Моя "крыша" – Кремль (СИ)

Глава 13 Страшнее бабы зверя нет

По правде говоря, сам Мокрушин считал свои болячки и повреждения, полученные им во время последней командировки в Чечню, несерьезными. Сломанное ребро, трещина в запястье левой руки (и сломанный мизинец), еще одна трещина в не совсем потребном месте – по ходу сверхжесткой посадки он повредил копчик (подложил себе во время полета запасной "броник", как делают зачастую опытные фронтовики, страхуя по мере возможности свою ж… от наземного огня). С полдюжины ушибов и синяков, но и это пустяки. А также еще подхватил воспаление легких, что вообще счел для себя делом совершенно постыдным: сколько Рейндж себя помнил, все простуды его стороной обходили, а голова, если и болела – изредка! – то лишь с крутого бодуна.

Короче, ерунда все это. Сущий пустяк, учитывая, что десятки людей ежедневно получают травмы вплоть до перелома костей, грохнувшись, к примеру, на обледенелом тротуаре. Ну а полученное им в чеченских предгорьях воспаление легких, в его то тридцать два года и при его могучем здоровье, – просто какой то досадный сбой в организме, и не более того.

Тем не менее его, подполковника Мокрушина, – он, правда, обретался при разведуправлении Ханкалинской базы под другой фамилией, что давно уже практиковалось у них, в "четверке", в целях "конспирации" – в отличие от других доставленных воздушным транспортом с Северного Кавказа ушибленных, раненых и контуженых бойцов – определили в Центральную клиническую больницу 4 го управления Минздрава. Причем положили в одну из палат блока "А", тщательно охраняемого в связи с тем, что именно здесь, в специально оборудованных апартаментах, под чутким и ласковым присмотром квалифицированного медперсонала лечат свои недуги – они ведь тоже смертные люди – разные там депутаты, мэры, госчиновники и прочие "слуги народа".

Мокрушина продержали в ЦКБ почти три недели, как минимум на неделю дольше, чем он сам первоначально предполагал. За это время, надо сказать, врачи основательно его подлечили: с легкими теперь полный порядок, сломанное ребро худо бедно срослось, поврежденная кисть левой руки почти пришла в норму, от синяков не осталось и следа… Немного, правда, беспокоили периодически возникающие в области крестца боли, но со временем, как заверил его лечащий врач, и это должно у него пройти.

Рейндж, наверное, уже и сам свинтил бы из этой навороченной больнички, если бы не одно "но". Вернее, самовольно выписаться из ЦКБ ему мешали сразу два обстоятельства. Во первых, как он уже врубился, санкцию на его выписку отсюда должен дать "свояк" – так сотрудники "группы 4" обычно меж собой называют полковника Шувалова – или же тот, кто отдает приказы последнему. К примеру, Мерлон. А вовсе не местные медики, которым, учитывая профиль их заведения, к подобным странностям, наверное, не привыкать. Во вторых, что уже интересно для самого Рейнджа, здесь в разные смены работают две молоденькие симпатичные медички, с которыми он принялся отчаянно флиртовать уже с первого дня, невзирая на высокую температуру и целую коллекцию травм и ушибов.

Всего за несколько часов до выписки из ЦКБ Мокрушина в его больничных апартаментах навестили двое товарищей: Кондор, о котором в последнее время ходили самые противоречивые слухи, просочившиеся даже сквозь больничные стены – его ведь здесь навещал не только "свояк", но и другие ребята из "четверки", а также еще один хороший знакомый, Лешка Подомацкий.

Бушмин Рейнджу был как родной брат. Знакомство они свели еще в училище, будучи зелеными курсантиками, да так потом и шли по жизни рука об руку. Служить им довелось в одной части, в самой западной точке страны, в Балтийске, в знаменитой гвардейской Белостокской орденоносной бригаде морской пехоты. В начале девяносто пятого в составе сводного батальона этой же бригады штурмовали "правительственный квартал" в Грозном, а летом того же года дрались в горных районах Чечни. Это уже в конце девяностых годов их "убойную связку" присмотрел для себя по случаю сам Шувалов, который и обеспечил морпехам скорый перевод в Москву, где их после трехмесячной переподготовки включили в штат центрального аппарата ГРУ, откуда, опять же по протекции "свояка", отобрали в подотдел активных мероприятий "четверки".

