На окраине мира

Глава 17

Стрегон на какое-то время просто окаменел, машинально воссоздавая в уме случившееся. Некстати вспомнил, что пацан недавно обмолвился, будто действительно хотел ополоснуться после трудной ночи. Зная эти места, как собственный двор, он безошибочно отыскал бурную речку (которая, кстати, на картах почему-то не указана!), спокойно разделся, отмылся, пока Курш отправился на охоту. Прилег на травку, дожидаясь приятеля и наслаждаясь заслуженным отдыхом... да... вот тут, похоже, это и было: та вмятина слишком похожа на отпечаток босой ноги, а земля еще сырая от его мокрой одежды. Какое-то время малыш сладко дремал, не зная о крадущемся за ним по пятам медведе, а потом... потом у него просто не осталось шансов: бросок косолапого бывает настолько стремительным, что даже чуткий олень не успевает увернуться. Когда надо, медведь может быть очень быстрым. А этот, хоть и здоровый, как лось, ничуть не уступил бы в скорости беговому скакуну. По крайней мере, на короткой дистанции.

Что случилось потом, догадаться нетрудно: заслышав бешеный рев, Белик сразу вскочил, глухо чертыхаясь и хватаясь за нож. Наверняка какое-то время уворачивался, потому что действительно был довольно ловким и гибким. Может, даже сумел ранить массивного зверя, но справиться с ним было бы не под силу даже древним героям красивых сказок - у самого обрыва мальчишку все-таки зажали в угол, толкнули, заставив оступиться. Наконец, уверенно хватанули челюстями... не зря там так много крови... а потом медведь тоже не удержался, и они вместе рухнули в бурную протоку, увлекаемые сильным течением и несущиеся прямиком на острые скалы.

Нет-нет-нет, только не так! Не сейчас! Не с ним!!

Стрегон сжал челюсти и бегом помчался вдоль берега, до рези в глазах высматривая на воде знакомую вихрастую голову. Напряженно прислушиваясь и стараясь уловить даже слабый стон. Ведь чем Торк не шутит? Вдруг еще жив? Вдруг отнесло его подальше, хотя, конечно, мало шансов, что медведь выпустил свою добычу... но все-таки... вдруг еще дышит? У него там чудесный "нектар" в мешке остался, у нас с собой тоже немало полезных мазей припасено... травки, корешки редкие... выходим, вылечим, поднимем на ноги... или заказчика попросим помочь: тот наверняка сумеет задержать маленького проказника на этом свете, вопреки воле Ледяной Богини. Только бы был жив... только бы не захлебнулся и кровью не истек... только бы...

Стрегон вихрем промчался по краю обрыва, пару раз едва не сорвавшись в воду. Настороженно оглядел один берег, другой (вдруг переплыли?!), но мокрых следов нигде не нашел. Затем ринулся ниже по течению, приближаясь к бурным порогам, издалека заприметил на той стороне какую-то плотную массу, зацепившуюся за острые каменные грани. С колотящимся сердцем метнулся туда и... как раз успел увидеть, как с обрыва, в потоке воды и разноцветных брызг, раскинув руки, как крылья, медленно падает хрупкая, хорошо узнаваемая фигурка.

- Белик! - Стрегон тихо застонал, когда мальчишка кувыркнулся в воздухе и сломанной куклой рухнул прямиком в бушующий водопад. Оттуда донесся тихий вскрик, заглушенный ревом воды, промелькнули светлые полотняные одежды, заляпанные на груди бурыми пятнами. Затем пацана снова развернуло в полете, и он с размаху ударился о камни внизу, мгновенно пропав в бурлящем водовороте.

Стрегон на мгновение зажмурился.

- Господи...

Все плохо. Глупо. Нелепо. Все дико неправильно и совершенно невероятно. Потратить несколько недель на поиски, с трудом отыскать эту ниточку, терпеть всю дорогу насмешки и издевательства, кусать губы, смириться с неизбежным. Так странно столкнуться, смириться и теперь потерять этого ненормального, загадочного, совершенно непредсказуемого пацана?!

Какое-то время он стоял неподвижно, пережидая глухое отчаяние. Затем глубоко вздохнул, до боли прикусил губу и, кинув последний взгляд вниз, где из пенных волн медленно выплывало распластанное на воде тело, пошел искать подходящий спуск.

