Мракобой

23. Вершинин

На вахте их остановил дежурный.

— Товарищ майор, вас Тартаковский с утра искал! Велел зайти, как только появитесь!

Вершинин поднялся в кабинет заместителя начальника управления. Напряжённая секретарша пропустила его без лишних слов, точно боялась, что ее могут обвинить в излишней лояльности. Ощутимо запахло жареным. Ле скандаль, подумал Вершинин.

Генерал находился в кабинете один.

— Вы уже слышали об аресте Шебутаева? — спросил он вместо здрасте, до свидания или простого присаживайтесь.

— Считаю, что следствие допустило ошибку. Хочу с утра этим заняться.

Генерал сверкнул очечками.

— В сложившихся обстоятельствах это невозможно. Вы временно отстраняетесь от ведения дела. Все документы передайте Наволоцкому.

Перед мысленным взором Вершинина предстал как живой напомаженный гомик. Хуже было только поручить расследование Алкоголиковой.

— Я прислан сюда из столицы и отстранить меня можно только из Главка! — напомнил Вершинин.

— Мы знаем, откуда вы присланы! И столицей нам тыкать не надо! — зло оборвал Тартаковский. — С главком все согласовано!

— Так быстро? Шебутаева лишь вчера задержали, ему обвинение только сегодня должны предъявить! — удивился Вершинин.

— Мы тоже умеем работать! — фыркнул генерал. — Если у вас нет других вопросов, идите к себе, Наволоцкий уже ждет вас! Ему в отличии от вас работать надо! — и он пробормотал как бы себе. — Понаехали тут столичные штучки!

— Не понял! — Вершинин демонстративно приподнял бровь. — Это вы так нелицеприятно выразились о работе Главка? Мне так и сообщить в столицу?

— Сообщайте куда хотите! — мазнул рукой генерал. — Есть мнение, что столица вскоре может снова переехать в Москву!

— Не дай бог! Мы знаем, чем это закончилось в первый раз!

— Пошел… передавать дела! — закончил генерал на высокой ноте.

Вершинин вышел в приёмную и сразу оказался под перекрестными взглядами ожидавших приема. Все отлично знали, что он теперь никто, и на душе было погано.

Он демонстративно нагло подошел к столу секретарши и налил воды из графина.

— Это для поливки цветов! — секретарша одарила его змеиной улыбкой.

Вершинин поставил стакан, вышел в коридор и позвонил Данлоппу, чтобы сказать, что задание французской разведки провалено.

Передача дел прошла без сучка и задоринки. Напомаженный сверх всякой меры Наволоцкий принял бумаги без слов и швырнул их на пыльный стол. С тем же успехом он мог их сразу спустить в унитаз.

— Кабинет я тоже отжимаю! — ухмыльнулся он, уселся в кресло и галантно возложил ноги на стол.

Вершинин посмотрел на холеное лицо под толстым слоем крема и подумал, что мог в прямом смысле уничтожить этого хлыща. Пара звонков в соответствующее управление, медкомиссия. Если анальная дырка в порядке, опросы сослуживцев, свидетели-маникюрщицы из салонов. Факт гомосексуализма приплести легче легкого. Только сразу пальнуть из тяжелого вооружения, корками важняка сверкнуть, столицей пригрозить. Отбор в МВД тщательнейший, слететь можно легко, все сразу открестятся, и вот уже Наволоцкий болтается в петле… Кстати, где сейчас вешают? В Самаре на площадях. Здесь же наверняка как страусы в тюремных дворах. Подергается гражданин и амбец. Нет гражданина, а есть груз для утилизации. А Вершинин снова на коне. Вернут все привилегии, никуда не денутся. И дело вернут. А генерал Тартаковский умоется, а то и у самого жопу могут проверить.

Вершинин даже головой помотал, испугавшись собственных мыслей. Это для него неприемлемо. Прав Бекк, что он не может никого на хер послать. Нет, послать может, а вот подло подставить. Не его это.

Наволоцкий понял его сомнения по-своему.

— Не расстраивайтесь так! — сказал он, одновременно совершая чрезвычайно сложный трюк, а именно — постукиванием каблуков о поверхность стола стряхивал с них налипшие комочки грязи. — Вам давно пора на пенсию! Со старушками в санаторий для ветеранов ездить! В лото играть!

«Надо ему все же жопу проверить», — зло подумал Вершинин. Но он уже остыл.

Очень вовремя раздался звонок с незнакомого номера.

— Можете говорить прямо здесь! — раззявил рот Наволоцкий.

Вершинин только крякнул и вышел в коридор. Звонил Данлопп.

— Твой вопрос решен! Выходи на улицу, барбухайка приехала!

И сразу отключился. Так что Вершинин не успел спросить, что за барбухайка и на фига она приехала, и при чем здесь он.

Он спустился на лифте, вышел на улицу, а дальше искать не пришлось. Барбухайка стояла не во дворе, куда пускали транспорт уж совсем по жутким допускам, а за оградой, но видно ее было издалека.

Автобус Камышинского автогиганта был размалеван с крыши до колес. По борту шла надпись: «Европейский центр научных исследований». Сверху и снизу имелись 3Д картинки счастливых лиц в пестрых забугорных шмотках и множество лозунгов поменьше. «Говорим и думаем по-русски». «Русский мир всему миру». «Не был в России-не был нигде». На корме топорщил крылья зверского вида двуглавый орел.

Из динамика на крыше автобуса гремел рок. Иностранная рок-группа старательно выводила текст по-русски. Что-то типа «Россия-империя, а мы ее дети».

Эва Бертлен встретила его в дверях автобуса. Стоило им закрыться, как повисла на нем всем телом. Тяжела оказалась девица. Кость у них тяжелая, пришли на память слова откуда-то там.

Внутри продолжал греметь рок про детей России, только громче. На сиденьях среди разноцветных рюкзаков и сумок сидели 7 человек, три девки и 4 мужика.

— Старший в группе Джонас Хофер из Австрии! — представила Эва.

— А самый умный я! — дурашливо встрял молодой парень в дурацкой панаме.

— Это Боб! — улыбнулась Эва.

— Роберт фон Фейербах к вашим услугам!

Остальных двоих парней звали Мориц и Рафаэль. Девушек Бреда, Хельга и Тайра.

Рафаэль так же исполнял обязанности водителя. Не тратя времени на вопросы, он пересел за руль. Автобус поехал, и уже на ходу Вершинин переоделся. Накинул цветастую куртку, нахлобучил панаму с кистями.

— Ты смешной! — улыбнулась Эва.

— Кисть не та! — пожал плечами Вершинин.

Он чуял, что впутывается в авантюру, но ему было все равно. Эва, его Эва была с ним. На ней были смешные штанишки с буквами и белопенная куртка. Каждый мужик в старости должен иметь возможность хоть разочек обнять молодую девицу, был убежден Вершинин. Как искупление грехов. За бесцельно прожитые годы. За лихорадочный секс. За беготню за лихорадочным сексом. Ты должен получить свой шанс. Он свой шанс получил, а до остального ему не было дела.

Автобус выехал на Большую Якиманку и направился на север. Вскоре они проехали мимо краснокирпичного Президент-отеля без единого целого окна и с явными следами былых боев. Фасад чернел пожарищами. На перекрёстке с Якиманским проездом немым укором застыла разгромленная веранда летнего ресторана Mushrooms. На ветру болталась растяжка «Белый трюфель» с изображением нечто похожего на кусок гавна.

Переехали по Большому Каменному мосту через сильно обмелевшую Москву-реку. Многие участки дна проступили, и на них росли деревья.

Мимо потянулись частично обвалившиеся стены Кремля. Среди зубцов прохаживались милиционеры.

Автобус проследовал мимо Охотного ряда и повернул к зданию исторического музея. И остановился. Проезд на Красную площадь перегораживала БМПТ-боевая машина поддержки танков. Кого она собралась поддерживать оставалось неясно, в обозримом пространстве не замечалось ни одного маломальского танка.

— А теперь, господа, дружно помолимся господу нашему, чтоб оказал нам полное содействие и чтоб не висеть нам на виселице! — пробормотал Хофер.

Военные полицейские заставили всех выйти из автобуса. Кинолог с собакой зашел внутрь.

