В начале 1934 г. внимание Москвы и Вашингтона было привлечено к событиям на Дальнем Востоке. Руководителей Кремля и Белого дома интересовало, насколько возможно дальнейшее обострение обстановки в этом регионе, вызванное политикой Японии, и какова может быть в этом случае позиция государств, в частности США. Эти сюжеты обсуждались в мировой печати. Выступая с докладом на XVII съезде партии 26 января 1934 г., И.В. Сталин заявил, что между Советским Союзом и Японией не все обстоит благополучно. Япония отказалась подписать пакт о ненападении, прерваны переговоры о продаже КВЖД. Японские экстремисты открыто проповедуют в печати необходимость войны против СССР, призывают к захвату Приморья. Это создает в Москве атмосферу обоснованного беспокойства1. О тревожном положении на дальневосточных границах говорил нарком обороны К.Е. Ворошилов и другие участники съезда, призывавшие к укреплению обороноспособности страны2. У общественности создавалось впечатление, что вооруженный конфликт может случиться скоро — весной 1934 г. Президент США Рузвельт также выразил обеспокоенность развитием событий в мире. В ежегодном послании конгрессу он заявил: "К сожалению, я не могу представить вам картину полного оптимизма относительно международных дел". Если для Западного полушария характерна политика "доброго соседа", то в других частях, отметил он, вырисовывается опасность немедленной или будущей агрессии. На вооружение расходуются огромные суммы. Продолжается возведение торговых барьеров, которые препятствуют торговле и прогрессу в мире3. В день открытия партийного съезда в Москве, 26 января, посол в Токио Джозеф Грю информировал госдепартамент о появлении большого количества статей в прессе (японской, советской, американской и мировой) по вопросу о возможности войны между Японией и СССР. В связи с этим советник американского посольства посетил вице-министра иностранных дел Мамори Сигемицу и поинтересовался, сколько вооруженных сил Японии находится в Маньчжурии. Последовал ответ: три дивизии, но советских войск на границе больше, чем оправдывалось планируемое увеличение японских вооруженных сил в данном районе. Между тем министр иностранных дел К. Хирота утверждал, что спорные вопросы следует решать мирным путем, а не посредством силы. Ни Японии, ни Советскому Союзу война не нужна4. В январе полпред К.К. Юренев, обсуждая с послом Грю положение на Дальнем Востоке, констатировал, что мир в этом регионе во многом будет зависеть от взаимопонимания и сотрудничества трех держав: США, Великобритании и СССР5. 30 января посол США в Берлине Уильям Додд также рассматривал с руководителем IV отдела министерства иностранных дел Германии Рихардом Майером дальневосточную ситуацию. Признав ее напряженность, Майер отметил стремление японцев к захвату Владивостока, хотя сделать это для них будет трудно, успех возможен всего на 50%. 6 января нидерландский посланник Лимбург-Стирум посетил американского посла Уильяма Доддаг разговор шел в основном о японской агрессии в Китае. Если США, отметил он, не вмешаются, то голландские владения, а также Филиппины в скором времени могут оказаться в руках японцев7. 13 февраля советский полпред Я.З. Суриц нанес визит послу Додду и выразил беспокойство известиями с Дальнего Востока. Он рассказал о происходивших конфликтах на Китайско-Восточной железной дороге, недопустимом поведении властей Маньчжоу-Го в отношении советских служащих8. Таким образом, американские дипломаты одновременно в Токио и Берлине, выясняя возможность осложнения событий на Дальнем Востоке, обменивались мнениями с дипломатами других стран. Корреспондент "Нью-Йорк Тайме" Уолтер Дюранти 26 января 1934 г. в беседе с наркомом К.Е. Ворошиловым сообщил, что у него состоялись встречи с Рузвельтом и Буллитом, которые проявляют повышенный интерес к положению на Дальнем Востоке. Они осознают опасность для всего мира со стороны Японии. Дюранти пожелал, чтобы Ворошилов сделал соответствующее заявление9. Нарком воздержался, и вполне понятно почему. Сталин в конце декабря 1933 г. дал интервью тому же Дюранти, в котором уделил большое место политике Японии на Дальнем Востоке. По мнению Ворошилова, такой шаг явился бы несколько преждевременным. Еще не все было ясно, многое зависело от ситуации в Японии, а именно от того, какая политическая группировка Страны Восходящего Солнца одержит верх. 8 февраля посол Грю сообщал из Токио госсекретарю К. Хэллу: от армии зависит последнее слово — будет мир или война. Армия уверена в способности захватить ряд областей, Владивосток и, вероятно, всю территорию до о. Байкал. Это обусловлено тем, что русские войска находятся на расстоянии тысячи километров от баз снабжения. В стратегическом отношении их позиции подвергаются риску. Вместе с тем во Владивостоке достаточно авиации для того, чтобы создать угрозу Токио и другим японским городам. Этого японцы боятся. Кроме того, признание Америкой Советской России, отмечал посол, оказывает воздействие на Японию. Для ее руководителей не совсем ясно, какую позицию займут США в случае японо-советской войны. Вероятнее всего, они окажутся на стороне России. Никто не верит, что советское правительство осмелится начать военные действия. Одновременно посол Грю указывал на намерение молодых офицеров начать войну против СССР. Поводом для этого могут быть провокационные пограничные инциденты. Однако вооруженный конфликт, по его мнению, наиболее вероятен в 1935 г.1 0 Посол констатировал также, что назначенный 23 января новый военный министр генерал Тэцудиро Хаяси в узком кругу на обеде в честь британского посла Фрэнсиса Линдлея заявил, что хотя в Японии либерально настроенные лица выступают против войны с СССР, в армии имеются ее сторонники11. Характерно, что в тот же день американский посланник в Китае Нельсон Т. Джонсон беседовал с военным министром и председателем Бейпинского бюро военного совета Хо Инэцином и председателем Бейпинского совета политических дел генералом Хуан Фи. Обсуждался вопрос о том, насколько возможна японо-советская война. Собеседники посланника высказали мнение, что оккупация китайских провинций Чахар, Хубей, Шаньдун японцами рассматривается как необходимый плацдарм для наступления против России. Немедленного же их выступления против нее пока не ожидается. 16 февраля 1934 г. Грю направил телеграмму в госдепартамент о том, что вопросы войны на Дальнем Востоке решаются именно в Токио, а вовсе не в Москве. Буллит был такого же мнения13. Изучая информацию, поступавшую из разных стран и источников, в госдепартаменте решили выяснить позицию Великобритании в отношении оценки положения на Дальнем Востоке. 26 февраля 1934 г. помощник заведующего дальневосточным отделом госдепартамента Максвел Гамильтон посетил Лондон и обсуждал данную проблему с заместителем министра иностранных дел Виктором Уэллесли. До этого Гамильтон дважды побывал в Токио — в октябре прошлого года и в начале февраля. Там он получил довольно обширную информацию о характере японо-советских отношений. Поэтому на вопрос Уэллесли, как скоро возможен между двумя странами вооруженный конфликт, Гамильтон ответил, что в любой момент, но в ближайшем времени вероятность его возникновения все же невелика. Далее представитель Форин оффис заметил, что в случае войны Япония может победить14. А как же оценивал ситуацию японский военный атташе в Москве подполковник Кавабэ? 13 февраля он направил в Токио помощнику начальника генштаба доклад по поводу возможности японо-советской войны15. Кавабэ констатировал, что руководители Советского Союза "единодушно настроены в пользу того, чтобы избежать войны". Об этом ему говорили в личных беседах начальник советского генштаба А.И. Егоров, инспектор кавалерии СМ. Буденный, начальник военно-воздушных сил Я.И. Алкснис. Только М.Н. Тухачевский придерживался другой точки зрения. На только что закончившемся партийном съезде Сталин и Молотов призывали к укреплению обороноспособности на Дальнем Востоке, Блюхер говорил о намерении Японии захватить Приморье. Некоторые аккредитованные в Москве военные атташе полагали, что Япония в скором времени начнет войну против СССР, но, по их мнению, Красная Армия сильна, преимущество на ее стороне, и высшему командованию Японии следует это учитывать. Такого же мнения придерживались французский и германский военные атташе, причем последний предупреждал: "Война это не спорт, нельзя легкомысленно подходить к ней. В Токио должны серьезно все взвесить, прежде чем вступать в нее". Среди военных атташе часто можно услышать суждение, что Японии следовало бы более основательно подготовиться к войне и только затем приступить к разрешению дальневосточных проблем. В заключение военный атташе делал вывод: почти все русские относятся негативно к войне и полагают, что ее начнет Япония. Вопросы японо-советской войны постоянно занимали Кавабэ. Через две недели, 26 февраля, он направил в Токио еще один доклад о состоянии Красной Армии и ее технической оснащенности16. Он указывал, что ее общая численность достигла 560 тыс. человек, регулярных дивизий насчитывается 29, территориальных — 42. Страна может мобилизовать 3 млн человек. Это — первая в мире по силе сухопутная держава. Быстрыми и чрезвычайно стремительными темпами происходит реорганизация и мотомеханизация армии. Большое внимание уделяется при этом усилению военно-воздушных сил. В 1932 г. в СССР производилось уже 7 тыс. самолетов, упор сделан на бомбовозы. Огромны военные расходы. "В этом отношении ни одно государство, — отмечал атташе, — не может угнаться за Советским Союзом"17. За последние десять лет крупные перемены произошли и в стратегических взглядах высшего командования. Как видно, военный атташе располагал обширной информацией, внимательно наблюдал за изменениями в вооруженных силах СССР, анализировал их и высказывал довольно трезвые суждения. Вполне понятно, советское руководство не было безразлично к политике Японии. В 1933 г. расходы на Красную Армию и флот составили 1 млрд 400 млн руб., в 1934 г. Наркомату обороны было выделено уже 5 млрд руб. Красная Армия ускоренно модернизировалась и реорганизовывалась. В то время, когда участники съезда обсуждали положение на Дальнем Востоке, 5 февраля 1934 г. полпред К.К. Юренев составил доклад для замнаркома Г.Я. Сокольникова о внутреннем и внешнем положении Японии, о перспективах войны и мира. Начинался он словами: "Приближается весна — время, безусловно, ответственнейшее в наших отношениях с Японией"18. Он указывал, что прошлый год для нее складывался под знаком нараставших экономических и финансовых трудностей, роста государственного долга. Ситуация в промышленности и сельском хозяйстве была нестабильной, внешняя торговля сокращалась, проблема поиска рынка сбыта товаров приобрела острый характер. "Объектами ее вооруженной экспансии на ближайший период являются СССР и Китай. Однако проблема Китая при всей ее сложности и ответственности для Японии в данный момент, пожалуй, не представляет важного значения, как проблема СССР". Подробно остановившись на анализе внутреннего положения страны и ее внешней политики, полпред отметил, что 1933 г. прошел под знаком нарастания экономических, финансовых и политических трудностей, ухудшения в сельском хозяйстве, роста государственного долга, сокращения внешней торговли. Особенность сложившейся ситуации состояла в том, что широкие общественные круги Японии не хотят войны, как и дальновидные финансово-промышленные круги, а также императорский двор. Другую позицию занимает японская армия, которая представляет реальную политическую силу. Ее поддерживают некоторые концерны. Уход военного министра генерала Садао Араки в отставку явился важным политическим событием. Ушел со сцены грубый ограниченный солдафон, говоривший слишком часто и много о войне вообще и против Советского Союза, в частности. Он стал чрезвычайно одиозной фигурой, раздражавшей умеренные круги. Приход нового военного министра генерала Тэдзуро Хаяси обозначился заявлением о необходимости проведения перевооружения и модернизации армии. А для этого потребуется не менее трех лет. Министр иностранных дел К. Хирота говорил о миролюбивой политике Японии, установлении демаркационной линии на советско-маньчжурской границе. В стране, констатировал Юренев, происходила борьба двух тенденций — сторонников и противников войны. Какая из них одержит верх, трудно сказать. Говорят об уходе в отставку правительства Макато Сайто. Кто придет к власти, неизвестно. Полпред делал вывод: судя по многочисленным официальным заявлениям японо-советская война возможна, надо продолжать готовиться к войне. Сталин прочитал доклад и сделал пометку: "В архив". Вероятно, общий прогноз полпреда ему не понравился. Собственно, в нем ничего нового не содержалось. Такие слова, как "исключить ее нельзя, но и говорить о неизбежности не следует", его, по-видимому, не удовлетворили, хотя такие пометки он часто делал сам.