За последние пять с лишком лет многое случилось, всего и не упомнишь. Можно сказать, прошли они на пару с Кондором не только огонь и воду, но и еще множество всяких разных опасных и оч чень опасных мест как в стране, так и за ее рубежами. От древних кенигсбергских подземелий еще в ту пору, когда сразу несколько крутых организаций устроили настоящую охоту на припрятанные нацистами сокровища и исторические реликвии, до Среднего и Ближнего Востока (в Бейруте, куда они приехали вроде как посредниками "оружейной мафии", им удалось не только сорвать банк в одном из местных казино, но и "уконтрапупить" крупного ливанского дельца, через которого осуществлялось финансирование ваххабитов и радикальных исламистов в России, вместе с его ближним окружением)…

Короче, своего грозного дружка по прозвищу Кондор он знает как облупленного. Андрей, конечно, и словечком не обмолвился о предстоящем ему задании – таков прядок в их секретной конторе. Они вообще завернули к Мокрушину на каких то пять минут: только спустя какое то время Рейндж, сопоставив факты, сообразит, что Бушмин заехал к нему по дороге в Шереметьево 2, откуда он в тот же день стартовал, как у них принято выражаться, "на обратную сторону Луны".

Кондор и Леший вручили коллеге пакет с двумя бутылками армянского коньяка и разной снедью, пожелали скорейшего выздоровления и пожалели, что не смогут участвовать в "банкете" по случаю выписки из больницы; ну а на прощание уже Бушмин проронил фразу, которая сильно встревожила его лучшего по жизни друга:

– Володя, даже не знаю, выпутаюсь ли на этот раз… Если что то случится, постарайся поддержать моих хотя бы на первых порах…

Но долго думать о всяких разных тревожных вещах не хотелось. Рейндж, будучи вопреки всему неисправимым оптимистом, всегда смотрел на жизнь – свою и окружающих – с изрядной долей юмора и самоиронии. Понятно, что только конченый дебил не способен заметить, сколько вокруг развелось мерзости и грязи. Но ведь кроме негатива существует реально и масса позитивных вещей. Положительных перемен Мокрушину пришлось ждать недолго: спустя совсем немного времени после того, как к нему с кратким визитом наведались Кондор и Леший, фортуна развернулась к Рейнджу передом и одарила его своей ослепительной белозубой улыбкой.

– Значит, мне дали отпуск, э э э… курсант Измайлова?

– Да, шеф, вам дали отпуск, – отозвалась сидящая за рулем молодая рыжеволосая женщина. – Разве "свояк" не сообщил вам о своем решении?

– Ну… он позвонил мне за полчаса до твоего появления в ЦКБ. Но мне приятно было услышать это еще раз.

"Опель Кадет" серебристого окраса выбрался наконец из предвечерней толчеи на Волоколамке и, миновав Кольцевую, свернул на Пятницкое шоссе.

– Ничего, курсант, что я к вам… гм… вот так сразу на "ты"? – поинтересовался Мокрушин (он сидел рядышком, в кресле пассажира). – Мы ведь сейчас не в учебке, верно? Я, признаться, не люблю долгих церемоний в плане знакомства… Особенно когда знакомлюсь с молоденькими симпатичными девушками.

– Спасибо за комплимент, шеф. – Измайлова на секунду повернула к нему голову, поощрительно – так ему показалось – улыбнувшись своему спутнику краешком тронутой ланкомовской помадой губ, после чего вновь сконцентрировалась на вождении. – Конечно, можете обращаться ко мне на "ты". Это ведь, наверное, глупо будет выглядеть в глазах окружающих, если вы вдруг станете называть собственную невесту по фамилии или же по имени отчеству и на "вы". Ничего, шеф, если и я вас на людях буду называть по имени и обращаться с вами на "ты"?

– О чем ты говоришь, Аннушка… Анюта… дорогая моя невестушка? – хмыкнув, сказал Мокрушин (он все еще не мог сообразить, с какой стати Шувалов вдруг так расщедрился, выписав ему в самый напряженный момент двухнедельный отпуск, и как ему строить отношения с этой внезапно свалившейся ему на голову "невестой" – на строго служебной основе или как то по другому). – Так у нас, значит, курсант Измайлова, типа – "большая любовь"?

