том, чтобы склонить Германию поддержать Италию в признании Англией захвата Эфиопии и отказаться от господства на Средиземноморье. Особенность ситуации заключалась в том, что в это же время продолжалось усиленное проникновение Германии в страны Центральной Европы и на Балканы. Экспансия, как экономическая, так и политическая, сопровождалась ослаблением итальянского влияния, но Рим вынужден был мириться с этим, уступая натиску германского капитала. Тем не менее в целом между этими двумя странами существовала общность интересов. Испанская проблема являлась цементирующим началом, показав совпадение их намерений и планов. "В Берлине было констатировано, что оба правительства желают одного и того же, думают одно и то же и будут продолжать одно и то же"60, — отмечал 5 ноября полпред в Риме Б. Штейн. Италию и Германию объединяли также антисоветская политика, борьба против создания системы коллективной безопасности в Европе. В ноябре 1936 г. Муссолини, выступая в Милане, поспешил провозгласить "начало новой эпохи". Гитлер назвал дуче государственным деятелем мирового масштаба. Безмерно довольный Бенито Муссолини, непомерно тщеславный и властолюбивый, мечтавший о возрождении Римской империи, в ответ заявил, что заключенное соглашение в Берлине представляет "ось", вокруг которой будут вращаться другие европейские государства61. Но Гитлер одновременно вел переговоры и с Токио. * * * Для осуществления экспансионистских планов Гитлеру важно было иметь союз не только с Италией, но и с Японией. Начиная с 1934 г. рейхсканцлер начал думать о сближении с Японией, рассматривая ее как важного и долговременного стратегического союзника в борьбе за территориальный передел мира. В Берлине полагали, что такой альянс побудит Англию и Францию больше считаться с Германией в случае военного конфликта в Средиземноморье и на Дальнем Востоке. В свою очередь Япония рассчитывала на помощь Германии при проведении политики в Азии, направленной против СССР, Китая, Англии, Франции и США. В поисках именно стратегического союзника в июне 1935 г. германский дипломат Гаку посетил японского военного атташе в Берлине полковника Осима и предложил ему обсудить возможность заключения германо-японского соглашения. Эта идея нашла отклик в Токио. Начались переговоры. К сере дине 1936 г. в министерстве иностранных дел Германии был выработан проект соглашения с секретным приложением. 24 июня японский МИД дал в основном положительное заключение, но все еще оставались разногласия. Для их устранения требовалось некоторое время. Положение Японии в мире в то время было не совсем благоприятным. Ее отношения с Советским Союзом оставались напряженными. 17 июня советник полпредства Н.Я. Райвид в докладе о внешней политике Японии отмечал обострение ее противоречий прежде всего с СССР, Китаем, а также США и Англией на фоне ее военного и политического сближения с Германией. По его мнению, возможно соглашение японского и германского генштабов, хотя и нет еще оформленного военного союза. Правительство Коки Хирота будет стремиться к усилению вооружения армии и флота, расширению военно-промышленной базы для внешней экспансии в Северном Китае, подготовке там второй военной акции. "Основной удар японской агрессии, — говорилось в докладе, — по-прежнему направлен против Китая при одновременном чрезвычайном усилении военной подготовки всей страны к решающему столкновению с СССР"62. Южное направление остается второстепенным. Такова была оценка полпреда в Токио политики Японии. В НКИД с этим были согласны63. Однако чем дальше, тем больше возникало вопросов об истинных мотивах действий японской дипломатии. Вскоре после своего назначения в апреле министром иностранных дел X. Арита в интервью с иностранным корреспондентом на вопрос о возможности японо-советской войны заявил: "Я не считаю положение настолько серьезным, что может начаться война"64. На вопрос, не предполагает ли Япония заключить союз с Германией, последовал ответ: "Нет, правительство не думает об этом". Но в то время в Берлине уже активно шли переговоры именно о заключении японо-германского союза. В апреле Арита выступил в парламенте, заявив, что Япония нуждается в рынках сырья и сбыта товаров, она намерена вести переговоры с Китаем по вопросам признания Маньчжоу-Го, совместной борьбы против коммунизма и стабилизации в Восточной Азии. Премьер-министр Хирота заявил в парламенте о слишком быстром росте советской обороноспособности на Дальнем Востоке. Военный министр генерал Терауци на секретном