Между тем осторожный прогноз посла был обусловлен положением в Японии, где шла напряженная внутриполитическая борьба в самом правительстве и в армии по поводу внешней политики в отношении Китая и особенно войны против Советского Союза. Да об этом говорил и сам Сталин в своем докладе на съезде партии. В Токио не могли не считаться с тем, что к январю 1934 г. численность Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии и Тихоокеанского флота составила 235 тыс. человек. На дальневосточных границах были сосредоточены 13 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии, одна механизированная бригада и пять авиационных полков. Кроме того, 22 декабря 1933 г. Советом Труда и Обороны было принято постановление об оснащении дальневосточных вооруженных сил бронетанковыми, механизированными войсками и авиацией. Решено было дополнительно перебросить три стрелковые дивизии, три механизированные и семь авиационных бригад, 10 эскадрилий. Всего предусматривалось перебросить 56 тыс. человек, 270 орудий, 930 самолетов и 960 танков19. По численности, количеству и качеству боевой техники войска ОКДВА превосходили Квантунскую. Японское правительство начинало осознавать значимость оборонительных мероприятий, проводимых советским правительством и командованием на дальневосточных границах. Соотношение сил постепенно менялось, притом не в пользу Японии. Некоторые политики делали вывод: война с Советским Союзом может явиться трудным делом и принять затяжной характер. Во всяком случае она не будет легкой прогулкой, как заявляли отдельные представители экстремистских военных кругов. О внезапном нападении не могло быть и речи. Мнение полпреда Юренева во многом совпадало с оценкой положения на Дальнем Востоке А.А. Трояновского, который внимательно наблюдал за событиями в этом регионе, находясь в Вашингтоне. Будучи много лет полпредом в Японии, он всесторонне изучал ее намерения. 27 января 1933 г. накануне отъезда из Японии Трояновский изложил свои соображения о политическом положении в стране. Свой анализ он начал словами: "Это будет мой последний политический доклад". К нему он отнесся ответственно. На основе большого знания страны и международных отношений на Дальнем Востоке полпред постарался ответить на важные вопросы, волновавшие Москву, а именно — как могут развиваться советско-японские отношения. Прежде всего Трояновский отметил тяжелое экономическое и финансовое состояние Японии. Бюджет ее составил почти 1 млрд йен дефицита. Маньчжурия требовала огромных средств, а их не было у японского правительства. Влияние экстремистских военных элементов на кабинет Сайто уменьшилось, а сопротивление промышленно-финансовых кругов возрастало. Они не являлись сторонниками развязывания войны. По их мнению, это было несвоевременно и опасно. Трояновский указывал, что японская армия, как показали события в начале 1932 г. в Шанхае, оказалась не сильной. Ее надо перевооружать, а для этого необходимы финансы и время. Военный министр Садао Араки вынужден был признать: перевооружение армии может закончиться не ранее будущего 1934 г. Имеет значение и тот факт, что международное положение Японии неблагоприятно. Атмосфера вокруг нее недружелюбная. Япония не может рассчитывать на поддержку США и Англии, как это было в русско-японской войне. Есть основания полагать, что японские руководители позволят рискнуть выступить против Советского Союза и осуществить планы в отношении захвата Приморья, Сахалина и Камчатки. В Токио не намерены заключать с СССР пакт о ненападении, и на это нельзя рассчитывать. Основным условием гарантии мира на Дальнем Востоке, по мнению полпреда, являлось продолжение вооружения Красной Армии быстрыми темпами, повышение ее боеспособности20. Главный вывод полпреда гласил: "Я считаю, что в наших взаимоотношениях с Японией трудно ожидать больших осложнений, по крайней мере, до начала или весны будущего 1934 г."21 Этот прогноз был важен для разработки линии поведения с Японией, особенно во время обострения отношений с ней и резкой политической и дипломатической перепиской в связи с речью главы правительства В.М. Молотова на сессии Верховного Совета и выступлением министра иностранных дел Уцида в парламенте в январе 1933 г.2 2 По возвращении из Токио, в апреле 1933 г., А А. Трояновский выступил на политбюро с докладом о положении на Дальнем Востоке и перспективах советско-японских отношений. Изложив особенности международной ситуации в этом регионе, полпред высказал дальновидную и оригинальную мысль: японская агрессия не фатальна, и главная опасность грозит не с Востока, а с Запада, со стороны Германии23. Доклад привлек внимание членов политбюро. Спустя несколько дней Сталин лично беседовал с Трояновским, спрашивая, какие факты и что заставило его придти к такому заключению. Обсуждался также вопрос о дальнейшей его работе
те
24 . Он предлагал ему возвратиться в Красную Армию. Вскоре Трояновский, как известно, получил ответственное назначение дипломатическим представителем СССР в Вашингтон. Ему было поручено пристально следить за политикой США на Дальнем Востоке. Отправляясь в ноябре 1933 г. в США, Трояновский получил инструкцию: весьма желательно добиться заключения пакта о ненападении между СССР, США, Японией и Китаем25. Многое зависело от Вашингтона и Лондона. Принимая это во внимание, учитывая обстановку на Дальнем Востоке, советское правительство было заинтересовано в посещении американской военной эскадрой Владивостока. Этим были бы продемонстрированы признаки сближения двух стран. 10 февраля 1934 г. Литвинов, проинформировав Трояновского о международном положении Советского Союза, указывал на напряженность отношений с Японией, представители которой упорно торгуются о КВЖД. В этой ситуации большое значение приобретали визит американской эскадры во Владивосток и согласие администрации Вашингтона на продажу рельсов СССР. Он поручал полпреду выяснить, насколько это возможно26. В тот же день замнаркома Н.Н. Крестинский в телеграмме спрашивал Трояновского, были ли разговоры с американцами на эту тему27. К сожалению, идея о визите эскадры была негативно встречена в правительственных ведомствах Вашингтона. Приведенные телеграммы и материалы показывают, что многие политики сомневались в возможности столкновения весной 1934 г. Скорее всего в Токио отложат его на некоторое время — до 1935 г. Так думал, в частности, американский посол Д. Грю и его советники. Полпред К.К. Юренев также отмечал военную неподготовленность Японии. Получив указание из Москвы, 10 февраля Трояновский при встрече с Буллитом затронул вопрос о положении на Дальнем Востоке. Он сказал, что, по словам японского посла Хироси Сайто, высказанным им по прибытии в Нью-Йорк, и по личному письму, полученному от бывшего министра иностранных дел барона Киджюро Сидехара, японцы не собираются атаковать Советский Союз весной. Затем он ознакомил посла Буллита с содержанием письма барона, заметив при этом, что вероятнее всего оно было продиктовано самим министром Хирота. В нем говорилось, что будет абсолютным безумием для Японии и Советского Союза, если они вступят в войну друг с другом. Барон выражал надежду, что это возможное несчастье будет все же преодолено благоразумием и мудростью как в Токио, так и в Москве. По его мнению, в отношениях между двумя странами не существовало проблем, которые не поддавались мирному урегулированию28. Через три дня Трояновский посетил госдепартамент и имел беседу с начальником дальневосточного отдела госдепартамента С. Хорнбеком, внимание которого также было обращено на письмо Сидехара, считавшего, что война между Японией и Советским Союзом будет "трагическим преступлением". Это не должно случиться. Полпред заметил также, что весной 1934 г. Япония вряд ли нападет на Советский Союз, так как японцы поняли опасность подобного акта. СССР может оказать серьезный отпор29. Достоин внимания и тот факт, что после съезда партии, на котором так много говорили о возможном военном столкновении с Японией, полпред И.М. Майский составил 24 февраля большой меморандум о позиции Англии в случае возникновения японо-советской войны, направив его наркому иностранных дел М.