— Она там не обоссыт? — озабоченно спросил Боб.

— Слишком умный? — молодой лейтенант, подняв полусферу, изучал коллективный пропуск.

Вершинин молчал. А что он мог поделать? Как назло, парнишка попался тот же самый, что и в первый раз. В кино такое не бывает, ей богу. Пара полицейских в черном уже с закрытыми полусферами держали на прицеле. Дернешься, нажмут курок без тени сомнения. Вон какие гордые стоят. Доверили такой важный пост. Графские развалины. Символ былого могущества. Трупы потом в тот же котлован и сбросят.

Лейтенант называл фамилии, после чего внимательнейшим образом всматривался в лицо названного и проверял его вещи. На каждого ученого был положен 1 рюкзак весом не более 3 кило.

— Эбенизир Дорсет! — проговорил он.

Вершинин так бы и простоял, если б Эва все время державшая его за руку не дернула. Что он себе надумал? Что шпионы повезут его под своей фамилией. Ни о чем он не думал. Вернее, думал, но не тем местом. Вы же красотку Эву не видели!

Лейтенант постукивал пальцев в толстой перчатке по листку.

— Что же вы, гражданин, имя свое забыли?

Тут подошел сержант. И снова знакомый. Именно он провожал тогда их к саркофагу.

— Все они педерасы! — констатировал он и прикрикнул. — Правильно говорю, педерасы?

— Яволь, ферштайн! — дурашливо выкрикнул Боб.

— Говори по-русски, падаль!

Вершинин понял, что шпион старается отвлечь внимание, но не тут-то было. Лейтенант оказался проницательнее. Да и староват для лейтенанта. Под тридцатник, однако.

МГБэшник, понял Вершинин. И не лейтенант. Или старшой, или капитан.

— Жо сюи экриван! — сказал он.

— Говори нормально, немчюра! — выкрикнул сержант.

— Я есть писател! — торопливо исправился Вершинин. — Писать империя!

— Примазываешься, сука! — беззлобно проговорил летеха. — Все вы за империю, а ночью людей режете!

— Я не резать! — возмутился Вершинин. — Я есть гут писатель! Буккер прайз!

— Прайз срайз! — срифмовал летеха. — Нечего тут своим буккером размахивать! Есть только одна настоящая премия — премия Президента Российской империи!

— Да что с ними гутарить? Педерасы! — сказал сержант.

Лейтенант с отвращение вернул пропуск Хоферу.

— Измяли документ! Кончали в него, извращенцы!

— Премного благодарственный! — поклонился тот.

— Валите! Сержант, проводить! Шаг в сторону-стрелять на поражение!

Только ступив на лестницу и спускаясь по ней в котлован на месте площади, Вершинин испытал облегчение. До этого внутри все сжалось.

Так получилось, что Вершинин с сержантом спустились первыми и им пришлось ждать остальных.

— У меня хорошая память на лица! — с подозрением проговорил сержант. — Ваше лицо мне знакомо, Дорсет!

Вершинин с тоской глянул наверх, точно собираясь кинуться обратно, и увидел направленный в него пулемет. Ну не в него. Ему показалось, что в него. Это еще одна БМПТ стояла на верху котлована.

— Гражданин Дорсет есть отдых Крым, Сочи! — встрял Боб.

Только сейчас Вершинин понял, что главный в группе Фейербах. Он гораздо лучше подготовлен и никогда не теряется. Вершинин даже допустил, что под личиной рубахи-парня скрывается подготовленный боевик, и при необходимости он всех тут уроет и обеспечит выполнение задания любой ценой.

— И чего они привязались к саркофагу? — терялся он в догадках. — И как им удалось получить к нему допуск?

Но сержант повел их не к саркофагу.

«Я живу в лачуге, в которую сквозь соломенную крышу течёт, а вчерась чуть бог спас от пожара, над печью загорелось», — вспомнил Вершинин из письма Радищева[51].

Сержант провел их извилистой тропинкой среди кустов черной рябины к убогой хижине в дальнем углу котлована. Раньше в этих координатах стоял памятник Минину и Пожарскому.

Более всего по отношению к убогому строению подходило слово халупа. Халупа не имела окон и состояла из грубо сколоченных досок и досочек, которые видно уже в момент строительства были насквозь гнилыми. Крыша обвалилась и существовала лишь фрагментарно. Стены местами просвечивали насквозь как на рентгене.

Лачуга имела то, что могло носить гордое название веранды, если бы пристройка насквозь не прогнила и не зияла дырами вместо двери и окон. Сверху веранду покрывала старая вся ржавая рыбацкая сеть, неведомо откуда здесь взявшаяся.

— Вот ваше чудо! Изучайте придурки! — сказал сержант, глаза оставались холодными и Вершинину не понравились.

В нем все кричало об опасности. Его опасения можно было выразить двумя словами. Слишком легко. Их слишком легко пропустили. Их практически не досмотрели. Хватило лишь общей дорожной грамоты. И самое главное. Сопровождающий мудак.

Вершинин посмотрел на ухмыляющегося сержанта.

Ему явно здесь не место. На закрытом объекте. Иностранная делегация. Двоих серых плащей из МГБ должны были приставить.

— Чего уставился? — огрызнулся тот. — Я должен проверить!

— Нихт ферштайн! — возмутился Хофер. — Эс ист давно! Алес проверен!

— Пошел на хер, сволочь! — послал начальника делегации европейских светил сержант, перевесил автомат за спину и полез внутрь.

Лачуга содрогнулась, но выдержала.

— Ходят тут говны всякие! — донеслось изнутри.

Загремела некая посуда. Что-то упало. Затем раздался громкий треск и вопль:

— Сука!

Боб повернул голову и проговорил:

— Если его там убили, нам всем хана!

Однако сержант выжил и подволакивая ногу показался из одного из отверстий веранды.

— Вы мне ответите за нанесение вреда здоровью при исполнении! — пригрозил он.

Шлем его укутывала вуаль паутины.

Одна из девушек предложила помощь, сказав, что у нее есть бинты и антисептик.

— Отравить хотите? — недобро сощурился сержант. — Шлепнуть бы вас всех, полудурки! Весь мир засрали! Нормальному человеку пройти невозможно!

Хофер хотел возразить, даже жаждал, но Боб незатейливо отодвинул его плечом, ещё больше утвердив Вершинина в его подозрениях, кто здесь главный.

— Ну что же, товарищ! Приступим к науке! — взяла инициативу в свои руки Эва.

Ученые по одному осторожно вошли внутрь. Внутри было светло как на улице. Оно и понятно. От улицы лачугу отделяли стены, но никак не крыша.

В единственной комнате стоял колченогий стол, пластмассовый табурет. У стены вся дырявая железная печка. У другой-земляная кровать. То есть земля навалена кучей, а на ней накиданы рваные одеяла. Такое убожество Вершинину не приходилось видеть даже в кино.

— Ну что ж, господа, приступим к нашей миссии! — скомандовал Боб.

Вершинину как в кошмарном сне престали перед мысленным взором зарезанный сержант, куча трупов у саркофага.

— Сержанта резать не дам! — заявил он.

Боб смерил его взглядом.

Прикидывает, какого размера мне нужна могила, решил Вершинин.

— Никого резать не будем, Жак! — успокоил Боб. — Здесь должен быть подземный ход!

Европейцы первым делом достали из рюкзаков белые одноразовые полипропиленовые комбинезоны кофа. Вершинину также выделили комплект, включающий также шапочку, маску, перчатки и бахилы. Теперь в хижине находились 8 белоснежных близнецов. Рафаэль сразу встал у дверей. Мориц, Хельга и Тайра пристроились у стола, выгружая на шаткую поверхность планшеты, блокноты и ручки. Они должны были изображать бурную научную деятельность.

— Тайра, сканер! — скомандовал Боб, и одна из девушек достала миниатюрный сканер, включила и по земляному полу побежали концентрические круги.

В одном месте, практически по центру хижины, круги сжались в точку и погасли.

— Здесь! — бросил Боб.

Тайра убрала сканер и достала некий предмет. Хельга добавила недостающую деталь. Тайра щёлкнула стопором-и оп ля, в руках миниатюрная тренога.

