Мой пушистый фамильяр

Глава 23

Я стоял у окна…

Боги, какая глупость. Я давно уже не стою нигде, кроме стола, и то только когда обедаю. Но за прошедший год так и не привык к своему нынешнему положению. И по-прежнему выражаюсь, словно я человек, а не странный фамильяр лесной ведьмы.

Я висел у окна…

Тоже глупо звучит, да? Словно я игрушка, которую повесили для украшения комнаты.

Но да. Я и есть игрушка. Игрушка для ведьмы.

Для первой ведьмы, той, которая меня заколдовала. А для Василинки я игрушкой никогда не был. С первой же минуты, как узнала она, что я — человек, она заботилась обо мне, как о человеке. Оберегала в минуты опасности, помогала, когда мне было трудно. Хотя, это я — фамильяр, и это я должен был все это делать для нее.

Василинка, любовь моя. Сейчас, когда остались считанные часы до моего возвращения в человеческое тело, я мог себе сознаться: да, я полюбил ее, лесную ведьму, иномирную девчонку, столь много для меня сделавшую. Полюбил за характер веселый, за доброту и за вспыльчивость, за храбрость безрассудную и за пугливость, за то, что оказалась она верным и чутким другом. За то… да стоит ли перечислять? Я люблю ее просто за то, что она — есть. И если она уйдет из моей жизни, мне будет очень плохо. Я не знаю, смогу ли я без нее жить. И можно ли будет назвать жизнью это тусклое существование вдали от любимого человека.

И она тоже любит меня, я это чувствую. Но любит она, увы, не принца, а милого Пушистика, своего фамильяра. Для него, а не для принца, она готова была рискнуть жизнью, терпя лишения и преодолевая опасности во время своего путешествия. А вот сможет ли она полюбить принца?

Да еще принца — труса и лгуна, до последней минуты скрывавшего от нее правду? Ведь даже признавшись Вартофенасию, я взял с них с Персеном слово, что они ни своим домочадцам, ни Василинке не скажут, кто я есть на самом деле.

Ох, как они опешили, когда я сказал им свое имя! Какие у них глаза были! Как блюдца, не меньше. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться, хотя ситуация к веселью не располагала. Персен, вспомнив, как он со мной воевал и сколько раз на меня ворчал, на колени передо мной рухнул, бедолага. Раньше, в прошлой жизни, я бы не преминул над ним поиздеваться, заставил бы за мной на коленях ползать и прощения просить. Но сейчас я слишком хорошо знаю, каково это — быть в зависимости от другого человека. И мне разонравилось унижать других. Так что Персену повезло, не стал я над ним измываться.

Вартофенасий оказался более недоверчивым. Проверку мне устроил на знание дворцовых правил, о придворных порасспрашивал, о наших с ним встречах. А когда убедился, что я — это я, а не самозванец, сразу помчался в Ковен договариваться о сборе магов. Даже о своем самолюбии забыл.

Хотя, нет, о нем он как раз не забыл. Какое торжество звучало в его голосе, когда он на меня магам указал, как на подтверждение его теории!

Гад такой! Он же меня чуть не убил своим молчанием, тем, что не сказал Мерлинду, в каком обличии я появлюсь. Опять меня Василинка спасла.

Василинка… Она сейчас очень обижена и расстроена, я чувствую ее эмоции. Делает вид, что спит, а сама тихонько, чтобы я не услышал, плачет в подушку. И от этого мне тоже плохо. На душе монстроиды скребутся, разрывая ее в клочья своими острыми когтями.

Может, отказаться мне от титула, жениться на Василинке и уехать обратно в лесную избушку, раз уж ей так ненавистна мысль о том, что я принцем оказался?

Так ведь не позволят, раз уж узнали, что я жив. У отца больное сердце, тяжело ему такой большой страной управлять. Собирался он в этом году мне трон передавать, да вот пришлось ему на нем дольше сидеть, чем он рассчитывал. Младшему брату всего три года, ему до самостоятельного правления еще расти и расти. Значит, отцу придется править до самой смерти, а если он умрет до совершеннолетия брата, малышу назначат регента, и что из этого получится — одни боги знают.

Нет, не удастся мне спокойно в лесу пожить. Страну без правителя оставлять нельзя. Да и Василинка не заслужила такой жизни — в чащобе, без людей, без перспектив на лучшую долю. Помню я, как рыдала она из-за того, что ванны и канализации в избушке нет.