М. Литвинову. В нем говорилось, что лидеры Британской империи, получившие огромное наследство в результате первой мировой войны, опасаются разрушения послевоенной Версальско-вашингтонской системы, которой угрожали Германия, Италия и Япония, требовавшие ревизии. На Дальнем Востоке Англия боялась продвижения Японии в южном направлении и захвата Гонконга, Сингапура, Австралии и Новой Зеландии. В Лондоне приветствовали бы ее экспансию не в южном, а в северном направлении, против СССР, его ослабление. Это создавало бы более благоприятные условия для Великобритании в Китае. Но британские политики не исключали и другой исход войны — победу Советского Союза и поражение Японии. Это имело бы своим последствием ускорение национальной революции в Китае, чего никак не хотели консервативные силы Великобритании. Внимательно следя за политическим барометром на Дальнем Востоке, не возражая против японо-советского военного столкновения, надеясь на взаимное ослабление воюющих сторон, английские политики, отмечал Майский, проводят осторожную политику, сохраняют свободу рук, воздерживаются от открытой поддержки воинственных заявлений Японии. Установление советско-американских дипломатических отношений произвело огромное впечатление в Англии, ее лидеры не заинтересованы обострять отношения с США и учитывают серьезно изменившееся положение на Дальнем Востоке30. Небезынтересно, что в это же время появилась статья английского писателя и публициста Малькольма Маттериджа в мартовском ежемесячнике "Девятнадцатое столетие" под заглавием "Германия, Россия и Япония". В силу антисоветской направленности она вызвала интерес в политических и дипломатических кругах. Статья начиналась с констатации того, что Япония готовится к войне, Германия вооружается, Россия и Франция опасаются войны, Англия стремится сохранить свободу рук и не ввязываться в континентальные осложнения. Италия собирается ловить рыбу в мутной воде. Далее автор отмечал, что Лига наций стала внешним прикрытием эгоистической политики интересов отдельных стран, которые направляются тайными переговорами и соглашениями. Представители одной страны стараются использовать затруднения другой. Все они ведут сложную политическую игру. В случае захвата Японией российской территории Германия и Польша могут этим воспользоваться. Для Польши установление сотрудничества с Германией с целью расширения собственной территории вполне естественно. Советы попали в неприязненное окружение и стремятся к сближению с США. Признание со стороны Америки казалось советским лидерам важным шагом. Угрожающее положение на Дальнем Востоке побуждало их особенно торопиться с получением этого признания в надежде использовать Америку в качестве противовеса Японии. Однако тут возникает вопрос, отмечал Маттеридж, насколько это реально. Финансовая поддержка может быть получена лишь при известных условиях. Но ведь Советам нужна будет главным образом военная поддержка. А это Рузвельту сложно сделать при затруднениях, переживаемых Америкой. Франция не будет ломать копья из-за польского коридора, а тем более охраны неприкосновенности Украины. СССР, критиковавший ранее Лигу наций, намерен стать ее членом и надеется найти какую-либо поддержку с ее стороны. Однако Литвинов едва ли может рассчитывать на позитивные результаты. Автор статьи делал выводы, которые обсуждались среди политиков. Для Европы выгодно было бы частичное расчленение России и отход некоторых ее областей к Германии, Польше и Японии. Действия Германии и Японии будут направлены в стороны, наименее вредные для европейских держав31. В начале 1934 г. эксперт по дальневосточным и российско-японским отношениям, дипломат, враждебно настроенный к советскому государству, Д. Абрикосов писал бывшему царскому дипломату В.А. Маклакову, что в Японии усилилось влияние военной партии на политику, в результате заметно возрос бюджет для армии и флота. Идея об обеспечении за Японией главенствующей роли на Дальнем Востоке все больше овладевала умами правительственных кругов. Между тем министр иностранных дел Хирота Коки старается избегать вооруженного конфликта с СССР до его урегулирования и окончательного закрепления Японии в Маньчжурии. Выступления же Молотова и Литвинова вызывают недовольство в Токио. В дальнейшем возможны эксцессы и мелкие конфликты. Но Япония будет проводить намеченную программу в Маньчжурии, Китае и против СССР32. Президент Рузвельт также пристально следил за развитием ситуации на Дальнем Востоке, возможными внешнеполитическими акциями Японии в 1934 г. Учитывая мнение госдепартамента и военных ведомств, он дал указание послу Буллиту подготовить ему специальный доклад на случай возникновения японо-советской войны33. 5 февраля Буллит представил доклад президенту. В нем отмечалось, что вероятность нападения Японии на Советский Союз несколько уменьшилась в сравнении с тем, как это было несколько недель тому назад. Кажется, Япония в этом году обратит внимание на установление контроля над Северным Китаем и Монголией. В случае японо-советской войны США, рекомендовал посол, следовало бы объявить нейтралитет; торговлю с Советским Союзом вести через порты Черного и Балтийского морей - Одессу, Ленинград, Таллинн, Гдыня, Мемель. Необходимо предусмотреть совместные действия американского и британского флотов в Атлантике и главное — ускорить строительство новых кораблей в США.
Ознакомившись с докладом Буллита и поступившей обширной информацией, в том числе и обсуждением внешнеполитических проблем на только что закончившем работу съезде партии в Москве, Рузвельт решил встретиться с полпредом А.А. Трояновским, как знатоком Дальнего Востока и Японии. Ему важно было знать мнение Москвы. 23 февраля он пригласил его в Белый дом. Свое мнение президент уже изложил 3 января в ежегодном послании конгрессу. Он дал понять, что для США невозможно "принять участие в каких-либо политических комбинациях" вместе с Советским Союзом34. На вопрос президента о политике Японии полпред ответил, что лично он сравнительно оптимистично оценивает ее на текущий год и очень пессимистически в будущем. Политика Токио сводится к тому, чтобы укрепить свое положение в Маньчжурии и максимально подчинить Китай. Согласившись с полпредом, президент заметил, что японцы активны в Китае. Трояновский обратил внимание Рузвельта на желательность сотрудничества СССР и США на Дальнем Востоке и на сдерживание Японии путем сохранения контактов между Москвой и Вашингтоном с целью предотвращения агрессии со стороны Токио. Президент выразил беспокойство намерениями Японии иметь флот, равный американскому. В ответ полпред заявил: "...Сдержать Японию и сократить ее аппетиты будет нелегко. Япония не будет слушать отдельно ни Америку, ни СССР, но обоих вместе она будет слушать даже в последний момент, поэтому нам нужно иметь контакт". Президент согласился, изъявив готовность обсудить различные варианты совместных действий, в том числе и проблему тихоокеанского пакта. Но это было, как оказалось, всего лишь обещание35.
Трояновский информировал Сталина и Молотова о беседе с президентом. То было одно из первых важных сообщений Вашингтона, и его внимательно изучали, оценивая значимость. Советское правительство стремилось наладить сотрудничество с США на Дальнем Востоке. Но в Вашингтоне проявляли осторожность, не желали брать обязательства в международных делах. Эта политика неоднократно официально провозглашалась администрацией США. И это наглядно подтвердилось в переговорах Литвинова с послом Буллитом при его приезде в Москву в марте 1934 г. Накануне приезда общая ситуация на Дальнем Востоке, как было показано, складывалась неспокойно и привлекала внимание политиков и дипломатов многих государств, в том числе и США. Советское руководство было заинтересовано продолжить переговоры по вопросам, которые были затронуты, но не решены в ходе бесед Литвинова с Рузвельтом в ноябре 1933 г. и в декабре во время вручения Буллитом верительных грамот. Тем более, что Рузвельт тогда поручил непосредственно Буллиту изучить вопросы о возможности заключения договора о ненападении между США и СССР и тихоокеанского многостороннего пакта. Разумеется, будучи в Вашинггоне и готовясь к отъезду в Москву, Буллит обсуждал их в Белом доме, в госдепартаменте и в военноморском ведомстве. Более того, он, как мы видели, составил даже специальный меморандум Рузвельту о позиции США в случае войны между СССР и Японией, полагая, что рано или поздно она должна была произойти. Это сказалось в определенной степени даже на формировании им состава посольства.