Боб с утробным стуком вогнал острие треноги в место, где была точка. В это время сержант снаружи решил проверить, чем можно заниматься в этом богом забытом месте. Но стоило ему сунуться в дверь, как Тайра направила ему в лицо лучик из вершины треноги. Чистый ультрафиолет. Сержант заорал и вывалился обратно. Тайра схватила аптечку.

— Я им займусь!

Боб повернулся к Вершинину.

— Можно спокойно работать!

Хофер что-то включил в треноге. Снова зажегся луч на верхушке, на этот раз гораздо более яростный и одним росчерком очертил вокруг окружность. Боб с Хофером навалились на треногу, используя как рычаг, и она упала набок, вывернув цельный пласт земли. Внизу открылось пустое пространство с обвалившимися стенами, уходящее вбок, в направлении Кремля.

— Ничего себе! — вырвалось у Вершинина.

— Как ничего? — не понял Боб.

Вершинин отмахнулся.

— Не будем терять время! Я так понял, ход ведет в сторону саркофага?

— Мы думаем, в дальнейшем он разветвляется, — ответил Боб. — Какие-то ведут под кремлевскую стену. Часть должна идти в нужную нам сторону. Для ориентации вы получите навигатор.

И он передал еще один прибор на ремне… Эве Бертлен.

— Ей нельзя туда идти! — твердо возразил Вершинин. — Стэн предупредил о блокировке, которая действует исключительно на неславян. Это опасно для нее. Я пойду один.

— Эва пойдет с вами! Это не обсуждается! — жестко проговорил Боб.

Ему плевать на девушку, понял Вершинин. Только задание важно. Еще один маньяк. Европейский майор Бекк.

Интересно, как поступил бы майор, окажись в данной ситуации?

Перед мысленным взором Вершинина возникла куча-мала из расстрелянных покойников.

Однако пора было идти, что с Эвой, что без.

Они надели свои рюкзаки. Боб передал «лифчики» с химическими источниками света. Эва достала стержень, переломила пополам, внутри звякнуло раздавливаемое стекло, реактивы смешались, и стержень стал испускать ярко-белый свет, который осветил дно подземного хода в паре метров внизу.

— С нами Бог! — провозгласил Боб.

Их спустили в ход по очереди. Сначала Эву, потом его. И сразу прикрыли ход, вернув треногу со слоем земли на место. Вершинин зажег свой стержень и осветил нору, уходящую далеко в темень. Грубые стены, неровный пол.

— Интересно, кто его построил? — Вершинин не спрашивал, а размышлял вслух, но Эва ответила.

— Никто. Расщелина имеет естественное происхождение. Время возникновения по нашим данным совпадает с кризисом Красной площади.

— Всегда поражался, как ты изыскано выражаешься! Сказала бы прямо-площадь попросту взорвали! Только непонятно, как наши прошлепали этот чудесный ход?

Естественность хода подтверждала его кривизна. Он круто уходил вправо. Вершинин шагнул за выступ и замер.

— А это что?

В стену была заделана фанерная табличка. Под ней притулились пучок древней высохшей травы, простенькие стеклянные бусы.

— Могилка! — ответила Эва буднично, но Вершинину сделалось не по себе.

Он словно и сам находился в могиле, и еще это. Возможно, здесь и культ справлялся. Вуду или еще какой.

— Не мели ерунды, Жак! Это всего лишь шиншилла! — успокоила Эва.

Она подошла к скромному самодельному склепу и смахнула пыль с дощечки. Буквы практически стерлись. Вершинин лишь смог прочесть отдельные слова и буквы.

— Я думаю, это означает «Шуше с любовью. 60 лет вместе», — пояснила Эва.

— Этого не может быть! — уверенно возразил Вершинин. — Шиншиллы, это такие маленькие смешные зверьки. Они живут лет 15 максимум[52]!

— С Мракобоем Шуша прожила 60! — упрямилась Эва.

— Так это все построил Мракобой! — воскликнул Вершинин.

— Ход естественный! Мракобой может где и прикрыл его сверху, где он близко выходил к поверхности! Ты меня никогда не слушаешь, Жак!

Он обнял ее за талию. Два ангела в белом под землей в свете химических фонарей.

— Кто я такой, чтобы не слушать тебя? — спросил он. — Не дуйся на мня! Совсем как ребенок, ей богу! Меня это Мракобой начинает напрягать. Про него никто ничего не знает, но все чуть ли не боготворят. Боролся с мраком в нашей жизни. Творил добрые дела. А был ли он на самом деле? Нет никаких свидетельств. Даже имя не сохранилось. За что его так уважают? И самое главное, почему за его артефактами все так гоняются?

— Сейчас мы здесь не из-за него! — напомнила Эва. — Поторопимся! У нас мало времени!

Она снова пошла впереди. Вершинин видел ее туго перетянутую ремнем в талии фигуру в белом комбезе. Даже эта жутковатая форма ей шла.

Самодельный склеп скрылся за очередным выступом и его поглотила тьма.

Вершинин представил, как Мракобой годами жил в убогой лачуге на месте некогда красивейшей площади могущественной страны, и крохотный ушастый мышонок был его единственным другом и соседом. Вокруг постепенно мертвел гигантский мегаполис. Поначалу шумный и беспокойный он угодил под власть национальных диаспор, но те были обречены из-за присущей им анархии дикости и перерезали друг дружку. Потом настало время банд-партаки, убры, дьявол спустился на эти улицы. Снова резня, локальные битвы. Население упало до ноль-ноль… процента.

И все это время Мракобой жил здесь. Спал на убогой земляной койке. Выгуливал смешного ушастого зверька. Радовался, когда находил сухарик на двоих.

Долгими вечерами они с ушастым смотрели на темный Кремль. Стылыми зимами котлован заметало снегом и человек со зверьком не могли неделями выбраться в город. Зимой котлован заливало талой водой, им приходилось вновь спасаться во враждебном городе.

А потом ушастый тихо умер от старости, и Мракобой отнес щуплый комочек в самодельный наивный склеп в найденной им расщелине. И это стало самым страшным днем в его и так не сладкой жизни.

Печальные мысли вывели Вершинина из душевного равновесия. Что я здесь делаю? Уже в который раз подумал он и поспешил нагнать идущую впереди Эву.

Вместо того, чтобы пройти под стеной, ход вывел их прямо в стену.

— Мы не там свернули! Мы заблудились! — вскрикнула Эва.

— Спокойно, я Дубровский! — Вершинин отодвинул девушку и выдвинулся вперед.

Ход упирался в каменную кладку. В нее была вмурована ржавая железная дверь. На двери висел амбарный замок.

— Нам не пройти! — в панике проговорила Эва.

— Мракобой же проходил! — возразил Вершинин. — Не зря ход привел прямиком сюда!

Он нарушил многолетнюю неподвижность замка, потряс его, расшатал-и дужка замка распалась надвое.

— Вуаля!

Дверь открылась со страшным скрипом. В это время как по команде погасли светильники. Вершинин торопливо достал следующий, и пока его не запалил, у него было неприятное чувство, что с той стороны на них кто-то смотрит недобрым взглядом. Много лет зло спало под землей, и теперь они нарушили его покой.

Засветившиеся стержни осветили узкую каменную лестницу, уходящую круто вниз. Там она упиралась во вход в горизонтальный коридор, который отсюда виделся совсем крохотным.

— Сэ импосибль! — воскликнула Эва. — Нам не надо так глубоко! Саркофаг гораздо выше!

— Во-первых, я не уверен, что саркофаг гораздо выше! — возразил Вершинин. — Во-вторых, не напрасно на двери не было замка. Видно, что им пользовались!

— Но саркофаг находится в другой стороне!

— Толщина стены, насколько я помню, больше 5-ти метров! Там должны быть тайные ходы! Мы просто свернем направо, в приблизительно верном направлении, а там посмотрим!

— Приблизительное направление? — с сомнением повторила Эва.

Вершинин не стал говорить девушке еще об одном признаке, который должен был подтвердить правильность выбранного пути.

Сначала кладка состояла из красного кирпича, но в глубине перешла в белые каменья с широкими замазанными известью щелями.

Внизу был стылый холод. Стержни освещали лишь несколько метров пути, остальное тонуло во мраке.

