На грани смерти

19

Две недели Мария прожила на хуторе. Ночи были тревожные, бессонные. Утром, когда во дворе слышались храп коней и голоса хозяев, выгружавших свои пожитки, она выбегала во двор. Хата наполнялась звонкими голосами детей, и Марии казалось, что нет большего счастья, чем слышать их. Она радовалась, когда они появлялись, и немела от предчувствия беды, когда тишина сковывала все вокруг.

— Мария, вам больше нельзя оставаться здесь ни одной ночи. Не сегодня-завтра они могут придти. Береженого бог бережет. Поедемте с нами, Мария, не упрямьтесь, — упрашивал ее каждый раз хозяин хутора.

— Пан Тайхман, вы зря беспокоитесь. Нас с Владзей никто не тронет. А в Квасилове немцы. Там я скорее могу попасть в беду, — отвечала Мария.

Наступала глухая ночь. Утомленная за день Мария старалась уснуть, но в голове одна за другой проносились страшные картины. В испуге она открывала глаза, прислушивалась к шорохам за окном. Вот и сейчас почему-то всплыл образ покойной Рыси. Уже год, как похоронили семью Белинских. Мария хорошо знала их всех, они жили в селе Рысвянке. Эдика убили, когда он шел домой от родственников, нес детям продукты, а Рысю позже…

Об этой трагедии Мария узнала подробно от Рысиных односельчан. А было так: сосед Рыси — оуновец Жук вошел в хату и прямо заявил, что хочет убить ее и детей, ведь они жидовское отродье.

Женщина кинулась к нему:

— Пан Жук, я вам все отдам, только не трогайте моих детей. Вы хотели часы взять? Берите, берите же. Я сначала пожалела, это подарок мужа, память, но вы забудьте об этом. Раз они вам так приглянулись, берите, чего уж там! Я вас сейчас угощу, у меня бутылка «Монополевой» припасена. Хорошая водка, вам понравится. Садитесь, пан Жук, вот здесь удобнее. Ну, зачем, скажите убивать моих детей? Они еще крошки, несмышленыши, одной девочке четыре годика, другой пять!

— Все равно вас немцы убьют. Какая тебе разница…

— Что плохого мы сделали немцам? Они даже не знают, что здесь живут такие Белинские, — она улыбнулась сквозь слезы.

— Убьют… Они всех таких, как вы, убивают! Лучше уж я. У меня приказ!

— Пан Жук, нет у вас никакого приказа. Мы люди неприметные, никто нас не знает, и никому мы не нужны. Вы хотите убить меня и моих деток, чтобы что-нибудь взять себе? Берите все, что хотите…

Жук выпил стакан водки, закусил. Выпил еще один, не слушая, что говорит Рыся. Обе девочки подглядывали в щелочку из-за двери. Он встал и направился к этой двери.

— Нет! Не дам! Пан Жук, умоляю, не трогайте детей! Остановитесь! — Женщина бросилась к двери, за которой стояли дети, и, раскинув руки, преградила ему дорогу.

— Люди, помогите! — кричала она срывающимся голосом. — Детей моих убить хотят! Не дам!!!

— Тише! — зашипел Жук. — И знай, раз я тут, никто сюда не войдет!

— О господи! Помогите же кто-нибудь! Пан Жук, умоляю вас, не убивайте! — Но в ответ отзывалось шумом деревьев лишь кладбище, расположенное рядом с домом.

Жук возвратился к столу, быстро схватил бутылку и замахнулся ею на Рысю. Она вскинула руки, пытаясь прикрыться, но не успела. Ее обмякшее тело медленно сползло на пол. Жук переступил через него и вошел в соседнюю комнату. Дети, прижавшись друг к другу и широко раскрыв от ужаса глаза, стояли за дверью.

Жук подошел к старшенькой:

— Ты чего испугалась? Дяди испугалась? Иди, покатаю…

Через несколько минут в доме наступила тишина.