7 марта 1934 г. Буллит, по прибытии в Москву со множеством планов, идей, проектов и намерений, сразу заметил, что его прием в декабре 1933 г. отличался от теперешней встречи. Тем не менее он собирался действовать динамично и результативно. В тот же день встретился с генеральным секретарем НКИД И. Дивильковским. Находился в хорошем настроении, был словоохотлив и рассказал, что Трояновский произвел очень хорошее впечатление на президента Рузвельта36. Переходя к дальневосточным делам, Буллит признал серьезные изменения в советско-японских отношениях, значительно уменьшилась напряженность. Обстановка стала более обнадеживающая. В Токио предположили, что в декабре Буллит, будучи в Москве, достиг договоренности о военной помощи США в случае вооруженного конфликта. Однако его не будет, как сказал ему японский посланник, до тех пор, пока министром иностранных дел будет Хирота. Далее он остановился на инструкции госсекретаря Корделла Хэлла, которая запрещала сотрудникам посольства ввозить червонцы из-за границы, приобретать их на черном рынке, а предписывала производить обмен долларов на червонцы по льготному курсу, как обещал нарком финансов Г.Ф. Гринько37. 12 марта Буллит посетил НКИД, где встретился с генеральным секретарем НКИД И. Дивильковским и заведующим 3-м Западным отделом Е.В. Рубининым. В ходе беседы был затронут вопрос о желательности заключения пактов для обеспечения всеобщего мира. Дивильковский, в частности, привлек внимание Буллита к идее пакта о ненападении между США и СССР, добавив при этом, что советское правительство вступило по этому вопросу в переговоры с Китаем. Буллит не стал обсуждать эту проблему, сославшись на отсутствие у него инструкций. К тому же он заметил: "Позиция США неизменна — против подписания такого договора"38. Далее он сказал, что, по его мнению, легче было бы подписать многосторонний тихоокеанский пакт о ненападении, включив в него США, СССР, Японию, Китай, Англию, Францию, Голландию. Президент Рузвельт больше склоняется именно к такому многостороннему пакту. Было очевидно, что американцы решили прибегнуть к известному дипломатическому приему. Видя сложность осуществления идеи многостороннего пакта, Дивильковский не без основания заметил, что к такому пакту Япония непременно предложит привлечь и Маньчжоу-Го. А это осложнит проблему переговоров и перспективу заключения пакта39. Советская дипломатия предвидела такой ход событий. 9 марта Литвинов направил докладную Сталину о циркулируемых в прессе слухах по поводу признания Маньчжоу-Го со стороны Германии, Польши, либо Франции и даже США. В этой связи нарком предлагал попытаться придать этому движению организованный характер, выдвинув идею заключения соглашения между всеми тихоокеанскими государствами, о сохранении в бассейне Тихого океана существующего порядка, включая признание Маньчжоу-Го. В ответ Япония должна была воздерживаться на определенное количество лет от дальнейшей агрессии. Этот вопрос можно было обсудить с отдельными членами "Консульского комитета", заседание которого должно было состояться 10 мая 1934 г. Можно прозондировать через Буллита мнение Рузвельта. Он мог бы, в случае согласия, взять на себя инициативу выступления перед другими державами, а также и в Лиге наций40. 14 марта Буллит встретился с Литвиновым, который будучи болен, все же принял посла у себя на квартире. Это было необычно и противоречило дипломатическому этикету. Но Буллит действовал с необыкновенной настойчивостью, быстротой и энергией. Он считал, что ему должны быть открыты все двери, доказывая важность и срочность вопросов, требующих решения независимо ни от каких обстоятельств и болезни. Поэтому Литвинов согласился его принять. Беседа неожиданно оказалась продолжительной. Состоялся обмен мнениями по многим вопросам. Литвинов прежде всего спросил Буллита, удалось ли ему обсудить с Рузвельтом вопрос о положении на Дальнем Востоке. Последовал ответ: конечно, обсуждался, "но никаких конкретных мер не намечено"41. Собственно, это стало понятно уже из беседы Буллита с Дивильковским. Посол затем сказал, что, по сведениям американцев, Япония не начнет весной войну против СССР, ибо она опасается его военной силы, а также возможного вмешательства США. Поскольку японская дипломатия пытается заключить пакт о ненападении с США, то Рузвельт в ответ намерен включить в него СССР и Китай. Существует также возможность тихоокеанского пакта о ненападении с участием США, Англии, Франции, Голландии, Китая и Японии, но последняя скорее всего отклонит его. На вопрос Литвинова, намерена ли Америка проявить инициативу и предложить проект такого договора, Буллит уклонился от ответа. В этой связи Литвинов не случайно отметил, что переговоры с Чан Кайши о заключении пакта о ненападении прекратились, хотя дальневосточная ситуация вызывает опасения. В случае нападения Японии на СССР не исключено одновременное выступление на западной границе со стороны Германии и Польши42. Этим была подчеркнута связь Европы с Азией. Заметим, что полпред в Риме В.П. Потемкин 4 января попросил заместителя наркома Н.Н. Крестинского информировать его о развитии событий на Дальнем Востоке43. Литвинов остался недоволен беседой с Буллитом. Оценивая ее, он писал Трояновскому в Вашингтон: посол ничего интересного не сообщил и не дал "вразумительного" ответа о пактах. По-видимому, Америка не намерена выступать ни с какими новыми инициативами и предложениями44.
Действительно, в Вашингтоне не собирались этого делать. 17 марта из госдепартамента Буллит получил телеграмму, которая гласила, что президент не поддерживает идею заключения пакта о ненападении и что это дело всей группы государств, которые имеют интересы на Тихом океане45. 17 же марта корреспондент Константин Браун интересовался у советника полпредства Б.Е. Сквирского положением на Дальнем Востоке. На следующий день, 18 марта, обеспокоенный Литвинов, находясь в больнице, вновь принял Буллита, а через три дня переговоры касательно пактов о ненападении были продолжены. Упомянув о негативном отношении президента Рузвельта к заключению двустороннего договора, посол обратил внимание на готовность президента рассмотреть вопрос об общем тихоокеанском пакте о ненападении. Литвинов решил выяснить, насколько серьезны намерения главы Белого дома и его кабинета. Возможно, что это лишь ни к чему не обязывающие разговоры. И он прямо спросил Буллита: "А каковы цели предполагаемого пакта? Вероятно ли его оформление без признания Маньчжоу-Го?" Ведь Япония, несомненно, выдвинет это условие, дабы не участвовать в пакте. При обсуждении этого вопроса важно согласие других заинтересованных государств, прежде всего правительств Англии и Франции. Необходимо узнать их мнение, и желательно, чтобы США проявили в этом инициативу. Посол сразу выразил сомнение. Вряд ли Рузвельт, заметил он, обратится к державам с предложением о пакте. У президента есть одна характерная черта — "выбрасывать идеи" с тем, чтобы другие государства их подхватывали. Для Литвинова стало очевидно, что рассуждения Рузвельта во время его беседы с ним в Вашингтоне носили довольно абстрактный характер. Президент часто употреблял такие понятия, как "реалистические устремления", "обеспечение мира", "фактор силы", "важность сдерживания экспансии Японии и Германии". Однако конкретного наполнения у них не было. Они ни к чему президента не обязывали. Когда же Литвинов сразу их поддержал, президент поручил Буллиту изучить эту проблему в целом. Это было сделано, и результаты оказались негативными. Госдепартамент сыграл в этом решающую роль. Да и сам Рузвельт мало верил в проект заключения пакта о ненападении четырех держав. 21 марта Литвинов в беседе с Буллитом вновь затронул вопрос о тихоокеанском пакте, о желательности выяснения позиции Великобритании и Франции. Буллит сообщил Литвинову, что Рузвельт против двусторонних пактов о ненападении, но готов рассмотреть тихоокеанский пакт. А как с Японией? Готовы ли США обсуждать его с Японией, если она поставит вопрос о признании Маньчжоу-Го, спрашивал нарком. Если нет, тогда заранее можно сказать, что Япония такой проект отклонит. А примут ли пакт Англия, Франция? Намерен ли Рузвельт узнать их позицию? Буллит ответил: вряд ли. Улыбаясь, он опять напомнил: президент предпочитает "выбрасывать идеи, но не реализовывать"46. Осмысливая содержание бесед с послом Буллитом, Литвинов с огорчением констатировал, что администрация США мало заинтересована в установлении политических контактов в совместном выступлении в целях обеспечения стабильного нормального положения на Дальнем Востоке. Для него стало ясно, что в Белом доме воздерживались от взятия каких-либо договорных обязательств, тем более с советским государством. В Москве это поняли. Надежды на политическое сближение и сотрудничество на Дальнем Востоке оказывались мало реальными. Американский историк Р. Браудер справедливо отмечал, что нежелание США дополнить позитивными актами сотрудничество с советским правительством вызвало разочарование в Москве47. 22 марта Литвинов в телеграмме Трояновскому сообщал: "Буллит определенно заявил, что на подобный пакт он (Рузвельт. — Г.