САГА О ДЕЗЕРТИРЕ
Наш мириканьский товарищ Леня, по прозвищу Брат Леонтий, был типичным жовиальным одесситом — крупным, чернявым, говорливым, искрометным, прохиндеистым и т.п. Убыл он на ПМЖ в Соединенные Штаты где-то в конце 70х, причем убыл весьма своеобразно: семья ожидала разрешения на выезд, но тут Леню призвали, видимо, с целью морально-психологического давления на жалких трусов и отщепенцев. Ленин папа, мужчина весьма решительный (если не ошибаюсь, три боевых ордена за Войну), к тому же, бывший тогда крупным цеховиком, немедленно устроил так, что Леонтия отправили служить в спортроту при команде «Черноморец». Выездное дело форсировали, кого надо подмазали, начальнику ОВИРа так вообще задарили «Жигули» и все бумажки были готовы к пятому дню службы в ВС СССР. Опять же, по устроенной папой договоренности, Леонтия выпустили на субботу и воскресенье домой в увольнение. И семья тут же, похватав собранные баулы, метнулась в аэропорт и к тому моменту, когда тщи командиры забеспокоились о невернувшемся из увольнения бойце, была уже в Вене.
То есть, был наш Леонтий формальным дезертиром (хотя присягу и не успел принять) и числился за ним не отданный Родине должок. По этому поводу Леонтий очень не любил, когда наши его приглашали приехать в Москву — побаивался. Но прошел 92-й год, потом 93-й, отгремел октябрь, завершился и 94-й с 95-м, а за ними и 96-й… И стало совсем ясно, что СССР уже точно кончился и обратно начинаться не будет. Вот и сподобился Леонтий в 1997 году поехать в Москву.
Надо ли говорить, что мы не упустили возможности для организации цирка.
По прилету потеющий от страха Леонтий вполне успешно прошел погранконтроль, уже менее нервно — таможню и совсем веселый вышел в зал прилета Шереметьево-2, разыскивая глазами в толпе встречающие лица. Тут-то его и взяли под локотки два крепких молодых человека в одинаковых костюмах-галстуках:
— Веткин, Леонид Сергеевич?
— Ы… ыыааа…
— Вы задержаны за уклонение от службы в рядах ВС СССР. В связи с тем, что вы призывались в г. Одесса, мы обязаны препроводить вас на украинскую границу и передать украинской военной юстиции.
— И что со мной будет? — в ужасе спросил Леонтий.
— Вашу дальнейшую судьбу определит военный трибунал Одесского военного округа.
Тут у Леонтия ноги подогнулись, а у наблюдавших издалека лопнуло терпение.
Леонтий долго обижался, но с чего он решил, что дезертиром быть легко? Как было сказано по другому случаю — «мы все знаем, мы все помним».
САГА О ТОТАЛЬНОМ ПРОСЛУШИВАНИИ
Приходит как-то раз в нашу контору весьма ухоженная дама пенсионного возраста, по виду — жена большого начальника или что-то в этом духе. Требует снабдить ее средствами подавления радиоконтроля. Мы с напарником, вестимо, интересуемся, чем вызвана такая острая необходимость, дама отвечает, что ее постоянно прослушивают. Штош, бывает такое, начинает мой напарник наводящие вопросы задавать — а почему вы так решили, кто может быть заинтересован, есть ли предположения о способе прослушивания, какая вообще симптоматика. Дама на все вопросы отвечает четко, уверенно, видно приличное образование. По всем столбам вырисовывается, что кое-какой информацией она таки да, обладает и что вполне может быть объектом разработки — если не как основной фигурант, то как член семьи запросто. Но на вопрос о предполагаемых времени и месте прослушки (ну там, дома, на улице, вечером, днем етс) следует ответ — слушают всегда и везде. Задачка технически очень непростая, и возникает следующий вопрос — а как супостат это делает, какие есть подозрения? — дама так же четко и уверенно отвечает, что передатчик ей ночью, пока она спала, вмонтировали в зуб…
Напарник мой по инерции продолжает задавать вопросы, я под столом пинаю его ногой, мы переглядываемся и понимаем, что попали. Впихнуть передатчик с питанием в зуб нереально, но объяснить это не получится — дама примет нас за скрытых врагов. Ставить ей на голову глушилку — можно, но у нас-то кукушка пока еще на месте… Че делать? Решение рождается экспромтом:
— Ну вы же знаете, что для работы передатчика необходимо питание, а внутренний объем зуба не допускает использования «долгоиграющих» батарей?