заседании парламента на вопрос, насколько правильно, что японские политики и военные против заключения пакта о ненападении с Советским Союзом, сказал: "Военные прежде были против пакта. Мы не думаем, что предложение СССР о заключении пакта имеет большое значение"65. Крупнейшие политические партии — минсэйто и сэйзокай — являлись экспансионистами и сторонниками сильной Японии. Они требовали активных действий в Китае, удерживая Японию от опасной и непопулярной в стране войны с Советским Союзом66. Нельзя также было не принимать во внимание заявление главы японской делегации Макияма, который, отправляясь в Венгрию, заявил, что отношения Японии с СССР находятся в критическом состоянии и Москва должна эвакуировать свои вооружения с Дальнего Востока, а "если СССР будет продолжать вызывающую политику, война неизбежна"67. Ознакомление с докладом советника Н.Я. Райвида, а также другими материалами побудило 26 июня заместителя наркома Б.С. Стомонякова направить письмо полпреду в Токио К.К. Юреневу, в котором обращалось внимание на усиление враждебности военно-экстремистских кругов Японии к СССР. Он интересовался ситуацией в правительстве и армии, промышленных и торговых кругах, настроениями военных в отношении Советского Союза, Англии и США, а также их взглядами на европейские дела. Спустя месяц, 28 июля, Стомоняков отмечал, что в руководящих кругах Японии неоднозначно оценивают средства достижения военно-политических целей. Разногласия между наиболее разумной частью делового мира и экстремистскими элементами касались вопроса о темпах осуществления экспансионистской программы Японии. Многие видели слабость страны в ограниченности ее ресурсов. Отсюда напрашивался вывод: не следует проявлять поспешность в осуществлении внешнеполитической программы. Особенность положения в стране состояла в том, что после февральских событий враждебность определенной части японской военщины к СССР усиливалась; экстремистам удалось внушить довольно широким кругам в стране мысль об опасности, которую представляет Советский Союз для Японии с точки зрения вооруженной мощи на Дальнем Востоке68. В этих условиях необходимо, отмечал Стомоняков, постараться урегулировать отношения на советско-маньчжурской границе. В свое время К. Хирота предлагал образовать пограничные комитеты для демаркации границ, но затем потерял к этому интерес так же, как и министр иностранных дел Харито Арито, тесно связанный с военными кругами. Передовая "Известий" от 18 июня, рассчитанная на то, чтобы оказать в какой-то мере воздействие на японскую общественность и побудить этим правительство Хирота пойти на переговоры с целью урегулирования пограничных вопросов, не оправдала надежд — она не была опубликована в Японии. Для улучшения советско-японских отношений Москва решила вступить в переговоры с адмиралом Сакоидзи, председателем правления Северосахалинского нефтяного общества, по вопросам урегулирования спорных вопросов, касающихся японской нефтяной концессии на Северном Сахалине. Возможно, это смягчило бы напряженность на Дальнем Востоке69. Интересно отметить, что в это время положение на советском Дальнем Востоке привлекало внимание и бывших дипломатов царского правительства России, проживавших в эмиграции в Париже. 17 июня руководитель Совета послов известный дипломат В А. Маклаков обратился с личным письмом к Д.И. Абрикосову, который жил в Токио. До 1917 г. он был послом в Японии, считался ее знатоком. Крайне враждебно относился к Советам. Маклаков констатировал огромный интерес в Европе к Дальнему Востоку, он "больше, чем когда бы то ни было"70. В этой связи он спрашивал Абрикосова: каково соотношение сил противников, может ли Япония одержать победу над Россией в случае возникновения войны и какую позицию займут США к ней. Он просил объективно и субъективно оценить ситуацию. 8 июля Абрикосов прислал Маклакову пространное письмо, в котором признавал, что ему совершенно неизвестны силы советских вооруженных сил на Дальнем Востоке, которые, по его мнению, трудно снабжать в течение длительного времени. Между тем, как утверждают иностранные военные агенты, "советское правительство сосредоточило на Дальнем Востоке весьма серьезные силы, что эта армия прекрасно вооружена, что вся пограничная полоса покрыта рядом солидных укреплений и что с точки зрения авиации Красная Армия имеет значительное преимущество над японцами"71. Такого же мнения придерживаются японцы, лихорадочно модернизируя армию и вооружение, расходуя на это почти половину бюджета страны.