— Ты ничего не слышал? — спросила Эва. — За нами будто кто-то идет!

Они остановились и посветили назад. И спереди и сзади тянулся мрачный ход с низким полукруглым потолком.

— Где-то над нами колокольня Великого Ивана! Ходили слухи, что здесь часто видели призрак Ивана Грозного!

Эва схватила его за руку.

— Это может быть опасно!

— Вообще то я пошутил! — смутился Вершинин. — Нельзя относиться к россказням про призраков слишком серьезно!

— Темный ты! — сказала Эва.

— Да? — озадаченно протянул Вершинин. — Ты что в призраков веришь?

Эва вдруг замерла.

— Там, в стене! — проговорила она.

— Если это шутка! — вспылил Вершинин.

Вместо ответа Эва рукой в перчатке расшевелила кладку. На пол вывалился шмат высохшей до каменного состояния известки.

И изнутри, в щель между камней, выбился клок седых волос.

— Замурованный! — зачаровано протянула Эва.

— Бегом отсюда! — скомандовал Вершинин.

Еще немного, и он сам бы начал верить в призраков.

По ощущениям Вершинина они прошли метров 50, когда Эва резко сорвала маску и ее вырвало.

— Ты не беременная? — озабоченно спросил Вершинин.

— Дурак!

Вершинина уже давно так не называли женщины.

— Не понимаю, что со мной! — призналась Эва.

Она глянула на наручный браслет, который оказался хитро выдуманным прибором.

— Углекислота в норме! Вредных примесей нет! Мы дышим нормальным составом воздуха, а по ощущениям не пойму, что со мной творится. Давление скачет, то повышенное, до до ста не дотягивает. Голова кружится.

Вершинин молчал. Он уже давно все понял.

Они прошли еще шагов 10, и тут Эву окончательно срубило. Девушка резко выгнулась головой назад, и, если бы он не был готов и ее не подхватил, она бы рухнула навзничь.

Он поспешно отнес ее чуть назад.

— Что со мной? — не понимала она.

— Ничего особенного! Блокировка сработала! — пояснил Вершинин. — Саркофаг близко.

Она была бледна, практически бесцветна.

— Здорово тебя шарахнуло!

— Дальше тебе придется идти одному! Не забудь контейнеры в рюкзаке. Обязательно соскобы с саркофага и стен!

— Все будет нормально! Я быстро! — успокоил Вершинин.

Дальше он пошел один. Продолжил путь в одиночестве. Шагнул в неизвестность.

Думая подобным образом, он на самом деле едва не шагнул, только не в неизвестность, а в бездну.

В полу оказался разлом, который он едва не прохлопал ушами. Уже занес ногу, недоумевая, откуда это внизу появилось это чернильное пятно.

И в ужас отшатнулся в последний момент.

Перед ним была дыра в полу. Вершинин кинул один стержень вниз, другой вперед. Пол обвалился примерно на протяжении метров десяти. Чемпион наверняка бы перепрыгнул. Яма просматривалась на пару метров в глубину, дальше она была наполнена водой. Черной на вид и чрезвычайно вонючей. Светящийся стержень потонул в несметной глубине.

По всем расчетам до саркофага оставалось совсем чуть-чуть, вот что обидно.

Вдобавок ко всем бедам Вершинина тоже стало мутить.

— Я русский! — возмутился он вслух.

Должно быть вредные испарения от тухлой воды.

Потом он так и не смог объяснить дальнейших своих действий, списывая их на отравление мозга галлюциногенами из болотца. Он вдруг подумал, что сможет каким-то образом перебраться на ту сторону по стене.

Стена была ровная, без щелей и неровностей, но это его не остановило. Наоборот, словно кто-то подталкивал. Давай, вперёд!

Он подошел к краю и пошарил вытянутой ногой, ища опору.

В следующее мгновение страшная сила сбила его с ног, но он полетел не вниз, в бездонную яму с водой, как можно было ожидать, а куда-то вбок.

В себя он пришел сразу. Да и не терял сознания, как можно было думать. Так, лёгкое помутнение.

Сгруппировался, встал. Неплохо для моего возраста, подумалось.

Посмотрел вперед. Где-то там догорал стержень, освещая все бледнеющим светом.

Яма исчезла!

Впереди простирался ровный пол. Только слева он нелепым образом изгибался. Точно бегемот протиснулся и круглым боком продрал.

Вершинин глянул направо и обомлел, завороженный невероятным зрелищем. Яма никуда не делась. Только теперь она располагалась на отвесной стене. В глубине жутковато поблескивала стоящая стеной водная гладь.

Вершинин решился на эксперимент. Подошёл вплотную к разлому, перегнулся через край и достал воду кончиками пальцев. По ней пошли концентрические круги. Вода вела себя совершенно нормально, если бы только не располагалась на вертикальной поверхности.

Это может быть ловушка, подумал Вершинин. Он купится, пойдет дальше, а ловушка захлопнется. Если впереди тупик, а над ямой восстановится нормальная гравитация, он тут и останется. У него вырастет седая борода, а сам он умрет в темноте, превратившись в высохшую мумию, пока до него кто-нибудь доберется.

А Мракобой не убоялся. Ходил тут с факелами из тряпок. Легенду о себе зарабатывал.

Он знал, что кто-то придет! Вершинин был уверен, что конкретно эта мысль придала ему решимости.

Он поправил лямки рюкзака.

Саркофаг охраняли пятеро, трое находились наверху, в вагончике перед разломом. Двое постоянно дежурили внизу, непосредственно у круглого отверстия, за которым находилось помещение с саркофагом. Смена караула каждые четыре часа. С казармы на Манежной подъезжал автобус с русгвардейцами. В общем служба не бей лежачего, но бойцы ее не любили. Странные слухи ходили про этот пост.

В этот раз внизу оставались прапорщик Баженов и сержант Мыльников. Это были два антипода. Мыльников, коренной волжанин, уроженец Самары, сама уверенность, что все в мире имеет простое объяснение, и вообще вся мистика по большей части выдумки таких сказочников как Баженов.

Баженов родился в пограничных районах с Анклавом[53], много чего насмотрелся, а больше наслушался, и с готовностью воспринимал любую выдумку.

Бойцы сидели в коридоре у круглого отверстия. У стены для этого были устроены сиденья из ящиков с накиданным на них списанным ХБ.

— Слыхал? — настороженно замер Баженов. — Будто вздохнул кто-то.

Бойцы прислушались. Однако кроме зудящих ламп под решетчатыми колпаками на стене ничего не услышали.

— Ерунда! — махнул рукой Мыльников.

— Уши прочисти! Я точно что-то слышал!

— Может и слышал! — равнодушно проговорил сержант. — Я ж не говорю, что ничего не слышал. Может, осадочная порода просела. Рядом же разлом. Или бабочки пещерные. «Павлиний глаз» называются. Они у нас даже зимой в пещерах летают.

— Вот я и говорю, знать, их что-то напугало!

— Кто, о чем, а вшивый о бане! Я ему о реальных вещах говорю, а он все о каких-то выдуманных страхах.

— Ага! А Гуляшкин даже стрелял в них! Рассказывал, что в гробу то покойник вздохнет, то шаги! Будто кто бежит к выходу!

— Псих твой Гуляшкин! И давно в запас списан по состоянию здоровья!

— И не только он один!

— Чего ты мелешь?

— Это не мои слова, за что купил, за то и продаю. Говорят, один караул подчистую списали. Они видели призраков. Все в белых саванах, выхаживают как на параде. Караул им как положено «Стой! Кто идет!» А они знай внимания не обращают, открывают домовину и давай саван разматывать. Вот у всего поста крыша и поехала.

— Это у тебя крыша поехала! Не зря говорят про Анклав!

— А что Анклав! Чуть что сразу Анклав! Сейчас там все цивильно. В приграничных районах давно никто не живет. Ночами там нечистая играет. То воет, то смеется, то песенки похабные напевает. Но все знают, живых там нет. Карлики ушли вглубь Анклава, набеги редко совершают, только когда изголодаются. Тут только держись. Здоровые они насмерть биться. Их поэтому как бы в насмешку прозвали карлики, на самом деле здоровые они, в смысле, сильные не по росту. Человеку голову отрывают голыми руками и ну кровь из шеи пить.