— Ну да… знаю, — отвечает дама.
— Значит, «они» должны время от времени менять питание, так?
— Да… Конечно! Правильно! Как я раньше не догадалась! Примерно раз в неделю, когда я ночую в квартире одна, они и меняют батарейки!
— Видите ли, внутренний объем зуба и современное развитие микроэлектроники могут дать нам максимальный срок автономной работы подобного передатчика не более 4х дней. То есть, наша задача нейтрализовать передатчик именно в этот срок.
— Я буду вам очень благодарна…
— Так вот, там электроника тоненькая, слабенькая, внешних разрядов не выдержит. Поэтому, как только утром вы почувствуете, что вам «заменили питание», берете батарейку «Крона» и лижите ее 2–3 минуты.
— А поможет?
— Батарейка дает 9-вольтовый разряд, а в условиях средней солености человеческой слюны… (дальше я уже не помню весь тот бред, который мы несли в два голоса)… Короче, одной минуты будет достаточно, чтобы выжечь передатчик, но лучше лизать батарейку две минуты — для гарантии.
Ушла счастливая.
Через день пришел человек рассказывать про секретную статью, опубликованную в газете «Труд».
САГА О ЗВОНКЕ НА САМЫЙ ВЕРХ
Было это давно и, как водится, неправда. Год 92-й или 93-й, Прага, на Выставиште — что-то вроде «Милипола», демонстрация полицейской/специальной/полувоенной техники и разработок, в том числе и по всему спектру радиочастот. И немного по мобильной связи — она в странах бывшего соцлагеря пока в младенческом состоянии, GSM только-только пробивается на рынок, многие мобильные телефоны работают в диапазоне около гигагерца…
Публика в основном, спецы из бывших стран Варшавского договора, проблем с общением не возникает, большинство уверенно знает русский. У нас на стенде куча полезного, в том числе широкополосный радиосканер.
Посетитель вертит изделия, общается со спецами, задает правильные вопросы — видно, что человек в теме. К нему потихоньку притягиваются коллеги и вскоре на стенде идет профессиональный обмен мнениями — трое-четверо наших во главе с А. А. и человек пятнадцать гостей. Доходит дело до сканера, А. А. показывает, объясняет, мимоходом замечает «может перехватывать разговоры по мобильному телефону».
Как и в любой группе, в ней присутствует «скептик» и он, естественно, реагирует:
— Ха! Это невозможно!
А. А. профессионал каких поискать, его это задело за живое и с выражением лица «Ах, так!» и словами «Ну, давайте проверим» он включает сканер, перекидывается в нужный диапазон, начинает крутить тонкую настройку… О чудо! Буквально на первых секундах из динамика раздается гудок — с мобильника звонят на городской номер. Посетители делают стойку и придвигаются поближе, А. А. крутит громкость на максимум…
Гудки прекращаются и раздается женский голос:
— Dobry den!
В разговор вступает мужчина:
— Dobry den, tady Imyarek, prosim pana ministra.
У публики начинают вытягиваться лица.
— Jedna minuta.
Слышна мелодия ожидания, через десяток секунд в разговоре появляется новый мужской голос:
— Dobry den, pane Imyareku!
— Dobry den, pane Klausi!
Чехов просто перекашивает, скептик заполошно машет руками:
— Выключай! Выключай! Это премьер-министр!!!
