Глава 27 Казнить нельзя помиловать

Серебрянского сначала вывезли на загородный объект. Там его осмотрел врач, который в целом остался удовлетворен физическим и моральным состоянием вызволенного только что чиновника – могло быть и хуже, намного хуже…

С Аркадием Львовичем попытались переговорить двое мужчин в штатском, но тот уснул в самом начале их так и не состоявшейся беседы: после нескольких подряд суток без сна, после всех стрессов и чудовищных потрясений теперь, когда самое страшное, как ему казалось, осталось позади, он вырубился, провалился в бездонный омут сна.

Серебрянскому дали поспать ровно восемь часов.

После побудки он принял еще раз душ, побрился, переоделся в нормальный цивильный костюм, выпил чашку кофе, с аппетитом позавтракал.

В девять утра на объект, где его держали, приехали прокурор Нечаев и полковник ГРУ Шувалов.

Серебрянский, хотя и не знал прежде никого из них лично, бросился обнимать сначала спецпрокурора, а потом, всхлипывая от переполнявших его чувств, полез с объятиями к заместителю Мерлона.

– Спасибо, дорогие… родные мои! – вытирая глаза носовым платком, сырым голосом сказал Аркадий Львович. – Я знал… я ни на минуту не сомневался в компетенции органов!.. Я от всего сердца хочу поблагодарить наши правоохранительные органы…

– Одну минуту, Аркадий Львович, – сказал прокурор Нечаев, доставая из своего портфеля какие то бумаги.

– …Особенно руководство тех спецслужб, которые участвовали в операции по моему освобождению… и все наше политическое руководство… и лично главу нашего государства…

– Гражданин Серебрянский! – вставая во весь рост, сухо произнес прокурор. – Вы обвиняетесь в преступных деяниях по шести статьям Уголовного кодекса Российской Федерации!

– Ч что? – растерянно произнес чиновник. – Н не понимаю…

– Обвинение вам будет предъявлено позднее, но в установленный законом срок! – Нечаев вытащил из папки одну из бумаг и продемонстрировал ее ошеломленному таким поворотом событий Аркадию Львовичу. – Учитывая тяжесть преступлений, в совершении которых у нас есть все основания вас подозревать, мера пресечения избрана соответствующая: арест и содержание под стражей!..

Только сейчас Серебрянский понял, почему в комнате, где протекала эта их беседа, находится врач: эти люди опасаются, что новость, которую ему сообщили, может подействовать на него самым тяжелым, угнетающим образом.

Что он может лишиться сознания или его даже хватит удар… Вот и решили подстраховаться на всякий пожарный.

"Вот попал, так попал, – с тоской подумал Серебрянский. – Из огня, да в полымя… Что ж мне так не везет в последнее время?.."

– Я прошу устроить мне экстренную встречу с кем нибудь из высокого руководства, – после минутного размышления, сказал Аркадий Львович. – На уровне Генпрокурора… директора ФСБ… или помощника президента страны…

– А с Папой Римским вы не желаете встретиться? – поинтересовался Шувалов. – Или вам сразу устроить встречу с руководством Всемирного еврейского конгресса?

– Я требую адвоката! – опомнившись, фальцетом произнес Аркадий Львович. – Пока ко мне не допустят адвоката, я… я отказываюсь отвечать на любые вопросы! Я… я…

Серебрянский бурно разрыдался; к нему сразу же подошли врач и Шувалов; медик, набрав в шприц из ампулы три кубика бесцветной жидкости, сделал разволновавшемуся чиновнику поддерживающий укол.

Минуты через две или три Аркадий Львович успокоился, а еще спустя короткое время в помещение для допроса вошел статный сухощавый мужчина лет сорока пяти, одетый в добротный костюм, в очках с дымчатыми линзами, надежно маскирующими его взгляд.

Все присутствующие – кроме Серебрянского – тут же встали.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Мерлон, адресуясь к своим. – Аркадий Львович, поверьте мне на слово, вас я тоже рад видеть в добром здравии…

Мануйлов, усмехнувшись краешком губ, взял со стола папку с прокурорскими документами, принесенными Нечаевым, рассеянно – так выглядело все со стороны – пролистнул бумаги, затем положил ее обратно на стол.

– Я так понял, что юридические формальности соблюдены? – произнес он, глядя на Нечаева. – Надеюсь, вы не возражаете, если мы тут с Аркадием Львовичем переговорим наедине? Доктор, вас я тоже прошу обождать за дверью…

* * *

– Э э э… извините, запамятовал ваше имя и отчество…

– Не трудитесь вспоминать, Аркадий Львович, – вставляя кассету в видеодвойку, сказал Мерлон. – Главное, что вам следует знать обо мне, что именно я наделен полномочиями вести переговоры с вами и даже принять окончательное решение относительно вашей дальнейшей судьбы.