Что ж, ничего не поделаешь. Но хотя бы похоронить по-хорошему надо. По-человечески, хоть и крови он нам попортил немало. Жаль, что так вышло. Жаль, что не получилось с ним поговорить, но... видно, судьба. Похоже, все-таки плохо учил Ходок своего малыша выживать в этих суровых местах. Зря отправил его одного. И зря доверил его хрупкую жизнь шестерым опытным, бывалым ветеранам, которые не сумели ее сохранить. Зря... все было зря.

Стрегон потратил почти полчаса, чтобы обойти водопад и отыскать для спуска приемлемую тропку. Неторопливо слез, цепляясь за жесткую траву и торчащие на склоне камни. Еще какое-то время ушло на то, чтобы найти проход к реке. С трудом его отыскав, полуэльф немного поколебался, но та другую сторону решил перебраться немного дальше, где река поспокойнее и посмирнее. И лишь тогда, когда отыщет тело. Спешить ему теперь незачем: с такой высоты да с теми ранами, что оставил медведь, нечего надеяться на какие-то шансы для пацана. Косолапого он тоже не опасался: его явно швырнуло на камни еще раньше, чем Белика, поскольку наверху его туши нигде не виднелось, а на тот берег зверь точно не выходил. Значит, кувырнулся с обрыва вместе с мальчишкой и вряд ли еще когда сможет безнаказанно нападать на беззащитных детей.

Наемник тяжело вздохнул, со странным чувством покосившись на уютно утроившийся в ладони меч, но тут же отвел взгляд: серебристая рукоять неожиданно стала жечь руку, словно он только что обменял ее на чужую жизнь. Неравный обмен. Тоже - неправильный, как весь этот лес, вся эта нелепая жизнь и еще более нелепая судьба, от которой никто из нас, увы, не убежит.

Приглушенные голоса он заслышал внезапно: возле воды звуки, как ни странно, разносятся очень далеко. Так далеко, как, пожалуй, нигде больше. Сперва ему показалось, что, наконец, наниматель объявился, потому что мелодичный смех был очень похож на нежную трель эльфийского колокольчика, но потом Стрегон уловил нечто знакомое, настороженно прислушался, не веря своим ушам, а потом оторопело замер. Да нет! Не может быть!!! После чего сорвался с места, с громко колотящимся сердцем выскочил на ближайший пригорок, жадно всмотрелся в противоположный берег, где изгиб реки образовывал уютную заводь. Пару мгновений ошарашено таращился, не в силах вымолвить ни слова, а потом в каком-то изнеможении опустился прямо на землю.

- С ума сойти... но как?!

Увиденное потрясло его настолько, что Стрегон долгое время просто сидел, тупо глядя прямо перед собой. Молча следил за тем, как живой и вполне невредимый Белик деловито снует по зеленой лужайке, развешивая на ветвях полотняные штаны и рубаху, которые только что тщательно отстирал от крови. Как теплится в ямке небольшой костерок, где на толстых прутьях как раз доходит свежее мясо. Как довольно суетится под дальними деревьями расседланный Курш, с немалыми усилиями выволакивающий оттуда тяжелую медвежью тушу. Как пацан с усмешкой косится, но дает возможность другу вдоволь наиграться. Как открыто смеется, когда грамарец неловко зацепляет добычу за какой-то корень и едва не падает, тщетно пытаясь высвободить огромную медвежью лапу...

Сам Белик при этом выглядел здоровым, полным сил, бодрым и поразительно добродушным, будто и не падал какое-то время назад с обрыва. Вернее, падать-то он падал, но не потому, что не смог выплыть, а просто так, оттого, что захотелось ему просто. Да еще покувыркался в воздухе в свое удовольствие и бездумно покружился, лежа на воде, как морская звезда на песчаном дне - раскинув руки и ноги в разные стороны и отчего-то совершенно не собираясь тонуть. Кажется, с медведем все было не так, как выглядело на первый взгляд? Кажется, этот странный пацан его ранил, а не наоборот? Утащил за собой в воду намеренно, собираясь притопить? Да не просто утащил, а еще и с обрыва сбросил, чтобы не спускать вниз на собственном горбу?!

