На грани смерти

22

Мы поднялись задолго до рассвета, чтобы привести себя в порядок, — наша верхняя одежда была вся в грязи. Появляться в таком виде в городе мы не могли. Необходимо было уничтожить следы утомительного двадцатикилометрового пути, проделанного за сутки.

Борис Сухенко принес из лесной копанки воды, вынул бритву, маленький кусочек мыла и полотенце.

— А что, братцы, с таким документом, как у вас, к тому же с усами и бородой до пояса, можно выходить из лесу, ничего не боясь. Стоит показаться немцу, и он тебя еще на своей машине в город подкинет, — сказал, смеясь, Сухенко.

— Конечно, подкинет, и прямо в гестапо. С ними шутки плохи, — возразил Мамонец, который успел побриться, почистить одежду и уже нетерпеливо наблюдал за всеми нашими приготовлениями.

— Вы недооцениваете силу этого документа. Подпись доктора Пютца с гербовой печатью действует магически.

— Но одно маленькое подозрение, появившееся у какого-нибудь паршивого зондерфюрера, даже не подозрение, а так каприз: «Простите, мы должны кое-что проверить, это займет буквально несколько минут, пройдемте с нами в комендатуру», — и все может кончиться трагически. И только потому, что твоя шея показалась ему недостаточно чистой как для представителя арийской расы, — сказал Петр.

Через час, проверив, надежно ли прикрыты гранаты, которыми были набиты наши портфели, и, попрощавшись с товарищами, мы отправились в город. Наш путь к железнодорожной насыпи пролегал по лесу. При всей надежности документов мы предпочитали избегать встреч с немцами и оуновскими бандитами, считая, что осторожность никогда не бывает излишней. Поэтому, приближаясь к полянам, к пересечению тропинок, часто останавливались, обдумывали дальнейший свой путь и лишь тогда осторожно двигались вперед.

Мы уже порядком удалились от места нашей ночевки, как вдруг Петр остановился и, прислушиваясь, поднял руку, словно предупреждал нас. Совсем рядом загудел мотор, и из ельника выехала грузовая машина. В кабине рядом с шофером сидел гитлеровский офицер. Заметив нашу группу, он потянулся за пистолетом. В руках сидевших в кузове полицейских щелкнули предохранители винтовок. Шофер, избегая прямой встречи с нами или растерявшись, круто вывернул руль, но неудачно. Машина врезалась в толстую сосну и остановилась. Петр, шепнув мне, чтобы мы не двигались, направился к машине.

— Что случилось? — спросил он у шофера по-немецки. — Ты что, первый день за рулем? Вам повезло, господин офицер, что на нашем месте не оказались партизаны. Иначе нерешительность вашего шофера погубила бы вас. Вы на фанерный завод едете? Тогда вам надо вон по той дороге. Дальше, зато безопаснее.

— А вы кто? — поинтересовался офицер.

— Выполняем специальное задание шефа СД доктора Пютца… — Уверенность, с которой говорил Петр, кажется, не оставила у гитлеровца никаких сомнений. Он поблагодарил Петра, приказал шоферу развернуть машину.

До города было далеко, так же как было далеко до уверенности, что все неприятности на нашем сегодняшнем пути исчерпаны. Мы убедились в этом очень скоро.

Вооруженных гитлеровцев, идущих нам навстречу по полевой дороге, мы заметили издалека. Их было трое. Они тоже заметили нас и теперь быстро приближались. Повернуть обратно в лес мы уже не могли — они моментально открыли бы огонь. А на хуторах, по нашему предположению, находилось целое их подразделение, и гибели нам тогда не миновать. К тому же мы не были уверены, что это именно гитлеровские солдаты. Они могли оказаться переодетыми партизанами или оуновскими бандитами.

Приближаясь к нам, они замедлили шаг, как бы ожидая действий с нашей стороны, но не остановились. Мы разминулись. Никто из нас не оглянулся.

— Кажется, пронесло, — облегченно вздохнул Михаил Шевчук, когда мы удалились от них на приличное расстояние.