Сделав необходимые приготовления, Мануйлов взял со стола пульт и включил изображение.

– Сейчас мы с вами посмотрим два три сюжета, а потом вместе обсудим сложившуюся ситуацию.

На экране вспыхнуло изображение. Съемка велась в международном аэропорту "Шереметьево 2". Оператор заснял через застекленную террасу момент посадки в аэропорту лайнера авиакомпании "Бритиш эйрвэйз", прилетевшего регулярным рейсом из Лондона…

– Обратите внимание на показания таймера, – негромко сказал Мануйлов. – Съемка осуществлялась в два с четвертью пополудни вчерашнего дня.

После перебивки пошли новые кадры, заснятые оператором в зале прибытия: среди пассажиров лондонского борта, прибывшего в российскую столицу, Серебрянский – с тревогой и даже с ужасом! – разглядел Лару и своего отпрыска, а также встречавших их, очевидно, Киру Александровну, адвоката Константина Шаца и еще какого тот незнакомого мужчину.

– Но… – всхлипнув, произнес Серебрянский. – Как вы смели!!!

– Держите себя в руках, Аркадий Львович. – Мануйлов бросил на него укоризненный взгляд. – Ваши близкие, вне всякого сомнения, крайне обеспокоены в связи с вашим внезапным исчезновением. Вы ведь до сих пор числитесь по разряду – "пропавшие без вести". Вот ваши близкие и прилетели из Лондона, чтобы попытаться на месте выяснить вашу судьбу… Ну а мы, поверьте, даже не прилагали особых усилий, чтобы ваша жена и ваш единственный ребенок оказались у нас, в Москве.

Мануйлов перекрутил ленту вперед и вновь включил изображение.

– Узнаете усадьбу Веледниково? – спросил он, глядя не на экран с изображением, заснятым оператором спустя примерно два часа после прибытия лондонского борта. – Это ведь ваш дом, ваша загородная резиденция, верно? А вот ваши близкие, видите, выходят из салона "Мерседеса"!

– Оставьте в покое мою семью! – обхватив голову руками, взвыл Серебрянский. – Что вам вообще от меня нужно?!

– Об этом мы поговорим чуть позднее, – вновь перематывая пленку вперед, сказал Мануйлов. – Что касается ваших близких… Да, мы наблюдаем сейчас за ними, я этого от вас скрывать не собираюсь. Но лишь затем, чтобы обеспечить их полную безопасность.

Сказав это, он вновь включил изображение. Серебрянский поднял голову, всмотрелся… Это был тот самый ужасный ролик, который несколько дней назад показывали ему "товарищи чекисты" – с простреленным джипом "Икс" и двумя трупами – водителя Николая и какого то обгоревшего мужчины, которого, как его уже успели проинформировать, при определенном раскладе можно выдать за погибшего от рук неизвестных Аркадия Серебрянского…

– Выключите! – тихо сказал Серебрянский. – Пожалуйста…

– Приятно иметь дело с умным, быстро соображающим человеком, – выключив пультом видеодвойку, сказал Мерлон. – Ситуацию еще можно поправить, Аркадий Львович.

– Но… как?

– Мы поможем вам выпутаться из этой непростой коллизии, – сказал Мерлон, беря лист бумаги и авторучку. – Ваше исчезновение и даже отсутствие новостей о вас можно будет со временем объяснить примерно следующим образом: у органов появилась тревожная информация, что на вас готовится покушение; вас переместили на закрытый охраняемый объект; сведения о вашем местопребывании не разглашались и в интересах вашей личной безопасности, и с целью задержания членов организованной преступной группы. Ну и так далее, и тому подобное… Позже, если все будет идти по нашему сценарию, мы все это дело хорошенько отрепетируем.

– Что от меня требуется взамен? – проглотив тугой комок, поинтересовался Серебрянский.

– Вы поможете нам свести к нулю деятельность вашего тайного "Братства трубы". Мы даже готовы пойти на то, чтобы выпустить вас за рубеж… Но ваши близкие, пока вы будете там находиться, естественно, будут находиться здесь, в России, под нашим контролем.

Сделав надпись на листе бумаги, Мерлон передал его Серебрянскому.

На листе была написана крупными печатными буквами знаменитая маршаковская строчка:

КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

– Теперь только от вас, Аркадий Львович, зависит, в каком месте нам придется поставить запятую…

Загрузка...