Моя "крыша" – Кремль (СИ)

Глава 25 Кодекс самурая

С Аркадием Серебрянским дела покамест обстояли следующим образом. Во первых, он не спал уже как минимум четверо суток. Во вторых, он почти ничего не ел. И, в третьих, человек этот, которого уже более недели держали здесь взаперти, то ли уже сошел с ума, то ли был очень близок к умопомешательству.

То, что у Аркадия Львовича сделался непорядок с головой, лишь отчасти принималось на веру Фадеевым и его молодым ассистентом по имени Игорь (последний, кстати, работал в той охранной структуре, совладельцем которой нынче являлся Юрий Николаевич, так сказать, хозяйский глаз). То есть иногда у них возникало такое подозрение, что их подопечный – "крэйзанулся", что у него съехали мозги набекрень, и не то чтобы слегка, а вполне основательно… Фадеев про себя думал, что неплохо бы по этому поводу проконсультироваться с родным дядей. Тот большой дока в подобных вопросах. Еще бы: тридцать с лишком лет проработал в "Матросской Тишине", пройдя путь от рядового вертухая до заместителя начальника СИЗО. Даже сейчас, хотя он давно уже на пенсии, не сидит сложа руки. Именно дядя Антона Фадеева, кстати, присматривает за тем объектом, – верст эдак тридцать до него будет отсюда, – на который доставили бизнера Литвинова, попытавшегося было свинтить за бугор… Он то уж насмотрелся на разных симулянтов и сразу бы, без всяких психиатров, вынес бы точнейший диагноз…

Сам Фадеев, надо сказать, откровенно заскучал. После того, как Литвинов неожиданно отдал концы по ходу важного базара, получив разрыв сердца, – а ведь какой с виду был крепкий мужик! – Сценарист запретил применять жесткие меры допроса в отношении господина Серебрянского. "Попридержите пока коней, Фадеев, – сказал Юрий Николаевич во время своего последнего сюда визита. – Аркадий Львович нужен нам живым и здоровым. Мы не можем позволить себе потерять еще и этого человека!.."

Лещенко не появлялся здесь уже несколько дней: может, руководство на него осерчало за ЧП с Литвиновым, а может, Петра и вовсе перебросили на другой участок работы. Юрий Николаевич не появлялся здесь уже почти двое суток; вчера днем заезжал на минутку дядя, доставил продукты и напитки, после него никто не приезжал и никто не звонил – самому Фадееву было наказано сидеть тихо и стеречь Серебрянского пуще зеницы ока.

В определенные часы, утром и вечером, возле объекта дежурила машина с двумя сотрудниками. Понятно, что эта была придумка начальства, которое решило как то подстраховаться на случай непредвиденного развития ситуации. Фадеев по этому поводу не слишком рефлексировал, поскольку метод перекрестного контроля практикуется в тайных ведомствах с незапамятных времен. К тому же внешний пост охраны и наблюдения лично ему никаких хлопот не доставляли. Что касается Серебрянского, за которого Фадеев нынче отвечает головой, то он был жив, хотя и не совсем здоров (если, конечно, эта падла не симулирует).

Аркадия Львовича держали в отдельной комнатушке, оборудованной в подвальном помещении. Четвертые сутки он лежал в койке, чаще всего на боку, весь скрюченный, в позе человеческого зародыша. Его иногда сбрасывали с этой койки, поднимали под руки, трясли, разгибали ему ноги, пытались поставить на твердую почву или, по крайней мере, придать ему сидячее положение. Хотели по ночам выводить своего подопечного на прогулку в заднем дворе, но фиг там: своими двумя Аркадий Львович идти не хотел, а таскать его, как ребенка или инвалида, на руках, у "товарищей чекистов" особого желания не было.

Но если Серебрянский лежал на койке, свернувшись калачиком, в позе "зародыша", то это еще не означало, что он спал или хотя бы дремал. Нет. Аркадий Львович непрерывно что то бубнил: то довольно громко, то едва различимо. То он, вероятнее всего, цитировал какие то избранные места из научных монографий, как своих, так и зарубежных коллег (иногда даже из его уст лилась чистейшая английская речь), или же какие то запомнившиеся ему выдержки из газет и журналов, то, что происходило с ним все чаще и чаще, нес откровенную околесицу. Но не умолкал он, кажется, ни на секунду, ни днем, ни ночью, ни в присутствии "товарищей чекистов", ни тогда, когда его оставляли в покое, заперев прочную дверь его подземной комнатушки.