Да, в лесу — нет. А вот во дворце имеется. И то, и другое. Да и вообще, во дворце жизнь более удобна, а Василинка привыкла к удобствам своего мира. Станет королевой — все блага современной цивилизации у нее будут.

И пусть только кто пикнуть посмеет, что недостойна лесная ведьма королевой стать. Казню сразу, не задумаюсь.

Но вдруг она права? Вдруг это у меня и не любовь вовсе, а привязка к хозяйке, вызванная ритуалом? Я ж — фамильяр, я должен быть лоялен к своей госпоже.

Лоялен — да. Но ведьму я ненавидел, хоть и выполнял все ее требования, и защищал от врагов. А на Василинку я даже рассердиться по-настоящему не могу.

Хоть иногда она меня и выбешивает своими поступками или словами. Разозлюсь, а потом на нее посмотрю — и вся злость проходит, как и не бывало. И думаю: ну, как на нее сердиться, лапушку мою, солнышко мое. Был бы человеком, подхватил бы на руки, усадил на колени, исцеловал бы всю, от волос до пальчиков на ногах.

Мечты, мечты…

Скоро я стану человеком. Но вот позволит ли Василинка к ней просто прикоснуться? А уж поцеловать… Не удивлюсь, если по физиономии врежет приставале противному. Это мне, значит. Принцу пушистому.

Как мне убедить ее, что я, став человеком, остался тем же Пушистиком, готовым за нее на смерть? С собой покончить, что ли?

Василинка, Василинка. Видно, решили боги мне отомстить за слезы брошенных мной девушек. Дали понять, каково им приходилось, послав мне тебя.

Рассуждения мои прервал осторожный стук в дверь:

— Ваше высочество, — услышал я голос дворцового мага. — Пора собираться. Ритуал нужно на заре проводить.

На душе стало тревожно. Однажды я уже поучаствовал в ритуале, впечатлений до конца жизни хватит. А вдруг сейчас снова что-нибудь пойдет не так, и я опять окажусь не там, где мне хотелось бы?

Нет, не нужно паниковать. Маги знают, что делают.

— Сейчас будем, — ответила Василинка. И я чуть не зашипел, разозлившись на себя: это я должен был ответить магу, но даже не подумал об этом. Привык, что за меня другие думают. Как королевством управлять собираюсь? Ожидая, что Василинка мне подсказывать начнет?

А что, неплохая мысль. Может, сказать ей, что без ее умных советов я со своей должностью не справлюсь?

Ага, засмеет, а потом еще и тапками закидает, чтобы глупостей не говорил.

— Антрон, ты готов?

Я обернулся. Василинка стояла за моей спиной и смотрела на меня так, словно прощалась, и хотела запомнить каждую мою черточку.

— Готов, — кивнул я.

— Тогда пошли?

— Пошли.

И я решительно поплыл к выходу. Василинка пошла следом.

Увидев Василинку, дворцовый маг скептически хмыкнул, но, на свое счастье, ничего не сказал. А то бы я ему показал, кто здесь главный. Может, как принц, я еще командовать и не могу, но вот зубы свои острые показать мне бы никто не помешал.

А мои зубы обычно всех впечатляют и помогают понять, как они были неправы.

Мы спустились по крутой лестнице в подвал, прошли по узкому коридору и вышли в большой, тускло освещенный, зал, где на возвышении стоял красивый — не поскупились, богато отделали! — гроб, пока еще закрытый крышкой. А рядом с ним…

Я завис в воздухе и почувствовал, что сейчас расплачусь. Глаза заволокло пеленой, и я только и смог выдохнуть:

— Папа…

Хотелось кинуться к нему, прижаться всем телом, почувствовать на своих плечах его все еще сильные руки. Но я только судорожно вздохнул и сумел удержать себя на месте.

Кого он обнимать должен? Страшного монстроида, от которого нормальные люди шарахаются?

Отец требовательно посмотрел на меня:

— Что я сказал тебе, когда ты отправлялся на охоту? На ту охоту?

Не верит? Проверяет? Что ж, имеет право. Многие бы хотели воспользоваться возможностью и оказаться в теле принца.