– Зовите меня просто Анна, – уже в третий или четвертый раз и тем же предельно спокойным, терпеливым тоном заметила девушка. – И почему вы меня называете "курсантом"?

– Так я ведь тебя в августе в балашихинской учебке видел в компании с другими курсантами…

– Верно, шеф. Вы у нас еще тогда несколько дней вели курс нестандартной стрелковой подготовки: интуитивная стрельба, стрельба по "македонски", с двух рук, "флеш", то есть по вспышкам, ну и так далее. Потом вас, наверное, куда то отозвали, потому что занятия с нами продолжил уже другой преподаватель.

– "Свояк" известил меня, Измайлова, что ты в "штате", правда, забыл сказать, каков твой нынешний статус, если, конечно, не считать того, что ты сейчас – моя "невеста".

– Пока что числюсь в ранге "стажера", – сказала девушка, притормаживая возле очередного светофора. – Женщине, знаете ли, не так просто пробиться, сделать карьеру в том бизнесе, которым мы с вами занимаемся.

"Случайно это получилось или нет, – размышлял про себя Рейндж, – но на этот раз, кажется, меня ожидает награда за все мои труды даже покруче, нежели очередной орден на грудь…"

Переварив чуток эту приятную мысль, он в очередной раз скосил глаза на круглые, плотно облитые невесомым шелком коленки Измайловой: стажерша, перед тем как усесться за руль, сняла дубленку, под которой оказались юбка – не так чтобы очень длинная – и пиджачок, надетый, кажется, как того требует нынешняя мода, на голое тело или же поверх белья.

В последний раз, когда я ее видел в совбезовском кабинете Шувалова, эта Измайлова, сдается, была брюнеткой, – чувствуя себя в эти минуты в полном ладу с самим собой и внешним миром, подумал Рейндж. – Мордашка у нее симпатичная, да и фигурка, кажется, недурственная. Гм… На Сейшельских островах, конечно, сейчас тепло и солнечно… море шморе, бананы кокосы… Но и здесь, в Подмосковье, можно в феврале приятно провести время… тем более если компанию тебе составляет приятная девушка, которой поручено играть роль "невесты"…

Спустя около получаса, в стремительно опускающихся на землю вечерних сумерках, они въехали на территорию пансионата "Сосны", расположенного неподалеку от берега Истринского водохранилища.

Измайлова припарковала "Опель" на стоянке перед четырехэтажным зданием пансионата "Г образной" формы, вестибюль и часть окон которого светились электрическими огнями. Заглушила движок, после чего, повернувшись к своему спутнику, сказала:

– Я сегодня уже побывала здесь, шеф, утром, около десяти.

– Ну? И что?

– Для начала оформила вас и себя в забронированный для нас двухместный люкс, – глянувшись в зеркальце, Измайлова достала из сумочки помаду и прошлась ею по губам. – Сказала администрации, что мы вселимся в номер ближе к вечеру. Ну и внесла плату за десять суток пребывания здесь.

– Из средств конторы, надеюсь?

– Да, конечно.

– А почему выбор пал на этот пансионат? У тебя что, здесь есть какой то блат?

– Зачем прибегать к какому то блату, если сейчас все решают деньги? – резонно заметила Измайлова (хотя стажерка была моложе Рейнджа всего на каких то лет пять, она, кажется, уже целиком принадлежит к "новому поколению", которому трудно врубиться, что такое этот самый блат). – Примерно сто у.е. за сутки пребывания, вот и весь блат. Ну так вот: я еще утром хорошенько тут осмотрелась и прикинула, что здесь для нас вполне подходящее место.

– В каком смысле? Для чего "подходящее"?

– Для всего, – уклончиво сказала Измайлова, пряча зеркальце и помаду обратно в косметичку. – Кстати, шеф, я уже забросила в номер кое что из вещей, пришлось побывать и у вас в квартире…

– Терпеть ненавижу, когда кто то посторонний роется в моих вещах, – подал реплику Мокрушин. – Ну да ладно, Измайлова: ты теперь вроде как не чужой мне человек.

