Сценариста доставили в балашихинскую учебку, где уже вторые сутки подряд кололи взятого ранее у "Братиславской" майора госбезопасности Трофимова, сотрудника Отдела специальных программ ФСБ.
Имеющий специальную подготовку медик, приданный двум "особистам" и спецпрокурору Нечаеву, – по прозвищу Торквемада – сначала обследовал свеженького "клиента", затем ввел ему в вену дозу "антидота", чтобы Юрий Николаевич смог поскорее прийти в себя.
После этого померил пульс, посветил фонариком карандашом в глаза своему подопечному, проверяя зрачки и роговичный рефлекс.
Через час примерно он вернулся в медблок, куда временно поместили задержанного, но уже не один, а с двумя крепкими мужчинами. Сделал еще один укол, после которого, спустя всего несколько секунд, Юрий Николаевич довольно быстро пришел в сознание.
– Что… что происходит?! – глядя слегка замутненным взглядом на медика и двух "особистов", произнес Сценарист. – Черт… Где я? Кто вы такие?! Эй… я вас спрашиваю!
Медик удовлетворенно покивал головой: все реакции клиента не выходят за пределы нормы.
– Да что же это… – дернув правой рукой, которая была прикована цепочкой к металлической ноге кушетки, зло произнес Сценарист, который постепенно возвращал себе способность ориентироваться во времени и пространстве. – Вы кто?! Менты? Из милиции?! Где я? Больница? Эй, вы!! Да вы… вы хоть знаете, кто я такой?!
– Знаем, – сказал один из "особистов". – Поэтому вас сюда и привезли.
– Вы что… совсем страху лишились?! Где ваш начальник? Позовите старшего, я вам сказал!
– А вот мы вас к нему отведем, – с почти доброй улыбкой сказал медик. – Отстегните наручник! Не дергайтесь, товарищ, раз уж влипли, так ведите себя прилично!
Двое "особистов", держа его с двух сторон под локотки, доставили гостя в подвальное помещение, где была оборудована – в основном, конечно, сугубо для учебно методических целей – комната для допросов.
В помещении уже находились трое человек. Один из них сидел, свесив голову со слипшимися волосами, в почти целиком металлическом кресле для допрашиваемых, вмурованном в пол примерно посредине "пыточной". И хотя Юрий Николаевич мог видеть пока лишь его затылок, да и у самого у него пока еще не до конца прояснилось в мозгах, человека этого, пришпандоренного ремнями к креслу, он узнал – майор госбезопасности Трофимов, который внезапно пропал позавчера, – или позапозавчера? – исчезнув куда то по пути из конторы в свою городскую квартиру.
Другой мужчина, лет тридцати семи, одетый в штатское, но в наброшенном на плечи армейском бушлате без погон, стоял в противоположном от входа углу; руки его были сложены на груди, а взгляд направлен на вошедших, точнее, на самого Юрия Николаевича.
Этот человек ему был с виду знаком, да и кое какое досье на него имелось: выходец из ГРУ, заместитель Шувалова по спецоперациям, полковник, фамилия – Заречный.
Третий мужчина сидел в кресле за массивным столом, выполненным в стиле тридцатых – сороковых годов минувшего века. На столе, кроме пепельницы, трубки и раскрытой пачки папирос "Герцеговина Флор", стояла бронзовая, смахивающая на гриб с плоской зеленой шляпой, антикварного вида лампа. Мужчине было где то под пятьдесят, одет в полувоенный френч, который в России уже давным давно никто из начальства не носит.
Если бы не френч, знакомые усы и трубка, которую стоящий за столом мужчина стал у него на глазах снаряжать табаком из двух разломанных папирос, то Юрий Николаевич готов был бы поклясться, что он видит перед собой не кого иного, как спецпрокурора генерал майора юстиции Нечаева, которому обычно поручают вести внутренние расследования в тайной иерархии отечественных спецслужб. Сценарист не только читал на него подборку материалов, собранных по линии конторы, но и иногда пересекался в прежние годы, когда сам он занимал один из лубянских кабинетов, а этот зловещий человек, который, впрочем, тогда еще не носил свою нынешнюю кличку Торквемада, возглавлял оперативно следственную бригаду, занимавшуюся выявлением высокопоставленных – но не выше заданного уровня, естественно, – "оборотней в погонах".
Кроме вышеперечисленных лиц, в комнате для допросов незримо присутствовала еще одна личность: имеется в виду портрет Верховного за спиной у человека во френче с узнаваемыми усами и не менее узнаваемой трубкой, которую тот держал в чуть согнутой в локте руке. Да, это был портрет не нынешнего Главкома, который, как известно, не курит трубку, – и вообще не курит, – а полувоенного образца френчам предпочитает добротные, сшитые по последней моде цивильные костюмы. Это был портрет Вождя всех времен и народов – товарища Сталина Иосифа Виссарионовича.
Юрий Николаевич хотел спросить у окружающих, к чему весь этот странный маскарад и что вообще все это означает, но он, во первых, уже сам кое что понял, а во вторых, его словно подморозило изнутри; в горле сразу же пересохло, язык спекся с пылающим нёбом и ссохшимися вмиг губами в единое целое, ноги стали ватными. И если бы его не поддерживали с двух сторон крепкие мужские руки, он, наверное бы, рухнул на цементный пол.
