На грани возможного

Глава 26

Квинн

День сто девятый

— Бабушка, — позвала Квинн

Молли сделала вид, что не слышит.

Квинн знала, что она ее прекрасно расслышала.

— Бабушка.

Молли наклонилась и полила здоровые зеленые листья мангольда, растущие из почвы в пластиковом пакете для продуктов. С одной стороны — ее всегдашний «Моссберг», с другой — трость.

— Когда погода окончательно изменится, их уже можно будет пересаживать.

— Бабушка…

— Как у тебя обстоят дела со средствами женской гигиены?

Вопрос настолько неожиданный, что Квинн просто посмотрела на нее.

— Прокладки? Тампоны?

— Да, бабушка, я в курсе. У меня есть несколько штук из магазина, купленных после Коллапса. Как только они закончатся, я возьму менструальную чашу, как ты мне говорила. И эти моющиеся, многоразовые впитывающие салфетки.

Бабушка кивнула сама себе.

— Хорошо, хорошо. А противозачаточные?

Квинн вздрогнула.

— Что?

Бабушка бросила на нее взгляд и вздернула свои сросшиеся брови.

— Может, я и верующая женщина, но не слепая и не слабоумная. Девочки порой попадают в неприятности, и мне трудно что-либо сказать, чтобы их остановить. Так что…

Квинн зашипела, ее лицо пылало.

— Я не…!

— Я видела, как этот Маршалл смотрит на тебя. Думаю, пройдет не так много времени, прежде чем ты заметишь и начнешь смотреть в ответ.

— Джонас не…

— Ты больше не можешь просто сбегать в аптеку и купить противозачаточные таблетки.

— Я прекрасно знаю об этом.

— Я приготовила для тебя кое-что в подвале. Спермицид, презервативы. Правда, их хватит не больше, чем на год или два.

В ужасе от слов, вылетевших из бабушкиного рта, Квинн уставилась на нее.

— Нет безопасных травяных альтернатив. Некоторые природные методы профилактики обладают малой эффективностью…

Квинн зажала уши ладонями.

— Ля, ля, ля. Я тебя не слышу!

Бабушка заговорила громче.

— Радуйся, что я подумала заранее и запаслась этим для тебя. Иначе тебе пришлось бы делать презервативы из свиных кишок.

Квинн чуть не грохнулась прямо там.

— Бабуля!

Молли пожала плечами.

— Что? Кровь и кишки тебя не трогают, а пестики тычинки — да?

Лицо Квинн полыхало. Ей хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

— Я не собираюсь заниматься такими вещами. Ясно? Очень, очень долго.

Внезапно бабушка стала серьезной.

— Сейчас не время для того, чтобы приводить в этот мир ребенка. В странах Африки к югу от Сахары смертность среди женщин во время родов составляет один к шестнадцати. Это почти семь процентов всех беременных женщин. Ты слышишь меня? Вот где мы сейчас находимся. Никаких дородовых витаминов и осмотров. Никаких УЗИ. Никаких кесаревых сечений.

— Ханна…

— Ханна чуть не умерла от преэклампсии!

Квинн отвесила челюсть. Упрямая, хамская часть ее души хотела спорить просто для того, чтобы спорить, но она подавила свое раздражение.

— У меня нет намерения…

Бабушкино морщинистое лицо ожесточилось.

— Ты не всегда выбираешь, девочка.

От досады Квинн захлопнула рот. Она прекрасно понимала, что имела в виду бабушка.

Она подумала об ужасных историях из Иллинойса; Синдикат захватывал лагеря Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям и маленькие городки, крал и продавал девушек и женщин. Ее желудок скрутило.

Бабушка указала на нее своими садовыми перчатками.

— Вы, молодые люди, думаете, что вы непобедимы. Это не так. Вы сделаны из мяса и костей, как и все существа на этой проклятой земле. Ты не особенная. Ты можешь умереть, как и любой другой человек.

Квинн потрогала рану на губе. Эвелин наложила на нее швы — болезненно, без анестезии, — и после этого остался неровный шрам.