Очень, очень успешная выставка для нас получилась.
САГА О ЧРЕЗВЫЧАЙНОМ РОЗЫСКЕ
Отдел наш занимался весьма интересными и разнообразными изделиями, отчего у нас в штате были радиоэлектронщики, криминалисты, саперы, физики, юристы и другие, порой весьма неожиданные, специалисты.
Изделия наши работали в том числе и по радиоканалу, и мы, отчасти заслуженно, слыли в этом деле за экспертов. И даже издавали для поддержания реноме еженедельный бюллетенчик с обзорами, на которой подписались многие наши коллеги, включая разнообразные структуры, упомянутые в принятом позднее Законе об оперативно-розыскной деятельности. Подписки же, как и переписки и прочая деловая активность проходили тогда преимущественно в виде факсов и даже почтовых отправлений на бумаге, поскольку до поголовной цифровизации и осмартфонивания было еще далеко.
Вместо этих ваших интернетов кругом были развеселые девяностые, пацаны массово шли к успеху и так же массово им не фартило. То снайпер кому башку снесет, то машину в упор из четырех автоматов расстреляют, то пластита под днище подкинут — так и сокращали поголовье. Иногда под раздачу попадали почти неотличимые по тем временам от братков водители или охранники (таковые нашего шефа юзали позывные Дирол, Ксилит и Карбамид — они «защищали его зубы с утра до вечера», если кто помнит ту рекламу), но обычно «малиновых пиджаков» гасили поодиночке.
И вдруг жахнуло на Котляковском кладбище, когда одним направленным взрывом смели полтора десятка человек. Следствие тут же поставили на рога — найти и покарать! Потому как это даже не bespredel, а полный pizdets, извините за мой французский. Проснувшееся государство потребовало указать уважаемым людям рамки — по одиночке хоть все перестреляйтесь, а вот таких фокусов не потерпим.
А фокус на Котляковском был прелюбопытный — активация по радиоканалу, грамотный расчет отражения взрывной волны от памятника и ты ды. И следствие, разумеется, трясло всех, у кого предполагались мало-мальские компетенции по теме, у нас же таких спецов — пол-отдела и компетенций выше крыши.
И вот сидим мы в несколько настороженном состоянии, «а вокруг разворачивается поистине грандиозная деятельность, маховик огромного механизма чрезвычайного розыска раскручен вовсю». От коллег инфа валит каждый час — у кого личный состав «на беседу» повестками вызван, у кого обыск, у кого изъятие, а кто и «задержан до выяснения». Нервная обстановочка, вплоть до того, что мы с напарником (РЭБовец и подрывник, ага) усугубили на рабочем месте.
Тут и тормозит перед нашей конторой черная-черная «Волга» с черными-черными номерами и выходят из нее два лба с синими-синими погонами. То есть по форме и, что характерно, при оружии. И прямо к нам идут, отчего всем резко поскучнело. Тыркают в звонок переговорного устройства, предъявляют на входе корочки, требуют подать сюда начальника отдела…
Фельдъегеря, сцуко!
В ФСО, понимаете ли, решили на наш бюллетенчик подписаться и чтобы не возиться с почтой отправили подписной купон фельдъегерской службой! А мы там уже Москву на полгода вперед кирпичами обеспечили.
Но мимо следствия мы тоже не прошли — наших туда дергали в качестве экспертов.
САГА О ТЕЛЕПОРТАЦИИ
В те героические годы Фирма раскинула свои щупальца по трем континентам, устроив представительства в Праге и Нью-Йорке, не считая головного офиса в Москве. Вот на усиление нью-йоркского офиса меня и услали, в суматохе выправив лишь гостевую визу. Процесс ее превращения в рабочую был долог, нервен и сопровождался большим количеством переписки со Службой Иммиграции и Натурализации, трясця ее бабушке.