Пока мужчина во френче, похожий одновременно и на изображенного на портрете Вождя, и на спецпрокурора Нечаева, неспешно раскуривал трубку, сохраняя при этом задумчивый и какой то даже отстраненный вид, медик достал из сумки, свисающей у него через плечо, резиновый жгут, шприц и ампулу с какой то жидкостью, после чего ловко – остальные не успели и глазом моргнуть – наполнил шприц бесцветной жидкостью из ампулы и всадил дозу в вену прикрученному к креслу ремнями мужчине.
Прошло около минуты времени.
Нагнувшись к уху "клиента", который слегка завозился в жестком неудобном кресле, медик вполголоса спросил:
– Ваши имя и фамилия?
Тот вскинул голову и с небольшой задержкой по времени довольно внятно произнес:
– В вячеслав Т т трофимов…
– Должность?
– Старший оперуполномоченный с спецотдела Ф Эф Эс Бэ…
– Звание?
– Майор госбезопасности.
– Вы задержаны по подозрению в государственной измене, – четко произнося каждое слово, вещал медик тому на ухо. – Трофимов, вы сейчас находитесь во внутренней лубянской тюрьме! Вам это понятно?
– Д да.
– Вы уже дали признательные показания. Вы помните, гражданин Трофимов, о чем у вас спрашивали в ходе предыдущих допросов?
– Д да… Да, меня спрашивали, кто еще из чекистов участвует в заговоре с целью передать наше народное богатство иностранным разведкам…
– За которыми стоят акулы мирового империализма, – одобрительно произнес медик, специалист по НЛП и гипнодопросам с применением сильнодействующих психотропных препаратов. – Гражданин Трофимов! Вы хотите сделать важное признание! Вы назовете сейчас фамилии… явки… адреса… Вы также сообщите нам точное местонахождение объектов, где ваши коллеги… изменники и враги народа… прячут сейчас похищенных вами людей! Вы меня хорошо слышите?
Трофимов, успевший, кажется, слегка задремать, вновь вскинул голову и вытаращился на усатого мужчину во френче, который вышел из за стола, держа трубку в полусогнутой левой руке, чье присутствие, кажется, он заметил только сейчас.
– Товарищ Сталин намерен лично задать вам несколько вопросов, – сказал медик на ухо допрашиваемому и тихонько отошел в сторону.
– Ви и, гражданин Трофимов, правильно сдэ элали, что во всем признались, – растягивая слова, с заметным кавказским акцентом сказал закамуфлированный под Вождя спецпрокурор. – Ми и еще нэ решили, что с вами дэ элать, как нам с вами па аступить.
– Товарищ Сталин!.. – давясь и всхлипывая, гэбист попытался вскочить на ноги, но путы не позволили ему этого сделать. – Виноват!.. Заслуживаю самого сурового наказания!..
– Может би ить, ми и вас ра асстреляем, – ткнув в допрашиваемого черенком трубки, сказал "Сталин". – А может би ить… и нэт?! Если ви и во всем са азнаетесь… дадите нам па алезные сведения, то ми и а абещаем па адумать… Ска ажите, Трофимов…
– Да, товарищ Сталин?
– Ви и участвовали в похищении та аварища Литвинова?
– Так точно… виноват!
– Это ви и с другими та аварищами чекистами вывезли а адного вашего ка аллегу на за амаскированном под "Скорую" спецтранспорте… за а город? Где он би ил па ад вергнут пи иткам и па атом ка азнен?
– Я только рядовой исполнитель, товарищ Сталин! – хрипло заявил гэбист, у которого в уголках рта стала скапливаться пена, как у загнанной лошади. – Мы з загрузили тело и в вывезли, к куда нам б было сказано!.. П потом м мне сказали… з заснять "икс"… это т такой д д джип, товарищ С сталин… и там б были д два трупа…
– Ми и знаем, – кивнул мужчина в полувоенном френче, – что ви и, Трофимов, а адин из исполнителей. На азовите фамилии те ех, кто а атдавал вам приказы!
Давясь словами и пеной, Трофимов назвал четыре фамилии, среди которых первой по списку стояла фамилия человека, которого несколькими часами ранее выдернули из комфортной обстановки жилмассива "Алые паруса" и доставили в этот зловещий подвал.
– Абсурд! – выдавил из себя Сценарист, которого по прежнему придерживали с двух сторон крепкие ребята особисты. – Что вы его слушаете… он же спятил!
"Инквизитор", загримированный под Иосифа Виссарионовича, обогнул кресло и подошел к ним.
Так тоскливо вдруг стало на душе у Юрия Николаевича, такая его охватила лютая тоска и безнадега. Только сейчас он, кажется, способен был понять до конца, что творилось на душе у людей, в том числе и у его предшественников из ВЧК – ОГПУ – НКВД, попавших вдруг в немилость к Хозяину, которых брали за хобот и волокли в лубянские застенки…
– Ну что, Юрий Николаевич? – глядя на него своими безжалостными глазами, сказал Нечаев. – Будем колоться добровольно? Или мне приказать сначала напичкать вас наркотой?