С.) не пойдет, но что готов рассмотреть пакт о ненападении между всеми тихоокеанскими странами, но сам этого предлагать не будет". Итак, США отказались принимать участие в подготовке тихоокеанского пакта. Они не отвергали его, но воздерживались от активной поддержки этой идеи и не хотели связывать себе руки. Видя маневрирование Вашингтона в отношении коллективных действий заинтересованных государств на Дальнем Востоке, Литвинов в конце депеши ясно сформулировал свое решение и дал указание полпреду: "Настойчиво предлагаю не делать никаких предложений без наших инструкций"48. И как показали последующие события, советское правительство к этому вопросу не возвращалось вплоть до 1937 г. Между тем сама идея в дипломатических кругах продолжала обсуждаться, хотя никаких конкретных шагов для ее реализации не предпринималось, что было выгодно Японии, дипломатия которой не бездействовала. Стремясь получить свободу рук на Дальнем Востоке в своих действиях против Китая и Советского Союза, она неоднократно неофициально предлагала США заключить двусторонний пакт о ненападении. Однако Вашингтон отклонял такие предложения, выдвигая идею многостороннего пакта с участием США, СССР и Китая. Токио, в свою очередь, решительно ее отклонял. В то время, когда в Москве оживленно обсуждались возможные пути сближения и сотрудничества СССР и США на Дальнем Востоке с целью сохранения мира в этом регионе и обнаруживались при этом серьезные расхождения, американские дипломаты продолжали пристально следить за событиями в Японии. 8 марта посол Грю информировал К. Хэлла относительно обсуждения в военных кругах Японии возможности конфликта с Советским Союзом. Как человек действий, отмечал Грю, военный министр Хаяси может предпринять такую акцию, хотя министр иностранных дел Хирота против. Признание Америкой Советского Союза явилось сдерживающим фактором, хотя японские власти не знают, как она поступит в случае возникновения войны. В Токио встревожены усилением авиации во Владивостоке. "И все же возможность войны мелсду двумя странами еще существует"
49, — заканчивал Грю свое сообщение. На следующий день Грю встретился с полпредом К.К. Юреневым и постарался узнать его мнение относительно дальневосточной ситуации и развития советско-японских отношений. Посол задавал главным образом вопросы, которые его в большей степени интересовали. Прежде всего он спросил о ходе переговоров по продаже КВЖД. Юренев сказал, что соглашение вполне может быть достигнуто, если только японцы захотят избежать войны с Советской Россией. В случае же неудачи переговоров они используют этот факт для развязывания войны. Советский Союз готов ко всем неожиданностям и имеет достаточные укрепления по всей границе. Грю полагал, что наиболее вероятным временем для вооруженного столкновения станет весна 1935 г. Так думали и многие военные эксперты, как заметил посол. Поставив под сомнение столь категоричные высказывания и предсказания о точной дате японского нападения, полпред ответил, что атака может произойти и раньше. Это зависит от многих факторов, в том числе и возможности прихода к власти японских генералов, обеспокоенных тем, что время работает на русских. Обменявшись в общей форме мнениями о японо-американских отношениях, полпред К. Юренев отметил прояпонскую позицию Великобритании, которая проводит недружественную линию в отношении Москвы и опасается слишком сильной Японии50. Эта мысль отражала реальность. 22 марта И.М. Майский посетил Форин оффис и беседовал с директором департамента северных стран П. Кольером. Полпред сказал ему, что японские официальные лица нередко высказывают мысль о нападении на СССР и рассчитывают на помощь Англии. Кольер не отрицал этого51. В середине марта посол Грю получил от госдепартамента запрос: немедленно сообщить, какова вероятность советско-японской войны в ближайшее время. Посол направил 23 марта пространную телеграмму в Вашингтон. В ней он утверждал, что, по его мнению, Япония не намерена вступать в вооруженный конфликт с Советским Союзом ни весной, ни летом текущего года. Так полагает и американский военный атташе, который в течение двух недель ездил по стране и не заметил поспешных военных приготовлений. Помощник военного атташе недавно был на авиационном заводе и пришел к такому же выводу. Кроме того, руководитель японской военной разведки в Маньчжурии генерал Доихара в беседе с корреспондентом "Чикаго Дейли Ньюс" Роджинальдом Свитлэндом заявил, что Япония не в состоянии в настоящее время вести войну против Советского Союза. Это объясняется тремя причинами. Во-первых, Япония находится в изоляции на международной арене; во-вторых, война может продлиться три года и потребует огромных усилий и средств, а в-третьих, необходимо прежде всего освоить Маньчжоу-Го, что потребует много лет. Пока положение нестабильно, и в таких условиях начинать войну опасно. Посол Грю в депеше указывал на отсутствие сведений об усиленной подготовке к войне в Маньчжурии. Руководители министерства иностранных дел Японии, отмечал он, продолжают сопротивляться заключению пакта о ненападении с Советской Россией, надеясь предварительно урегулировать спорные вопросы мирным путем, в частности относительно продажи КВЖД и рыболовных концессий. Однако в стране имеется влиятельное меньшинство, которое активно выступает за немедленное начало войны, и чем быстрее, тем лучше. Оценивая международное положение на Дальнем Востоке с точки зрения развязывания вооруженного конфликта, посол обращал внимание госдепартамента на то, что у Японии были не совсем благоприятные условия, так как отсутствовал англо-японский союзный договор и неизвестно, какую позицию в случае войны могут занять США. Следует при этом учитывать, что Советский Союз проводил интенсивные военные приготовления. Китай может оказаться на его стороне. В заключение Грю, тем не менее, не исключал наличие опасности войны, если ее сторонники под лозунгом "теперь или никогда" одержат верх в Японии52. Вскоре, 26 марта, посол Грю информировал госдепартамент, что недавно японские генералы, по сведениям полпреда К.К. Юренева, обсуждали вопрос о нападении на СССР. Но, согласно точке зрения посла, это было обычное ежегодное собрание генералов. Один из представителей министерства иностранных дел Японии сообщил сотруднику американского посольства об активной группе, которая выступает за возможно скорейшее развязывание японо-советской войны. Ее сторонники агитируют против заключения пакта о ненападении и могут спровоцировать военный кризис53. В тот же день посол Буллит нанес визит замнаркому Г.А. Сокольникову, который в дипломатическом корпусе Москвы считался специалистом по дальневосточным делам, так как курировал это направление. Поэтому посол хотел знать его мнение и оценку политической ситуации на Дальнем Востоке. В беседе Буллит констатировал, что японские лидеры благожелательно относятся к США и готовы поддерживать с ними дружественные отношения, особенно после установления дипломатических отношений между Вашингтоном и Москвой. В Токио не исключают возможность подписания соглашения с Америкой. Свидетельством тому является обмен письмами между главами внешнеполитических ведомств: министром иностранных дел Хирота и государственным секретарем Хэллом. "Мы ведь не предлагаем воевать с японцами"54, — подчеркнул Буллит. По словам посла, на Дальнем Востоке наступило относительное успокоение, Япония не намерена начать войну против СССР ни весной, ни осенью. Сокольников не согласился с подобной оптимистической оценкой, отметив, что затишье только на поверхности. В действительности же японцы стремятся выиграть время. Они хотят "прежде всего закрепиться в Маньчжурии, в той или другой форме продвинуться в Северный Китай и усилить свой контроль над Китаем в целом. Японская политика в Китае уже теперь направлена к тому, чтобы утвердить принцип японского контроля во всех основных вопросах внешней политики Китая"55. Буллит не возражал, заметив при этом, что Япония, по его мнению, будет прежде всего продвигаться во Внутреннюю Монголию. В госдепартаменте обратили внимание на полученную от Буллита информацию и решили удостовериться, совпадает ли оценка Г. Сокольникова с мнением другого авторитетного эксперта, советского полпреда Трояновского.
Через четыре дня на вопрос заместителя государственного секретаря У. Филлипса о положении на Дальнем Востоке, и в частности состоянии японо-советских отношений, Трояновский ответил, что он не ожидает войны в ближайшем времени, так как японское правительство и народ достаточно разумны и не допустят такого опрометчивого шага. Первостепенной целью японцев является подчинение Маньчжоу-Го и установление контроля над Северным Китаем56. Для них — это главное. После получения доклада Грю и ознакомления с ним, Филлипс вновь позвонил 2 апреля Трояновскому и спросил о новостях по Дальнему Востоку. Полпред обратил внимание на развертывавшееся паназиатское движение во главе с Японией. С этой целью в Дайрене была проведена конференция, на которой раздавались призывы к продвижению на запад и юг. Японцы прежде всего хотят подчинить себе Китай. 2 апреля 1934 г. госдепартамент получил доклад от посла Джозефа Грю. Эксперты ознакомились с его содержанием и обратили внимание на совпадение взглядов и оценок трех дипломатов: посла Грю и двух полпредов: Юренева и Трояновского. Это заинтересовало экспертов. В Вашингтон поступала информация и из Нанкина. 21 марта советник американской миссии Пэн во время беседы с президентом исполнительного отдела Ван Цзинвэем и директором департамента общего отдела министерства иностранных дел Ли Чженву спросил: какова дополнительная информация о японо-советских отношениях и возможности войны между этими государствами? Ван Цзинвэй ответил, что китайское правительство не располагает сведениями о возможности возникновения вооруженного конфликта в ближайшем будущем. Япония не намерена его провоцировать до выяснения позиции США и Великобритании. Советское правительство само никогда не предпримет шагов в этом направлении. В случае же возникновения войны Китай займет нейтралитет57. А как оценивала дальневосточную ситуацию советская военная разведка?