— Да ну тебя! — ругнулся Мыльников. — Напустил жути! И на фига вас из-под самого Анклава сюда призывают? Оставили бы там. Погранцы же нужны. Или морпехи там.

— Слухи ходят, приказ вышел, чтобы местных у Анклава не оставлять служить.

— Это почему? — Мыльников посмотрел на Баженова, тот на него, и это совпало по времени, так что прапор лишь нехорошо улыбнулся.

— Порченные мы!

Сержант торопливо сплюнул через левое плечо.

— Ага, а говоришь, в суеверия не веришь! — торжествующе уставил на него палец прапор.

Сержанта охватило раздражение и желание как-то ответить за свой страх, он и ляпнул.

— Конечно, порченные! Там у вас граница дырявая, ещё с войны. Вот карлики крадутся к вам по ночам и баб портят. Все вы хрен знает от кого. Полукровки.

— А в глаз? — сказал Баженов.

Мыльников притормозил.

— Ага, прапорщик бьет солдата!

— Не солдата, а мудака!

— Один хрен не по уставу!

— Теперь и устав вспомнил! А как своими страшилками голову забивать! Живые мертвецы в гробах, покойники в белом по потолку ходят!

Глаза Баженова округлились от ужаса. Он увидел, как Вершинин, воспользовавшись перепалкой, юркнул в дыру. При этом он шел по отвесной стене, а достигнув отверстия, не полез в не, а сложив руки по шву прыгнул солдатиком.

Прапор зажмурил глаза и энергично затряс головой.

— Что с тобой? Только этого мне не хватало! — испугался Мыльников.

Баженов открыл глаза, оглядел пустую стену, удостоверившись что по ней никто не разгуливает.

— У меня кажется давление! — признался он.

— Ну ты башкой то не тряси! Сядь спокойно!

Сержант усаживает прапора, прислоняя к стене. Тот продолжает опасливо смотреть на вход в пещеру.

— Должен тебе признать, — начинает он.

— Только не про призраков! — взмолился сержант.

— Не буду! — пообещал прапор и свое обещание выполнил.

Вершинин едва не спалился, когда неожиданно для себя вышел на часовых. Некое шевеление над головой обратило на себя внимание. Он поднял голову и увидел бойцов, притулившихся на потолке аки мухи. Случилось страшное, и он встретился глазами с Баженовым. Глаза прапора округлились.

Самые большие глаза у восточных народов, подумал Вершинин, и уже не скрываясь, подбежал к круглой дыре и спрыгнул. Даже не заботясь о высоте. Он надеялся, что направление гравитации изменится и он мягко опустится на нормальный пол. Ага, размечтался.

В его восприятии в метрах пяти ниже на его пути располагался саркофаг, и он врезался в него, едва не переломав ноги. Хуже было бы, если бы саркофага не было, и ему пришлось лететь пятью метрами дальше, до следующей стены. В таком случае просто ушибами он бы не отделался.

Пещера ахнула от тяжелого удара. Оглушенный Вершинин неподвижно лежал на боковине саркофага.

— Слышал? — донесся голос сержанта.

— Ага, он туда спрыгнул! — ответил прапор.

— Кто спрыгнул?

— Не, я говорю, шум в пещере был!

— Счас из автомата шмальну!

Вершинин истерично заелозил, сползая с домовины.

— В кого собрался шмалять? В призраков? Да и начальство не одобрит. Они над этим гробом не знай, как трясутся. Генерал приезжал, обещал всех за яйца подвесить если что.

— Но поглядеть надо!

— Это пожалуйста. Мы же пост!

Вершинин истерично дополз до края саркофага-и упал. Но не дальше, как можно было предположить, а вбок, на нормальный пол. Сила тяготения настолько резво поменяла направление, что его слегка вырвало.

— Слышал? Вроде чихнул кто!

— Никогда не слышал о чихающих призраках!

Оказавшись на полу, Вершинин судорожно заполз за постамент. И вовремя. Бойцы показались во входном отверстии.

В склепе горели лампы в сетчатых коробах, давая более-менее сносное освещение в центре, и совсем никудышное по углам. Так что бойцы подсветили себе подствольными фонарями.

— Заходить надо!

— Куда заходить? Не положено! Да и радиация там!

— Нет там никакой радиации! Сказки все это!

— Это ты Гуляшкину скажи! Он тоже хвалился, что радиации нет и что он носки на крышке саркофага сушит. А потом у него неделями не стоял.

Бойцы погасили фонари и убрались обратно в коридор.

Вершинин выждал минуту, потом уже спокойно поднялся на ноги. Оглядел себя. Костюм был порван в нескольких местах, но рюкзак цел, и из него не высыпалось ничего ценного.

Он скинул рюкзак, достал из него контейнер с датчиками. К нему прилагалась подробная схема мест, где надо было брать анализы.

На самом саркофаге точек исследования было три: верхняя и нижняя крышка и щель между ними. И так на каждой стороне. Затем пол. Анализ через каждые 2 метра и так до каждой стены. Стены-насколько хватит роста.

Теперь и на потолке могу, похвастал Вершинин. На самом деле он представления не имел, как это работает. И не грохнется ли он с потолка, красиво войдя головой отвесно в пол.

Шпионская техника была удобна в пользовании. Датчики представляли собой стержни. С одной стороны, откручивался колпачек, открывая рабочую часть. Ею надо было плотно прижаться к поверхности, после чего нажималась тыльная сторона стержня. Раздавался пружинистый щелчок-забор анализов осуществлен. После этого Вершинин навинчивал колпачок на место и отправлял стержень в контейнер.

Работа спорилась, и контейнер должен был быстро наполниться. Мне надо пятнадцать минут, думал он. 15 минут на все, и можно уходить отсюда. Его трясло от нервного возбуждения, хотелось убраться отсюда как можно скорее. Мрачный мегалит подавлял, зудящие лампы давили на нервы. Возможно, включилась блокировка, уже работающая против славян.

15 минут!

У него не было и 5-ти!

Он успел снять три образца с домовины и 1 с пола.

А когда оглянулся, с торца мегалита стояла фигура в белом и в упор смотрела на него.

Был он, как и положено призраку весь в белом. Белый просторный саван. Голова прикрыта белой же мешковиной. В ней узкая полоса для глаз. Но что-то с глазами было не то. Вершинин не сразу понял, что физически не может в них всмотреться. Сразу возникала резь в глазах. Точно лазером резало.

А с чего я взял, что это призрак, подумал Вершинин. Возможно, это боец из охраны. Химвойска, например. Пришел с дежурным обходом, а тут я. Он сам меня за призрака принял.

Но не это было сейчас главное. Оружия у парня не было, ни автомата, ни даже ножа. Он замер без движения, превратившись в соляной столп.

Если опомнится и заорет, мне амбец, понял Вершинин. Рюкзак он держал в руке. В нем было много чего, так что он лишь ухватил нужную рукоять и отпустил мешок. Рюкзак сполз на пол, а в руке оказалась ударная 12-ти сантиметровая отвертка.

Гость продолжал стоять.

Надо сваливать, понял Вершинин. Ишь как стоит. Сама уверенность. Рукопашник тренированный. Или здоровяк от Бога. Стетхем в скафандре. Повернулся-и сердце его не остановилось.

Из гроба восстал покойник.

Из саркофага по пояс торчало тело на этот раз настоящего реального призрака. Торс его выступал из камня по пояс. Сам мегалит оставался при этом неповреждённым и неподвижным. Он был цел, крышка не сдвинута, и призрак возвышался над ней по пояс.

Он что-то сделал, уперся руками в крышку и поднялся в полный рост. Вершинин понял, что он собирается сделать за секунду до самого действия, и едва успел отшагнуть на негнущихся ногах. Все тело подвергалось микровибрациям, суставы генерировали электричество.

Призрак бодро спрыгнул на пол. Наступил при этом на выроненный рюкзак, но тот даже не прогнулся. Подошел ко второму, и они стали о чем-то спорить, отчаянно жестикулируя. При этом не было слышно ни звука. И тени они не отбрасывали.

Самое время свалить, снова подумал Вершинин.