Никакой аналогии с положением России и Японии в 1904 г., накануне войны между ними, не может быть, ибо тогда Япония была баловнем Европы и Америки, все симпатии этих государств, отлично осведомленных о слабости России, были на ее стороне. Они смотрели тогда на Японию, как на противовес российской империи. Теперь же, напротив, многие государства рассчитывают, что Советский Союз может обуздать Японию. Европа, раздираемая противоречиями, занята своими делами и не примет участие в японо-советской войне. Что касается США, то они, отмечал Абрикосов, отделены огромным пространством от Японии и не пошлют свой флот к ее берегам, где он может быть уничтожен. Японцы также не сделают этого. "Поэтому я лично думаю, что даже в случае возникновения конфликта на Дальнем Востоке Соединенные Штаты останутся в стороне от него, в ожидании, что конфликт этот ослабит участвующие в нем державы и даст таким образом Америке возможность более энергично выступать в их излюбленной роли охранителя территориальной независимости Китая"72. По его мнению, Япония не была стеснена в проведении политики по обеспечению господствующего положения на Дальнем Востоке. Так заканчивал он свое письмо Маклакову. Его суждения были близки к реальности. В эти дни японское правительство разрабатывало внешнеполитические планы. Армейские круги выступали за экспансию на суше против Китая и СССР, а морские настаивали на движении в южном направлении. 7 августа Совет пяти министров, состоявший из премьер-министра и министров иностранных дел, военного, морского и финансов, одобрил "Основные принципы национальной политики". В этой программе указывалось, что внешняя политика и оборона должны быть направлены на обеспечение позиций Японии на азиатском материке и продвижение в район южных морей. Это означало захват Китая, нападение на Советский Союз, экспансию в направлении Индокитая и Южной Азии. В основе политики империи лежал принцип превращения Восточной Азии в зону японской гегемонии и обеспечения готовности встретить во всеоружии Англию и Америку. В этом документе говорилось об обновлении всей политики страны с целью превращения Японии в "стабилизирующую силу в Восточной Азии". Главным в национальной политике должны быть координирование действий дипломатии и военных кругов на восточноазиатском континенте и расширение продвижения на юг. Для этого необходимо ликвидировать угрозу с севера, т.е. со стороны Советского Союза, укрепить японо-маньчжурскую оборону, обеспечить готовность к борьбе против Англии и Америки. Продвижение в страны южных морей следует осуществлять постепенно и мирными средствами, дабы не вызывать противодействия со стороны Вашингтона, Лондона и Парижа. В целях проведения подобной политики предлагалось усилить военные приготовления, увеличить контингент войск в Маньчжоу-Го и Корее, которые могли бы "в случае военных действий нанести первый удар по расположенным на Дальнем Востоке вооруженным силам Советского Союза. Военные приготовления во флоте призваны обеспечить ему господствующее положение против морского флота США в западной части Тихого океана". В свете новых принципов национальной политики предусматривалось проведение различных финансово-экономических мероприятий, обновление дипломатического и информационно-пропагандистского аппарата, формирование благоприятного общественного мнения в стране.

Четыре дня спустя было одобрено продвижение сначала на север — против Советского Союза, а затем на юг — против Франции, Англии, США и Голландии. Одновременно была принята программа по урегулированию положения в Северном Китае. В ней говорилось: добиться превращения его в антикоммунистическую и проманьчжурскую зону, в базу для сотрудничества Японии, Маньчжоу-Го и Китая, улучшения транспортных средств в случае войны с Советской Россией74. Совет пяти министров, таким образом, фактически взял на себя выполнение функций всего Кабинета. 25 августа была составлена "Программа обновления политики", предусматривавшая стимулирование развития авиации и флота. Она свидетельствовала о переходе страны на путь милитаризации экономики и подготовки к войне. Государственной политикой Японии предусматривалось обеспечение позиций для нее на континенте и продвижение в район южных морей. В этом же документе говорилось о создании на севере прочной обороны в Маньчжурии для того, чтобы "противостоять тем военным силам, которые Россия сможет выставить и использовать на Дальнем Востоке"75. Полпред в Токио К. Юренев сообщал наркому Литвинову о нежелании министра Харито Арита сделать какие-либо шаги в сторону улучшения отношений с СССР. В политических кругах циркулировали слухи о трениях между военно-морским командованием и руководством армии относительно средств достижения внешнеполитических целей. Моряки в лице военно-морского