Они выбрались наружу из машины. Измайлова открыла багажник, в котором лежала набитая снедью и напитками сумка (другой баул, куда было сложено барахлишко, которое натаскали Рейнджу за время его пребывания в ЦКБ, кассеты, "сидюшки" и с полдюжины подаренных ему коллегами книг забрал подъехавший с Анной в клинику помощник Шувалова, обещавший забросить вещички в квартиру Рейнджа при балашихинском "центре"). Рейндж перебросил в левую руку презентованную ему недавно самим "свояком" трость, довольно увесистую, с резным набалдашником и то ли выгравированным, то ли нарисованным на ней стремительным силуэтом пластающейся в беге пантеры, намереваясь извлечь из багажника сумку и повесить ее себе на плечо, но его спутница, успевшая облачиться в нежно бирюзового цвета дубленку, отрицательно покачала головой:

– Шеф, я сама займусь багажом, – сказала она, без видимых усилий выдернув дорожную сумку из кормового отделения "Опеля". – Вы еще не совсем здоровы, и рядом с вами сейчас есть человек, который способен о вас позаботиться.

Дежурным администратором пансионата оказалась блондинистого окраса молодка лет тридцати с небольшим, обладающая довольно аппетитными – с точки зрения Рейнджа – формами: она была одета в синий брючный костюм и белоснежную блузку.

– Здравствуйте, – поставив сумку возле стойки, сказала стажерка. – Моя фамилия – Измайлова. Мы с вами уже общались сегодня утром, верно? У нас забронирован номер. Ну, вот, мы приехали вселяться…

– Добрый вечер, господа. – Администратор одарила вновь прибывших дежурной улыбкой. – Добро пожаловать в пансионат "Сосны".

Рейндж уловил на себе заинтересованный взгляд расположившейся по другую сторону стойки блондинки. Или, если угодно, оценивающий. А что? Мужик он видный, да вдобавок еще и холостой (женщины как то просекают это дело едва не с первого взгляда). Молодой, статный, гладко выбрит, пахнет от него мужскими духами "Давыдофф". Фингал под левым глазом давно уже прошел, образина мужественная, но не зверская, лицо украшают щегольские темные усы, которые он отрастил уже в ЦКБ, "фейс" даже, кажется, чуток округлился на обильном правительственном спецпайке. Прикинут в длинное черное кашемировое пальто, на голове шляпа, концы кашне выпущены наружу и свободно свисают на грудь. Даже то обстоятельство, что он при ходьбе слегка опирается на трость, придает его облику – так, во всяком случае, предполагал сам Рейндж – некий дополнительный шарм и загадочность в женских глазах. И если не обращать внимание на случающиеся изредка "прострелы" в области крестца – окружающим об этом знать вовсе не обязательно, – то мужчина он, как говорится, еще хоть куда. Особенно на фоне отдыхающих здесь с семьями отставных полковников и генералов и пузатеньких третьестепенных чиновников.

Администраторша, спохватившись, перевела взгляд с Рейнджа на экран компьютера, щелкнула пару раз "мышкой", потом, обернувшись, взглянула на стенд с ключами.

– Ваш номер триста пятый.

– Ключ от номера я взяла еще утром, – сказала Измайлова, хлопнув ладошкой по свисавшей с правого плеча дамской сумочке. – У нас к вам будет одна просьба.

– Да? – вежливо улыбнулась блондинка.

– Нам с мужем сказали, что здесь тихое, покойное место…

Рейндж открыл было рот, чтобы поинтересоваться у стажерки, с каких это пор он числится ее мужем, но в следующую секунду решил все же промолчать.

– Да, конечно, – сказала блондинка. – Мы стараемся создать для наших уважаемых клиентов настоящую семейную атмосферу. У вас есть какие то особые пожелания?

– Вообще то мы привыкли рано ложиться и поздно, иногда даже за полдень, вставать, – многозначительно посмотрев на своего рослого спутника, да она и сама была росточком под сто семьдесят пять, – сказала Измайлова. – Так вот: если мы, к примеру, пропустим время завтрака, то… То вовсе не обязательно тревожить нас стуком в дверь или телефонным звонком по таким вот пустяковым поводам.

– Хорошо, я вас поняла. – В не сходящей с лица миловидной администраторши вежливой улыбке было примерно столько же тепла, сколько в заснеженном подмосковном пейзаже при минус десяти по Цельсию. – Я проинструктирую обслуживающий персонал, чтобы вас не беспокоили "по пустякам".