Означенная служба ухитрилась даже прислать мне полный отказ в стиле «INS flatly deny your existence» (выяснилось, что по ошибке), короче, в течение года я был из Нью-Йорка невыездной. Общение с Родиной происходило по факсу и телефону, причем Шеф иногда просто забывал уведомить нью-йоркский офис о своих решениях, а потом требовал срочного и неукоснительного исполнения — веселья было навалом. Телефонные разборы длились по часу, при этом еще Шеф, будучи человеком импульсивным и болеющим за дело, звонил мне немедленно по возникновении проблемы, а возникали они в Москве обычно поутру. О разделяющих нас восьми часовых поясах Шеф обычно вспоминал после моего сообщения, что в Нью-Йорке сейчас два часа ночи и, при всем моем желании ликвидировать проблему немедленно, звонок в офис Зингельшухер Индастриз и не представляется в данный момент возможным. После нескольких таких побудок я в отместку стал названивать лично Шефу в Москву с отчетами по его срочным поручениям. Под конец рабочего дня в Нью-Йорке, естественно.
Так оно шло и шло, пока внезапно не прибыла вожделенная бумажка, по которой я получал рабочую визу и был волен летать в Штаты и обратно сколько захочется. А хотелось ужасно — год вне дома, у дочки скоро день рождения и все такое. А на Фирме — искусственно созданный аврал и твердое убеждение Шефа, что я должен круглосуточно дежурить на телефоне.
В этих условиях я принял решение дезертировать с трудового фронта и втихаря прикупил билет туда и обратно. В Москве о моем приезде знали только два проверенных товарища: популярный приключатель Виталий Дмитрич (см. Зима, холода и снежные забавы, а также Сагу о Летчике-Герое) и Браток Татьяна (хозяйка нашего офиса).
Ими в аэропорт был отправлен человек, известный мне в лицо, но не знавший, кого именно он едет встречать. Самым сложным во всей этой авантюре было мое появление в офисе — необходимо было предстать перед Шефом максимально внезапно, чтобы он не успел уволить меня за время прохода от машины в его кабинет. Сложным же это было потому, что весь офис снаружи и внутри был увешан видеокамерами, выведенными на мониторы в кабинете Шефа.
Но Браток Татьяна заранее вызнала у наших видеотехников тайную тропу, по которой можно было пробраться до двери заветного кабинета через мертвые зоны камер, встретила меня за углом здания и провела той тропой к себе в приемную. Далее мне в руки был выдан только что отправленный Шефом в Нью-Йорк факс с очередным списком вопросов ко мне.
Потрясая факсом, я без стука ввалился к Шефу с воплями «Сколько можно!!! Я уже три раза отвечал не этот вопрос! А это изделие вы уже давно получили!!!» и т.п.
Теперь представьте Шефа, который твердо уверен, что рабочую визу мне еще не выдали и что сидеть мне в Нью-Йорке еще незнамо сколько. Шеф впал в ступор, пытаясь сопоставить мои перемещения в пространстве-времени. Минут через десять он стал возвращаться в нормальное состояние, но тут пришел Виталий Дмитрич и завел с Шефом какой-то разговор, делая вид, что меня в кабинете вообще нет. Шефа это, естественно, удивило, и он задал Виталию Дмитричу простой вопрос:
— А ты Лыса-то (это мое прозвище) видел?
На что Виталий Дмитрич несколько удивленно ответил:
— Какого Лыса?
Шеф впал в ступор еще на полчаса.
САГА О НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСАХ
Полковник Галкин — личность эпическая и просто замечательный человек. Соединяя доброжелательную общительность, исключительную стойкость к большим количествам алкоголя и превосходное физическое образование, удачно дополненное специальным, он долгое время был грозой зарубежных ведомств, занятых охраной тамошних секретов. Как утверждают, полковник Галкин добыл всю документацию «Звездных войн», включая три эшелона черновиков и действующие модели спутников в натуральную величину. Так оно или нет, точно не скажу, но вот наши соседи справа (ну, те, что на Аляске) вырастили на полковника приличный зуб. Мало того, они некоторых сотрудников программы «Звездных войн» обозвали «агентами полковника Галкина» и рассадили по федеральным тюрьмам.