министра адмирала Осаму Нагано настаивали на более форсированном строительстве флота и подготовке к экспансии на юг. 28 августа полпред Юренев телеграфировал в НКИД: "Моряки решительно поддерживают политику продвижения на юг и воздержания от агрессии на север". В то время, когда в Токио шли дискуссии между командованием армии и флота о направлениях продвижения на север или на юг, в Берлине происходили дипломатические переговоры о союзе Германии и Японии, которые для Москвы тайной не являлись, так как советская разведка, разгадав код, достаточно подробно информировала Центр о содержании и характере разногласий. Советские дипломаты в Токио неоднократно спрашивали об этих переговорах. Но японцы упорно отрицали. 14 ноября заместитель наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков поручил полпреду К.К. Юреневу посетить министра Арита и заявить ему о получении неофициальных сведений о вероятном оформлении японо-германского соглашения, направленного прямо или косвенно против СССР76. Полпред посетил министра Арита и спросил его, насколько соответствуют действительности слухи о готовящемся германо-японском соглашении. Последовал отрицательный ответ, хотя министр многозначительно и неслучайно заметил о принятии Японией мер против распространения коммунизма, в частности имелись в виду переговоры с одним из государств, которое в этом также заинтересовано77. Полпред остался неудовлетворен беседой. Из Москвы он получил срочную телеграмму с инструкциями еще раз посетить министра и обратить его внимание на то, что соглашение о борьбе против коммунизма является лишь прикрытием для создания союза, направленного непосредственно против СССР. Арита категорически ответил Юреневу: "У Японии есть одно желание — спасти Японию и Азию от коммунистической опасности". "Коминтерну мы противопоставляем также международную организацию", — подчеркнул министр. Когда полпред еще раз спросил министра Арита о японо-германском соглашении, тот отказался даже обсуждать этот вопрос, холодно заявив: "Я не хочу больше дискутировать". Одновременно, 19 ноября Литвинов встретился с китайским послом Цзян Тинфу и спросил его о ходе японо-китайских переговоров. Посол ответил, что японцы требовали совместной борьбы с коммунизмом и сотрудничества вдоль северо-западной границы, но оба их требования отклонены. Литвинов в свою очередь скептически заметил, что, по сведениям советской стороны, Нанкин все же частично принял предложения японцев для нескольких провинций79. Советскому руководству было известно, что на протяжении 1936 г. правительство Чан Кайши вело тайные переговоры с Токио. Японцы настаивали на участии Китая в совместной борьбе против коммунистического движения и добивались образования "автономного" правительства на севере Китая. В частности, 26 сентября Кун Сянси сообщил полпреду Д.В. Богомолову, что японский посол в Китае Сигэру Кавагоэ при встрече с министром иностранных дел Чжан Цюнем потребовал экономических привилегий и создания автономных провинций в Северном Китае, снижения тарифов на японские товары, заключения соглашения о совместной борьбе с большевизмом80. Японцы имели в виду создание военного союза Японии и Китая против СССР, хотя они воздерживались от подобных формулировок. 26 октября замнаркома Б.С. Стомоняков поручил Д.В. Богомолову встретиться с Чан Кайши и Чэнь Лифу и узнать о японо-китайских переговорах и общих внешнеполитических планах нанкинского правительства. «Не пытается ли Чан Кайши договориться с японцами о совместной борьбе с "красной опасностью"?», — спрашивал замнаркома81. Характерно, что именно в этот день японский посол Сигэру Кавагоэ в Нанкине обсуждал с министром иностранных дел гоминдановского правительства Чжан Цюнем вопрос о совместной борьбе против коммунистов. Посол предлагал использовать для этого японских офицеров в китайской армии. Это предложение было отклонено из-за опасения военного конфликта с СССР. "Гоминдановское же правительство намерено держаться по возможности в стороне от такого конфликта82", — сообщал в Вашингтон поверенный в делах США в Нанкине Перек. Разумеется, Москва не могла быть безразличной к действиям японской дипломатии. Она стремилась предотвратить сближение Нанкина с Токио. 