Кормить Аркадия Львовича приходилось насильно: ежедневно, не без труда, в него вливали две или три чашки питательного куриного бульона.

Короче говоря, хлопот с ним сейчас было не меньше, чем с малым несмышленым дитем.

Незаметно опустился вечер. Игорь возился на кухне – на него были возложены, среди всего прочего, обязанности повара. Фадеев, просмотрев в гостиной новости по ящику, вырубил его пультом, затем, взяв со стола кипу старых газет и журналов, стал лениво их пролистывать.

– Пойду проведаю нашего арестанта, – донесся до него через открытую дверь гостиной голос Игоря.

– Валяй, – зевнув, сказал Фадеев. – Не забудь сменить ему "памперсы"!

– Мать твою! – выругался Игорь, отперев дверь "темницы". – Ты чего, мужик, охренел совсем?!

Серебрянский, казалось, никак не отреагировал ни на его появление, ни на возмущенную реплику: он как сидел на полу, так там и остался, даже не повернув голову на звук. Глаза его, странно остекленевшие, глядели куда то в одну точку. В камере стоял, мягко говоря, неприятный запашок: Аркадий Львович, как выяснилось, вольно оправился в углу помещения, в котором он сейчас и сидел, напрочь проигнорировав наличие "параши".

Мало того, он на глазах у младшего вертухая сунул пальцы в "отходы" и принялся, на манер художника абстракциониста, мазюкать этим самым дерьмовым составом стену.

– Т твою мать! – вновь ругнулся младший напарник Фадеева. – И вправду у мужика крыша съехала. А я то, дурак, губу уже раскатал…

Он вытащил из кармана носовой платок, зажал им нос, затем, прислушавшись к внешним звукам, свистящим шепотом произнес:

– Господин Серебрянский, у меня к вам имеется деловое предложение!

Рука Аркадия Львовича на мгновение словно провисла в воздухе, но лишь на короткий миг.

– Вы правду говорили несколько дней назад, что способны отстегнуть за свободу три "лимона" наличными?.. Ну, то есть не вы лично, это понятно, но ваши знакомые и друзья… Если будет грамотно выставлено такое вот требование?

Спина Серебрянского заметно напряглась, а взгляд, кажется, стал чуточку осмысленней, нежели минуту назад.

– Быстрее соображайте! – прошипел Игорь. – Наверху, сами знаете, мой старший бдит! Ну?! Шансы реальны! Я вас могу отсюда вытащить! Но не за так, естественно.

Он ждал, наверное, с полминуты, наблюдая за реакцией заложника. Затем, махнув в сердцах рукой, – мужик, похоже, не "косит", а вправду пошатнулся мозгом – хотел уже было выйти из вонючей камеры, как вдруг услышал тихий голос:

– Стойте!..

– Ну? – застыв на пороге, посмотрел на него Игорь. – Говорите, если есть что сказать… Но только тихо, шепотом!

– Ваши условия, молодой человек? – натужно сглотнув, тихим ломким голосом произнес Серебрянский. – Впрочем, я готов заплатить любую цену…

– Другое дело! – одобрительно прошептал Игорь. – Я смотаюсь наверх, принесу пару ведер воды и тряпки, чтобы вытереться и переодеться… Договорим, когда вернусь… Да, я уверен, что мы договоримся…

Жизнь наконец повернулась к Рейнджу своей не самой худшей стороной.

Во первых, "деверь" лично похвалил их с Измайловой и за трупы, – хотя, что в них хорошего, в этих полуобглоданных кислотой двух "жмурах"? – и за сторожа, который на поверку оказался родным дядей сотрудника спецотдела ФСБ подполковника Антона Фадеева, ветераном органов, и в особенности за обнаруженную ими под слоем свежей краски – "ай да Рейндж, ай да сукин сын!" – некую надпись, смысл которой, в принципе, был Мокрушину ясен, но происхождение и практическое назначение этой настенной "живописи" пока так и осталось для него тайной.