— Ты говоришь об охоте, с которой я не вернулся? — я очень старался, чтобы голос звучал ровно и спокойно. — Ты сказал, отец, что я — шалопай и разгильдяй, что ты не уверен, смогу ли я управлять королевством, и что ты бы хотел отослать меня куда-нибудь на год-другой подальше от дворца, чтобы я понюхал настоящей жизни и понял, что она состоит не из одних удовольствий. Твое желание сбылось, отец. За прошедший год я это очень хорошо понял. И, надеюсь, изменился. Больше тебе не придется меня стыдиться.

На последних словах голос все-таки дрогнул, и я замолчал, борясь с волнением. Почему-то меня совсем не смущало, что мои слова слышат посторонние люди. Мне важно было лишь одно: чтобы отец мне поверил.

Король на мгновение прикрыл глаза, а потом шагнул вперед и выдохнул:

— Сынок…

Как я очутился в его объятиях, я и не помню. Вжался в него и затих. И отец тоже замер, прижав меня к себе. Но он — король, и не из слабых. В руки он себя взял намного быстрее, чем я. Отпустил меня, шагнул назад и приказал:

— Начинайте ритуал.

— Ваше высочество, пожалуйте сюда, — сразу позвал меня Мерлинд. И показал мне на пентаграмму, в которую уже выгружали из гроба мое тело.

Как ни странно, тело было, как новое. Тление его не коснулось. А я-то переживал, в чье тело меня засовывать собираются. Нет, я, конечно, на любое был согласен, лишь бы снова человеком стать, но получить свое собственное было, конечно, намного приятнее.

Увидев, как я себя рассматриваю, маг пояснил:

— Тело не изменилось, потому что душа в мир мертвых не ушла. Поэтому мы и не теряли надежды вас найти, ваше высочество.

— Вы меня искали? — удивился я.

— Да, но ведьма вас хорошо замаскировала. Мы не могли отыскать след вашего перемещения. Но то, что тело оставалось в хорошем состоянии, внушало нам надежду, что вы еще живы и когда-нибудь сможете подать о себе весть. Как, собственно, и произошло.

Тело уложили на пол в центре пентаграммы, раскинув ему руки и ноги таким образом, что они почти касались ее углов. Меня установили в центре, закутав в магическую сеть, чтобы освободившийся от моей души монстроид никого не загрыз в первые же мгновения своего самостоятельного существования. Бледную от волнения Василинку подвели ближе и поставили в изголовье так, что мы могли смотреть друг на друга. И Мерлинд начал читать заклинание.

А я не сводил глаз с моей маленькой ведьмы. Еще немного, еще несколько минут, и я смогу сказать ей то, о чем думал всю эту бесконечную ночь. Скажу о своей любви, о том, что не смогу без нее жить, что она — лучшее, что было со мной в этой жизни. Что изменился я за этот год, что буду ей верен и никогда больше не взгляну ни на одну девушку, что она и только она будет жить в моем сердце. И что ради нее я постараюсь стать хорошим правителем, чтобы не только отец, но и она могла бы мной гордиться.

Голос Мерлинда звучал все громче, свечи по контуру пентаграммы горели все ярче, нарисованные на полу линии начали светиться, а тело на полу внезапно шевельнулось. И в этот момент сердце у меня зашлось от боли, голова закружилась, я судорожно вздохнул… и открыл глаза.

Я лежал на полу в очень неудобной и, я бы сказал, неприличной позе, широко раскинув руки и ноги. Надо мной висел, переплетенный магической сетью, монстроид. Кажется, он был мертв, потому что даже не думал дергаться, висел, закрыв глаза и оскалив стиснутые зубы. А рядом стоял придворный маг и, склонившись надо мной, встревоженно меня рассматривал:

— Ваше высочество, вы в порядке?

Я поднял руку, повертел кистью перед глазами. Рука. Человеческая. С пятью пальцами. И — моя, раз меня слушается.

Я — человек! Я снова человек! Боги, спасибо вам! Спасибо, что дали возможность начать жизнь заново!

— Я в порядке, — голос сипел, за год связки пересохли и забыли, как нужно двигаться. Ничего, я им быстро напомню.

Меня подхватили за плечи, аккуратно посадили. Свечи уже оказались задутыми, и мне ничего не мешало рассматривать свое тело, размахивать руками и вертеть головой. Губы разъезжались в глупой улыбке, изнутри пробивала дрожь, от которой меня начало потряхивать, и я испугался, что сейчас очень недостойно сорвусь в истерику.

