Омываемая волнами удовольствия, Роксана лежала в объятиях Кайана, а он целовал ее лицо, волосы и грудь.
Она вздохнула, от пережитого восторга не находя в себе сил говорить.
— Ну как, меня можно считать мастером? — спросил он.
Она вздохнула и улыбнулась. Разве могла она передать словами состояние покоя и гармонии, которое испытывала? И то, что вся ее жизнь была залогом этого момента?
— Ты хочешь сказать «да»?
— Ты же знаешь, что да!
Она кончиками пальцев дотронулась до его заросшей щетиной щеки, испытывая неописуемое блаженство. Ей хотелось смеяться, хотелось петь. Она была исполнена радости и чувствовала себя легкой, подобно лучу солнечного света. Нет, это не было следствием физического наслаждения, которое подарил ей Кайан, это чувство было вызвано осознанием его безграничной и вечной любви, любви, которую она по слепоте или по глупости своей до сих пор не замечала.
— Но… это же несправедливо, — прошептала она. — Ты доставил мне удовольствие, а я тебе нет.
— Я так долго ждал этого. Я могу подождать еще. — Его глаза блестели от желания. — Я хочу тебя больше всего на свете… хочу, чтобы ты была в моих объятиях. Я так часто мечтал об этом, и сейчас мне трудно поверить, что ты действительно здесь, со мной.
Она нежно поцеловала его.
— Я действительно здесь, рядом с тобой, — прошептала она. — И ты тоже здесь. — Она погладила его мускулистое плечо и провела пальцами по широкой груди, задерживаясь на соске. Он затвердел от ее дразнящего прикосновения, и Кайан застонал.
— Будь осторожна! — предупредил он. — Ты можешь зажечь пожар, который будет нелегко погасить.
— Мне кажется, я знаю, что делать в таких случаях. Она улыбнулась и поцеловала напрягшуюся плоть. Он лег на спину и притянул ее к себе. Его длинные сильные ноги переплелись с ее ногами. Она медленно двигала бедрами, и это было прекрасное ощущение, но ей хотелось большего. Мысль о том, что он погрузится в нее, вызвала в ней сильное волнение, и она прижалась к нему.
«Да, все верно, — подумала она. — Так и должно было быть».
Кайан напрягся и застонал.
— Роксана, Роксана, — прошептал он, — ты меня погубишь!
— Скажи, чего ты хочешь, — прошептала она.
— Я хочу, чтобы ты любила меня так же сильно, как я люблю тебя. Как я всегда любил тебя!
— Я люблю тебя, — ответила она.
И это была правда. То, что она испытывала к нему, было не любовью сестры к брату, не дружбой, хотя она и осталась прочной, как скала. Это было нечто большее… это был союз душ, и такого она не испытывала еще ни с одним мужчиной.
Кайан жадно целовал ее в губы и сильными пальцами гладил ее спину, прижимая ее все сильнее. Ощущать его тело рядом было приятно, но недостаточно для нее. Она вздохнула, высвободилась из его объятий и скользнула вниз.
— Ммм… очень хорошо, — сказал он.
— А так? — Она погладила его напряженную плоть кончиками пальцев.
Кайан резко вдохнул.
Она прошлась кончиком языка, и он застонал.
— А как насчет этого? — спросила она.
— Да, — выдохнул он.
— Нужно возвращать то, что берешь, так будет справедливо, — прошептала она.
Она вернулась и снова легла сверху него. Он поцеловал ее в грудь, обхватил за талию и приподнял, чтобы прикоснуться к самым тайным складкам ее тела.
— Сейчас, — сказала она, — сделай это сейчас.
— Ты мне нужна… не на одно утро или ночь. Ты мне нужна всегда.
— Докажи это, — выпалила она.
Она открылась, чтобы принять его, но он удержал ее и целовал так долго, что ее кожа покрылась бисеринками пота и она почувствовала, что ей больше всего на свете нужно утолить этот голод, иначе она погибнет.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Люби меня.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Кайан! Сейчас не время, чтобы…
Она затаила дыхание, когда он лег сверху.
— Как раз время. Поклянись! — Его глаза светились надеждой. Он нежно поцеловал ее в грудь. — Поклянись, что будешь моей.