– Одну минутку! – вдруг сказал Рейндж. – У меня тоже имеется вопросик.

– Да, я вас слушаю. – Когда блондинка посмотрела в его сторону, ледышки в ее синих глазах мгновенно растаяли.

– Хочу вот спросить, а у вас здесь баня, к примеру, имеется в наличии?

– У нас здесь прекрасная финская сауна, – поощрив его взглядом, грудным голосом произнесла администраторша. Даже две – для VIP и для всех остальных. К вашим услугам в любое время дня и ночи – бассейн. Имеются также бильярдная на три стола и бар с напитками.

– Благодарю вас, – сухо сказала Измайлова (при этом как бы случайно попала острым мыском своего полусапожка Рейнджу по правой лодыжке, в аккурат по "косточке". – Но мы сюда не в бильярд приехали играть, не так ли, дорогой?

Сказав это, молодая рыжеволосая женщина – в совсем недавнем прошлом, как помнилось Рейнджу, она была брюнеткой – без особых усилий вскинула на плечо довольно таки тяжелую дорожную сумку, а другой, цепко прихватив "жениха" под локоть, увлекла его за собой в направлении парадной лестницы.

Пока Измайлова раскладывала в их номере вещи, Рейндж, решивший не обременять себя хозяйственными хлопотами, вышел на балкон перекурить.

"Пикантная, однако, ситуация, – подумал про себя Мокрушин, наблюдая сквозь приоткрытую балконную дверь, как его нынешняя спутница с деловым видом снует по номеру, – жужжит, аки пчелка, придавая люксу, в который они только что вселились, вполне обжитой вид. – Вообще то внутренняя служебная инструкция строго настрого запрещает вступать в интимные отношения с курсантами и стажерами противоположного, понятно, пола. Но, с другой стороны, если так вот необычно складываются обстоятельства, то почему бы не приударить за коллегой в юбке?.."

Не то чтобы Рейндж был сексуально озабоченным типом. Но, учитывая то обстоятельство, что обе медички, которых он кадрил в ЦКБ, удержали его натиск буквально на последнем оборонительном рубеже, – задержись он там еще на пару тройку дней, и обе "крепости", поочередно, выбросили бы белые флаги и сдались на милость победителя – присутствие рядом молодой симпатичной особы, пусть даже она является его младшим коллегой, определенно, настраивало его на романтический лад.

– Это ты здорово придумала, Анюта, – сказал Рейндж, плотно закрывая за собой дверь, ведущую на балкон. – Шампанское, фрукты. Но вообще то, чтобы ты знала на будущее, дражайшая моя "невеста", я предпочитаю всем прочим напиткам старый добрый армянский коньяк.

В номере имелись две кровати, разделенные тумбочкой с "ночником". С одной из них Измайлова уже сдернула покрывало, а теперь споро расстилала и другую.

"И то дело, – одобрительно подумал Рейндж, любуясь ее гибким станом и стройными, облитыми колготками ногами настолько, насколько это позволяла чуть вздернувшаяся вверх юбка. – С женщинами так и нужно обращаться: на раз два. Раз – молчать! И два – в койку!"

Он подошел к стажерше со спины и попробовал было обнять ее за плечи, но она сначала гибко уклонилась от его объятий, а затем, сделав шажок в сторону, бросила на него удивленный взгляд.

– Что это вы придумали, шеф?

– Гм… Я это… хотел проверить, где ты держишь при себе оружие, – усмехнувшись, сказал Рейндж, прекрасно понимая, насколько банально звучат эти его слова. – Знаешь, меня еще никогда в жизни женщины не охраняли, вот я и любопытствую.

– Там, где нужно, – уклончиво сказала Измайлова. Она слегка размяла кулачками подушку и определила ее обратно в изголовье кровати. – Какую из этих двух кроватей вы выбираете для себя, шеф?

– Обе, – выдал без долгих раздумий Рейндж. – Надо сделать небольшую перестановку и составить их вместе. Потому что, какие мы на фиг "жених" и "невеста"… а ведь ты, кажется, назвала меня еще и "мужем"? Надо, чтобы все выглядело предельно убедительно!