— Пронесло? — переспросил я, удивляясь, как он не заметил, что из крайней, самой ближней к нам, хаты вышли несколько солдат и офицер. — По-моему, только начинается. Вероятно, на хуторах облава. Эти точно нас задержат.

— Шагу не сбавлять, — сказал Петр, — они за нами наблюдают. Мне кажется, что и те трое остановились. Не оборачиваться! Вот это капканчик. Здорово мы попались. А? Теперь никаким боем не прорвешься. Документ бы не подвел.

— Высокомерней держитесь, холоднее, — шептал Шевчук.

— Хальт! — окликнул офицер и направился с солдатами к нам.

Мы остановились.

— Хайль Гитлер! — прокричал Петр, пружинисто выбросив вперед правую руку.

— Хайль! — послышалось в ответ. — Кто такие? — спросил офицер на ломаном польском языке.

— Выполняли особое задание шефа СД доктора Пютца, теперь возвращаемся в город, — ответил Петр на немецком.

— Прошу предъявить документы.

— Пожалуйста, — Петр извлек из внутреннего кармана мундира небольшой лист бумаги и протянул его офицеру.

Тот развернул его и быстро пробежал глазами. В левом углу документа синел продолговатый штамп управления СД. Далее сообщалось, что Болеславу Соколовскому, Петру Зданевичу и Николаю Станишевичу поручено выполнить в районе Клевани ответственное поручение. Под текстом стояла заверенная гербовой печатью подпись доктора Пютца.

Один из солдат попытался заглянуть через плечо офицера в документ, но Петр заслонил его.

— Помогите нам как можно скорее добраться в город, — попросил Петр, когда офицер протянул ему документ обратно.

— Зайдите вон в ту крайнюю хату, — он махнул рукой в сторону одинокого хутора. — Это наш штаб. Там вам помогут.

Миновав хату, у которой стояли легковой автомобиль и несколько грузовиков, мы вышли на шоссе. Мимо нас проносились машины, следующие в направлении города Ровно. Мы шли твердым шагом, будто на самом деле выполняли особое поручение доктора Пютца.

Оказавшись в Ровно, Петр отправился на южную окраину города, к своему дальнему родственнику Генриху Бытнеру. Необходимо было достать лошадей, чтобы отвезти Марию с детьми в лес.

Генрих Бытнер отвел взгляд от иконы и начал пристально разглядывать свои руки. Это все, что осталось после того, как дом был сожжен бандитами. А у него голодные дети, больная жена! Только эти вот усталые руки да пара лошадей! У пресвятой Марии холодный и безразличный взгляд!.. Случись что с лошадьми — что будет с его детьми!

— Я возмещу убытки, — сказал Петр.

— А жена что скажет? «У тебя дети от голода пухнут. Твои родные дети, а ты, такой добренький, чужим решил помогать?» Она наверняка это скажет и расплачется. И еще добавит: «Вот, смотрите, какой у вас отец!» А что мне ответить на это?

Петр чувствовал себя неловко. Он не имел права требовать у Бытнера лошадей. Он мог только просить. И все равно это было похоже на то, что он отнимал кусок хлеба у чужих голодающих детей, чтобы отдать его своим. Он бы и не пришел к Бытнеру, но положение Марии становилось критическим.

Час тому назад Петр встретил Эмилию. В глазах испуг, слезы. Она схватила его руку и умоляюще сказала:

— Петрик, прошу тебя, забери Марию. Мы все погибнем. Они что-то узнали. К нам сегодня три раза незнакомый человек приходил, я не открывала. У меня тоже дети. — Она готова была разрыдаться.

Петр взял ее под руку и, прохаживаясь с ней по улице, обо всем расспросил. Оказывается, утром к ним во двор заходил какой-то человек. Называл приметы Марии и расспрашивал соседей, не знают ли такую женщину или ее родственников.

— А соседям известно, что ты ее сестра?

— Что ты? Никто не знает этого. Они три раза приходили. Я не открывала. Мы с детьми в комнате закрылись, молила бога, чтобы малыши не заплакали.