Во вторых, строчить длинные рапорта не потребовалось, начальство в лице "деверя" ограничилось коротким и емким устным рапортом.

В третьих, и это самое главное – по крайней мере, для Рейнджа – ему удалось, благодаря наличию блата среди местной администрации, все той же благосклонно настроенной к нему блондинки, застолбить "ВИП сауну", куда они и отправились с "невестой" вечерочком: в конце концов, кто воевал – имеет право?..

Измайлова первой выпорхнула из халатика, оставшись в одних лишь крохотных бикини. Рейндж тоже встал под душ, а затем вслед за напарницей переместился в семиметровый бассейн с подсветкой, на бортике которого он поставил, предварительно вытащив из пакета, бутылку шампанского и два фужера.

Анна, смеясь, швыряла в него горстями воду, пару тройку раз ускользала от него, как юркая змейка, но все ж угодила таки в его объятия.

– О о, шеф, какой у вас крупный… "калибр". – Оторвавшись на секунду от его губ, Анна произнесла приятный сердцу любого мужчины комплимент. – Вы такой сильный… настоящий "мачо"!..

– Все свое ношу с собой, – без ложной скромности заметил Мокрушин. – А у тебя, детка, па атрясающая фигурка!..

В этот момент до их слуха донеслись звуки музыкальной заставки из фильма "Бумер".

Анна, колыхнув крепкими грудками, резво выбралась из бассейна, направившись к приставному столику, где лежали их сотовые.

– Вот что, дорогая! – обеспокоенно сказал Рейндж. – Брось ка ты на фиг эту "мобилу" да прыгай в бассейн!

Измайлова, тряхнув своими короткими темными волосами, – в сауне она, естественно, сняла свой рыжий парик – сначала вытерла ладошку о банное полотенце, затем, сверившись с экранчиком, ответила на вызов.

– Ну что там наш "шизик"? – оторвавшись на миг от разглядывания журнальных красоток, поинтересовался Фадеев.

– Обоср…ся, – угрюмо сказал Игорь.

– Натурально?

– Ну да… А как же еще? Блин… Я, между прочим, в няньки к нему не нанимался! О от же дерьмо!

– Отставить, – зевнув в кулак, сказал Фадеев. – Не надо, дружище, так уж буквально воспринимать мысль Феликса Эдмундыча про необходимость иметь "чистые руки". Приберись ка в камере и "шизика" отмой! А то гости нагрянут, а мы тут с тобой по уши в дерьме!

– Что, кто то должен подъехать? – как бы невзначай поинтересовался Игорь.

– Давай, давай, займись ка делом! – беря с журнального столика очередной "глянец", буркнул Фадеев. – Много будешь знать, рано состаришься.

Через несколько минут дверь камеры вновь отворилась.

Игорь внес в помещение ведро с теплой водой и тазик: мыло и полотенце у узника имелись в наличии.

– Умойтесь хорошенько! – понизив голос, сказал он. – От вас разит на версту! Кстати, давайте в темпе обсудим детали. Можно говорить, Аркадий Львович, но только тихо, чтобы мой напарник измену не засек.

– Ваш старший… он тяжелый, опасный человек! – прерывистым шепотом, отмывая в тазике, наполненном теплой водой, свои испачканные руки, произнес Серебрянский. – Вы… вы понимаете, да?

– Да знаю, знаю я! – Игорь нетерпеливым жестом приказал ему поторопиться. – Надо быстрее отсюда свинчивать… А то кто то из начальства сюда может пожаловать! Если попытаетесь "кинуть" по бабкам… или выкинуть какое коленце… ур р роем!!

– Я все сделаю, все… Как сами скажете! – заверил его Серебрянский, суетливо вытирая руки полотенцем. – Вы только вытащите меня отсюда… Я расплачусь с вами по царски!

– Будьте "на товсь", – свистящим шепотом произнес Игорь. – Я вас прикрою на пару тройку минут… Надо еще кое что сделать!

Прикрыв на клямку дверь камеры, Игорь отцепил от пояса портативную рацию. Перещелкнул ее на заранее оговоренную волну, прислушался на короткое время, затем поднес переговорник к губам, предварительно пару раз щелкнув "тангентой".