Сжав зубы, заставил сделать несколько шагов и приблизиться к говорившим. Протянул руку-и она беспрепятственно прошла сквозь локоть призрака.

Как облако, подумал он.

Не успел так подумать, как призрак резким движением обернулся, явно учуяв его присутствие.

Теперь точно капец, довольно безразлично понял он. На самом деле его гораздо больше собственной безопасности волновало, что это за явление. Он довольно много занимался проектом Пантанал, но еще ни разу ему не встречались сведения ни о чем подобном. Возможно впервые в его лице человечество столкнулось с чем-то или кем-то, не связанным с Капитанами.

Призрак тем временем повел себя странно. Допустим, он почуял опасность, в таком случае он должен был подумать об обеспечении или усилении собственной безопасности. Вместо этого призрак резким движением сорвал с себя белый шлем.

Вершинин едва не вскрикнул. Не от страха, от восхищения.

Перед ним был ангел.

Это было явно человекоподобное существо. У него росли волосы на голове, имелось по паре глаз и ушей. Нос был. Рот. Но он напоминал человека точно так же, как например неандерталец походил на современника Вершинина.

Если сказать, что он был безумно красив, значит ничего не сказать. Или сказать не о том. Да, он был красив, но не безумно. В широко открытых глазах читалась целая гамма чувств-ум, открытость, мягкость и одновременно уверенность. Даже не так. Не уверенность, а некая внутренняя сила. Как у выпускника, который ведет за ручку первоклашку в первый раз.

Черты лица были идеальными. Так что Вершинин не смог сразу определить пол, что его немного сконфузило.

Он понимал, что возможно первым из человечества видит живьем Капитана, и его переполняли эмоции, восторг и немыслимый подъем. Но то что он не смог с ходу определить его пол, нивелировало торжественный момент.

В одну из первых командировок в Палермо он был неприятно удивлен, что итальянки в большинстве своем довольно страшные бабы. Особенно поражали их руки-огромные грабли, привыкшие к тяжелому труду. Зато мужики оказались все как на подбор красавчики и живчики.

Так Вершинин уяснил для себя, почему в Европе разгул гомиков, и отчего мужики дуют друг дружку, а не своих баб-страшилищ.

Но то Европа. Он легко сжился со своей теорией. Другое дело Капитаны. Он предполагал, что они будут идеальны, но не до такой же степени.

В это время второй призрак снял шлем, обнаружив под ним почти копию первого. Только у него были тонкие усики.

Вершинин вздохнул с облегчением. Значит, первый женщина, и гендерные различия у Капитанов имеют место быть.

Призраки продолжали свои непонятные действия. Достали из скафандров и развернули некие листы. Те повисли в воздухе, но Вершинин видел лишь обратную сторону. Призраки терпеливо ждали. Чего?

Вершинин хлопнул себя по лбу. Он и так стоял близко, так что оставалось сделать пару шагов, чтобы заглянуть им через плечо.

Призраки держали 2 схематических изображения. На первом светился неионический символ, которым в недрах МГБ обозначалось все, что имело отношение к Проекту. Символ оказался жирно перечеркнут.

Вершинин жадно впитывал полученную информацию, пытаясь запомнить все подробности довольно примитивного рисунка.

На втором опять же схематически была изображена схема некоей звездной системы. Вершинин наклонился и едва не вскрикнул. Это была схема Солнечной системы. Третья планета имела надпись, чтобы никто не ошибся. Буквы были непонятные, но стоило на них взглянуть, как смысл становился ясен как день. Походило на некую неизвестную систему кодирования, которая работала напрямую с мозгом, исключая промежуточные функции вроде зрения с опознаванием отдельных символов.

Вершинин издал разочарованный мысленный вопль. Слава первооткрывателя накрылась медным тазом. Это не были Капитаны.

Это были люди.

Поначалу Вершинин уверился, что наблюдает землян, которые в силу неизвестных причин превратились в призраков, и сейчас занимаются глубоко личными делами в неизвестной нам реальности. Но чем больше он видел, тем сильнее убеждался, что все это чушня, а призраки заняты не сугубо своими делами, и все, что они делают, рассчитано на стороннего зрителя. Они без суеты доставали все новые карты и схемы, разворачивали и демонстрировали.

Ба, да они же мне все это показывают, дошло до Вершинина. Ну не для него конкретно, но для того, кто додумается приблизиться к саркофагу.

Поначалу призраки демонстрировали схему солнечной системы. И схема оказалась довольно странной. С плана исчезла Луна, количество планет сократилось до 4-х, а Солнце становилось огромным.

Призраки долго показывали и карты земли. Знакомые материки были на месте, но сильно покоцаны. Вершинин понял, что показаны места подтоплений мировым океаном. А в центре Африки и Австралии появились солидных размеров внутренние моря.

Ба, снова дошло до Вершинина. Парни из будущего. Из нашего с вами будущего. И он с жадным вниманием вновь вгляделся в лица дальних потомков.

Доморощенные слишком развитые ученые сделали предположения, что наш потомок будет мулатом со смуглой кожей в силу слияния рас. Так вот. Потомки Вершинина были белокожие, а глаза синие настолько, что и специально не нарисуешь.

Неграм не удалось испортить белого человека, подарив ему пружинные кудряшки и лошадиный нос.

Вершинину как-то один умный чел признался, что расы на земле появились одновременно и расовые черты не являются благоприобретенными. То есть если белых Адама и Еву поселить в Африке, то через пару тысячелетий в центре Магриба будут жить по-прежнему белокожие люди, разве что загорят посильнее европейцев.

Вершинина мучил вопрос, что делают призраки из будущего рядом с древним мегалитом. Что их заинтересовало? Что вообще в будущем, судя по планам далеком будущем могло заинтересовать в чьих-то мумифицированных останках.

И ведь являлись они, судя по рассказам бойцов регулярно. Словно на запланированную встречу, которую нельзя было отменить. Являлись, как и положено призракам, разворачивали свои бумаги, словно предлагали запомнить.

А что? Мы не гордые.

Как у всякого нормального шпиона у Вершинина имелся миниатюрный сканер с практически безбрежным запасом цифровой памяти.

Призраки как раз демонстрировали некую схему, на этот раз похожую на карту города или крупного многопланового объекта. Вершинин поднес сканер и щелкнул.

Уже потом он предположил, что произошло, а ведь до этого был уверен, что времени у него вагон, и он может неспешно сделать хоть сто мильонов снимков. Скорее всего, понял он, призраки не были призраками в обычном понимании этого слова, то есть имели вполне понятное высокотехнологическое объяснение. А когда он щелкнул своей зажигалкой, то по собственной дремучести влез в чей-то процесс и нарушил его ход.

Когда полыхнула вспышка сканера, призраков сдуло словно слабое пламя свечи. Больше того, вспышка привлекла внимание постовых и подняв взгляд, Вершинин столкнулся взглядом с сержантом Мыльниковым. Тот стоял у изголовья саркофага и изумленно пялился на него. Автомат висел у него на плече, и это спасло Вершинина, подарив ему пару секунд форы.

Вершинин метнулся за домовину, и уже вослед по мегалиту хлестнула очередь, выбивая каменную крошку. Он побежал к выходу, моля бога, чтобы второй часовой куда-нибудь делся, а лучше бы не рождался вовсе. Но в спасительное круглое отверстие лезло усатое мурло прапора Баженова, занимая его по всей ширине.

Положение было аховое. По большому счету Вершинин знал с самого начала, что ничем хорошим их затея не кончится. Только думал, что его поймают чуть позже, ближе к выходу. Наивная душа.

До закупоренного прапором выхода оставались считанные шаги, когда Вершинин прыгнул, намереваясь выбить неестественную пробку. В тот же миг сработало вновь приобретенное свойство. Сила гравитации поменяла направление, вызвав временный коллапс в голове и острое желание проблеваться, и вместо того, чтобы ударить прапора с сомнительным эффектом, он упал на него с высоты четырех с половиной метров. Плюс 86 кило веса.

Ноги врезались в противника, и тот вылетел в обратную сторону как пробка. Мало того, Вершинин продолжал падать дальше и упал на следующую стену, по пути окончательно смяв несчастно прапора.

Баженов бессильно наблюдал, как некто в белом аки паук пробежал по отвесной стене в сторону лестницы.