Расставаясь с Эмилией, Петр попросил ее помочь Марии подготовиться в дорогу.

Теперь он сидел у Бытнера, ожидая ответа. Бытнер молчал.

— Ну, я пошел, Генрих. У каждого теперь своя правда и каждый судит по-своему. — Петр направился к двери. Он уже открыл ее, когда Бытнер крикнул:

— Петрик, бери их! Дня через два вернешь. За это время мы не помрем.

Сани стояли во дворе, озябшие лошади били копытами. И Мария решилась. Эмилия и Петр усадили ее, подали новорожденного. Сани тронулись с места. Петр направился на окраину, куда Иван Приходько должен был прибыть вместе со своей женой Соней.

За городом было холоднее. Ветер бил снегом в лицо, и Петр повернул лошадей на обочину дороги. Хутора исчезли за снеговой завесой. Ехать становилось все труднее. Мария прижимала к себе одной рукой Владзю, на другой держала маленького. Проехав село Бронники и поднявшись на гору, сани свернули с шоссе на заснеженную, пролегавшую через Грабовские хутора дорогу. Миновать еще железнодорожное полотно, а там уже лес.

— Стой! — послышался вдруг окрик. Петр увидел несколько фигур, приближавшихся к саням.

— Оуновцы! — шепнул он Ивану Приходько.

— Кто такие? Документы! — потребовал тот, который подошел первым.

— Из одного леса хлопцы. А документ, вот вам и документ, — Петр протянул ему пистолет. — Самый надежный. На любую власть. Он засмеялся: — Давай, Иван, трогай. Хлопцы, видно, свои. Партизан там не встречали? — и махнул рукой в сторону леса.

Местный говор Петра, видимо, успокоил бандитов.

— А куда это вы собрались в такую погоду с бабами да детьми?

— К теще Новый год встречать! — отшутился Петр.

— Да не спешите, а то баб перевернете…

Они еще что-то кричали, но ветер заглушил их слова.

Переправившись через железную дорогу, группа Мамонца очутилась в Клеванском лесу.

— А здесь намного теплее, чем там… — повеселевшим голосом сказала Мария.

— Ветра нет, тишина, — оглянувшись вокруг, добавила Соня. — Господи, скорее бы добраться до своих…

Они еще долго петляли по лесам в поисках «зеленой почты». От нее зависела их дальнейшая судьба. Женщины молчали, надеясь, что скоро, совсем скоро закончатся их муки и страхи.

Петру показалось, что вот то самое дерево, где разведчики оставили записку, — пункт бесконтактной связи. Он разгребал снег, листву. Нет, ошибся… И снова начинал поиски.

Женщины ожидали в напряженном молчании. Еще одно дерево… Нет, не оно… Наконец, у самых корней сосны он отыскал дупло. В нем лежал маленький коробок с запиской.

«Мы находимся в двух километрах», — прочел Петр. Это означало, что надо ждать.

Петр, написав ответ, в котором сообщал о своем прибытии с женщинами и детьми в лес, возвратился на прежнее место, где его с нетерпением ждали Мария, Соня и Иван.

— Мы к ночи успеем добраться до лагеря, как ты думаешь, Ваня? — услышал он Сонин голос.

— Должны успеть… — неопределенно ответил Иван и вопросительно посмотрел на подошедшего Петра. — Ну, как? Нашел почту?

— Да, почту-то нашел. Только… — Петр никак не мог решиться сказать, что он узнал. — Только придется нам заночевать здесь, в лесу…

Наступило молчание.

— А дети? — упавшим голосом произнесла Мария. — Они же не выдержат холода. На погибель мы их сюда привезли! Сами спасаемся, а детей губим!

Соня тихо заплакала. Иван что-то сказал невнятно и замолчал, безнадежно поглядывая то на свою жену, то на Марию, то на Петра.

Петр понял: если что-нибудь случится с ними, виноват во всем будет он. Постояв молча еще с минуту, он круто повернулся и пошел в гущу леса. Пока совсем не стемнело, хотел найти укрытие от ветра и снега.