Мария спрятала лицо в подушку и, затаив дыхание, прислушалась. «Нет, нет, — думала она, — дольше я здесь не останусь! — И бросилась к Владзе, которая, обхватив ручонками подушку, спокойно спала. — «Сегодня не придут, завтра — обязательно», — вспомнила слова Тайхмана. — Нет, не могу так. Уйду… Сегодня же…»

…За окном светало. Мария осторожно, чтобы не разбудить ребенка, встала и принялась собирать вещи. За стеной послышался скрип подводы. На хутор возвращались Тайхманы.

— Ну как вы здесь? — спросил Валентин Тайхман и твердо сказал: — Хватит, последнюю ночь вы были здесь. Мы сегодня особенно переживали, я не спал, все смотрел на хутор, не горит ли… А вы тоже измучились, вижу. Не спали, верно? Нет, нет, больше здесь я вас не оставлю. Две недели вас бог миловал, боюсь, что может случиться непоправимое…

— Пан Тайхман, действительно мне страшно здесь оставаться. Скоро роды. Мне бы в город, к сестре. Может, Миша отвезет ей записочку? Я ей напишу, чтобы она меня забрала…

— А вы не боитесь, что немцы в городе вас могут опознать?

— Там немцы, здесь бандиты… Я не знаю, кто страшнее. Там все же сестра. У меня на душе будет спокойнее…

— Ну, смотрите, раз вы так решили, Миша вас сразу и отвезет.

Только сейчас, собираясь в дорогу, она подумала о том, как ее, разыскиваемую карателями, примет сестра. А что, если кто-нибудь, узнав ее, жену партизана, донесет в гестапо? Она вспомнила расклеенные по городу распоряжения, призывы гебитскомиссариата: «Кто своим сообщением поможет поймать или уничтожить членов какой-нибудь банды, преступников, саботажников, бежавших из плена, в награду получит 1000 марок или заимеет право первоочередного получения продуктов питания или же надела земли». У сестры дети, муж… «Смертной казнью будет наказан каждый…» Стоит мне переступить порог ее дома — и…»

И все же Мария решилась ехать. Тайхман усадил ее с Владзей в повозку и отправил в город.

Доехали без происшествий.

— Мишенька, теперь езжай прямо до пивзавода, там свернешь налево. Улица Пенькна совсем недалеко.

Наконец вкатили во двор, и Миша, спрыгнув на землю, принялся сгружать вещи — чемодан и узелок.

— Погоди, Миша, не спеши, — сказала Мария, сдерживая волнение, — погоди, чтобы нам не пришлось укладывать все снова.

Сестра Марии — Эмилия, вышедшая во двор, чтобы посмотреть, кто приехал, всплеснула руками и, не веря своим глазам, воскликнула:

— Мария, боже мой, это ты! А я тебя и не ждала…

— Так что не принимаешь, Миля? — тихо спросила Мария, не отходя от подводы.

Эмилия молча подбежала к Владзе, взяла девочку на руки и, укоризненно посмотрев на сестру, вошла в дом.

— Вещи не поднимай, я сама занесу, — кинула она через плечо.

— Ну, теперь ты можешь ехать, — облегченно вздохнув, обратилась Мария к Мише. — Только скажи отцу, где нас оставил! — Она поцеловала мальчика в вихрастую макушку и перекрестила.

И в эту ночь Мария спала неспокойно. Во сне вскрикивала, а когда открывала глаза, постоянно видела склонившуюся над ней Эмилию.

— Что с Петриком, Миля? Он жив?

— Не знаю…

— Ты знаешь, Миля, что люди говорят? Я должна знать… Я должна пережить это сейчас. Позже будет еще труднее! Хозяин хутора слыхал, что его поймали в лесу…

— И ты веришь? Не плачь, для твоего маленького это вредно. Выпей воды, у тебя пересохли губы. Выпей и постарайся уснуть. Ты просто измучена… Петр жив! Он обязан жить!

Немного успокоившись, Мария уснула.