Подошел отец, протянул руку, помогая встать:

— Я рад сын, что ты вернулся. Очень рад.

— А я-то как рад, — пробормотал я, снова очутившись в отцовских объятиях.

— Что ж, — отец похлопал меня по плечу и улыбнулся. — Пойду подготовлю мать, она еще не знает, что ты здесь. На днях устроим бал по поводу твоего возвращения, позовем на него принцесс соседних государств. Пора тебе остепениться, сын.

— У меня уже есть невеста, отец, — сказал я и обернулся, чтобы познакомить его с Василинкой. И сердце у меня остановилось.

Василинка лежала на полу сломанной куклой и, кажется, не дышала.

Я рванулся к ней, упал рядом на колени, схватил за плечи:

— Василинка, милая, что с тобой?

В зале воцарилась тишина.

— Василинка, очнись, хорошая моя. Очнись!

Но она молчала. Лежала на моих руках, и с каждой секундой я все лучше понимал, что ее больше со мной нет.

— Василинка!!! — слезы текли по моему лицу, но я не обращал на них внимания. Сердце сжалось от горя, превратилось в тугой комок, дергано бившийся о грудную клетку. Грудь сдавило так, что приходилось делать усилие, чтобы вдохнуть ставший густым воздух. Я повернулся к дворцовому магу: — Вы знали, что так произойдет? Знали?

— Мы предполагали, что так может случиться, — уклончиво ответил маг, и я едва не вдарил по его скорбной физиономии. Он это понял и поспешно отступил на пару шагов. — Привязка была на ведьму. Но я не знаю, почему она умерла. Она должна была просто отпустить вас.

Привязка была на ведьму… Но ведь Василинка — не ведьма! А ведьма, сделавшая привязку, уже давно мертва. Может, поэтому так произошло? Но где же тогда Василинка? Где она?

Я подхватил тело моей любимой на руки, встал и взглянул на виновников этой трагедии. Видимо, я был страшен в этот момент, потому что они все отшатнулись и потупились. Даже отец.

— Почему вы не предупредили меня, что так может случиться? — я не узнал собственный голос, столько в нем было горя и ярости. — Почему?!

— А что бы изменилось, сын, если бы ты это знал? — отец был спокоен. Для него Василинка была всего лишь лесной ведьмой.

— Остался бы монстроидом, — глухо произнес я. — Я бы не стал рисковать ее жизнью.

— Вот поэтому и не сказали, — резко ответил отец. — Ты не изменился, сын. Ты по-прежнему глуп и романтичен. Твоя жизнь, жизнь наследника, будущего правителя государства, важнее жизни ведьмы. Надеюсь, ты сумеешь это понять. Через несколько дней устроим бал в честь твоего возвращения, на котором ты выберешь себе невесту. И это — не обсуждается.

И отец вышел из зала. А ко мне подошел Мерлинд и тихо сказал:

— Простите, ваше высочество. Мы не думали, что эта ведьма так дорога вам.

— Она спасла меня. Она вернула меня во дворец, рискуя собой. Она… — я замолчал. Какой смысл что-то объяснять людям, которые не понимают, кем была для меня эта девушка. Моя первая и единственная любовь. Единственная, я это уже знал. И что я не женюсь ни на какой принцессе, тоже знал.

Поднял голову, увидел гроб, так и стоявший на возвышении. Аккуратно положил в него Василинку и сделал то, о чем так давно мечтал: бережно и ласково поцеловал ее в губы. И внезапно понял, что наша связь не разорвалась. Что я по-прежнему чувствую ее душу. Вылетевшую из тела, но — живую.

Выдохнул, сам себе не веря:

— Она жива! Жива!!!

Повернулся к магам:

— Не смейте ее хоронить! Она жива! Где вы весь этот год хранили мое тело?

— В вашем семейном склепе, ваше высочество, под специальными заклинаниями.

— Сделать то же самое с Василинкой, ясно? Иначе не посмотрю на ваши заслуги, лично казню, — я обвел глазами сгрудившихся в кучку магов, и они поспешно закивали, поняв, что я не шучу. Меня трясло от горя и пробудившейся надежды. Я не дам тебе умереть, Василинка. Я найду тебя. Обязательно найду, где бы ты ни была. Даю тебе слово, ведьма моя!