Когда Петр возвратился, женщины уже успокоились. Иван ходил, постукивая ногой об ногу, иногда останавливался, прислушивался. С наступлением вечера мороз стал крепчать.

— Что будем делать? — спросил Иван. — Давай устраиваться на ночлег.

— Только не здесь. Я нашел густой соснячок, там и заночуем. Веди лошадей за мной, — скомандовал Петр.

Все молча двинулись за Петром по проторенной им в снегу тропинке.

— Вот здесь, — остановившись на тихой маленькой полянке, сказал Петр. — Здесь и устроим наш ночлег.

Мужчины разгребли снег, наносили хворосту, расстелили его ровным толстым слоем, сверху положили солому из саней. Сняв с себя теплые полушубки, укрыли ими жен и детей. По очереди несли охрану.

Длинной как никогда казалась эта ночь. Когда наконец начало светать, разожгли небольшой костер. Кипяток немного согрел промерзших за ночь людей, но их мучила неопределенность, страх за детей. Хозяев маяка все еще не было. И никто не знал, когда они придут. Оставалось одно — ждать.

Так прошел день. Казалось, этому ожиданию не будет конца. Снова наступили сумерки. Приближалась ночь. Новогодняя ночь 1944 года.

Продукты, взятые из города, закончились. У Приходько остался еще небольшой кусочек хлеба. Женщины время от времени плакали, как могли, утешали детей.

Иван в создавшейся ситуации обвинял Петра: он не имел права везти их в лес, заранее не подготовив встречу с партизанами.

Петр чувствовал, что Иван расстроен: он не смотрел на него, отводил глаза в сторону. Каждый искал выход из сложившейся ситуации и не мог найти. Петра беспокоило молчание товарища. Иван доверил ему своих детей и жену. Если с ними что-нибудь случится, он не простит… Никто его не простит… Мамонец думал об этом, рассматривая свой пистолет, и вдруг обратился к Ивану:

— Странно, сколько ношу этот пистолет, первый раз обратил внимание на номер. Что-то уж очень велик. Я еще таких не встречал. Не врет ли заводской номер? А у тебя какой, интересно?

Иван поглядел на Петра удивленно — нашел, мол, время заниматься исследованием, и равнодушно извлек свой пистолет, назвал номер.

— Нет, брат, ты что-то путаешь. Немецкое короткоствольное оружие вообще таких номеров не имеет…

— На посмотри, — сказал Иван и протянул ему свой пистолет, — посмотри сам, если не веришь…

Петр взял пистолет и, рассмотрев номер, положил его в свой карман:

— Пусть он пока у меня побудет. Поверь, так лучше.

— Да ты что? — возмутился Иван. — Мы все в опасности…

— Мы все в опасности, и у всех нервы на пределе. Ты извини, Ваня, может, я и неправ, но мне кажется, что лучше, если он побудет у меня…

— Ты мне не доверяешь?! — рассвирепел Приходько.

Петр молчал. Его сейчас беспокоило другое. Что могло случиться? Может, отряд разгромлен или перешел на другое место? Впрочем, записка была написана совсем недавно. И все же мучило сомнение, придет кто-либо еще на маяк или ожидать бесполезно. Вторые сутки они здесь, дети мерзнут, есть нечего…

Он бродил по лесу, терзаемый невеселыми думами. Что-то нужно было предпринимать. Не погибать же им здесь от голода и холода!.. И он, выхватив пистолет, три раза выстрелил в воздух. Прильнул к старому дубу, прислушался. Эхо покатилось лесом, отозвалось вдали, замолчало.

— Что случилось? Зачем он стреляет? — всполошилась Мария.

— Своих вызывает, — угрюмо объяснил Иван. — Возможно, кто-нибудь из разведчиков неподалеку находится. Обождем…

В лесу снова воцарилась тишина.

— Я беспокоюсь за маяк, — сказал Георгий Трехлебов своему спутнику Сергею Шишмареву. — Нас, наверное, там уже ожидают. Надо спешить.

