На грани смерти

23

Шла весна 1944 года. Ожесточенно сопротивляющийся враг, смертельно раненный под Сталинградом и на Курской дуге, отступал. Советские войска форсировали Днепр, Десну, Припять, освободили Киев, а затем Житомир, Новоград-Волынский вступили на земли западных областей Украины.

Фронт приближался к Луцку — докатывались его далекие отголоски, глухие орудийные раскаты. Из города бежали те, кто боялся гнева народного. В спешке, собирая и увозя награбленное, оставляли они Луцк. Наступало время расплаты.

С приближением фронта Варфоломей все больше думал о том, что предпринять для безопасности семьи. Ведь скоро в городе могут развернуться уличные бои, да и оуновские бандиты вряд ли оставят людей в покое.

Он все чаще думал об оружии, спрятанном на огороде возле села Горка-Полонка. Оно теперь ему необходимо было в доме. К нему приходили незнакомые люди, сначала предлагали уйти в оуновскую банду, а когда он отказался, начали угрожать, что расправятся не только с ним, но и со всей его семьей. Напоминали о судьбе Николая Мамонца. Оуновцам не по вкусу пришелся его нейтралитет, они требовали активного участия в их злодеяниях.

Вчера поздно вечером заявился к нему незнакомый тип. Он принес приказ перейти на нелегальное положение и отправиться в действующую сотню УПА.

— Ведем бои не на жизнь, а на смерть, — сказал он. — Нам нужны врачи…

Варфоломей не дал ему договорить:

— Я фельдшер…

— Ничего. Фельдшер тоже медик.

— Я никому не хочу помогать. У меня двое маленьких детей, которым еще нужен отец. — Варфоломей говорил твердо и решительно. — Я этой войны не начинал и никому помогать в ней не собираюсь. И прошу раз и навсегда оставить меня в покое.

— Так ли? Никому не помогал? А скажи, хозяин, где сейчас братья твоей жены? А? Только не говори, что не знаешь.

— Я действительно не знаю. Они ведь не живут с нами…

«Где Ровно, а где Луцк, а им и это известно», — подумал он, и что-то дрогнуло внутри.

Незнакомец криво усмехнулся.

— Значит, не хочешь нам помогать? Ну, ладно… Как знаешь… Смотри, как бы потом не пожалел. Только поздно будет… — и с этими словами ушел.

Варфоломей вспоминал этот разговор, вспомнил и то, что слышал о кровавых расправах оуновцев, и все чаще подумывал об оружии. Только оно могло теперь защитить его и его семью. Надо было срочно привезти его.

Но время шло, и никто больше не тревожил Варфоломея. Он начал забывать об угрозах. Но мысль об оружии его не покидала.

Как-то утром он встал раньше обычного, запряг гнедую лошаденку и предупредил Пашуню, что ненадолго едет за город. Она ничего не знала об оружии, а значит, и о цели его поездки.

Володя, увидев, что отец собирается в дорогу, стал и сам собираться. Он считал себя помощником отца, поэтому мужские обязанности в равной степени должны были лечь и на него.

— Володя останется дома, — сказала Пашуня мужу. — Поедешь сам…

Мальчик укоризненно посмотрел на мать.

— Мы только сена наберем и обратно. Володя мне поможет, — заступился за сына Варфоломей и весело подмигнул ему. Мол, уговорим, собирайся!

Пашуня хотела возразить, что сейчас опасно и что она будет волноваться, но почему-то промолчала. Володя, приняв ее молчание за согласие, прыгнул в сани, и лошадь бодрым шагом пошла со двора.

Утро было ясное, со сверкающим снегом. Холодное солнце скользило по снежным заносам. Даль просматривалась как бы сквозь голубоватое мутное стекло. Снег скрипел под полозьями. Гнедая бежала лихо, из ее ноздрей валил пар…

Такого прекрасного утра давно не было. Володя зажмурился. А когда открыл глаза, сани уже свернули с главной дороги на проселочную, на которой вдали кто-то неподвижно стоял.

Петр Мамонец, Ядзя и я возвращались из-под Львова на Волынь. На привале вспомнили о друзьях, о тех, кто помогал нам в Луцке и Ровно. Вспомнили о семье Варфоломея Баранчука. Впереди нас ожидала встреча с этими верными друзьями, уже на освобожденной земле.

Ядзя не поддерживала нашего разговора. Она угрюмо молчала и только под конец сказала:

— Мне приснился сон: Пашуня во всем черном, на плечи черная шаль накинута. Плохой сон… — она покачала головой. — Как бы с ними чего-нибудь не приключилось.

— Подумаешь, сон, — беспечно возразил Петр. — Мало ли что может присниться. Я в сны не верю.

— И я не верю, — сказала Ядзя, — но этот сон предупреждающий. Перед гибелью Николая я его видела так же, как сейчас Пашуню. Матери сказала, она только отмахнулась…

— Ладно, Ядзя. Не будем сейчас об этом, — перебил ее я. — Ну, подумай, что может сейчас с ними случиться? Луцк вот-вот наши освободят. Кто их тронет? Всю войну не трогали, а теперь тем более.

— Но у меня все равно на душе тяжело. Что я с собой могу поделать? Какое-то предчувствие…

Лошаденка бодро продолжала свой бег, приближая путников к человеку, стоявшему неподвижно посредине дороги.

— Папа, чего он стоит? — спросил Володя, не отрывая от человека взгляда.

— Мало ли кто стоит. Вот подъедем и узнаем, — ответил Варфоломей как можно беззаботнее, но сердце его застучало учащенно. Он только сейчас вспомнил об угрозе оуновцев.

Человек стоял не двигаясь. Теперь было ясно: он поджидает их.

— Стой! — крикнул незнакомец и схватил лошадь за удила. — Стой, говорю!

— Что тебе нужно? — спросил Варфоломей спокойно, сдерживая волнение в голосе.

— Не спеши! Увидишь! — человек вскочил в санки и добавил грубо: — Давай в Горку-Полонку! Ну, живо! Чего уставился, красная рожа!

Варфоломей узнал его. Это был учитель, два года тому назад исчезнувший бесследно из села Гончаровки.

Встреча не случайная. Значит, они помнили о нем все это время. Помнили, следили и выжидали, подыскивая удобный случай.

«Если бы не Вова, — думал Варфоломей, — все было бы намного легче. Теперь надо спасать его».

С мыслью, что надо спасать Володю и как можно скорее, пока они не доехали до Горки-Полонки, он кинулся на учителя, сшиб его с санок на придорожный снег. Между ними завязалась борьба.

Варфоломей старался подмять учителя под себя. Наконец ему это удалось. Он ожесточенно вцепился замерзшими руками в горло бандита, но тут раздался выстрел. Тело Варфоломея обмякло.

— Володя, сынок, беги, — прохрипел он.

Мальчик вне себя от страха бросился бежать прочь. Бежал по полю, падал, подымался. Сзади раздавались выстрелы, но неимоверная сила гнала его вперед…

— Стой, гаденыш! Стой! — С каждым шагом крики все приближались.

Володя оглянулся. Его уже догоняли. Он начал петлять, чтобы оторваться от своего преследователя.

— Стой, говорю тебе! А то пристрелю! — последние слова раздались совсем над ухом. Мальчик почувствовал сильный удар и без сознания рухнул на снег.