Не успел он закончить последнюю фразу, как стажерша исчезла за дверью ванной комнаты. Рейндж, одобрительно покивав головой – "молодчина, девочка, соображает, что нечего тут, промеж своих людей, ломаться, изображая из себя недотрогу…" – направился к компактному бару, куда Измайлова определила принесенные ими в номер напитки, включая сюда соки и минералку. Он достал оттуда бутылку коньяку – пока лежал в ЦКБ, ребята натаскали ему, наверное, не менее ящика выпивки, и почти весь этот запас был изъят у него местным медперсоналом, – нашел рюмку, но так и не успел вскрыть емкость, поскольку из ванной, гораздо быстрее, чем он ожидал, к нему вышла стажер Измайлова.

Причем вопреки его ожиданиям девушка была не голенькая или в накрученном вокруг обнаженного тела банном полотенце, но экипированная в черные кожаные брюки и такого же цвета глухой свитер.

Она определила вешалку с костюмчиком в гардеробный шкаф, после чего метнула в сторону Рейнджа несколько удивленный взгляд.

– Что это с вами, шеф? – спросила она. – У вас какой то озадаченный вид.

– Э э э… А я думал… того… что мы собираемся баиньки. Разве нет?

– Всему свое время, – сказала Измайлова, ловко опоясываясь ремнями поверх свитера, призванными поддерживать наплечную кобуру с пистолетом. – Я приглашаю вас на прогулку, шеф, подышать, так сказать, свежим воздухом на сон грядущий.

Рейндж, немного поколебавшись для виду, решил все же подписаться на это ее предложение. В гардеробе, среди прочих вещей, которые привезла сюда стажерша, он обнаружил простеганный свитер а ля "секьюрити" и свой коричневый кожан на утепленной подкладке. Пришлось и ему, вслед за Измайловой, опаясываться амуницией с наплечной кобурой: в Отделе объявлена "оранжевая" тревога, а это означает среди всего прочего, что тем, кого это касается, нужно иметь при себе табельное оружие.

Пока Мокрушин облачался для прогулки на свежем воздухе, Измайлова совершила еще один необычный поступок: сама откупорила бутылку с шампанским, плеснула на донышко в оба фужера, остаток же пенящейся игристой жидкости вылила в унитаз, не забыв спустить воду.

Затем, включив "ночник" на тумбочке, вырубила верхний свет и, предварительно высунув голову в коридор, выдернула из номера Рейнджа (тот едва успел прихватить с собой трость).

Дальше – больше.

Они почему то направились не в сторону парадной лестницы, а повернули – Измайлова молча увлекла своего спутника за собой – на "пожарную", ведущую, по всей видимости, к запасному выходу. По дороге они не встретили ни одной живой души. Но это, в общем то, и неудивительно: судя по запахам и приглушенной разноголосице, доносящейся откуда то снизу, все нормальные люди собрались сейчас в помещении столовой и уминали за столами поданный им официантами ужин.

Измайлова, ковырнув чем то в замке, справилась с ним в две или три секунды; после того как они выбрались наружу, оказавшись с тыльной стороны пансионата, к которому почти вплотную подступал несколько прореженный и цивилизованный усилиями людей сосновый бор, она вновь заперла дверь запасного выхода и, почти по семейному взяв Рейнджа под локоть, повернула с ним на одну из пересекающих территорию пансионата дорожек.

Мокрушин, чуток провентилировав свои вполне теперь уже здоровые легкие морозным, настоянным на запахе хвои воздухом, поинтересовался:

– Ну и что все это должно означать, Анюта Измайлова? Как прикажешь мне ко всему этому относиться?

– Отнеситесь к этому, шеф, как к романтическому приключению, – улыбнувшись в полутьме, сказала стажерша.

Через пару минут – прихваченный морозцем снежок аппетитно поскрипывал у них под ногами – дорожка вывела их к присыпанной снегом живой изгороди, и дальше, через прогал, к асфальтированной дороге, оборудованной с одной стороны то ли тротуаром, то ли велосипедной дорожкой.

Да, действительно, – подумал про себя Рейндж. – Что это мне в голову вступило? Едва не набросился на девушку, аки голодный зверь. Надо по людски, постепенно. То есть следует действовать, не ущемляя человеческого достоинства. Женщины просто обожают такие вот игры. Надо же, даже шампанское выплеснула в унитаз – типа рассердилась? Через месяц исполнится тридцать три, из них почти два года сам был женат, но так толком в них и не разобрался… Наверное, правильно в поговорке сказано: "Страшнее бабы зверя нет". Но, с другой стороны, как там в популярной песенке поется: "Без женщин жить нельзя на свете, нет!.."