– На месте? – тихо спросил он.

– Да, на месте, – долетел до него такой же тихий ответ.

– Постовые?

– Двое, в машине, как и предполагали.

– Все, давай работай по ним! – выдохнул в рацию Игорь. – И жди нас за воротами!..

Он и рад был бы не трогать постовых, но дежурная машина стояла в таком месте, откуда просматривались обе грунтовки, по которым можно было бы проехать и соответственно выехать к этому расположенному в деревенской глуши коттеджу.

Теперь он уже не медлил и секунды: достал пистолет из кобуры, снял его с предохранителя и, навинчивая на ходу глушитель, стал подниматься по лестнице к двери, через которую можно было попасть в коридор первого этажа и далее, в гостиную, где сейчас маялся от скуки Антон Фадеев.

"Не нравится мне эта ваша затея, господа товарищи, – думал он про себя в эти довольно стремные мгновения. – Высокое начальство с Лубянки явно не в курсе происходящего. Как бы меня потом "шпалой" не положили заодно с этим Фадеевым! Надо получить хотя бы пару тройку "лимонов" за Серебрянского… А с деньгами мне и сам черт не брат. Приныкаюсь где нибудь за бугром, а там будет видно…"

– Ну что? – сонно потягиваясь в кресле, пробурчал Фадеев. – Прибрался? Как там "шизик"? Тебе не кажется, что он – "косит"?

В комнате раздались тугие шлепки, остро пахнуло порохом… Фадеев, в которого его младший коллега выпустил всю обойму, завалился вместе с креслом на пол, ударившись по ходу пробитым черепом о край журнального столика.

"Какая тебе на фиг разница, Антон?! – вставляя запаску, подумал про себя Игорь. – Земные вопросы тебя более не должны интересовать…"

"Деверь" сдернул агентов с места, – точнее, выдернул их из сауны на пятнадцатиградусный мороз, – приказав в экстренном порядке пробить еще один подозрительный объект, находящийся примерно в получасе езды от пансионата "Сосны".

Наверное, начал давать показания Сценарист, с пеной у рта, а может, информация к старшим "родственникам" поступила по каким то иным каналам.

– Блин! – процедил Рейндж, злобно выковыривая сигарету из пачки. – Эти "родственники"… мать перемать… своими заморочками превратят меня в полного импотента!

– Я просто таки уверена, шеф, что этого не случится, – хихикнув, заверила его "невеста", поворачивая на нужную им федеральную трассу. – Во всяком случае, я нахожу вас в… прекрасной форме! Я бы даже сказала – в превосходной!

– Ладно, вскрытие покажет, – смягчаясь душой, сказал Рейндж. – Хорошо еще, что далеко переться не надо… Может, остаток ночи успеем прихватить?

– Оп па! – негромко сказал Рейндж, когда они уже почти прибыли на место. – Впереди и справа, возле недостроенного коттеджа, кажись, тачка стоит.

– Вижу, – подала реплику агентесса. – Едем себе типа дальше?

– Умница, – одобрительно произнес Рейндж. – Не стоит искать приключений на свою ж…

Они проехали по грунтовой дороге, с левой стороны которой находился интересующий их объект, – примерно такого же типа особнячок, обнесенный оградой, как тот, который они уже проинспектировали ранее. По правую руку темнели две кирпичные коробки, без окон и дверей, дальше, кажется, еще один недострой, а сразу за ним дорога ныряла в заснеженный лесной массивчик. В свете фар, у ближайшей к ним справа "коробки", на короткое мгновение высветился силуэт легковушки. Этого было вполне достаточно, чтобы проезжающая мимо парочка успела засечь пару тройку деталей: госномера, естественно, марку и цвет, – это была "Ауди 100" темно синего цвета, а также то, что в салоне, просвеченном чужими фарами, явственно проступили два человеческих силуэта… Да, вопреки ожиданиям в машине оказались люди.

– Как минимум двое, – пробормотал Рейндж. – Интересно, что делают эти чудаки поздним вечером возле интересующего нас адреса?

