После удачно проведенной подпольщиками операции по уничтожению Пауля Даргеля я редко появлялся на явочной квартире Софьи Войцеховны Орлицкой. Все это время, возвращаясь с маяка, вместе с Николаем Грачевым мы частенько останавливались в семье Алексея и Нади Стукало или у Иосифа Богана, Василия Бурима. Во дворе дома, где находилась квартира Стукало, стоял наш новенький «адлер».
Немцы продолжали поиски подпольщиков, совершивших покушение на правительственного президента оккупированной Украины генерала Пауля Даргеля. Гитлеровцы старались нащупать хоть тоненькую ниточку, которая бы помогла распутать клубок покушений и диверсий. В городе шли аресты, допросы, расстрелы.
На этот раз мы тоже остановились у Стукало. После небольшого отдыха утром собрались за завтраком.
— На днях в тюрьме должен быть расстрел. Давно они этим не занимались, — сказал я, разливая чай. И тут же добавил, что наверняка расстреляют и Георгия, и вряд ли удастся ему помочь в эти считанные дни.
Грачев промолчал. Он был угрюм уже второй день, бодрость духа, никогда не покидавшая его, вдруг сменилась молчаливым недовольством. Это было понятно: газеты сообщили, что генерал Пауль Даргель после тяжелого ранения и контузии находится в госпитале на излечении. Операция не была сорвана, но она и не была выполнена в соответствии с заданием командования отряда. К тому же, занимаясь разработкой плана операции, мы почти ничего не сделали для спасения Георгия. А теперь было уже поздно что-либо предпринимать. В тюрьме готовился очередной расстрел.
Мы сидели молча, каждый уставившись в свою тарелку. В дверь кто-то постучал. Стук был осторожный и неторопливый. Немцы так не стучат.
Грачев встал, подошел к окну и осторожно выглянул из-за шторы на улицу. Но там никого не было. Значит, не немцы. Постучали вторично, более нетерпеливо.
Надя, прикрыв за собой дверь в комнату, пошла узнать, кто пришел. В коридоре послышался взволнованный голос Софьи Войцеховны:
— Нельзя терять ни минуты, — с этими словами она вошла в комнату, но, увидев немецкого офицера, опешила.
Я быстро встал из-за стола, взял ее под руку и вывел на кухню.
— Что случилось, Софья Войцеховна? — спросил я, видя по ее раскрасневшемуся лицу и нервным движениям, что она очень взволнована.
— Случилось, Коля. Слава богу, что я тебя нашла. Георгия вывели на работу… — Сбиваясь, теряя дыхание, она рассказала мне все, что узнала от Петра Мамонца и что сегодня утром видела сама.
— Спасибо, Софья Войцеховна. Сейчас идите туда, я приеду на место. Говорите, работают возле казино?
— Да, во дворе копают…
Я уже не слушал ее. Мысленно намечал, какими улицами можно быстро и безопасно добраться до казино, а потом, когда Георгий и Петр сядут в машину, выехать из города. Посоветовавшись с Грачевым, выработали план действий.
— Я останусь в машине. Ты пойдешь к Петру. Он, наверное, уже придумал, как вывести Георгия и уйти самому. Ему виднее, он знает обстановку, — говорил мне Грачев, пока мы мчались по улицам города. — Главное потом выехать на Млыновский перекресток. Там часто бывает патруль. Если благополучно проскочим, считай, что с нами сам бог заодно. Но только действуйте расчетливо, хитро, чтобы немцы не сразу поняли, что кто-нибудь из узников исчез. Пусть Петр уведет Георгия под каким-то предлогом…
Оказавшись близ казино, мы остановились. Оставив Грачева в машине, я поспешил за угол. Одетый в форму немецкого солдата, я уверенной походкой направился во двор, где под усиленным конвоем полицейских работали заключенные.
Петра я заметил сразу, Георгий стоял чуть поодаль, прислонившись к дереву, и держался за живот. Его лицо выражало страдание, причиняемое нестерпимой болью. Увидев меня, он застонал и сморщился.
Я подошел к Петру. Он поднял руку в приветствии и громко крикнул:
— Хайль!
— Вы скоро закончите работы? Единственное место в этом городишке, где можно посидеть, и то запаскудили, — я говорил повышенным тоном, чтобы слышали все полицейские.
— Здесь-то работы на один-два дня. Но, видимо, придется потрудиться дольше. Посмотрите, каких нам работников дали, — Петр указал при этом на Георгия, корчившегося у дерева. — Что с таким поделаешь?
Мы отошли в сторону.
— Выводи его за угол под предлогом отправки в тюремную больницу. Я разверну машину, и как только подъеду — сразу садись. Понял? — сказал я скороговоркой.
— Нет, Николай, ты спешишь, — тихо возразил Петр. — А о семьях ты подумал? Я не могу оставить их, ведь их сразу же арестуют.