Разумеется, разведывательная служба Генштаба Красной Армии пристально следила за происходившими изменениями на Дальнем Востоке. Она систематически докладывала свои прогнозы о возможном развитии событий. В частности, 7 марта начальник разведуправления Штаба Красной Армии Я.Н. Берзин информировал военное руководство о продолжавшейся подготовке японской армии к войне против СССР. Но подготовка, как отмечалось в донесении, еще не закончена, и высшее командование, вероятно, пока не наметило сроки начала войны ни на весну, ни на лето. В донесении говорилось: "В настоящий момент ни международное положение Японии, ни ее внутреннее положение, ни состояние реорганизации армии нельзя считать благоприятным для войны против СССР"58. Прошло несколько дней, и Ян Берзин вновь проанализировал положение на Дальнем Востоке, включая внешнюю политику Японии. 29 марта он указывал на форсированное проведение японским командованием реорганизации армии и подготовки ее к войне. Решено ускорить освоение Маньчжурии как военного плацдарма. Одновременно дипломатия Токио изыскивает пути и средства сближения с Англией и Германией, а японская разведка интенсивно изучает положение Советского Союза и его армии. В докладной отмечалось, что иностранные наблюдатели предупреждают Японию о силе Красной Армии и опасности повстанческого движения в Маньчжурии. По их мнению, сначала необходимо провести реорганизацию армии, подготовить военный плацдарм в Маньчжурии, экономически ее освоить и только после этого начинать войну против СССР. Преждевременная акция может стать авантюрой, подчеркивали иностранные наблюдатели. Обращалось также внимание на деятельность японской разведки в Финляндии и Польше. В Хельсинки, в частности, был увеличен аппарат военного атташе. Цель возросшей дипломатической и разведывательной активности Токио заключалась в том, чтобы втянуть европейские государства в войну против СССР на Западе. Японское правительство, отмечалось в докладе, предпринимает определенные шаги для смягчения остроты отношений с США и пытается создать видимость отказа от агрессивных устремлений на советских дальневосточных границах. Большое место в политике Токио, указывал Берзин, занимали проблемы Китая. Японская сторона выдвигала ультимативные требования к Чан Кайши о заключении военного союза против СССР, угрожая в случае отказа захватом Северного Китая. Командование Квантунской армии настаивало на том, чтобы строительство железной дороги, подходящей к границам СССР, было закончено к июлю59. В этом документе высказывалось серьезное сомнение в возможности начала войны со стороны Японии весной 1934 г. Для этого у нее не было необходимых условий. Токио занимался пока военными приготовлениями и поисками союзников в Европе. Поэтому разведывательная служба Берзина обращала внимание на связь событий на Востоке и Западе. Это было не случайно, так как в Москву из Европы поступала информация об опасных тенденциях во внешней политике некоторых европейских государств. За год своего правления Гитлер преуспел многое сделать: он заменил демократию личной диктатурой, ликвидировал все политические партии, кроме собственной, разгромил органы самоуправления и их парламенты, разрушил федерацию, уничтожил профсоюзы и все демократические организации, отменил свободу слова и печати, лишил суды независимости. Германия вышла из Лиги наций. 26 января между Германией и Польшей была подписана декларация о ненападении. 28 марта советское правительство предложило германскому послу Р. Надольному подписать советско-германский протокол об укреплении мира вообще, и в частности в Восточной Европе, а именно об уважении независимости Прибалтийских стран. Берлин отверг это предложение. По мнению министра иностранных дел Германии Константина фон Нейрата, подобный шаг лишил бы германскую политику "свободы действий"60. Иначе говоря, Берлин отказался от конкретных предложений по оздоровлению атмосферы в Восточной Европе. Одновременно советское правительство выступило с инициативой о продлении договоров о ненападении с соседними западными странами. Латвия, Литва, Эстония поддержали это предложение, а Польша встала на путь затягивания переговоров и предложила продлить его только на два года. Такое поведение Варшавы М.М. Литвинов расценил как лишнее подтверждение того, что Польша взяла курс на сохранение "политики свободных рук" в отношении СССР на случай конфликта на Дальнем Востоке. 4 апреля советское правительство подписало протоколы о продлении пактов о ненападении с рядом соседних государств: Эстонией, Латвией и Литвой, а через три дня с Финляндией и 5 мая с Польшей. В апреле 1934 г. министр иностранных дел Франции Луи Барту посетил Варшаву, беседовал с Пилсудским, который прямо заявил о желательности франко-германо-польского сотрудничества. Он был против сближения Франции с СССР и тем более заключения союза между этими двумя странами. Нельзя этого допустить, утверждал Пилсудский. По его мнению, Польше и Германии следовало бы оторвать Францию от Советского Союза, расчленить Малую Антанту, добиться благожелательного нейтралитета Англии в случае интервенции против СССР и по возможности создать пакт четырех (Германии, Польши, Италии и Англии) против России. С позицией Америки, заметил Пилсудский, можно не считаться, так как ее нейтралитет обеспечен. Ознакомившись с документом Берзина, Сталин сделал пометку: "Тт. Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе и Куйбышеву: советую прочесть, чтобы потом обсудить с участием НКИД. И. Сталин"62. Рекомендация была выполнена. Советское правительство внимательно следило за политикой соседних государств, участием их в международных комбинациях и группировках, что могло непосредственно затронуть интересы государства. Проект разоружения советского правительства был. отвергнут целиком на конференции по разоружению. Жизнь показывала, что вместо разоружения происходило довооружение и поиски заключения военных соглашений. Опираясь на исторические традиции, советское правительство стремилось установить дружественные отношения с Францией и создать зону безопасности в Восточной Европе. В декабре 1933 г. оно предложило Польше подписать совместную декларацию о решимости обоих государств охранять и защищать мир в Восточной Европе, проводить взаимные консультации в случае угрозы безопасности СССР, Польши и Прибалтийских государств. Однако Польша отказалась подписать такую декларацию.
В феврале 1934 г. Литвинов в письме Трояновскому отмечал перемены в тактике дипломатии Берлина и Токио. Между ними, указывал он, наблюдалось сближение, переключение на пацифистскую фразеологию, но их цели оставались без изменения. Польша ориентировалась на Германию, она отказалась от подписания декларации о независимости стран Прибалтики. Это осложнило положение Советского Союза63. Литвинов констатировал охлаждение отношений с Польшей. Причина — заключение польско-германского соглашения и отказ Польши от подписания декларации о независимости Прибалтики64. Итак, возможность японо-советской войны обсуждалась во многих столицах. Политики и дипломаты делали прогнозы. Во многом они совпадали, хотя и были, естественно, расхождения в предсказаниях. Большинство считало, что Япония не предпримет наступления весною 1934 г. И они не заблуждались, несмотря на противоположные утверждения прессы. Многочисленные статьи в газетах преследовали цель — подготовить общественное мнение к экстремальной ситуации и обеспечить в парламенте мнение об увеличении военных ассигнований для армии. В действительности японское правительство в начале года отказалось от намечавшегося вторжения на территорию СССР. Верховное командование вооруженных сил Японии не спешило начать войну против СССР. Главной причиной был тот факт, что к концу 1933 г. в правительственных и военных кругах Токио начался процесс переосмысления характера изменения соотношения военных сил на Дальнем Востоке в пользу Советского Союза. Некоторые все больше склонялись к мысли, что Япония не готова к немедленной войне, которая может принять затяжной характер. К тому же ее последствия непредсказуемы. Начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Нисио признал быстрое укрепление обороноспособности советских вооруженных сил на Дальнем Востоке. Генерал-майор Комацубара в беседе с советником полпредства Н.Я. Райвидом констатировал незаконченность процесса укрепления японской обороны в Маньчжурии. К тому же нельзя было не учитывать, что к январю 1934 г. советские дальневосточные границы, как уже отмечалось, прикрывали значительные силы. По численности и качеству боевой техники дальневосточная армия превосходила Квантунскую армию65. В Маньчжурии же находились три японские пехотные дивизии, 4 отдельные охранные бригады, 2 отдельные кавалерийские бригады, 2 полка тяжелой артиллерии, 5 авиационных полков. Общая их численность — 120—140 тыс. человек. Кроме того, маньчжурские войска составляли 110— 120 тыс. человек66. Японская армия отставала в деле оснащения новейшей военной техникой и нуждалась в модернизации. Советское полпредство в Токио отмечало: "В настоящее время можно сказать, что руководящие японские круги признают огромный перевес Красной Армии над японской армией в отношении авиации, танкового и артиллерийского вооружения"67. Именно это сдерживало Японию от активных и немедленных военных действий против СССР. Определенное значение имели и перемены в высшем эшелоне власти Японии. В январе 1934 г. военный министр Садао Араки был наконец-то освобожден. Министр был солдат "с ног до головы". До 1917 г. служил помощником военного атташе в России, говорил немного по-русски, знал многих царских генералов. При встрече 7 октября 1932 г. с полпредом Трояновским Араки сказал: "Я говорю грубо, по-солдатски, но воинственных намерений у меня нет. Я хочу, чтобы с Японией считались"68. Его любимый девиз: "Победа или смерть". Со временем в дворцовых кругах к нему стали относиться настороженно, так как он проявлял чрезмерную политическую активность, делал много воинственных заявлений, вызывавших беспокойство у населения. Несколько ранее один из сторонников войны, начальник штаба Квантунской армии генерал Койсо был заменен умеренным генералом Нисио. Эти перемены в целом означали ослабление влияния экстремистов в армии. С уходом генерала Араки в отставку уменьшилась антисоветская кампания в прессе. Газеты не так часто теперь писали о неизбежности войны. В печати нередко высказывались мысли о необходимости считаться с ростом боеспособности Красной Армии, превосходством советской авиации, бронетанковых средств, кавалерийских частей. Раздавались призывы к более тщательной подготовке японской армии. Новый военный министр генерал Тэцудзиро Хаяси не разделял взглядов сторонников немедленного начала войны. Он был знаком с влиятельными силами оппозиции в высших правительственных сферах, а также и среди военных. Выступая в парламенте, генерал заявил о перевооруже нии армии. СССР, по его признанию, сосредоточил основное внимание на модернизации вооруженных сил. Его назначение было обусловлено стремлением успокоить общественность страны, ослабить нараставшее недовольство среди населения, не одобрявшее требования экстремистов. Положительную роль сыграло назначение министром иностранных дел Коки Хирота. Он придерживался либеральных взглядов. Раньше был послом в Москве. При вступлении в должность министра Хирота заявил о готовности решать внешнеполитические споры мирным путем, без применения силы. Проявляя осторожность и гибкость, в своих выступлениях и заявлениях он подчеркивал миролюбие Японии и выдвинул идею о демилитаризации советско-маньчжурской границы. Таким образом, во внешней политике и дипломатии Японии одержали верх сторонники овладения прежде всего Маньчжурией и расширения контроля над Северным Китаем. Это и обусловило обострение отношений вокруг Китая. В такой обстановке в Токио решили предпринять дипломатическую акцию, которая бы выявила степень заинтересованности держав в Китае, их готовность защищать свои позиции в нем. 17 апреля 1934 г. начальник информационного бюро министерства иностранных дел Хидядзи Амо на пресс-конференции неожиданно для корреспондентов сделал неофициальное заявление о японской политике в Китае, уведомив о том, что Япония полна решимости выполнить свою миссию в деле поддержания мира и порядка в Восточной Азии. Вопреки договору девяти держав от 1922 г. Япония объявляла себя арбитром в китайских делах, предупреждая заинтересованные державы, чтобы они воздержались от активности в Китае, учитывая особое положение и миссию Страны Восходящего Солнца в Китае. Токио был против финансирования западными государствами правительства Китая, снабжения его самолетами и военными материалами69. Иначе говоря, Япония бросила дерзкий вызов участникам договора девяти держав, выступив за односторонний его пересмотр. Е.В. Саблин писал В.А. Маклакову: «Лозунг японцев "Азия для азиатов" неприемлем ни Америке, ни Англии»70. Заявление Амо привлекло внимание Вашингтона. Государственный секретарь Хэлл встретился с японским послом и спросил: как рассматривать только что сделанное заявление. Посол уклонился от ответа. 26 апреля английский и американский послы в Токио нанесли визит министру иностранных дел и спросили: как понимать заявление Амо? Министр ответил, что оно не было санкционировано: Япония уважает принцип "открытых дверей" в Китае и равных возможностей, как и действующие договоры, но она не намерена оставаться безразличной к действиям государств, нарушающих порядок в Восточной Азии71. Хирота, вероятнее всего, лукавил: он знал заранее о заявлении Амо, которое было сделано скорее всего под давлением милитаристских кругов. В целом же это был пробный шаг дипломатии Токио, вполне понятный для послов. Но в тиши своих кабинетов послы спокойно обсуждали ситуацию, пытаясь определить, что выгодно и невыгодно для их стран. Возможно, считали они, пока следует подождать и лучше ничего не предпринимать.