Они проехали лесочек, а затем еще вынуждены были заложить крюк километров в пять или шесть, чтобы вновь не попасться на глаза пассажирам "Ауди" (если те, конечно, не переменили позицию или вообще не отъехали. Может, они не "при делах"?).

Объехали этот же массив с юга, а потом еще минут двадцать продирались через мелколесье, местами проваливаясь по колено в жесткий, как стеклянная крошка, снег. Кое как выбрались к группе недостроенных коттеджей, потом стали смещаться к самому объекту, не забывая ни на секунду о подозрительной "Ауди" и его пассажирах.

Конечно, давать этого кругаля им страсть как не хотелось – особенно Рейнджу. Но, с другой стороны, если те ребятки, что сидят в "Ауди", находятся здесь неспроста, не стоило прямо на глазах у них устраивать какие нибудь маневры. Ну и что, если номера частные? Машина может оказаться или личным транспортом какого нибудь спецслужбиста, или зарегистрирована фиг знает на кого. Опять же, может, в ней и не фээсбэшники, а мужики из какой нибудь частной службы безопасности, у которой тоже возник интерес к адресу, каковой велено было пробить двум федеральным агентам?

Скрытно выдвинулись на новую позицию, откуда, используя коробку и сложенные в пачку бетонные плиты будущего ограждения, – или за какой там надобностью их сюда доставили – стали наблюдать и за объектом, до ограды которого отсюда было шагов семьдесят, и за другой коробкой, возле которой затаилась "Ауди" с двумя пассажирами.

На первом этаже объекта сквозь шторы или же жалюзи слегка просачивался электрический свет, оконтуривая проемы двух окон с той стороны дома, которая сейчас была видна агентам. "Тепловизор" на таком расстоянии был малоэффективен. У них также имелся при себе комплект портативной аппаратуры для дистанционной прослушки, позволяющий писать при помощи лазерного луча, направленного на оконные стекла. Но прежде чем подобраться на максимально близкое расстояние, с тем чтобы задействовать не только собственные слух и зрение, но и спецоборудование, следовало какое то время понаблюдать за объектом с безопасного расстояния, разведать подходы и составить впечатление об особенностях окружающей обстановки.

Агенты надели под темные вязаные шапочки специальные дужки, с наушником и скобкой микрофона у губ, включили и тихонько опробовали свои тактические переговорники, после чего на некоторое время разделились: Рейндж остался наблюдать за фронтальной частью обнесенного оградой участка – с этой стороны в ограде имелись ворота, металлическая брама из двух тяжелых створок – и за той коробкой, возле которой они засекли "Ауди", а Измайлова, сразу же исчезнувшая в ночи, должна была, по их замыслу, скрытно выдвинуться ближе к тыльной стороне участка, оттуда наблюдать и ждать новой команды от своего старшего напарника.

Через две или три минуты после того, как Анна покинула временный НП, где то на участке, возле дома, солидным басом забухал местный четвероногий сторож. Ему тут же стал вторить таким же низким, но каким то сиплым, сорванным или простуженным лаем еще один Полкан.

"Блин!! – выругался про себя Рейндж. – Только этого не хватало! Измайлова, наверное, подобралась слишком близко к ограде, и сторожа на нее тут же среагировали".

Но уже в следующую секунду он понял, что, возможно, причиной этого собачьего переполоха послужили не неосторожные действия его напарницы, а нечто другое.

Схоронившись за стопкой уложенных одна на другую бетонных плит, он проводил взглядом проехавший мимо по грунтовке легковой автомобиль – кажется, это был джип.

Тот проехал чуть дальше, стал притормаживать. Остановился в аккурат возле той коробки, где дежурила "Ауди" с двумя пассажирами на борту.

Рейндж мигом переменил позицию и, высунувшись из за угла самой ближней к ним коробки, вскинул к глазам бинокль ночного видения с подсветкой марки "Геовид" и стал наблюдать за этими двумя машинами, события возле которых уже спустя несколько мгновений приняли самый неожиданный оборот.

Из серого "Чероки" выбрался мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в темную куртку с болтающимся на плечах капюшоном, без головного убора.

Когда он подошел к "Ауди", водитель приспустил со своей стороны стекло.

– Привет, мужики, – сказал вновь прибывший. – Бдите?