Они шли быстрым шагом. Полы зимнего темно-серого пальто Трехлебова, вылинявшего и явно великоватого, развевались на ветру. Из под них выглядывали отечественный автомат, пистолетная кобура, две гранаты, запасной автоматный диск и фляга.

Начальник запасных маяков Григорий Трехлебов был по-военному подтянут, требователен и строг. Уже с лета 1943 года он с небольшой группой обеспечивал запасные маяки отряда «Победители» вблизи Суска, на подступах к городу Ровно. А с конца декабря в его распоряжение перешел и Оржевский маяк. Благодаря его группе действовала почта отряда, поступали новые сведения в отряд или указания от командования в город. Маленькие тайнички в дупле дерева, в пеньке или в муравейнике хранили указания, новую информацию, которую подпольщики доставляли из города в Цуманский лес.

В любое время суток «почтари» безошибочно попадали в условленные места бесконтактной связи, извлекали из укрытий стеклянные баночки, спичечные коробки, сверточки, пакетики, бережно вскрывали их. При надобности писали ответ. И так от пункта к пункту бесконтактной связи, в дождь, в непогоду, днем и ночью, зимой и летом. Сколько сил, времени, риска, умения надо было, чтобы почта работала бесперебойно. От ее работы иногда зависела жизнь не только одного разведчика, но и целого подполья в городе.

Вот и сейчас Григорий Трехлебов и Сергей Шишмарев делали очередной обход почтовых точек.

— Ты прав, Григорий, — согласился с Трехлебовым Шишмарев. — Я тоже переживаю, ведь третьи сутки, как мы оставили маяк. Люди наверняка уже прибыли и ожидают.

Трехлебов показывал на небо, затянутое снеговыми тучами. Как некстати выпал снег! На нем отпечатываются их следы и четко просматриваются фигуры. Зима надолго обосновалась в этих краях. Теперь будь начеку, ведь на снегу каждый становится мишенью.

Не дружили с зимой партизаны: снег выдавал их врагу. Не то, что летняя пора, — она и замаскирует, и спрячет.

Лес кончился. Впереди — открытое поле, за ним луг, вдоль которого извивалась небольшая речушка Стуболка. На ветру шелестел сухой камыш.

— Ну что, зайдем на хутор, подождем до темноты, а потом переправимся?

— Не стоит, не дай бог заметят, всем на хуторе тогда несдобровать, — возразил Сергей.

— В таком случае давай свернем в заросли, — предложил Григорий, — там и обождем.

Они уселись на сваленной осине, так чтобы нельзя было заметить их со стороны дороги, и закурили. А как только сумерки сгустились, напрямик через поле пошли к Стуболке, к тому месту, где находилась переправа разведчиков.

Очутившись на берегу речки, они в потемках осмотрели камыши, торчавшие над водой. У берегов воду прихватил нетолстый, шершавый лед, но середина речки еще была открытой.

— Сергей, туго нам придется! — озабоченно проговорил Трехлебов. — Кладка обледенела, а перил нет!

— Ничего, переправимся! — уверенно ответил Шишмарев, взмахнув бесшабашно руками.

— Тебе-то что, я знаю, — продолжал Григорий, — а вот мне… Верхолаз я плохой. Да и раны на ноге беспокоят…

— А что делать? Ведь мешкать нельзя. Нас там ждут не дождутся…

— Понимаю. Поэтому давай я первым попытаюсь, — и, не колеблясь, он уверенно шагнул вперед, прямо по обледеневшим жердям.

Но случилось то, чего они оба боялись. Не дойдя нескольких шагов до берега, Григорий поскользнулся и свалился в студеную воду. На секунду он скрылся под водой, но вскоре, отчаянно барахтаясь, всплыл на поверхность. Течение упорно уносило его от берега.

— Хватайся, Григорий! — Сергей протянул товарищу длинную палку. Тот поймал ее конец и выбрался на берег.

— Черт побери, как не повезло, — возмущался Трехлебов. — А ведь могло быть и хуже. К счастью, не выпустил автомат, а то попробуй найди его там… Придется задержаться на хуторе, пока обсушусь.

— Ты быстрее беги, а то совсем окостенеешь, — посоветовал Сергей.