Заявление Амо вызвало много шума в печати72. Оно показало истинные намерения Токио в отношении установления контроля над всем Китаем. Об этом раньше полпред Трояновский предупреждал президента США. И ничего не было неожиданного. Америка и Англия, писал Трояновский Литвинову, обеспокоены, но вряд ли они предпримут что-либо 3. Г.Н. Севостьянов конкретное. Скорее англичане ограничатся пустяковыми объяснениями, а американцы, вероятно, заявлением в духе Генри Стимсона, усилением строительства флота и сближением с Советским Союзом, так как только он представляет реальную силу на Дальнем Востоке и в состоянии сдерживать японцев73. В госдепартаменте решили узнать мнение Москвы и Лондона.
Достоин внимания тот факт, что накануне выступления Амо, 16 апреля, Буллит получил телеграмму из Вашингтона от Хэлла об оценке послом Д. Грю положения на Дальнем Востоке. Ознакомившись с депешей и признав ее важной и ценной, Буллит писал Хэллу: оценка Грю ясна, к ней мало что можно добавить. Действительно, решение о войне или мире определяется на Дальнем Востоке в Токио, а не в Москве. Только нарушение Японией советской границы может втянуть СССР в войну74. Анализируя советско-японские отношения, посол отмечал, что его встречи и беседы с лидерами Советского Союза привели его к заключению, что все они уверены в неизбежности нападения на него Японии. Ее целью является оккупация не только приморских провинций, но также и территории восточнее о. Байкал и р. Лена. Однако Карл Радек, Н.И. Бухарин и другие сотрудники Коминтерна верят в рост коммунистического и рабочего движения в Японии, возлагают надежды также на интеллигенцию университетов. "Я, — отмечал Буллит, — не могу, конечно, верить в ценность этих заявлений"
75. По поводу времени возникновения японо-советского вооруженного конфликта у советских лидеров нет единого мнения. Ворошилов и высшее командование считают японскую угрозу неминуемой. Отсюда первостепенной и неотложной задачей является завершение строительства двухколейной транссибирской железной дороги. Нарком Литвинов придерживается другого мнения. Неоднократные обсуждения с ним дальневосточной ситуации привели меня к заключению, что Япония не развяжет войну против Советского Союза ни весной, ни летом 1934 г. Первоначально путем переговоров будет урегулирована проблема продажи Китайской Восточной железной дороги. Это может послужить де-факто признанием правительства Маньчжоу-Го. Заместители наркома, Г.Я. Сокольников и Л.И. Карахан, как ведущие специалисты по Дальнему Востоку, также исключают возможность японского нападения на Советский Союз весной и летом. Внимание Токио в ближайшие шесть месяцев будет, по их словам, привлечено к укреплению позиции метрополии в Маньчжурии, к проникновению и усилению влияния в Северном Китае и Монголии.
Советское правительство, подчеркивал Буллит, ускоренными темпами ведет строительство второй колеи транссибирской железной дороги, уделяет внимание укреплению обороноспособности на Дальнем Востоке, строительству Тихоокеанского флота. Через полтора года на Дальнем Востоке изменится ситуация в пользу СССР. Он станет неприступным. Поэтому советское руководство, и в частности НКИД, делает все возможное для того, чтобы не допустить конфликта с Японией и не быть втянутыми в войну с другими государствами. В Токио опасаются сближения Москвы с Вашингтоном и установления между ними взаимопонимания. Японский посол в Москве, писал Буллит, проявляет большое внимание и предупредительность к нему. Он стремится к установлению тесных отношений с американским посольством. Им был организован банкет в честь Буллита. Причем японский посол, улыбаясь, внезапно во время беседы спросил: "Ну, какая война начнется сначала: Японии с Советским Союзом или Японии с США?" Эти слова были восприняты гостем с удивлением.
Наблюдая за дипломатией Токио, Д.И. Абрикосов писал в эти дни (24 апреля) Маклакову в Париж: "Япония делает все, чтобы предупредить возможность опасного для нее сближения между Америкой и Советской Россией..."77 Между министром иностранных дел К. Хирота и госсекретарем К. Хэллом состоялся обмен письмами с заявлением дружбы между Японией и США. Новому японскому послу в Вашингтоне Хироси Сайто поручено попытаться выяснить возможность подписания пакта о ненападении. Японская дипломатия распространяет версии о миролюбии в отношении Советской России78. 22 апреля посол Буллит посетил Литвинова и характеризовал выступление Амо как недвусмысленное объявление протектората над всем Китаем. Согласившись с такой оценкой, нарком заметил, что этого следовало ожидать: "Поскольку Япония не встречала препятствий на своем агрессивном пути до сих пор, мы, зная ее, были уверены, что она пойдет по этому пути и дальше"79. Необходимо объединение государств против действий Токио. От Буллита никаких конструктивных предложений не последовало. Его визит имел цель постараться узнать мнение советского правительства.
28 апреля военно-морской атташе капитан Дэвид Ниммер в беседе с комкором Р.П. Эйдеманом сказал, что Япония интенсивно готовится к войне и намерена напасть в первую очередь на СССР. В этом случае США окажут ему материально-техническую помощь, ибо не заинтересованы в захвате Японией Дальнего Востока. На вопрос о возможном нападении Японии на Филиппины капитан ответил, что США выступят в их защиту. Военные производственные возможности Америки огромны, она может производить вооружения больше, чем СССР, Франция, Англия и Италия вместе взятые80. По-видимому, это было некоторое преувеличение. 16 и 18 апреля 1934 г. генерал В.С. Гревз посетил советское полпредство и интересовался положением на Дальнем Востоке. Он содействовал становлению деятельности советского полпредства, налаживанию американо-советских отношений, сомневаясь в нападении Японии на Советский Союз.
3 мая посол Грю беседовал с полпредом Юреневым. Речь шла о советско-японских отношениях. Полпред был серьезно обеспокоен и пессимистически оценивал ход переговоров о КВЖД. Если они провалятся, тогда неминуемо дальнейшее ухудшение советско-японских отношений. Встречи Юренева с министром иностранных дел Хирота и военным министром Хаяси не привели к положительным результатам. Они обвиняли во всем Советы и были встревожены разговорами об их намерении вступить в Лигу наций. Это могло усилить влияние Лиги наций на Дальнем Восто82. Спустя две недели, 17 мая, посол Грю с беспокойством писал генеральному консулу в Женеве Джильберту о планах японцев установить свое господство в Восточной Азии. В высших правительственных и военных кругах Японии идут споры о сроке начала войны против СССР. Министр иностранных дел К. Хирота против такой опасной политики. Между тем в Токио намерены сначала добиться решения спорных вопросов с Москвой, а потом вести переговоры о пакте. Армия решительно против него, особенно экстремисты, молодые офицеры83. Таким образом, официальный Вашингтон получил довольно полную информацию из Москвы об отношении советского руководства к положению на Дальнем Востоке и политике Японии в Китае. Одновременно в госдепартаменте хотели также знать намерения Великобритании в связи с заявлением Амо, ее дипломатические акции. Форин оффис дал понять, что Лондон пока изучает ситуацию иг если возникнет необходимость, будет действовать самостоятельно. Декларация Токио о недопущении иностранной помощи Китаю привлекла внимание британских правительственных кругов и печати и вызвала тревогу у влиятельных торгово-экономических кругов. Действия Японии не понравились официальному Лондону и привели к обострению антияпонских настроений среди населения. Токио бросил вызов западным державам, участникам международных договоров и соглашений относительно Китая. Британское правительство длительное время поддерживало добрые отношения с Японией, стремилось к смягчению и устранению возникавших разногласий и противоречий, в частности по Китаю. Однако японцы быстро устанавливали свой контроль над Китаем. Заявление представителя министерства иностранных дел Японии Амо означало, по мнению британских политиков, отказ ее от продвижения на север, против СССР в текущем году и'твердые намерения форсировать освоение природных ресурсов Китая. Широкая военная подготовка Советского Союза на Дальнем Востоке, его сильная авиация, способная быстро разрушить основные центры Японии, ненадежный тыл в Маньчжурии и в Китае побуждает японских милитаристов пока отложить осуществление военных планов против СССР. Обстановка требовала от Великобритании охраны своих интересов в Восточной Азии и на Тихом океане. Однако реальное соотношение сил на Дальнем Востоке было в пользу Японии. Британский флот был в этом регионе незначителен, воздушный — малочислен, народ настроен пацифистски. Флот США слаб для проведения далеких и трудных операций против Японии. Он может быть усилен через три —четыре года. К тому же между США и Англией были трения и разногласия. Совместные действия СССР и Англии против Японии маловероятны. Так думали консерваторы. Они боялись при этом роста национального антияпонского движения в Китае. У Великобритании не было настоящих союзников в Восточной Азии. В итоге Англия находилась в международной политической изоляции на Дальнем Востоке и не имела возможности защищать свои огромные владения, оказывать действенное вооруженное сопротивление динамичному натиску японских милитаристов. "Британское правительство, — отмечал в этой связи М.М. Майский в письме в НКИД, — стремится выиграть время, которое ему необходимо для окончания строительства сингапурской базы и для усиления своего морского и воздушного флота". Оно не будет предпринимать никаких активных действий против Японии84, — таков был вывод полпреда Майского. Его прогноз полностью подтвердился. Какую же позицию заняли США в отношении декларации Амо? В госдепартаменте, получив информацию из Москвы и Лондона, разрабатывали план действий с учетом их дипломатии. Руководитель дальневосточного отдела госдепартамента Максвелл Гамильтон высказал мысль, что США не следовало бы пока проявлять инициативу, так как американские инвестиции в Китае невелики в сравнении с Великобританией и Францией. Они не готовы использовать силу против Японии. Памятная записка, составленная им в примирительном тоне и одобренная Хэллом, 29 апреля была вручена японскому послу.