В дальнейшем он об этом честно указал в своих показаниях, что стало главным доказательством негодности его к службе.

Эву Вершинин нашел там же и в том же беспомощном состоянии. Она пребывала без сознания. Он прижал руку к ее шее, но как всегда ничего не услышал кроме собственного пульса, передающегося через пальцы. Его всегда умиляло, как герои фильмов навскидку определяли:

— Есть пульс!

Или:

— Нет пульса!

Даже нормальное биение трудно не спутать с собственным. А что говорить об ослабленном. Или как в кино:

— 1 удар в 200 секунд!

Это как уловишь.

Вершинин нес девушку, уверенный, что не донесет ни за что. Это только чисто внешне девицы воздушные существа, а на самом деле у них может и кость тяжелая оказаться.

Вершинин сдох уже через 10 шагов. Остановился, перехватил. Вообще то он планировал эти действия шагов через сто. Ага.

Так он и плелся, отдыхая через каждые несколько шагов. Он взмок и задохнулся мгновенно. Как говаривал незабвенный Жорес Самуилович Равва «Можешь прикидываться молодым, а лестница сдаст всех!».

Он надеялся, что девушка очнется при удалении от границы блокировки-она не очнулась. Из последних сил он дотащил ее до того места, где подземный ход упирался в кремлевскую стену. Достал из рюкзака Эвы и запалил новый стержень. Перед ним вздымалась лестница и ступенек в ней было миллион.

Застрелиться что ли, подумал он обреченно. Было не из чего.

Он взвалил Эву на плечо и начал путь на Голгофу. Он мечтал о засаде или погоне. Без разницы, откуда застрелят, спереди или сзади. Лишь бы прекратили его мучения. В глотке пересохло. Грудь горела огнем, там было поражение легких много процентов.

Некоторое время он шел вообще без сознания. Когда немного оклемался, обнаружил себя уже в горизонтальной шахте, но без Эвы. Пришлось вернуться и подобрать девушку.

Он никак не мог отдышаться, и от кислородного голодания у него случились глюки. Проходя мимо бокового ответвления, увидел в глубине огромного ушастого уродца. Хорошо пистолета не было, стал бы палить без разбора и сам бы застрелился, а так прошел мимо как мимо пустого места.

Глюк на то и глюк не стал его преследовать.

Вскоре он дошел до склепа шиншиллы. Остановился, аккуратно опустил Эву на землю. Затем отогнул дощечку, за которой открылась глубокая сухая ниша, и сунул туда сканер.

Думали, купили Вершинина, шпионы недоделанные, ругнулся он. Хрен вам, а не Вершинина.

Свой рюкзак он потерял рядом с саркофагом. Там же остались отобранные образцы. Так что память сканера со снимками это единственное, что у него оставалось. И все это по праву принадлежало России, а не каким-то там еврогомикам.

Он вернул дощечку на место, присыпал землицей, как будто, так и було. Оставалось занятная сцена-встреча с его европейскими коллегами по продаже родины.

И все-таки он дошёл! Дошел да конца. Дошел пока не уперся в тупик. Пока не понял, что дальше идти некуда, и он находится под лачугой отшельника. Саданул в потолок последним и давно погасшим стержнем, сверху этого и ждали, откинулся полог, протянулись руки. Только как поется в песенке «Я уже давно не тот». Не смог он им протянуть Эву, да и сам растянулся на земле и чуть не заснул.

Вниз спрыгнули Мориц и Рафаэль. Видно на правах молодых. Боб не стал заморачиваться и пачкать руки. Это было обидно. Он ради него родину продал.

Первой они подняли Эву, как гражданку бывшего ЕС, а ныне гражданина европейского кластера империи. Потом очередь дошла и до презренного раба империи Вершинина.

Свет дико резал глаза, хотя наступил вечер.

Эва в себя не приходила, Вершинин был готов последовать за ней, однако Боба, как старшего группы, подобные мелочи не интересовали. Он прошел мимо них словно мимо урн с мусором и взялся потрошить рюкзак Эвы.

Тайра проявила человечность, протянула Вершинину бутылочку воды.

— Спасибо, добрая душа!

Никогда он не пил ничего более вкусного. Подозревал, не киндзмараули ли ему подсунули под видом воды обыкновенной.

Боб тем временем закончил потрошить рюкзак Эвы и повернулся к Вершинину.

— Где ваш рюкзак?

— Он остался в пещере! Я не успел ничего! Там была засада!

Еврогомики переглянулись с нехорошим пониманием, Вершинин напрягся.

— Гуд! Рюкзак вы допустим оставили, но где образцы? Это совсем маленький контейнер!

— Я же говорю, я не успел ничего! В меня стреляли!

Боб подтянул табурет и подсел к Вершинину, который без сил сидел на земляной койке. В глазах у него появился сплав доброжелательности и полного понимания.

— А я знал, Жак, что ты ничего не принесешь! С самого начала знал! — усмехнулся Боб. — Жак, ты отличный парень! Патриот империи! Я много слышал хорошего про тебя в разведшколе Бундесвера в Обераммергау! Естественно, тебе не хочется никого предавать! А я тебе скажу, и не нужно! Это всего лишь соскоб с каменного гроба, который никому не нужен!

— Ага, а вам то нужен! — вырвалось у Вершинина.

Глаза Боба сжались в щелочки. Палыч попытался отпить воды.

— Заберите у него воду! — скомандовал Боб.

Тайра выдернула у Палыча бутылку.

— Все равно ты хорошая! — улыбнулся он. — А что тебе еще рассказывали в твоей разведшколе?

Мориц и Рафаэль кинулись на него, схватили с двух сторон. Боб обыскал его лично.

— Я же говорю, ничего нет! Вот Фома неверующий!

— Нихт ферштайн Фома! — сказал Боб. — Говори, где образцы?

И впервые за долгое время службы в следственном комитете и участия в командировках в горячие точки Солсбери, Парижа, Алеппо, Вершинина ударили по лицу. Боб ударил. Больно и расчетливо. Твердой как доска ладонью. Во рту стало солоно от крови, и в носу нехорошо захлюпало.

— А вы профессионал бить стариков! — произнес Вершинин.

— О, вы не есть старик! — возразил Боб. — Бить мы вас нихт! Мы вас будем пытать!

Он повернулся к Тайре:

— Битте, цанге[54]!

— Was passiert hier?

Поначалу никто не понял, кто говорит. Вокруг стоял возбужденный галдеж, Боб замер с кусачками в руках. Немчура вернулась к своему исконному-к пыткам.

— Что здесь происходит? — повторила Эва.

Она была бледна, стояла пошатываясь, но уже пришла в себя.

Инициативу объясняться взял на себя Боб по устоявшемуся уже старшинству. Возможно, он был даже офицером. Но сказать, что он собирается от живого человека кусочки щипчиками отщипывать, было не с руки даже офицеру бундесвера.

— Видишь ли, дорогая! У нашего партнера возникло недопонимание, и он опрометчиво решил, что ничего нам не должен! Мы решили доказать ему, что он слегка неправ! — и Боб широко осклабился.

Если это и была улыбка, то самая противная в мире.

— И для этого вы взяли цанги? — осведомилась Эва холодным тоном.

Если бы в лачуге имелись окна, они бы замерзли.

Разговаривая, Боб помахивал кусачками, причём проделывал это настолько непринуждённо, точно это были палочки из китайского ресторана, а сам он в этом ресторане вел приятную беседу.

Внезапно Эва увидела, что Вершинин, пардон, слегка побит.

— Кто это сделал? — голос ее сделался хриплым.

Боб осмелел. Какого он должен лебезить перед этой французской сучкой.

— Видишь ли, милочка! — начал он пренебрежительным тоном.

И Эва без затей врезала ему. Боб перелетел через всю комнату и обрушился на стол, оставив лачугу вообще без мебели.

— Что смотрите! Взять ее! — крикнул он.

Всего один раз Вершинин видел, как дерется Эва. Это случилось в Кале в баре год назад. Тогда девушка без особых усилий едва не выбила дух из двух здоровенных мужиков.

Но в этот раз мужиков было трое, да еще бабы, тоже в количестве трех, явно обученные не только шерстяные носки вязать.