7 ноября полпред Богомолов более трех часов беседовал с министром иностранных дел Китая Чжан Цюнем о советско-китайских отношениях. На вопрос Богомолова о состоянии китайско-японских переговоров министр ответил, что политика правительства Нанкина направлена на консолидацию и объединение всех сил страны. Японцы же стремятся вести переговоры с местными властями и пытаются отделить от Китая ряд провинций. Коммунисты ставят своей целью изменить путем вооруженной силы существующий строй в стране. Полпред приветствовал основные установки политики китайского правительства на объединение страны и ее консолидацию, стремление к улучшению советско-китайских отношений. В Синьцзяне у Советского Союза только экономическая заинтересованность, в политическом плане лишь одно желание — всемерно воспрепятствовать проникновению туда японцев и созданию ими там базы для военной агрессии против СССР. Чжан Цюнь пожелал, чтобы переговоры по синьцзянскому вопросу Советский Союз проводил через центральное правительство, ибо в этой провинции сильны сепаратистские тенденции. Собеседники уделили большое внимание переговорам о возможностях заключения пакта о ненападении и торгового договора. Министр признал бесполезность пакта о неагрессии и предложил подумать о сотрудничестве и взаимопомощи. Полпред отметил неподготовленность к этому общественного мнения в обеих странах. Необходимо время. Наиболее целесообразно было бы подписание торгового договора, устранив предварительно имеющиеся по его проекту разногласия83. В Нанкине надеялись, что это произведет впечатление на Японию. Богомолов сказал министру Чжан Цюну, что "сотрудничество Китая и СССР может быть мощным оплотом мира на Дальнем Востоке"84. Заключение торгового договора имело бы большое значение, но еще важнее было бы договориться о подписании пакта о ненападении. Однако 6 ноября Богомолов сообщал в Москву о предпринятом Чан Кайши наступлении 16 дивизиями против Красной Армии. Японцы настаивали сначала на автономии пяти провинций, потом трех, а теперь только на автономии Хэбэя и Чахара, отмечал Богомолов. Они требовали одновременно размещение своих гарнизонов в Китае под предлогом "совместной борьбы против большевизма"85. В этой связи японцы уже дважды предлагали Нанкину совместные акции, рассуждая примерно так: "Коммунисты есть и у вас, и у нас. Они ваши и наши враги. Давайте обсудим сообща методы борьбы с ними"86. Однако правительство Чан Кайши ответило отказом на эти предложения. В тот же день Стомоняков направил телеграмму поверенному в делах И.И. Спильванеку с указанием немедленно посетить Чэн Лифу и выяснить результаты переговоров между министром иностранных дел Китая Чжан Цюнем и японским послом Кавагоэ о совместной борьбе с так называемой красной опасностью в Северном Китае87. Согласно директиве Спильванек встретился с Чэн Лифу и сделал ему заявление, на которое последовал ответ: "Ни согласия, ни соглашения о совместной японо-китайской борьбе с красной опасностью нет и не будет"88. Чэн Лифу просил немедленно передать об этом в Москву. В это время между компартией Китая и гоминданом шли переговоры об урегулировании отношений. По поручению Чан Кайши в них активное участие принимал Чэн Лифу89. 25 ноября в Берлине между Германией и Японией был заключен договор, известный в исторической литературе как Антикоминтерновский пакт90. По указанию Гитлера он был подготовлен бюро Риббентропа, который и поставил под ним подпись совместно с японским послом в Германии В.К. Мусокудзи. По словам Риббентропа, "смыслом и целью пакта были совместные меры по отношению к коммунизму"91. Он был создан как противовес России. При подписании пакта, дополненного секретным соглашением против Коммунистического Интернационала, И. Риббентроп вручил Мусокудзи ноту, в которой говорилось, что Рапалльский договор 1922 г. и Пакт о нейтралитете 1926 г. не утратили силу и не противоречат духу заключенного соглашения92. Из этого следовало, что правительство Гитлера все же не хотело пока обострять отношения с Москвой и стремилось оградить себя от возможного преждевременного втягивания Германии в войну против СССР. В это время Гитлер считал Францию опасным соседом, под влиянием которой находились страны Малой Антанты и Польша. В секретном протоколе к пакту предусматривалась взаимная помощь третьей, неназванной в договоре страны. В день подписания Антикоминтерновского пакта министерство иностранных дел Японии опубликовало заявление, в котором говорилось, что деятельность Коминтерна опасна, она угрожает спокойствию государств и направлена против Японии и Германии. Поэтому необходимо принять оборонительные меры против него. В заявлении утверждалось, что, помимо пакта, никакого секретного соглашения не было заключено. То была неправда, дабы скрыть секретное соглашение, текст которого был представлен Международному военному трибуналу в Токио93. В тот же день министр иностранных дел Арита на заседании Тайного совета с удовлетворением заявил: "Советская Россия должна понимать, что ей приходится стоять лицом к лицу с Японией и Германией"94. В опубликованном варианте Антикоминтерновского пакта говорилось об обмене его участников информацией, касающейся деятельности Коминтерна, и о их сотрудничестве в области профилактических мер. Но главная цель соглашения содержалась в секретном протоколе, в котором отмечалось, что в случае, если одна из подписавших сторон станет жертвой "неспровоцированного нападения или ей будет угрожать нападение", то обе стороны немедленно проведут совместные консультации по вопросам дальнейших действий. Уклончивая формулировка в пакте не могла ввести в заблуждение советское руководство, которое понимало подлинные намерения его участников. М.