Время шло, полковник ушел в отставку, попутно работая на нашу Фирму, а злопамятные ФБР-овцы назначили «агентом» еще одного человечка, но с уликами вышел недобор и судья отложил слушание дела, намекнув, что или улики, или освобождение в зале суда. ФБР приуныло, но тут лично полковник Галкин собрался в командировку в Нью-Йорк. В американской визовой анкете он честно указал свое прошлое место работы, консульский клерк прочитал, икнул, покраснел, икнул еще раз и заикаясь сообщил, что такую визу посольство может выдать только с одобрения Госдепа.
Госдеп одобрил — времена наступили другие, сам экс-директор ЦРУ в Москву в гости ездил и т.д. Визу выдали, скажем, 20 октября, но за два дня до того о казусе прознало ФБР и 19 октября был выписан ордер на арест, о чем Госдепу, естественно, не сообщили.
И вот прилетает полковник Галкин в Нью-Йорк, а у самого у трапа встречают его два молодых человека в одинаковых костюмах, галстуках и темных очках, сажают в машину с тонированными стеклами и везут разговоры разговаривать. Полковник действует по уставу: сперва звонок в Москву, диктует дочке телефон дежурного, которому надо доложить о ситуации, потом получает для ознакомления ордер на арест с формулировкой, прошу запомнить, «за ущерб национальной безопасности Соединенных Штатов», потом сообщает своим визави, что отвечать будет только на анкетные вопросы — имя, возраст, образование. Ну и ладушки. Побеседовав некоторое время, ФБРовцы сдают полковника в федеральную тюрьму Нью-Йорка. Рассказы о жизни и быте федеральной тюрьмы — отдельная песня, опустим для краткости.
В Москве после звонка дежурному Служба Государева протянула «Не по-о-онял…» и выступила с заявлением, смысл которого сводился к тому, что наловить десятка два американцев — минутное дело, а яма с крокодилами у нас еще со времен Лаврентий Палыча незасыпанная стоит.
Вторыми за Галкина вступились хранители традиций — британцы и сказали, что а) отставников и членов семей трогать вообще нельзя, иначе беспредел; б) выдавать надо что-то одно — либо ордер, либо визу; в) чего еще от этих американцев ждать можно.
Третьими вступились совсем уж странные защитники — люди из Лэнгли, хотя их-то интерес понятен: цапнув Галкина, ФБР подставило под ответный удар в первую очередь работающих в России ЦРУшников.
Ну и последним проснулся Госдеп с криками «Блин, ну что ФБР из нас дураков делает???»
Скандальчик разрастался и завершился тем, что в ходе очередного телефонного общения Черномырдина с Гором была сделана прямая предъява. После чего, проведя 15 суток (!) в федеральных тюрьмах, полковник Галкин был освобожден с формулировкой «в национальных интересах Соединенных Штатов».
А теперь припомните формулировку ареста
САГА О КУРЕНИИ В КАМЕРЕ
Орла нашего, полковника Галкина после первичного допроса отвезли прямо в федеральную тюрьму штата Нью-Йорк. Теже самые два вежливых молодых человека в одинаковых костюмах, галстуках и темных очках на машине с тонированными стеклами.
Все преступления, связанные с насилием, разбои, грабежи, убийства и ты ды входят в юрисдикцию штата. А вот в федеральной юрисдикции — своего рода «белые воротнички» преступного мира, публика чистая и благородная. Уклонение от налогов, фальшивомонетничество, кражи из музеев, шпионаж и многое другое. Оттого в федеральной тюрьме все тихо и культурно — камеры на день держат открытыми, в распоряжении сидельцев три зала: с бытовой техникой (стиралки, микроволновки етс), библиотека с компьютерами-принтерами (жалобу накатать, например) и здоровенный зал типа спортивного, но там и просто гулять можно. Но лучше во дворе — днем тоже невозбранно, в камерах запирают лишь на ночь.