Мориц ринулся в атаку аки раненный вепрь. Он бил ногами и руками ровно до тех пор, пока Эва не кинула его в стену. Гнилые доски разлетелись, а парниша выкатился далеко снаружи.

Рафа похоже был боксером. Бил аккуратно, но сильно. Из стойки не выходил. Эве прилетело, но даже с кровью на лице девка была красива как никогда. Рафа пропустил подряд пару боковых ударов, силе которых позавидовал бы иной мужик. И она добила бы Рафаэля Надаля, если бы не три ражие евробабы, разом насевшие на нее.

Эти дрались умело в группе. Эва не успевала отшвыривать одну, как наседала другая.

В пылу драки все забыли о еще одном мужике-Джонасе Хоффере. Гаденыш ударил со спины, зло, сильно, без скидки на женщину.

Эва вскрикнула как раненная птица и повалилась на пол.

С начала драки Вершинин так и просидел на земляной кровати. Драться он не никогда не умел. Даже в молодости, не говоря о теперешней скажем так зрелости. Он был уверен, что Эва справится, или на худой конец крикнет «Бежим!», и они убегут. Но все повернулось по-другому.

Группа оказалась тем, чем и являлась. Обученной диверсионной группой. Они кинулись на девушку всей толпой и стали ее забивать.

Вершинин был культурным человеком. Даже интеллигентным. Но когда он увидел катающуюся под ногами окровавленную Эву и этих сосредоточенных упырей, гоняющих человеческое тело точно мяч, вся его культура куда-то делась. Весь многовековой опыт человечества, говорящий, что насилие человеку чуждо, что он должен подставить щеку для удара, любить ближнего и дальнего, отдать жену за миску горохового супа, а сам сидеть и читать умные книжки-все это улетучилось, как нечто не имеющего ровно никакого значения.

Заревев аки зверь, разучившийся говорить и что-то соображать, он вскочил и врезался в центр разбушевавшихся варваров. Первой на пути оказалась спина Рафы, он продавил ее, споткнулся и стал падать. Упаду-амба, запинают, понял он. Чтобы не упасть, схватился за первого попавшегося немца, это оказался Боб Феербах, чуть ли не за яйца. Тот бил по рукам и по-заячьи выл.

В толпе диверсантов появилась прореха, Вершинин прорвался из круга бьющих и рвущих, из этого клубка боли, упал, но быстро вскочил — и побежал. Под ногами хрустели гнилые доски, он проваливался, выдёргивал ноги и бежал дальше. Перед лицом были почему-то не возбужденные лица, а ноги, которые он легко раскидывал в стороны, а диверсанты послушно валились как снопы.

Лачуга полнилась криками, и что-то в них было глубоко неправильным. Вершинин понял, что именно. В них агрессия заменилась неприкрытым изумлением.

Да я по стене бегу, понял он.

Все могло кончиться для него плачевно, если бы агенты догадались отбежать от стен подальше, тогда бы он до них тривиально не допрыгнул. А так что, нормально. Он бегал по стенам, сдёргивая врагов за ноги, а когда они падали, ещё и дубасил кулаками. Благо они теперь лежали, но он то стоял на своих двоих. С той лишь разницей, что под прямым углом к противнику.

Уже много позже, по привычке анализируя все свои крупные неудачи, как и победы, он объяснил ту легкость, с какой противник был повержен. Дело в том, что вся наука рукопашного боя строилась на том, что человек стоит башкой кверху, а сила тяжести направлена вниз. В случае же с Вершининым он вышибал опору из-под противника под немыслимыми невозможными в нормальной жизни углами. Еще он допускал наложение гравитационных полей разных направлений. То есть в момент, когда из-под Боба вышибали ноги, на них краткосрочно действовала сила тяжести, направленная под 90 градусов в стену, то бишь бедный Боб не просто так со всего маху въехал рылом в земляную кровать.

Драка закончилась, когда Вершинин провалился в дыру в стене и повис на огромной высоте над маячившими глубоко внизу кремлевскими стенами. Еще одна могилка в стене, подумал он. Гнилые доски не выдержали веса его тела и с треском оторвались. Он полетел вниз, но очень недолго. Легкий спазм в горле, тошнота-и сила гравитации вернула привычное направление.

Вокруг было темно, но по дну котлована метались лучи прожекторов. Надо было двигаться, но у него не было сил.

Кто-то шумно приблизился и вздернул его на ноги.

— Жак, надо бежать! — Эва озабоченно оглядела его. — Ты как?

— Я устал!

Подбадривая, она закинула его руку на плечо и почти понесла прочь от хижины. Вершинин оглянулся. Хижина занималась огнем, еще слабым, но все более усиливающимся. Рядом с хижиной Вершинин заметил сержанта, сразу поняв, что тот давно мертв. Хоть диверсанты и постарались придать ему сидячую позу.

— Сволочи! — ругнулся Вершинин.

Эва тащила его не по тропинке, насквозь просвечиваемой, а через кусты черного орешника. Они замирали каждый раз, когда над ними пролетал очередной квадрик.

— Дай отдохнуть! — взмолился Вершинин.

Сил уже давно не оставалось от слова совсем. Было лишь одно огромное горячее не помещающееся в груди сердце.

Эва героически подтащила его к возвышающейся под углом бетонной глыбе и прислонила.

— Надо идти быстро!

— Не могу!

Над ними очень низко пролетел квадрик. Маленький комарик в ночном небе.

— Жак! — она тянула за руку.

Сейчас будет рывок, которым она меня вздернет на ноги, и у меня остановится сердце, подумал он.

— Двоим не уйти! — улыбнулся он.

— Не говори ерунды!

— Это не ерунда, и ты это знаешь! Помнишь, тогда в Кале, ты тоже сказала: «Двоим не уйти!» и что я должен был уйти, потому что только я потом смогу тебя вытащить? Сейчас к сожалению, это не работает. Я уже ничем не могу тебе помочь. Так что теперь твоя очередь уходить.

— Жак! — вскричала Эва с отчаянием.

— Все нормально! — успокоил он. — Только дай мне посмотреть на тебя на прощание!

— Не хорони себя!

— Я не про себя! — поправил он. — Я ведь больше тебя никогда не увижу, ведь правда?

Она ничего не сказала.

— Вот видишь, это правда!

Он вгляделся в любимые черты. Растрепанная, с ссадинами, она все равно была красива. Эти голубые глаза, источающие тепло и сожаление одновременно.

— Иди! — он оттолкнул ее. — Иди и не задерживайся! Я уж тут сам разберусь!

Она чмокнула его в щеку словно ребенка, встала, задерживая на нем взгляд-и канула в ночь.

Квадрокоптер уже не ныл комариком, уже выл как раненый лось. Ночь вокруг полнилась звяканьем боекомплекта и топотом тяжелых армейских ботинок.

Раздавались торжествующие крики:

— Тут он, сука!

Наверное, Вершинин должен был испугаться, но внутри было полное равнодушие как в море спокойствия на Луне.

В лицо ударили лучи фонарей. Он заслонился, и тотчас заклацали затворы.

— Не стрелять! Живьем брать сволочь! — рявкнул командный голос.

Перед лежащим Вершининым выстроилось человек сто с автоматами. Гравий захрустел под тяжелыми шагами, и раздвинув шеренгу вперед вышел лейтенант Соплянов.

Закон подлости. Его мог арестовать нормальный гвардеец, а получилось, как всегда. Торжество законченного подлеца, ничтожества и гада.

— Я не удивлен, Палыч, как низко ты пал! Когда нам сообщили о проникновении на объект группы иностранных так называемых ученных, и мы прогнали снимки группы через систему распознавания лиц-и, о боже, среди гомиков оказался следователь следственного комитета собственной персоной! И на что ты рассчитывал, шпионская твоя морда? Пристрелить бы тебя прямо сейчас! — Соплянов поизучал его реакцию, вернее отсутствие оной и разочарованно спросил. — Твое последнее слово? Можешь сказать пару для истории!

Вершинин подумал и произнес:

— Нос человека растет до старости!

Зубы Соплянова скрежетнули настолько громко, можно было подумать, танк подъехал, типа «Прорыв».

— Это можно будет скоро проверить! Тебе недолго осталось!