1 мая Хэлл призвал на пресс-конференции корреспондентов не акцентировать внимание на возникших разногласиях с Японией, воздержаться от нагнетания напряженности с ней. Политика правительства США направлена на поддержание дружественных отношений с Японией в духе лучшего взаимопонимания и гармонии85. После пресс-конференции Хэлл поручил дальневосточному отделу подготовить доклад об американской политике в Китае и рекомендации, как избежать трений с Японией в Китае. В середине мая такой меморандум был подготовлен. В нем содержались предложения о предоставлении американской финансовой и военной помощи Китаю в будущем. Авторы документа между тем пришли к выводу, что администрации США и его ведомствам следует пока воздержаться от дальнейшей финансовой помощи Китаю в любой форме. Исключение может быть только в случае международных акций. Вооружение и амуниция могут быть экспортированы США в Китай только при получении лицензии от госдепартамента86. В меморандуме подчеркивалось, что Китай с военной точки зрения бессилен. Американскому правительству не следует поощрять вооруженную помощь Китаю. Советники США по авиации могут оказывать помощь Китаю в индивидуальном порядке. В дополнение госдепартамент должен продолжать проявлять строгий контроль над экспортом оружия и боеприпасов в Китай и не предпринимать никаких попыток, чтобы способствовать такому экспорту87. Но спустя два дня после получения рекомендаций дальневосточного отдела Хэлл получил телеграмму от профессора Д.Г. Роджерса, который недавно посетил Китай по поручению министра финансов Г. Моргентау с целью изучения положения в стране. Роджерс встретился с банкиром Кун Сянси, который настоятельно просил заем в сумме 50 млн долл. для объединения Китая и усиления сопротивления Японии. Кун отмечал, что это имело бы большое значение для Америки88. Хорнбек советовал Хэллу попытаться убедить Моргентау, чтобы Роджерс не настаивал на займе. Дальневосточный отдел, и в частности Хорнбек, считал, что частные банки США не будут предоставлять займы Китаю. Предложение Куна было отклонено. В дальнейшем в Вашингтоне вопросы финансовой и военной помощи Китаю не обсуждались89. Между тем летом 1934 г. Хорнбек разработал широкую программу помощи Китаю для восстановления его промышленности, коммуникаций, торговли. Он предлагал объединиться государствам, создать консорциум и оказать помощь Китаю, рекомендовал с помощью банкира Томаса Ламонта вступить в переговоры с европейскими государствами 90. Хэлл одобрил это предложение. Хорнбек уведомил Ламонта о желательности его переговоров с Англией и Францией. Банкир согласился, но усомнился в поддержке консорциума группой американских банкиров. В обсуждение этой идеи включился американский посланник в Китае Джонсон. Он сказал, что нанкинское правительство не может гарантировать защиту иностранных инвестиций и интересов в Китае. Ламонт встретился с представителями американских банков, объяснил идею создания консорциума. Итак, по декларации Амо у заинтересованных государств не было единого мнения. Каждое государство действовало самостоятельно. В частности, Хэлл согласился с рекомендациями дальневосточного отдела: не обострять отношений с Японией, проводить дружественную политику в отношении ее, пока воздержаться от финансовой и военной помощи Китаю до создания консорциума ряда государств, заинтересованных в Китае. Госдепартамент вместе с тем напомнил Японии о том, что договор о равных возможностях держав в Китае не может быть отменен или изменен одним государством. Японский посол в Вашингтоне Сайто, наблюдая за нерешительностью и выжидательной позицией госдепартамента, попытался воспользоваться моментом и предпринять шаги, направленные на сближение с Вашингтоном. Но его необдуманные и поспешные действия раскрыли цели дипломатической акции Амо. 16 мая 1934 г. посол встретился с Хэллом в неофициальной обстановке (на квартире Хэлла) и вручил ему меморандум (с пометкой личное мнение). Хэлл пообещал с ним ознакомиться и дать ответ. Сайто был доволен, много говорил о желательности дружественных отношений между Японией и США. Однако госсекретарь, оценивая положение по-иному, сказал, что в мире неспокойно, многие государства живут в тревоге, опасаясь начала войны. Надо стремится к обеспечению мира92. Через три дня они вновь встретились, на сей раз в госдепартаменте. Хэлл продолжал рассуждать о нарушении международных договоров, быстром вооружении Германии и Японии, причем последняя требует специальных интересов и особых прав в Китае и Восточной Азии. С этим трудно согласиться. Японский посол слушал и не возражал. Между тем 29 мая он вручил Хэллу проект совместной декларации о японо-американской политике в Восточной Азии и в районе Тихого океана. В ней предлагалось сотрудничество двух государств в области торговли, соблюдение принципа "открытых дверей" и одновременно установление сфер влияния обеих держав: для Америки — в восточной части Тихого океана, а для Японии — в западной. Это был дерзкий и очевидный вызов со стороны Токио, который оказался неожиданным для Хэлла. Он его сразу отверг, заявив, что подобное невозможно, такой шаг игнорировал бы интересы других государств и нарушал существовавшие международные договоры. "США, — отметил он, — не должны вступать с Японией в такие соглашения, которые бы принуждали их становиться молчаливым партнером в агрессивных действиях Японии"93. Это означало бы признание специальных интересов Японии в Юго-Восточной Азии. Государственный секретарь информировал Рузвельта о своих беседах с послом Сайто. Президент полностью поддержал позицию Хэлла и пообещал пригласить его в случае приема посла, что и было сделано. Президент занял твердую позицию94. В результате предпринятый японской дипломатией демарш в Вашингтоне потерпел провал. Год тому назад такая же участь постигла предложение Токио заключить пакт о ненападении с США. Разногласия и противоречия между двумя государствами были достаточно глубокими, особенно в Китае и на Тихом океане. Американское правительство было недовольно экспансионистскими устремлениями и военными акциями японского командования в Северном Китае, претензиями установить свое господство в Китае. Следует при этом отметить, что в госдепартаменте не было единого мнения по поводу дальневосточной политики США. Часть сотрудников госдепартамента полагала целесообразным пока воздержаться, от финансовой и материальной помощи Китаю в силу его нестабильности и предлагала не давать повода для обострения отношений с Японией. Учитывая разные мнения, госдепартамент предпочитал нейтралитет. Таких взглядов придерживался, в частности, и посол Буллит. 19 мая 1934 г. он в беседе с заведующим 3-м Западным отделом НКИД Е.В. Рубининым заявил: в Вашингтоне не намерены воевать с Японией. Для этого нет причин. Более того, США ведут широкую и активную торговлю с Японией. Общая сумма товарооборота составляет 150 млн долл., в то время как с Китаем она достигла всего 45 млн. долл. Из этого необходимо исходить при разработке внешнеполитического курса Вашингтона. Осудив политику Стимсона и его "доктрину непризнания", назвав ее "глупой и недейственной", выразившейся в серии бесполезных бумажных проектов, посол многозначительно заявил: "Самое разумное для США — это отказаться от всяких попыток участия в решении международных проблем и замкнуться в себе. Это — настроение, которое сейчас преобладает в самых широких кругах США"95. Таким образом, Буллит защищал политику невмешательства в европейские и азиатские дела вплоть до очевидного изоляционизма. Примечательно, что полпред А А Трояновский, внимательно следивший за политикой и дипломатией Америки на Дальнем Востоке и в отношении Японии, в эти же дни, 14 мая, информировал НКИД о стремлении США избежать военного столкновения с Японией даже в случае установления ею контроля над значительной частью Китая. Разумеется, в Вашингтоне готовились к защите интересов США на Дальнем Востоке и в Тихом океане силами мощного флота96. Пока же позиция не раздражать и не обострять отношения с Японией одерживала верх, о чем откровенно заявил и посол Буллит в беседе с Е.В. Рубининым. Итак, в первой половине 1934 г. дальневосточные события привлекли серьезное внимание в Москве и Вашингтоне. Литвинов и Буллит вели переговоры о возможностях политического сотрудничества и воздействий на ход событий в этом регионе. Речь шла о заключении пактов о ненападении. В ноябре 1933 г. эта идея, как известно, была высказана Рузвельтом в разговоре с Литвиновым. Поэтому по приезде Буллита в Москву и был поставлен перед ним вопрос об отношении США к заключению двустороннего пакта о ненападении. Буллит заявил: это невозможно. Таково мнение президента. На вопрос Литвинова, как относятся в Вашингтоне к идее заключения многостороннего тихоокеанского пакта о ненападении, возможно ли проявление инициативы США в этом деле, Буллит твердо ответил: президент этого не будет делать. Это означало нежелание Америки брать на себя какие-либо обязательства. В переговорах значительное место было уделено обсуждению вероятности возникновения японо-советской войны весной 1934 г. Советское руководство стремилось узнать, какую позицию в действительности займут США в случае японо-советской войны. В ходе бесед с Буллитом выяснилось, что США могут оказать СССР лишь моральную поддержку, но на большее трудно рассчитывать, ибо, по его словам, Америка экономически связана с Японией объемом двусторонней торговли. Были и более серьезные причины — стратегические цели Вашингтона. Таким образом, итоги переговоров оказались неутешительными, и советское руководство информировало об этом Трояновского. Однако не только этот, но и другие вопросы советско-американских отношений вызывали разочарование Кремля.