Хуже всего, что Галкина привезли в тюрьму в том же виде, как с самолета сняли, т.е. без багажа — что на нем было, в том и сдали. Деньги, ессно, изъяты, и зачислены на счет сидельца —в тюрьме есть лавочка, где можно свободно купить и зубную щетку с пастой, и сигареты и много чего еще, но работает она лишь два раза в неделю и откроется как раз через два дня.
Полковника сдали в камеру, где уже обитали уважаемые люди — бухгалтер с уклонением от налогов на пару миллионов, агент Моссада (ага, американцы их тоже сажают) и мелкий драг-дилер, причем, похоже, за чужие грехи. Он был самый бедный в камере и потому его вклад в общий котел заключался в основном в уборке, походах в ту самую лавочку и ты ды.
Соседи быстро выспросили Галкина кто-откуда-за что, коллега из Моссада поприветствовал, камера скинулась и обеспечила новенького гигиеническими средствами и объяснила правила и порядок.
Хуже всего — поездки в суд. Не к ночи будь помянутый Солж писал, что в столыпинских вагонах кормили соленой селедкой и ржаным хлебом и оттого зеки мучались от жажды. Придумано это было не по злобе, а просто других продуктов, чтоб не портились в долгой дороге, тогда в доступе не имелось. И вот такое же столкновение «бездушной государственной машины» с человеком порождало страдания и в США.
В суд возит служба маршалов (судебных приставов), их автобус-воронок объезжает тюрьмы рано-рано утром, затем развозит и сдает под охрану в зданиях судов, вечером собирает и везет обратно. Только беда в том, что забирают до завтрака, а возвращают после ужина, а деньги на питание заключенного зачислены в тюремный бюджет, в суде же никто кормить не должен. Более того, привозят утром, невзирая на время, когда назначено слушание — таков порядок. И вот часов с семи утра до пяти вечера можно куковать в голых стенах, где кроме лавок ничего нет. Опытные сидельцы тырят из сортира рулон туалетной бумаги, кладут под голову вместо подушки и дрыхнут. Товарищи, оставшиеся в тюрьме, стараются заныкать еды, чтобы подкормить после возвращения.
Вот после недели такой жизни, когда все боле-менее наладилось и устаканилось, полковника перевели в другую федеральную тюрьму в штате Массачусетс.
Частную. Со своими порядками.
Гулять — два раза в день по двадцать минут, все остальное время в камере. Курить — только на прогулках. Курящие понимают, насколько тяжело терпеть и что за двадцать минут на полсуток вперед не накуришься. Но смекалка присуща не только нашим и даже в таких условиях сидельцы курят (кстати, что больше всего поразило полковника — это солидарность и взаимопомощь заключенных).
Итак, курение в камере осуществляется расчетом из четырех человек:
Номер первый — сидящий. Запах табачного дыма ни с чем не спутать, поэтому вентиляция прежде всего. Она есть и так, но недостаточная. Достаточная же включается при походе на дальняк — рядом с унитазом имеются три или четыре решетки отточной вентиляции, одна из них вделана в пол, все включается, стоит только сесть на унитаз первому номеру.
Номер второй — поджигатель. Собственно зажигалки в камере настрого запрещены, поэтому из плеера изымаются батарейки, к ним прикладывают два проводника, добытых, к примеру, из одноразовых бритв (да, меня тоже крайне удивило, что такой предмет входит в число разрешенных), замыкают — в месте контакта возникает точка разогрева, через секунду от нее можно прикуривать.