Сейчас он снова оказался на суше, снова был чистым и умытым, с еще влажной кожей и небрежно отброшенными назад мокрыми волосами. Снова надел свои темные штаны и шелковую рубаху, в которых ходил всегда. Только рукава и порчины высоко закатал, чтобы было удобно, благодаря чему Стрегон сумел рассмотреть, что загадочный рисунок, светившийся в ночи зеленоватыми узорами, на самом деле имеет не изумрудный, а сочный алый оттенок, подозрительно напоминающий свежую кровь. И в действительности не заканчивается на правом плече, а сперва дразняще выглядывает из-под ворота рубахи, затем пропадает на груди и выныривает наружу уже из-под левой штанины, истончаясь на узкой лодыжке изящной эльфийской вязью. Более того: именно сейчас стало видно, что этот странный рисунок раскрашивает хрупкое тело Белика и со спины тоже, однако почему-то охватывает не всю кожу, а только часть (правда, большую), смутно походя на накинутую сверху, богато расписанную тогу.

Но, что изумляло больше всего, на шее у мальчишки висел тонкий кожаный шнурок, который он раньше тщательно скрывал и на котором равномерно покачивался подозрительно знакомый треугольный камешек. Гладкий, тщательно отполированный, темно-серого цвета, в центре которого виднелась полуистершаяся от времени руна. Стрегон, как ни напрягал глаза, не смог ее разглядеть. Понял только, что камешек точно такой, какой по древней традиции носили все до единого Братья и какой ни один здравомыслящий человек не посмеет надеть не по праву. И это открытие, вкупе с неожиданно обнаружившимся пацаном, поразило его настолько, что он не только не пошел навстречу, выражая радость и удивление, но напротив - инстинктивно подался назад, под прикрытие зеленых зарослей, и навострил уши.

- Вот видишь, Курш, - наставительно заметила Белка, искоса поглядывая за мучениями скакуна. - Иногда надо делать какие-нибудь безумства, чтобы сбросить накопившееся напряжение.

- Гр-р! - недовольно фыркнул грамарец, наконец-то, высвободив проклятого "мишку", после чего цапнул тушу зубами и уверенно поволок к кустам.

- Знаю, знаю, что тебе не нравится, когда я рискую. Но, честное слово, иногда на меня находит какое-то помутнение. Если не вытравлю вовремя, могу сорваться и кого-нибудь зацепить. А ты же не хочешь, чтобы из-за этого пострадали люди?

- Гр-рд-р!

- Вот и я не хочу, - вздохнула она, закончив с одеждой. - Траш слишком многое мне передала, чтобы это не сказалось по жизни. Так что порой мне просто необходимо побыть одному и устроить что-то дикое. Например, сигануть головой вниз с обрыва или побороться со здешним лесным хозяином. Прости, что я убил его без тебя, но он просто не оставил мне выбора - налетел, дурак мохнатый, лапой шарахнул, да еще и пасть раззявил, будто я ему мошка какая. Вот я и... не сдержался.

Курш сердито засопел, раздирая клыками добычу, на которую рассчитывал сам, но что теперь сделаешь? Хорошо, он хоть успел ее выловить из воды, пока туша не уплыла, иначе пришлось бы устраивать еще одну охоту.

Белка, тем временем, уселась у костра, скрестив ноги и подтянув поближе мешок, вытащила подарок Крикуна, а затем бережно развернула чистые тряпицы. Со вздохом повертела в руках причудливые ножны, сделанные из мелких черных чешуек, смутно напоминающих новый доспех Стрегона. Хмыкнула при виде клейма - гномий молот на фоне семилучевой звезды. Осторожно провела пальцем вдоль изящно изогнутой гарды и, увидев возле навершия тонкий золотой ободок в виде свернувшего кольцом дракона, покачала головой.

- Ну, это лишнее. Да он еще и изумруд сюда вставил... Торк! У нас, конечно, в Роду особое отношение к драконам, но мне и одного вполне достаточно. Курш, глянь-ка! - осторожно высвободив узкий, всего в половину ладони, и длиной в две ладони клинок, она многозначительно присвистнула. - Ого! Черный аконит! Да не простой, а с какой-то примесью...

Стрегон судорожно вздохнул: подобный клинок - несусветная редкость; дико дорогая вещь и поистине королевский подарок. А ножны отлично смотрелись бы рядом с его новым доспехом, потому что оказались сделаны из чешуи того же странного змея, названия которому он еще не знал. Только здесь чешуйки были гораздо мельче, аккуратнее. Зато подобраны одна к одной - ровные, идеально повторяющие друг друга, матово поблескивающие и словно бы... закаленные?