Пока в голове у Рейнджа крутились такие вот мысли, они успели пройти вдоль шоссейки еще примерно с сотню шагов.

Измайлова щелкнула кнопкой брелока, и машина, припаркованная у обочины, тут же ответно поприветствовала их коротким всполохом подфарников.

– Ты вроде бы припарковала тачку возле пансионата? – удивился Мокрушин.

– А это другая машина, – сказала Измайлова, доставая из кармашка куртки еще один брелок с ключами. – Разве вы не видите, шеф, что это – минивэн?

– Вижу, не слепой, – буркнул Рейндж, усаживаясь на переднее сиденье. – А на фига, спрашивается, нам сдалась вторая машина? И как далеко мы собираемся ехать?

– Расслабьтесь, шеф. – Измайлова стала прогревать движок, не забыв врубить печку, чтобы побыстрее нагреть салон. – Существуют кое какие вещи, которыми не очень удобно заниматься в пансионате.

– Ага, кажется, я врубился, – сказал Рейндж, вновь воспряв духом. – Ну тогда да, тогда, конечно, поехали!

Ехать им и вправду пришлось недолго – до ближайшего коттеджного поселка по дороге на Истру. Строительство здесь еще не было завершено, поэтому территория пока не охранялась, а электрические огни светились всего в двух или трех местах.

– Это что, Анюта, твой дом? – спросил Рейндж, когда фары на мгновение осветили двухэтажный кирпичный особняк (он успел заметить спутниковую тарелку, укрепленную на уровне второго этажа). – Кстати, забыл тебя спросить, хотя, наверное, сейчас это лишнее… Ладно, все равно спрошу: ты замужем или нет? То есть в реальной жизни, а не по "легенде"?

– Вы оба раза не угадали, шеф, – сказала Измайлова, в очередной раз уклоняясь от прямого ответа. – Дом этот принадлежит не мне, а родственнику, скажем так. Что касается второго вопроса, то вы, наверное, правы: сейчас это – лишнее.

Они выбрались из минивэна; Измайлова тут же поставила запасную тачку на сигнализацию. Поднялись на крылечко. Стажерша отперла входную дверь, пропустила его в прихожую, и сама прошла вовнутрь, не забыв запереть за собой дверь.

И тут же попала в объятия Рейнджа.

– Это ты классно придумала, Анюта, – шептал он в темноте, пытаясь найти ее губы. – Действительно – "романтическое приключение"…

Но тут вдруг почти одновременно случились две вещи, к которым Мокрушин, учитывая его нынешний фривольный настрой, оказался не слишком то подготовлен. Во первых, Анюта куда то испарилась из его объятий, а во вторых, сначала раздалось чье то покашливание – "кхе… кхе…", – и тут же в прихожей вспыхнул электрический свет.

Рейндж повернул голову и увидел Шувалова, у которого – от удивления? – была приподнята правая бровь.

– Что это с вами, Владимир Алексеевич? – поинтересовался начальник, на котором по обыкновению красовался цивильный костюм. – Вы в порядке?

Рейндж только сейчас сообразил, что он по прежнему держит руки перед собой, слегка разведя их в стороны, так, словно намеревается кого то заключить в объятия (что было недалеко от правды), причем в правой руке оказалась зажатой презентованная ему Шуваловым же трость.

Опустив руки почти по швам и мысленно обозвав себя для начала "конченым кретином", он все же кое как сумел выдавить из себя:

– Я… это… помогал стажеру снять верхнюю одежду…

– Уверен, что стажер как нибудь сама с этим справится. – По губам "свояка" пробежала легкая усмешка. Он перевел взгляд на Измайлову, которая, сохраняя совершенно спокойный вид, уже успела снять свой кожан и определить его на вешалку. – Анна, заварите ка нам всем по кружке крепкого чаю! А вы, Владимир Алексеевич, следуйте за мной.

Когда они, миновав проходную комнату, вошли в оборудованный офисной мебелью кабинет, освещенный мягким светом настольной лампы, Рейндж наконец врубился, почему он не заметил свет в окнах, когда они подкатили к этому особняку: в этом помещении окна попросту отсутствовали как таковые.