Роксана задрожала. Она хотела его, как никакого другого мужчину.
— Да… да.
— Ты выйдешь за меня?
— Кайан!
Он засмеялся и глубоко погрузился в нее, резко двинулся, вернулся назад и снова вошел. Она закричала от радости и крепко обхватила его ногами. И они позволили волнам страсти унести их, а когда самая огромная волна достигла пика и схлынула, они вместе поплыли по морю счастья и удовольствия.
— Ты пообещала, — напомнил он ей, когда солнце высоко встало над горизонтом, а она все еще лежала в его объятиях. — Ты выйдешь за меня замуж по своей собственной воле.
Она посмотрела на него из-под густых ресниц.
— А ты возьмешь меня в жены по своей собственной воле. — Видишь, чего ты лишала себя все это время.
Она шутливо ударила его по плечу.
— Ну и негодяй же ты! Сейчас нужно говорить нежные слова, а не хвастаться.
— Я был на высоте.
Она рассмеялась.
— Да, ты был что надо.
— Лучше фараона?
— Кайан!
— Лучше?
— Если я скажу «да», ты станешь невыносим.
— Значит, лучше? — дразнил он ее.
Она засмеялась.
— Скажем так, существует много других способов завоевать женщину, чем просто сулить ей египетскую корону.
— Я знал. Я знал, что я лучше греков.
— У меня ограниченный опыт общения с греками. Я знала лишь двух мужчин.
— Но я лучше их!
Она откинулась на спину и бросила в него подушку.
— Давай забудем о Двух Царствах, — предложил он, — и останемся здесь, в Газе. Я буду продавать оливковое масло, и мы никогда не покинем этот сад.
— Сколько же масла ты продашь, не отрываясь от моего ложа?
Он простонал:
— Ты еще не стала моей женой, а уже споришь! Купцы будут приезжать за моим маслом сюда. Если я уеду, ты сбежишь на Крит или в Индию.
Она взяла его руку и поднесла ее к губам, лаская его пальцы. Он высвободился и начал целовать ее. В итоге Кайан оказался на спине, а Роксана сверху него… что привело к неизбежному.
Они еще дважды занимались любовью, пока голод и жажда не заставили их позвать слуг и приказать подать обед. После они купались в фонтане и ели горячие, только из печи, лепешки, пили вино и закусывали сыром и финиками.
Ночью Кайан повел ее на крышу, где они лежали на подушках и смотрели на сияющие жемчужины, рассыпанные по небу. Они занимались любовью и говорили о разных вещах: Кайан рассказывал о жеребятах, родившихся прошлой осенью, она говорила о годах, проведенных в плену у греков, они вспоминали свою семью и друзей, обсуждали опасности, грозившие Бактрии и Согдиане. Кайан рассказал Роксане о своей задумке сделать новые седла и о намерении создать большую армию, чтобы навсегда прогнать греков с границ родины.
Они говорили о Тизе и о храбром отряде, сопровождавшем Кайана из Двух Царств в Египет, чтобы спасти ее, о Юрии и Вале. Кайан много рассказывал о детстве ее сына.
Он не пил ничего, кроме верблюжьего молока, пока мы не нашли ему кормилицу. Но он сильный. Он беспокойно спал, когда у него резались зубки, но он никогда не болел.
— Никогда? — воскликнула она.
— Да. Он был единственным из детей, каких я знал, кто не ползал. Он хватался за первую попавшуюся собаку и пытался ходить. Когда ему исполнился год, он наводил ужас на весь дворец.
— Если бы ты только знал, сколько ночей я плакала за ним!
— Больше ты не будешь плакать.
— Как он выглядит? Счастлив ли он? Умеет ли считать? Может ли читать?
— Он легко гневается, но никогда не держит зла. В три года он уже ездил на пони. Он умен и ловок, и у него веселый нрав.
— Мне так хочется обнять его!
— Скоро ты сможешь это сделать.
Он укачивал ее на руках, пока она не заснула, но сам не спал. Его счастье омрачалось опасением, что она не простит ему обман. Эти часы могут оказаться единственными из тех, что они провели вместе, и он хотел сполна насладиться ими. И если ему придется заплатить за них горькой ценой, он готов это сделать. Он заплатит позже.