– Здорово, Андрей, – отозвался водитель "Ауди". – Тебя случайно не на смену нам прислали?

– Нет, меня с другой целью высвистали. Продукты на объект велено завезти.

– А а а, ну тогда понятно, – сказал водитель.

– Постой, друг, а почему нам ничего не сообщили? – подал голос из салона другой, в руке которого краснела кончиком только что прикуренная сигарета.

Он, похоже, хотел еще что то сказать, но не успел: когда его лицо на миг осветилось от сделанной им глубокой затяжки, подошедший к ним мужчина запустил руку куда то под полу расстегнутой на груди куртки, достал удлиненный глушителем пистолет, хладнокровно взвел его и принялся всаживать пулю за пулей в своих бывших коллег, с которыми он еще совсем недавно служил в одной конторе…

Мокрушин со своей позиции на слух различил лишь серию негромких щелчков, но воображение и большой опыт участия в подобных делах помогли ему дорисовать картину происходящего прямо у него на глазах.

– Ср рочно вызывай "деверя"! – произнес он свистящим шепотом в дужку микрофона. – Скажи, чтобы немедленно выслал в этот адрес дежурную бригаду!

– Уточните?! – прозвучал в его ушной раковине голос агентессы.

– Тут разборка пошла! Есть уже пара "двухсотых"!.. Вызывай подмогу!

Собачки на участке теперь бухали не разрозненно, а парно, захлебываясь яростным лаем.

Мужчина в темной куртке, расстреляв через проем целую обойму, перезарядил оружие и произвел еще четыре или пять выстрелов: через лобовое стекло и – переместившись – через боковое, с противоположной от водителя стороны.

Круто развернулся, запрыгнул в "Чероки", движок которого он предусмотрительно не выключал. Затем произошла неожиданная для Рейнджа вещь: он предполагал, что киллер, который по непонятной пока причине пришил двух мужиков в "Ауди", ударит по газам и скроется в ночи, но тот и не подумал "рвать когти"! Мало того: он поставил "Чероки" недалеко от запертых ворот, вышел из машины и стал кого то дожидаться.

Игорь вывел из подвала Серебрянского и, прежде чем они покинули дом, заставил его надеть куртку с капюшоном, вязаную шапочку и теплые перчатки, которые Фадееву теперь вряд ли пригодятся.

Оба пса – в общем то, некстати – зашлись яростным лаем. Но он предусмотрительно запер Полканов в вольер, так что пусть там гавкают хоть до рассвета.

Серебрянского заметно пошатывало, так что Игорю, на левом плече которого болталась дорожная сумка, правой приходилось поддерживать освобожденного им только что пленника, – но отнюдь еще не свободного, потому что за него еще только предстоит вытребовать обещанных три "лимона" – так, словно тот был стареньким, немощным дедушкой.

Игорь отпер калитку сбоку металлической брамы, за которой его уже ждал водитель "Чероки". Он передал тому сумку, а сам помог Серебрянскому, который, казалось, вот вот лишится чувств, – слишком быстрыми и разительными оказались для Аркадия Львовича перемены – перешагнуть через порожек. И в этот момент, когда Игорь вновь поднял голову, он заметил вдруг у кормы "Чероки" – тот как будто материализовался из темноты – какого то мужика, которого, по всем его расчетам, здесь и сейчас не должно было бы быть.

Его приятель Андрей, подписавшийся поучаствовать в этом рискованном мероприятии, замер вдруг у дверцы "Чероки", повернув голову в том же направлении – похоже, и для него появление здесь стороннего человека оказалось полнейшей неожиданностью.

– Эй! – окликнул он незнакомца, предварительно рыскнув глазами по сторонам, пытаясь понять, нет ли еще кого поблизости. – Вы… вы что тут делаете? Вы по делу или…

Мужчина подошел к ним ближе, оказавшись фактически между ними. Игорь и Андрей сначала нервно переглянулись, затем уставились на незнакомца, пытаясь сообразить, откуда он взялся и что бы это все означало. Тому с виду было лет тридцать, а может, тридцать пять, в правой руке у него была массивная "трость", на которую он опирался во время ходьбы.

– По делу, – сказал незнакомец. – Скажите… вы проживаете в этом домовладении?