– Присаживайтесь, Мокрушин, – кивнул "свояк" на одно из трех расставленных возле офисного стола кресел. – Как самочувствие? Не слишком ли рано мы выписали вас из больницы?

– Я в полном порядке. – Рейндж, прислонив "палицу" к торцу стола, осторожно опустился в кресло. – Не соображу только, что это за новая фишка? Отпуск… пансионат… "невеста"… – Достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, он пробормотал: – Ну погоди, рыжая бестия, ужо я тебе задам…

– Вы что то сказали, подполковник?

– Нет… То есть да. Разрешите курить, Сергей Юрьевич?

– Добро, можете курить.

Рейндж сунул сигарету в уголок рта, прикурил. В неофициальной обстановке он был с Шуваловым на "ты". Но судя по тону, который сразу задал их разговору "свояк", речь сейчас будет идти о каких то серьезных делах.

– Я пропустил что то важное, командир? – окутав себя табачным дымом, поинтересовался он. – Когда такое было, чтобы меня, "элиту", опекала зеленоротая стажерша? Как все это прикажете понимать?

– Как форс мажорную ситуацию, – устало помассировав виски, сказал Шувалов. – Измайлова, кстати, с Нового года не стажер, а полноценный агент. Мы из тактических соображений придержали соответствующий приказ… Нуда ладно, не о том сейчас речь.

– Что вообще стряслось? – подавшись вперед, спросил Мокрушин. – Объясните хотя бы в двух словах!

Полковник тоже выковырял из пачки сигарету, но, так и не прикурив ее, бросил, сломанную, в пепельницу.

– Сейчас разгорается крупный скандал вокруг "Рос транснефти" и исчезновения некоторых связанных с этой беспрецедентной аферой личностей…

– Ну а мы тут при чем?

– Именно на нас сейчас пытаются перевести "стрелки" как на основных виновников случившегося, – после паузы сказал Шувалов. – Что творится в "верхах", Рейндж, ты себе даже не можешь представить. За дело взялись "инквизиторы". Вот Кондор тут едва не попал под раздачу, но его удалось "отмазать".

– Это в связи с "грозненским инцидентом"?

– Это лишь один эпизод, а сейчас наблюдается что то вроде цепной реакции, носящей притом неуправляемый характер. Трясут не только нас, но и пару подразделений ФСБ, экономический главк МВД и еще кое какие ведомства… Сейчас всю информацию по этой вскрывшейся афере "цензурят", но долго ли удастся держать в тайне ставшие известными факты, этого никто не знает.

Измайлова принесла поднос, поставила на стол вазочку с печеньем, расставила кружки и, уловив кивок со стороны начальника, уселась в свободное кресло.

– Большинство наших сотрудников сейчас находятся под жестким контролем, – поочередно обведя их взглядом, сказал Шувалов. – К вам, Владимир Алексеевич, внимание со стороны контролирующих организаций сейчас ослаблено – вот почему мы продержали вас лишнюю неделю в больнице. Далее вам полагается отпуск для полного выздоровления, и вы его получили.

– Премного благодарен, – хмыкнув, сказал Рейндж.

– К Анне пока не проявляют особого внимания, – пропустив его реплику мимо ушей, сказал полковник Шувалов, – поскольку Измайлова у нас по документам числится стажером (подписанный кем нужно приказ о зачислении имярек в штат "группы 4" лежит до поры в сейфе). Так вот: целеуказания я вам буду давать лично – здесь или на московской "явке", адрес которой знает Измайлова. Там же, в этом "адресе", хранится все необходимое для выполнения спецмероприятий. А если чего то там недостает, дадите лично мне заявку, и я доставлю вам все, что требуется. Если за мной будет ходить "хвост", то я пришлю кого нибудь для связи.

– Хорошенький отпуск вы мне сосватали, Сергей Юрьевич. – Рейндж, глянув на рыжую бестию, усмехнулся. – И даже "невесту" вот мне подыскали.

– Придется вам некоторое время вести двойную жизнь, – серьезным тоном сказал один из руководителей "четверки". – В маскировочных, так сказать, целях. Ну а теперь я вас поподробнее введу в курс дела и обрисую, что вам следует сделать на первых порах…