Роксана проснулась на рассвете, и они вместе смотрели на восходящее солнце.
— Мы не можем здесь больше оставаться, правда? — спросила она.
Он нагнулся и поцеловал ее.
— Да, — сказал он. — Нам больше нельзя здесь оставаться. Это слишком опасно.
По ее спине пробежала волна холода, и она вспомнила слова, которые в шутку сказал Кайан этой ночью. Ты меня погубишь. Она так часто теряла дорогих ей людей. Если это случится и с ним…
Она прижалась к нему.
— Обещай мне, что будешь осторожен, — сказала она. — Обещай, что с тобой ничего не случится.
Он покачал головой и сжал ее в объятиях.
— Я не могу тебе этого пообещать, — прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы. — Никто из нас не знает, когда за ним приедет черный всадник смерти.
— Кайан…
Ее горло сжалось, и она не смогла ничего произнести.
— Я знаю, что мы связаны навеки, — сказал он, взяв ее руку в свою. — Но я хочу, чтобы ты произнесла мне брачный обет, а я произнесу тебе свой.
Она кивнула.
— Да, с радостью.
— Я надеялся услышать это от тебя. — Он обвил ее палец своей косичкой. — Этим кольцом, сделанным из меня, я по своей воле беру тебя, Роксана, себе в жены. Клянусь этим мечом и своей честью, что всю свою жизнь буду любить лишь одну тебя!
Она взглянула ему в глаза, и любовь, светившаяся в его взгляде, согрела ее сильнее солнечного света.
— Я, Роксана, согласна, чтобы ты, Кайан, стал моим мужем.
— Во время света и во время тьмы, — сказал Кайан.
— Во время мира и во время войны.
— На вершине горы и в течении реки.
Не отрывая от него взгляда, Роксана прижала свои ладони к его, и они вместе прочитали древние благословения, которые должен был произнести перед ними священнослужитель во время свадьбы.
— Нас не двое, мы одно целое, — сказал Кайан.
— Вовеки и навсегда.
И они скрепили клятву долгим поцелуем.
— Завтра, — сказал он, — мы встретимся с Тизом и мальчиками, а потом все вместе присоединимся к остальным.
— Птолемей не отступит.
— Да, он не захочет признать свое поражение, — согласился Кайан. — Но он не может надолго покидать Александрию. Кассандр тут же воспользуется моментом. И я слышал, что началась война с Карфагеном. Если нам удастся опередить войска Птолемея, ему придется вернуться в Египет.
— Будем надеяться.
— Да, но… — Он помедлил. — Я должен был кое о чем рассказать тебе, но не знал, как.
— У тебя есть другая жена? — произнесла она с напускной легкостью.
— Нет. Это насчет Птолемея.
— Тебе известно о нем что-то, чего не знаю я?
Он кивнул.
— Да. Много лет назад от него у благородной персиянки родился сын.
— Да, я что-то слышала об этом. Та женщина умерла, не так ли?
— Птолемей назвал мальчика Парисом.
Она в замешательстве посмотрела на него.
— Ты знаешь, что с ним случилось?
— Да.
Она молчала, ожидая продолжения.
— Я назвал его Валом.
— Вал? Это наш Вал? — Она покачнулась и упала бы, если бы он не поддержал ее. — Почему ты утаил это от меня? Как такое возможно?
— Мать Вала была двоюродной сестрой отца Хомиджи. Я узнал о смерти этой женщины и рассказал твоему отцу. Война сделала сиротами многих детей. Если бы отец Вала не был греком, его бы приняли в семью матери. А так его передали на попечение кормилицы, которая задумала продать ребенка работорговцам, когда отлучит его от груди. Я купил его за пару жемчужных серег.
— Царский сын, — произнесла она, — был продан на рынке, как овца! — На ее глаза навернулись слезы. — Ты уверен, что это именно тот ребенок?
— Ты же его сама видела. Твой отец говорит, что он копия Птолемея.
— И ты вырастил его как своего собственного?
— У меня уже был сын. Мне не составило труда принять еще одного. Птолемей был твоим другом и братом Александра. Ради родственных уз я решил, что ты бы одобрила это.