- Ну, питон - это я понимаю, - задумчиво повертела подарок Гончая. - Даже понимаю теперь, куда исчезали в последние годы все слухи про больших змеюк... интересно, сколько это стоило Браду и нашему Крикуну? Но вот узор пока не признаю. Курш, ты видишь? Я бы сказал, что это - аконит, если бы тут не было вот этих зеленоватых прожилок. Вон идут, вдоль самой кромки, как раз за рунами Защиты и Имени. Но их, как правило, только ушастики вплетают в свои клинки, да и магии это требует ого-го какого уровня - никак не ниже Старшего Хранителя, а то и самого Владыки. Но поверить в то, чтобы Крикун пустил кого-то в свою кузню... да еще и попросил помочь... такого просто не бывает! А сами они ни в жизнь не поделятся секретом! Надо будет потом узнать у нашего ворчуна, кого из остроухих и сколько времени он страшно пытал, чтобы добыть эту великую тайну. Правда, нож хорош. Даже, я бы сказал, один из лучших, что он когда-либо делал. И знаешь, что? Пожалуй, я его все-таки прощу, потому что медведя мне этот клиночек разделал совершенно бесподобно.

Курш громко всхрапнул, выражая неудовольствие.

- Да брось, - поморщилась Белка, когда грамарец сердито толкнулся плечом. - Ничего бы со мной не случилось. Надо же было отвлечься? Лучше на мясо глянь: как там? Дошло?

Скакун послушно обернулся и принюхался.

- Гр-р.

- Эй! Не вздумай пробовать! - неожиданно обеспокоилась она. - А то получится, как с рыбой, и мне придется есть сырое! Курш, убери оттуда нос!

Грамарец смущенно попятился. А Гончая бережно вернула клинок в ножны, снова старательно закутала в тряпицы и убрала в мешок. Но мяса так и не тронула - неожиданно засмотрелась на левую руку, где на безымянном пальце поблескивало изящное колечко в виде свернувшегося кольцом дракона, сжимающего зубами крупный изумруд. Долго смотрела, внимательно, тоскливо. С таким странным выражением, что затаившийся на другом берегу Стрегон даже нахмурился - столько в ее лице было тоски и отчаяния.

- Я так устал, Курш, - вдруг прошептала она, зажмурившись. - Столько времени... каждый час - как день, а год - как век... ни знака от него, ни весточки, ни слова... только и знаю, что живой... да и то, даже в этом уже не уверен...

Курш немедленно бросил медведя и громадным прыжком оказался рядом. Успокаивающе заурчал, улегся возле хозяйки, оберегая и заботливо согревая; даже всунул морду под ее руки, с любовью заглянул в огорченное лицо, всем видом уверяя, что поддержит, поможет, будет ждать вместе с ней столько, сколько потребуется. Хоть день, хоть год, хоть целый век. Всегда, пока жив. Всегда, пока позволяет она. Что бы ни случилось. Как бы ни повернулась жизнь. Никогда ее не бросит, не оставит и не предаст.

Белка прерывисто вздохнула.

- Не знаю, сколько я еще выдержу, малыш: чем дальше, тем труднее мне становится держать себя в руках. Порой вспыхиваю, как сухостой во время лесного пожара. Того и гляди, кого-нибудь разорву за неосторожное слово. На орехи смотреть не могу - больно. Поклялся, что не притронусь больше, пока он не придет. Мечусь по Лесу, как бешеный зверь, не разбирая дороги. От меня даже эльфы уже шарахаются. Гномы держатся подальше. Ни один человек долго не выносит... кажется, что я... я теряю себя, малыш. Кажется, от меня уже ничего не осталось. Будто я снова заживо сгораю от этой проклятой крови, но поделать ничего не могу - пока его нет, с ней приходится справляться в одиночку. Без его Огня она почти все время кипит... злится... там опять столько ненависти... столько злобы, этой мертвой ярости... столько проклятого бешенства... что только боль немного и отрезвляет. Только она отодвигает это безумие. И запах крови, который я так ненавижу: ИХ общей крови... и моей тоже. Как раньше. Как тогда, когда у меня еще не было сердца и надолго умерла душа... и теперь вместо того, что было... вместо того, кем когда-то был я, опять остался один лишь Белик - дурной, неразумный, язвительный пацан, у которого нет ничего, кроме него самого...

Грамарец жалобно заскулил.