— Куда пойдем? — спросил Трехлебов.

— На хутор, к Мельнику, — решил Сергей. — Он посоветует, что делать дальше.

Напрямик, через поле, они направились к хутору, стоявшему под лесом чуть в стороне от дороги. Огромный пес бросился им навстречу, будя лаем тишину декабрьской ночи.

— Дунай! Сюда! Дунай! — вполголоса позвали партизаны.

Почуяв знакомых, пес радостно заскулил и, виляя хвостом, приблизился к ним.

Покручивая богатырские усы, хозяин хутора Иван Мельник уже поджидал гостей у ворот.

— Ну, как же это у вас получилось? — сочувственно воскликнул он, увидев совсем уже обледеневшего Григория. — Скорее в хату! Переоденем… Ведь вам, надеюсь, некогда?

— Угадали, Иван Ильич, — повеселевшим голосом отозвался Григорий. — Мы очень спешим…

— Я так и знал. Сейчас все устроим, не беспокойтесь, — и быстро направился в коморку.

Иван Ильич проводил партизан к речке, помог им переправиться на другой берег и возвращался на хутор. Под ногами скрипел снег. Дунай, бежавший впереди, вдруг прыгнул в сторону и, громко лая, ожесточенно набросился на кого-то. В темноте невозможно было разобрать, кто это так рассердил пса — человек или зверь. Раздался выстрел. Дунай жалобно заскулил и отскочил к хозяину.

— Кто стреляет? Собака ведь и есть для того, чтобы лаяла… — громко спросил Иван Ильич, замедлив шаг.

— Ничего, старик, мы это так, для первого знакомства, чтобы и собака знала, какое время неспокойное, — из темноты навстречу Мельнику шагнул незнакомец.

Следом за ним плотной черной группой надвигались еще человек десять. Все вооруженны. «Оуновские бандиты, — подумал Мельник. — Хорошо, что наши успели уйти…»

— Нам бы поесть да по стаканчику самогона, — твердым голосом проговорил тот, который шел первым, наверное, старший. — Как, хозяин, угостишь?

— Поесть найду, а самогона нету, — ответил Мельник. Попробуй сказать, что и поесть нету — сами найдут, да еще и изобьют.

— Отлично! Идемте в хату! — махнул рукой незнакомец. — А вы, — обратился к бандитам, — в разведку в соседнее село и без шнапса не возвращайтесь!

«Господи, какое ужасное время наступило, — думал Мельник. — Бандиты придут — требуют, немцы приходят — грабят. Когда же это кончится?..»

Шли вторые сутки, а хозяина маяка все еще не было.

Возвращаться в город нельзя, думал Мамонец. Надо что-то предпринимать. С кем посоветоваться? Вдруг ему показалось, что в лесной чаще что-то мелькнуло. Притаился за сосной. Почудилось или в самом деле живая душа? Он настороженно всматривался в заросли.

— Нет, не почудилось! — тихо промолвил Мамонец.

Между кустов орешника, осторожно раздвигая ветки пробирались двое. Радостно затрепетало сердце. Но кто они? Свои или чужие? А вдруг бандиты?..

Люди шли по тропинке, которая вела прямо к маяку. Петр боялся даже в мыслях допустить, что это чужие, но все же притаился, приготовил пистолет. «Свои!» — понял наконец и вышел навстречу.

Увидев человека, внезапно вышедшего из-за дерева, те вскинули автоматы.

— Я свой! Мамонец! — громким окликом остановил их Петр. — Детей и женщин привез.

Григорий Трехлебов и Сергей Шишмарев знакомились с женщинами, рассматривали закутанных детей. Петр подошел к Ивану Приходько. Протянув ему пистолет, тихо заговорил:

— Извини, Ваня, хотел как лучше. Сам должен понимать.

Иван с некоторой обидой взглянул на Петра, молча сунул пистолет в карман пиджака и подошел к детям и жене…

После коротких сборов мужчины взяли на руки детишек, женщины прихватили узелки, и все двинулись дальше. Навстречу жизни…