Он был прав. Сначала следовало обезопасить семьи, а потом браться за Георгия и Петра.
— Ты успеешь?
— Успею. Через час ожидайте. — Мы сверили часы.
Оставив Грачева около банка, куда через час я должен был подъехать, погнал машину к дому Мамонца. «Куда же их переправить и где им будет безопаснее?» — размышлял я. Главное, Марию застать дома. На сборы должно уйти минут десять-пятнадцать, не больше. Ее с дочкой перевезу к Антону: у них годовалый ребенок и жена сейчас наверняка дома. Да, это самый надежный вариант. Что же делать с бабушкой? Оставлять ее на квартире нельзя… А на перевозку уйдет много времени, она ведь прикована к постели. Да и куда ее перевезти? За час я не управляюсь. А надо все успеть за это короткое время!
Мой «адлер» послушно свернул к базару. Вдруг мне показалось, что среди прохожих мелькнуло знакомое лицо. Быстро взглянул в смотровое стекло: улицу переходила Мария Левицкая. Я дал задний ход и резко затормозил возле нее.
— Садись, Мария, быстрее, — сказал я, открыв дверцу. Лицо у нее было перепуганное.
Это была женщина, много сделавшая для нашего подполья: укрывала и лечила бежавших из лагерей советских военнопленных, отправляла их в отряд, выполняла другие наши поручения. В ее доме находилась явочная квартира разведподполья, руководимого Грачевым. Марию Левицкую все мы знали как волевого, рассудительного человека и отличную разведчицу.
«Смертельной казнью будет наказан каждый, кто прямо или косвенно поддерживает членов банд, саботажников, преступников или бежавших из плена, дает им пристанище, продукты или же оказывает любую другую помощь», — значилось в приказах ровенского гебитскомиссара Беера. И тем не менее она, не страшась смертной казни, помогала нам всем, чем могла.
— Мария, мне нужна сейчас ваша помощь, — сказал я, когда она села в машину. — Кажется, нам удастся освободить Георгия. Но прежде надо обезопасить семью Петра Мамонца, иначе их арестуют, как только немцам станет известно, что Георгий похищен. Слушайте внимательно. У меня осталось меньше часа времени. Отвезти Марию с девочкой в один конец города, а больную бабушку — в другой я не успею. Вы остановите сейчас дрожки, поедете к Петру на квартиру и заберете бабушку. Только делайте все очень быстро: времени совсем мало, немцы могут кинуться за нами сразу после побега, я ничего не обещаю… Так вот, бабушку везете до этого базара, отпускаете дрожки и пересаживаетесь в другие. Через час вы обе должны быть дома. Пусть она поживет у вас некоторое время, я вернусь из отряда — и решим, что делать дальше. Вы все поняли? Ну, счастливо!
Я не спрашивал у Левицкой, согласна ли она нам помочь. Мы были тесно связаны одной работой, риском и опасностью. Все поручения, как в армии, давались ей в приказном порядке, и она выполняла их беспрекословно.
— Господи, что случилось, Коля? — увидев меня, заволновалась Мария Мамонец.
— Даю вам пять минут на сборы. Немцы вот-вот должны быть тут, за вами… — Это было жестоко с моей стороны, но придумать что-либо другое, чтобы заставить Марию действовать с максимальной быстротой, я не мог. Посвящать же ее во всю историю было некогда. Всегда готовая к худшему, Мария ни о чем не расспрашивала.
Когда все были собраны, бабушка Елена спросила тихо, срывающимся от волнения голосом:
— Коля, а что мне делать?
— Не беспокойтесь, — сказал я, — сейчас за вами приедут.
Пока Мария одевала бабушку, приехала Левицкая. Я посмотрел на часы. Через двадцать минут на углу у перекрестка, неподалеку от немецкого казино, меня будут ожидать Петр и Георгий.
Я отвел Левицкую в сторону:
— Мне пора ехать, — сказал я ей. — Вы сделайте все так, как я просил. Только не задерживайтесь. Ну, все, счастливо.
Оставалось семнадцать минут. Я еле сдерживал себя, чтобы не гнать машину и тем самым не привлечь внимание патрулей. Мария несколько раз спрашивала, куда я ее везу и что с Петром. Я отвечал, что через несколько дней все выяснится. Оставалось четырнадцать минут…
Оставив Марию с дочуркой в машине, я поднялся к Антону Марциняку. Дверь открыла его жена. В двух словах рассказал ей, что произошло и что требовалось теперь от нее, вернулся к машине, выгрузил вещи Мамонцев. Несколько прохожих остановились, подозрительно разглядывая немецкого солдата и возившуюся с поклажей женщину с ребенком.
Оставалось пять минут… Через пять минут Петр выведет Георгия на угол. К этому времени мой «адлер» должен уже стоять на месте.