Номер третий — смотрящий. Его дело — стоять у двери и следить, чтобы не запалила охрана. Но контингент тихий, охране лишний раз мотаться по коридорам тоже в лом, сидят у себя, смотрят в мониторы (но полной видеофикации в 90х еще не было).
Ну и номер четвертый — собственно курящий. После прикуривания он ложится на пол, держит сигарету у напольной решетки вентилятора, туда же и выдыхает дым.
В случае шухера бычок немедля топят в бачке, воду сливают.
САГА О ПЛАСТИДЕ
Лихие 90-е чуть было не стерли Мухосранск с лица земли в самом прямом смысле слова. И вот как это случилось.
В силу плотной работы Фирмы с различного рода организациями, поименованными в федеральном законе «Об оперативно-разыскной деятельности», среди гостей заимки довольно часто появлялись носители погон. Ну там, охота для гг.генералов, приглашение просто оттянуться и попарится и ты ды. В дни, когда заимку не использовало начальство, туда могли нагрянуть и простые сотрудники фирмы с друзьями-товарищами в званиях поменьше, чем генеральские или полковничьи.
Вот как-то к группе охотников приехали в гости ОМОНовцы. Нет, именно в гости — никаких маски-шоу и ты ды. Потусить, в баньке вениками похлестаться, выпить-закусить и все такое.
«Все такое» в тот раз получилось ну очень уж особенное: после выпить-закусить один из бойцов и говорит, что у них с собой конфискованная взрывчатка и было бы здорово ее где-нить утилизировать позрелищней.
— Говно вопрос! — отвечает ему принимающая сторона, — у нас тут песчаный карьер есть.
С утра и поехали. Карьер большой, есть заброшенные отнорки — ну, вырыта в земле яма диаметром метров семьдесят, со стенками метров пять-шесть высотой, лучше не придумаешь. Шишигу оставили на половине спуска в отнорок, сами всей толпой поволоклись к противоположной стенке, заклыдывать.
Там-то и выяснилось, что «конфискованная взрывчатка» это два кило пластида.
— Чет дохрена, — засомневался самый умный, — этож почти десять кило тротила! Давайте лучше придавим заряд во-он тем здоровенным камнем!
Сказано — сделано, камень приподняли ломом, закинули пластид, вставили детонатор, и, протянув за собой провода, побежали прятаться за машину.
Когда жахнуло, то сначала ударило по ушам, а потом зачарованные зрители из-за шишиги смотрели, как в небо медленно поднимается тот самый камень. Потом на шишигу выпал полуметровый слой осадков, вернее, осадочных пород, то бишь песка. А камень чудом (дуракам везет) грохнулся метрах в десяти.
В общем, все по анекдоту:
— Скажите, какова была мощность взрыва?
— От 10 до 100 килотонн.
— Почему такой большой разброс?
— Ну, мы сначала думали 10 килотонн, а оно как долбануло!
Потом уже знающие люди объяснили — вы что, дятлы? Фактически замкнутое пространство, непонятно, как шишигу вообще не сдуло!
А вы говорите «Непонятно, как мы выжили в детстве». Тут и со взрослыми-то мужиками не очень понятно, спасибо, что только тремя днями глухоты отделались.
САГА О ЖИПЕ ШИРОКОМ
В автоотделе нашей богоспасаемой Фирмы в те веселые годы, помимо популярного приключателя и по совместительству директора Виталия Дмитриевича, или фольклорных элементов вроде Мохнорылого, водились и клиенты.
Американские автомобили как раз прокладывали себе дорогу на одну шестую часть суши и представить себе весь тот зоопарк, который везли по две штуки в контейнерах, решительно невозможно. Например, через руки автоотдела прошел почти антикварный AMC Matador. Был он куплен на аукционе в Нью-Джерси братом Леонтием буквально «в нагрузку» к заказанной машине и перевезен через океан тоже за копейки, но, как оказалось, из-за своего солидного возраста (несмотря на отличную работу всех узлов и механизмов) спросом не пользовался. К тому же, у него была жутко древняя магнитола — не на стандартную компакт-кассету, а на нечто раза в полтора больше.