— Да, — согласилась она. — Я бы одобрила это. Но почему ты никого не известил об этом в Александрии? Тебе никогда не приходило в голову сказать об этом его отцу?
Глаза Кайана сузились.
— Я его отец… единственный отец, которого он знает. Вначале я не хотел тебе об этом рассказывать. Я боялся, что ты выдашь его Птолемею.
— А потом почему не сказал?
— Я ждал подходящего момента.
— Вал не знает об этом?
— Нет, и никогда не узнает, если только мне удастся скрыть это от него. Он принц Двух Царств. Разве этого недостаточно?
— Кто-то мог бы сказать, что этого более чем достаточно, — ответила она.
— Ты сможешь заменить ему мать?
— Я люблю как Вала, так и Юрия. Я сочту за честь быть для них матерью.
— Хорошо, с этим решили. — Он поцеловал ее в макушку. — Я думал, ты рассердишься на меня за то, что я не сказал тебе раньше.
— Нет, ты решил правильно, — ответила она. — Я сначала полюбила его. Птолемей не заслуживает такого сына.
Они сошли вниз, и Роксана ушла к себе, чтобы искупаться и переодеться к завтраку. Она отослала служанку, которая пришла, чтобы помочь ей, и сама заплела волосы в густую косу. Когда они приехали в Газу, она выкрасила волосы в черный цвет. Если бы Птолемей увидел ее, то сразу узнал бы, но она не хотела помогать ему в этом. Сейчас на поверхности полированного бронзового диска отражалось лицо замужней женщины. Так много произошло с тех пор, как она покинула Александрию! Она задумалась.
Она попыталась вспомнить Вала таким, каким видела его в последний раз. Был ли он похож на Птолемея? Если да, то почему она этого не замечала? Солдаты чуть не убили их. Что бы Птолемей стал делать, если бы узнал, что своими преследованиями ставит под угрозу жизнь собственного сына?
И, знай он правду, что он, царь, у которого не было наследника, стал бы делать, чтобы вернуть Вала?
Кайан приказал слугам подать завтрак в сад. Когда Роксана и Кайан остались наедине, он взял ее за руки, прижал к себе и поцеловал. Она в ответ крепко обняла его. Она посмотрела на свое обручальное кольцо и спросила:
— Ты сплел его из своих волос?
— Да. Это не первое кольцо, которое я сделал для тебя. Помнишь, когда мы жили в лагере у водопада, много лет назад?
— Да, помню. Мне было четырнадцать лет, и ты сделал мне кольцо из конского волоса.
— А что ты с ним сделала?
— Я спрятала его в тайнике в каменной стене за большими конюшнями западного дворца. Оно, должно быть, там и лежит.
— Мы пойдем туда и посмотрим.
— Обещаешь?
— Да, обещаю! — Он рассмеялся. — И обещал еще кое-что. Помнишь, я говорил, что привез тебе с рынка подарок?
— Если я забыла об этом, то у меня есть на то причины, — насмешливо ответила она. — Не каждый день женщине доводится становиться женой принца.
— Смейся, смейся. — Он хлопнул в ладоши, и в сад вошла служанка со свертком.
Роксана не открывала свертка, пока они не остались одни.
— Что это? — спросила она, увидев изумрудные шелка. — Ты что, хочешь, чтобы я это надела?
— Да! — Он улыбнулся. — Помнишь, как ты танцевала для Александра и его гостей?
— Да, но… я не понимаю.
— Солдаты Птолемея подняли на ноги всех от Газы до Персии. Здесь опасно передвигаться маленькими группами, а всадники привлекут слишком много внимания. Мы переоденемся танцорами и музыкантами, которые хотят примкнуть к каравану какого-нибудь купца. Некоторые из моих людей умеют хорошо играть, а Тиз ловко наяривает на шести винных кубках одновременно.
— Ты хочешь нарядить меня танцовщицей? Чтобы я танцевала для толпы зевак?
— А у тебя есть предложения получше? Иногда самым лучшим укрытием является пребывание у всех на виду. — Он улыбнулся. — Будь умницей, Роксана! Я бы сам оделся в этот костюм, но ты привлечешь больше народу.