М. Литвинов в письме полпреду в Греции М.В. Кобецкому указывал, что Гитлер, заключая антикоммунистическое соглашение с Японией, рассчитывал на присоединение к этому акту многих государств, в первую очередь Италии, Польши, Австрии, Венгрии, Финляндии, Болгарии, Румынии, Югославии и Греции. Но пока его расчеты не оправдались. Необходимо иметь в ввиду, что "Коминтерн в соглашении является лишь кодом, под которым надо понимать СССР"95. В конце ноября в германском военном министерстве состоялось совещание, на котором обсуждался вопрос "О германской ориентации на востоке и стратегической позиции Германии". На нем выступили военный министр Бломберг и главнокомандующий сухопутными войсками Геринг, изложившие несколько вариантов войны против СССР. В заключительном слове Фрич заявил, что точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не разрешится вопрос создания базы для операций в восточной Польше96. Как послы в Берлине оценивали Антикоминтерновский пакт? Когда министр иностранных дел К. Нейрат вручал текст соглашения французскому послу А.Ф. Понсэ, последний заметил, что содержание соглашения переводило борьбу с коммунистической опасностью в плоскость международную. Заверения, что оно не направлено против СССР, неубедительны. В соглашении поставлена задача борьбы против коммунизма в третьих странах, а это означает вмешательство в их внутренние дела97. Министр ничего вразумительного на это не мог сказать. Американский посол Додд признал, что предвидел этот договор два года назад и пакт представлял собой союз двух держав против третьей98. На вопрос полпреда Сурица, каково мнение послов относительно заключенного пакта между Берлином и Токио и имелось ли к нему военное соглашение, Додд ответил: между участниками пакта давно существовало военное сотрудничество, хотя, возможно, и оно не было облачено в юридическую форму. Французский посол Понсэ сказал, что одновременно с пактом подписано и военное соглашение. По его мнению, последние события свидетельствовали о консолидации военных сил, которым необходимо противопоставить коалицию демократических стран с участием СССР и Америки. Иных взглядов придерживался британский посол Эрик Фиппс. Оценивая содержание пакта, он отрицал наличие в нем военных статей. Характерно, что все они признавали инициативу Германии при заключении договора, которая вытекала из общей антисоветской политики Гитлера и связана была с обстановкой в Испании в рассчете на воздействие колеблющихся стран". Через три дня после подписания Антикоминтерновского пакта, 28 ноября 1936 г., нарком М.М. Литвинов выступил на Чрезвычайном Всесоюзном съезде Советов с докладом о международном положении. Он отметил, что Япония и Германия заключили союз для борьбы с "международной коммунистической опасностью". По этому вопросу на протяжении 15 месяцев в Берлине в обстановке глубокой секретности происходили переговоры. Это соглашение направлено прежде всего против Советского Союза. Оно представляет угрозу всеобщему миру, безопасности и интересам многих стран. Далее Литвинов заявил: "опубликованное японогерманское соглашение — всего лишь прикрытие для другого, секретного соглашения, которое обсуждалось и парафировалось одновременно и не предназначалось для печати"101. Литвинов не назвал источник информации о секретном протоколе. Впоследствии стало известно, что весной 1936 г. советской разведке удалось получить доступ к кодовой книге японского посольства, содержавшей шифр относительно немецко-японских переговоров. По словам Вальтера Кривицкого, который в то время был резидентом в Нидерландах, Москва систематически получала данные о переговорах. "С тех пор, — признал он позднее, — вся переписка между генералом Осимой и Токио регулярно проходила через наши руки"102. За эту операцию В. Кривицкий был удостоен ордена Ленина. Рассказав предысторию японо-германских переговоров, Литвинов призвал миролюбивые силы к объединению для предотвращения войны. Заявление Литвинова явилось неожиданностью для Берлина и Токио и большой сенсацией в дипломатическом корпусе Москвы. 1 декабря британский посол Чилстон спросил наркома, имеются ли в договоре сведения о характере секретного соглашения между Японией и Германией. Литвинов твердо сказал, что есть неопровержимые доказательства103. Убежденность наркома устранила сомнения посла, который был уверен, что пакт также затрагивал интересы Британской империи. И в этом он не заблуждался.