Но его купил представитель одного горного народа — именно по той причине, что «такой магнитолы больше ни у кого нет!» Этот клиент проходил в наших учетах как «Джип Широкий» в силу того, что именно он принес в наши ряды такое название Cherokee. Когда его пытались отговорить от покупки Матадора (представляя себе весь тот головняк с ремонтом, запчастями етс) и предложить взамен Jeep Cherokee, он решительно отказался:
— Джып Широкий хароший машин. Только падает.
Такое загадочное определение задело наших автогениев за живое и они попытались выяснить, что значит «падает». Клиент, к сожалению, владел русским устным в объеме разделов разговорника «В магазине» и «В ресторане». Но за него взялись серьезно и при каждом появлении в автоотделе пытались выяснить, как падает, куда падает, зачем и почему.
— У друга был Широкий. Хароши машин. Но падает. Не буду покупат.
К исходу второго месяца, когда гость с юга малость натаскался в общении и стал уверенно отвечать на простые вопросы, тайна раскрылась: как оказалось, Jeep Cherokee его друга… упал в пропасть.
А так — хорошая машина. Только падает.
САГА О ВЗОРВАННОЙ ТАМОЖНЕ
Акты вандализма, террора и геноцида против представителей государственной власти США поджогом посольства не ограничились.
Лет через двадцать после оного, в середине 90-х, когда я работал в Нью-Йорке, мы постоянно общались с отделением таможни в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди и его начальником мистером Карузо. Классический такой итальянец, может, даже и родственник — у итальянцев фамилии многим давали по месту проживания. Все эти Карузо, Пеллоси, Каттани, Корлеоне — названия деревень и городков.
Мы слали грузы в Москву, время от времени у таможни появлялись вопросы, вот и контачили. Однажды чуть не влипли: уж не помню, каким образом, но у нас появилась полицейская дубинка и ее хохмы ради запихнули в очередную отправку.
Что тут началось! Оказалось, что действует куча ограничений на экспорт в Россию (дело происходило в середине 90х):
— можно отправлять, например, криминалистические комплекты для поиска следов рук, но нельзя для снятия отпечатков пальцев (может быть использовано для ущемления прав человека, панимаеш);
— нельзя поставлять приборы ночного видения (при том, что на американском рынке водились приборы только III-го поколения, а в России вовсю делали IV-е);
— категорически нельзя экспортировать наручники и дубинки (демократия опасносте! будто в России нет изделий «Нежность» и «Аргумент»).
Вот мы и налетели на последнее ограничение. Спасло то, что в отличие от прочего груза, дубинка была одна, без упаковки и лейбаков и явно юзанная. Карузо отнесся с пониманием, выдал нам для заучивания список запрещенки, дубинал изъял и на том дело кончилось.
Мы выдохнули, утерли пот со лба и решили сказать мистеру Карузо наше спасибо. Подарки там ни-ни (коррупция, канешн, есть, но она совершенно в другой форме), но дело было под Рождество, а на этот праздник у американцев принято дарить фруктовые корзинки — яблоки-апельсины, шоколадки-орешки. Куча фирм этим занимается, выбираешь по каталогу подходящую комплектацию, платишь деньги и корзинку доставляют по указанному адресу.
Ну мы от простоты душевной и решили, что итальянец уж точно должен Рождество отмечать и послали такую корзинку в таможню — мол, Мерри Кристмас, ребята! Совершенно открыто, с указанием от кого.
Что тут началось…
Я такого шухера и не упомню — телефон у нас разрывался. Оказалось, они пуганые и решили, что им бомбу прислали. Саперы приходили. С собакой. Ничего не нашли, но Брату Леонтию пришлось ехать и забирать.
Я потом долго лелеял замысел анонимно послать им будильник в форм-факторе связки динамитных шашек, с часиками и проводками.