– Э э э… а в чем, собственно, дело? – медленно опуская сумку на заснеженную почву и не сводя при этом глаз с подозрительного незнакомца, спросил водитель "Чероки". – Кто вы такой и ч чего надо?!

Произнеся свою реплику, он стал смещаться, надеясь оказаться в тылу, за спиной у этого невесть откуда взявшегося мужика с "тростью" (и это ему почти удалось).

Игорь тоже не бездействовал: он, резко поведя плечом, отцепил Серебрянского, чтобы иметь свободу рук. И тут же, буровя глазами незнакомца, запустил правую руку под полу расстегнутой куртки…

– Я ваш новый участковый, майор милиции Иванов! – отчеканил Рейндж, одновременно нажимая особым образом – большим пальцем правой руки – на выступ, имеющийся в рукояти подаренной ему недавно "свояком" "трости". – Я вот что хочу спросить… Тут двое мертвых граждан поблизости обнаружились. – "Трость" в руке Мокрушина приняла горизонтальное положение, указывая как бы в том направлении, где стояла "Ауди" с пулевыми отверстиями в стеклах и двумя совсем свежими трупами в салоне. – Эт то правильно, что вы сами решили мне свои документы предъявить.

– Мочи его, Андрюха! – прорычал Игорь, выдергивая ствол из кобуры и – суматошно – взводя его. – Блядь!..

Водитель "Чероки" выхватил из за брючного ремня "бе ретту", с которой он минутами двумя ранее свинтил ставший ненужным, как ему казалось, "глушак".

Синхронно с ними незнакомец сделал странный взмах рукой – показалось даже, что он выронил свою "трость".

Ножны, прятавшие в себе почти метровой длины и двадцатисемимиллиметровой ширины лезвие бритвенной остроты, действительно отлетели в сторону.

Острое лезвие, описав – молниеносно! – невидимое глазу полукружье, взрезало, как опасной бритвой, горло водителю "Чероки", пластанув его почти до шейных позвонков…

Затем, как бы завершая свой смертный ход, с оттяжкой полоснуло Игорю по правой руке, смахнув заодно и пару пальцев на левой – тот, кажется, даже не сразу понял, что вместе с пистолетом он лишился и кисти правой руки…

– Перевяжи этого хмыря, – сказал Рейндж споро подоспевшей на место разборки агентессе. – Перетяни культю потуже, а не то кровью весь на фиг изойдет!.. Да вколи ему дозняк промедола… пусть кайфует, пока "карету" за ними не пришлют!..

Водитель "Чероки" еще какое то довольно короткое время задушенно хрипел, сучил ногами, пятная землю возле джипа кровью. Но потом наконец отошел…

– Есть еще кто в доме? – спросил он у напарницы, которая принялась споро выполнять его поручение. – Пришлось вот шашкой помахать, не хотелось упускать их… И пальбу затевать на всю округу тоже стремно!

– Кажется, никого, кроме собак. Эти двое, когда уходили, вырубили свет…

Неужели эти двое своих мочканули? – промелькнуло в голове у Рейнджа. – Тогда поделом им… Но было бы, конечно, лучше, если бы они сами себе "харакири" сделали. Или, на крайняк, сдались – не пришлось бы тогда их "шкерить"…

Он включил светомаскировочный фонарь и направил подсиненный луч на мужчину, который, – кажется, ему стало дурно – сидел прямо на земле, с чуть свесившейся набок головой, опираясь лопатками о запертую браму.

Измайлова тоже посмотрела на него, потом негромко сказала:

– Даже не ожидала, что нам так повезет.

– Уж так повезло, так повезло, – язвительно сказал Рейндж. – Я весь в кровище… блин!

– Шеф, я так полагаю, что вы уже и сами догадались…

– Конечно, догадался, детка. О чем это ты?

Доставая жгут и шприц ампулу с промедолом из своей сумки, Измайлова в темноте усмехнулась. Она сделала инъекцию "безрукому", сунула ему – на всякий пожарный – в пасть кляп, чтобы не вздумал орать, когда пройдет болевой шок, и лишь после этого спокойным тоном произнесла:

– Человек, которого мы только что отбили, – Серебрянский Аркадий Львович.