Воспоминания о той ночи нахлынули снова. Боль. Страх.

— Я знаю, бабушка. Поверь мне я знаю.

— Просто проверяю.

Квинн глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

— Я была глупой. Это я тоже понимаю. Именно об этом я и хотела сказать. Врать тебе неправильно. Я с этим покончила. Я буду осторожна. Я буду умной. Так вы с дедушкой меня воспитали.

Острые глаза бабушки смягчились.

— Вопреки распространенному мнению, я не буду рядом вечно. Я должна быть уверена, что ты знаешь, что делаешь. Нельзя, чтобы ты носилась по округе, позоря доброе имя Дингов.

— Я бы хотела, чтобы ты не твердила об этом! — пробормотала Квинн.

— Это правда. Все умирают. Никто не может смотреть на это иначе, кроме как открыто.

— Это не значит, что ты должна говорить об этом вот так.

Бабушка пожала плечами.

— Я не боюсь смерти. Я знаю, куда направляюсь. Моя жизнь в руках Господа. И твоя тоже.

Некоторое время они работали в комфортной тишине. Воздух оставался неподвижным, солнце почти не грело. На деревьях щебетали птицы. Коза фыркала и ела траву, колокольчик на ее ошейнике звенел.

Валькирия охотилась вдоль кромки деревьев, преследуя ничего не подозревающего бурундука. Тор и Локи спали на крыльце. Тор был уже не таким толстым, как раньше, но все еще пушистым, с густым рыжим мехом.

Бабушка предлагала им объедки со стола, но кошки привередничали. Локи умел охотиться, хотя и был ленив. Валькирия, казалось, поддерживала жизнь всех пяти кошек с помощью мышей, белок и случайных птиц, которых она ежедневно подбрасывала на заднее крыльцо. Она не позволяла грызунам заселять сады или забираться в подвальные запасы.

Наполнитель для кошачьего туалета давно закончился, но кошки могли выходить на улицу. Следующая зима принесет новые проблемы, но пока им не нужно об этом думать.

— Ты не рисуешь, — вдруг сказала бабушка.

Квинн продолжала работать, ничего не говоря.

— Почему нет?

Ее дыхание сбилось.

— Нет времени.

— И все?

Она не могла лгать бабушке, поэтому молчала.

— Я думаю о тех красках, которые купил тебе дедушка. Как много ты вложила во фрески в своей комнате.

Желудок Квинн подпрыгнул. Бабушка никогда не интересовалась этими вещами. Или не замечала.

— Тебе стоит вернуться к рисованию, вот и все, что я хочу сказать.

Угольные портреты Ноа и малышки Шарлотты так и лежали на комоде в полузаконченном виде. Квинн ничего не рисовала с тех пор, как умер Ноа. Ей не хотелось. Как будто что-то внутри нее сморщилось и умерло. Даже сейчас, после всего, она не знала, как вернуть это.

Она закончила поливать ряд и перешла к последнему. Лейка почти опустела.

— Есть дела поважнее.

— Важное — понятие относительное. Другие вещи тоже важны. — Бабушкин рот работал, ее морщинистые брови нахмурились, словно она хотела сказать что-то еще, но не могла вымолвить нужные слова.

Бабушка колебалась.

Квинн ждала.

Молли внимательно смотрела на Квинн из-под широкополой шляпы, ее водянисто-голубые глаза оставались такими же острыми и проницательными, как всегда.

— Мир по-прежнему нуждается в прекрасных вещах, — произнесла она хрипло, словно разговор о чем-либо, даже намекающем на сентиментальность, вызывал у нее удушье. — На каждую тысячу людей, которые убивают и разрушают, приходится один, достаточно одаренный, чтобы творить, создавать что-то из ничего.

Квинн уставилась на нее, слишком ошеломленная, чтобы что-то сказать.

Молли сняла перчатки, потерла руки о бедра, затем вздохнула.

— Подумай об этом. Это все, что я хочу сказать.

— Хорошо, бабушка, — согласилась Квинн. Она хотела бы добавить: «Я люблю тебя, не оставляй меня». — Я подумаю об этом.