19 ноября 1936 г. Геринг дал пространное полуторачасовое интервью корреспонденту газеты "Дейли Мейл" Г.У. Прайсу, которое не предназначалось для печати. В нем были затронуты многие вопросы внешней политики Германии. Он много говорил о необходимости возврата Германии бывших колоний, в частности Камеруна, проблемах отношений с Британией, Италией, Испанией, Японией. Так как у Германии избыточное население, ей нужно сырье. Касаясь армии, Геринг с удовлетворением констатировал, что численность ее достигла уже 39 дивизий, она сильнее и эффективнее, чем в 1914 г. Созданы мощные военно-воздушные силы первоклассного качества, которые должны превосходить авиацию Англии и России. Провозглашенный в сентябре Гитлером четырехлетний план экономической подготовки страны к войне призван сделать Германию неза висимой от импорта нефти и каучука. Рейхсканцлер выступает за сближение с Англией, установление с ней хороших отношений. Более того, он готов гарантировать всей мощью Германии сохранение Британской империи, но при условии невмешательства Британии в дела континентальной Европы. Проблему избыточного населения, отметил Геринг, Германия намерена решать в Восточной Европе. Вследствие этого неизбежно военное столкновение с Россией. Переговоры и заключение соглашения между Германией и Японией могут явиться военным союзом антикоминтерновской направленности. "Наделе наши переговоры с Японией, — подчеркнул Геринг, — касаются кое-чего большего". Это соглашение напутает Россию, самодовольно подчеркнул Геринг. Информация об интервью Геринга, данном Прайсу, была получена в НКИД. 20 декабря Литвинов направил сообщение об этом Сталину и копии Молотову, Кагановичу, Ворошилову и Орджоникидзе. Таким образом, интервью отчетливо показало, что Германия ведет подготовку к войне.

Нарком иностранных дел Литвинов проинформировал также и поверенного в делах США Лойя Гендерсона о содержании политического соглашения между Японией и Германией. По мнению Гендерсона, Антикоминтерновский пакт явился дипломатическим поражением Литвинова. В этих условиях вопрос о подписании пакта о ненападении между СССР и Японией откладывался на долгое время. Япония предложила Китаю присоединиться к германо-японскому соглашению о совместной борьбе против коммунизма. Гендерсон направил телеграмму Буллиту об информации Литвинова, так как несколько лет они работали вместе в Москве. Их взгляды по многим вопросам совпадали. За день до подписания пакта Буллит сообщал из Парижа Рузвельту, что в Москве обеспокоены заключением германо-японского соглашения и начинают понимать ошибочность своих действий в связи с позицией Вашингтона по отношению к VII конгрессу Коминтерна, в частности касательно участия в нем компартии 105. Таким образом, Буллит косвенно оправдывал свою лихорадочную деятельность летом 1935 г., направленную на срыв VII конгресса Коминтерна.

Как показано выше, Буллит весной 1936 г. покинул СССР с неприязненными чувствами в отношении нашей страны. По прибытии в Вашингтон он сразу включился в президентскую избирательную кампанию, принял участие в составлении раздела по внешней политике платформы демократической партии. Государственный секретарь Хэлл прочитал его и сказал, что это — "мешанина из идей и теорий, заимствованных у разных авторов". Хэлл был невысокого мнения о дипломатических способностях Буллита, который с нетерпением ждал нового назначения. Ему очень хотелось поехать послом в Париж. И как раз в августе срок полномочий посла Д. Страуса истек, к тому же он тяжело заболел. Многие влиятельные лица стали настоятельно рекомендовать Буллита послом во Францию, как знатока Европы, ее истории и политической жизни. Президент Рузвельт согласился. Ему хотелось иметь своего доверенного информатора в центре европейской политики. Он продолжал верить Буллиту, который с большой радостью отправился в Париж и 13 октября приступил к исполнению своих обязанностей. Сразу погрузившись в гущу дипломатических интриг, в которых он так любил участвовать, Буллит быстро установил тесный контакт со многими членами французского правительства, в первую очередь с военным министром Эдуардом Даладье и министром иностранных дел И. Дельбосом. По словам советника посольства Р. Мэрфи, "его близость с членами французского кабинета была неслыханной". Буллиту часто звонили по телефону, встречались с ним, советовались как лучше поступить. Он с удовлетворением сообщал Рузвельту, что глава правительства Э. Даладье следует его рекомендациям106. Для него он был крупным авторитетом и дипломатом. У Буллита давно сформировалась концепция примирения Европы путем устранения разногласий между Францией и Германией. По его мнению, заключение договора о взаимопомощи между Францией и СССР являлось ошибкой Парижа. Ключ к миру следовало видеть во франко-германском сближении. Он не верил в коллективную безопасность, в угрозу СССР со стороны Германии и полагал, что направление ее экспансии в страны Центральной и Юго-Восточной Европы являлось наиболее удачным развитием событий. Буллит советовал, так же как и изоляционисты, не вмешиваться в европейские дела. По прибытии в Париж главные усилия американский дипломат сосредоточил на осуществлении своей давней концепции: примирение и сближение Франции и Германии. По его убеждению, при таком развитии событий франко-советский договор о взаимопомощи потерял бы значимость, а Германия направила бы свою экспансию в страны Центральной и Юго-Восточной Европы, что привело бы к обострению противоречий в этом регионе и в конечном счете столкновению интересов Германии и Советского Союза. Это отвечало взглядам Буллита, выступившего против советско-французского договора. Буллит предлагал Рузвельту держать Францию в зависимости от Вашингтона, оказывать воздействие на ее внешнюю политику. Американо-французские отношения он рассматривал с точки зрения осуществления идеи сближения Франции с Германией. 24 ноября 1936 г. Буллит направил Рузвельту большое письмо, в котором отмечал, что война в Испании представляла собой не только внутреннее противоборство политических сил, но и вооруженное столкновение Италии и Германии, с одной стороны, и Советского Союза — с другой. Посол отмечал, что Муссолини активен в осуществлении своих целей, а Гитлер вынашивает планы захвата Чехословакии. Если он направит свою армию в эту страну, Франция скорее всего не окажет поддержку Праге. Большинство в Париже против выполнения взятых обязательств по договору о взаимопомощи. Бельгия и Великобритания не поддержат Францию, как заявил Буллиту во время беседы бельгийский посол108. Сами французы подчеркивали, что если Франция поможет Чехословакии, она потерпит поражение от Германии. Трудно предсказать, отмечал Буллит, как в действительности развернутся события и что предпримет Фран109. Но очевидно только одно, что многие страны в Европе готовятся к войне. Основной его вывод заключался в том, что США должны воздействовать на франко-германское сближение, придерживаясь при этом нейтралитета.

В Вашингтоне пристально наблюдали за европейскими событиями. Не все в госдепартаменте разделяли взгляды Буллита, мало верили в реальность его концепции сближения Франции с Германией. Противоречия между этими странами были более глубокими, чем это представлял себе Буллит. В Белом доме придерживались закона о нейтралитете, но в то же время понимали, что если в раздираемой противоречиями Европе начнется война, ее невозможно будет локализовать, она неминуемо затронет многие государства и может оказаться прелюдией мирового пожара. Поэтому государственный секретарь Хэлл 19 октября, выступая в клубе "Оверсис Райтерс" перед журналистами, сделал здравое заявление: "Кто не будет участвовать в войне, все равно пострадает от нее не меньше экономически"110. На Дальнем Востоке обстановка также была взрывоопасной. В день подписания Антикоминтерновского пакта, 25 ноября, поверенный в делах США в Токио Е.Р. Дисковер закончил составление большого меморандума о политическом положении в Японии и ее ближайших планах в отношении СССР и Китая. Он отмечал, что за последние два месяца в стране была развернута широкая воинственная кампания против этих двух государств. В прессе слышны прямые призывы к войне против СССР. Активную роль играет в этом армия. Военный министр Цзюцыси Тераучи занят проведением реформ в армии. Но особенность обстановки, отмечал поверенный в делах США, состоит в том, что в настоящее время Япония не в состоянии предпринять какие-либо решающие шаги в Китае, а тем более против Советской России. Она встретилась с большими военными и экономическими трудностями и в течение последних двух лет не смогла их преодолеть. Далее Дисковер констатировал, что различные слои японского общества разочарованы, они устали и потеряли интерес к бесконечно обсуждаемым в прессе военным планам. Советские лидеры, сообщал Дисковер, за это время, безусловно, показали решимость и готовность защищать свою территорию. Они против войны с Японией, и об этом знают в Токио. Вряд ли в ближайшее время возникнет японо-советский вооруженный конфликт. Война же против Китая может сначала принести легкую победу Японии, но затем она примет затяжной характер борьбы на истощение. В силу этого японские политические и военные круги внимательно следят за событиями в Европе, где они ожидают расширения войны, в частности в Испании. Раскол Европы на правых и левых выгоден для Японии. Для нее это создает свободу рук в Азии. Наблюдения, оценки и выводы американского дипломата отражали обозначившиеся тенденции и основные направления во внешней политике Японии. Правительство Хирота стремилось к укреплению армии и флота, а также перестройке экономики в целях расширения экспансии. Основным ее направлением был Китай при одновременной подготовке к столкновению с Советским Союзом.