- Прости, - неожиданно отвернулась Белка, пряча лицо. - Я знаю, что ты все чувствуешь. Знаю, что тебе тоже больно. Прости. Конечно, ты не виноват. Ты его почти и не помнишь. Ничьей вины в этом нет. Просто я надеюсь... каждый день надеюсь, что когда-нибудь узы все-таки ответят. Когда-нибудь наш Дом снова проснется и скажет, что он вернулся. Что он нашел проклятое лекарство, и это будет значить, что наша стая снова оживет. Вся, целиком. Как когда-то давно: я, он, Траш, Каррашик... ну, и ты, конечно.

- Гр-р-р?

Она слабо улыбнулась и обняла голову верного друга.

- Куда ж я теперь без тебя? Ты один у меня, считай, и остался: мальчишки всегда заняты, у Милле полно своих забот, Эл по уши в делах, да и за Порталом надо постоянно следить, Крикун из Лунных Гор еще полвека не выберется, а от остальных приходится все время держаться подальше, чтоб ненароком не убило... проклятая магия! Раньше медом пахла только одна эта дурацкая броня, но теперь, когда у меня появился ЕГО перстень, руны словно с ума посходили. Кажется, этот запах пропитал меня насквозь: волосы, кожа... вообще все! Понимаешь?! Я даже со старым другом не могу спокойно посидеть за кружкой пива! Приходится все время следить, подозревать, оглядываться и молиться, чтобы никого не задело! Только ты меня и выносишь... а иногда вообще кажется, что я совсем один... и никто, нигде, никогда мне уже не поможет...

Белка крепко зажмурилась, уткнувшись в густую гриву, а Курш жалобно запищал, не зная, как ее успокоить и ободрить. Он только прижался теснее, жарко задышал в шею, хорошо зная, что это немного смягчает ее тоску. Чуть-чуть, но согревает болящее сердце, позволяет ненадолго отвлечься от сомнений. Вот и сейчас: посидев несколько минут в полной неподвижности, она отерла расстроенное лицо, встряхнулась, пришла в себя. Уже совсем по-другому потрепала могучую холку. Вернула стальной блеск в глазах. Затем отодвинулась и потянулась к жареной медвежатине, от которой уже шел запах подгорелого мяса. После чего бестрепетно откусила, к чему-то прислушалась, а потом невесело хмыкнула:

- Хреновый у него вкус, да? Но мне до сих пор кажется, что я насыщаюсь лишь тогда, когда знаю, кого, чем и как именно убил. Давай-ка, доедай и поедем, проведаем наших бравых молодцов. А то у меня такое чувство, что нас обыщутся, если не заявимся в ближайший час. И будут долго пытать насчет моего рациона даже тогда, когда я честно скажу, что не ем человечину.

Курш немедленно подскочил, зная, что времени на вдумчивое насыщение у него уже не будет. Торопливо вонзил клыки в медвежью тушу, рванул и сразу заглотил огромный кусок, почти не жуя. Но хозяйка вдруг покачала головой, отложила свой прут с недоеденным мясом, а потом достала из-за пазухи эльфийскую флейту и улыбнулась.

- Подожди немного, малыш. Я не собираюсь бежать прямо сейчас. Да и хотел же тебе сыграть, верно?

Белка странно улыбнулась, когда Курш восторженно взвизгнул, мигом забыв про добычу, а затем прикрыла глаза и поднесла флейту к губам, потому что до сих пор не имела привычки нарушать свои обещания.

В лагерь Стрегон вернулся еще более растерянным и озадаченным, чем уходил. Вопросы роились в голове, как голодные муравьи - многочисленные, важные и немного суетливые. Причем, всего за пару часов их стало в несколько раз больше, чем раньше.

Под недоумевающими взглядами побратимов он молча перекусил, беззастенчиво опустошив котелок до самого дна. Услышал возмущенный вздох Лакра и почувствовал неодобрение остальных, но только вяло отмахнулся: Белик все равно не притронется. Кусок пирога, оставленный для них обоих, наемник правда, не взял, но зато неожиданно задумался над тем, по какой причине мальчишка старается не приближаться к людям.

С едой теперь все ясно - любит свежее и пойманное своими руками; отказывается от угощения только по причине того, что не желает быть нахлебником; ест редко, но помногу, если судить по количеству жарившегося мяса, и при этом отчего-то не желает, чтобы о его странностях знали посторонние.

Ночи он тоже проводит в одиночестве - то ли по той же причине, по какой взвился намедни из-за недолгого прикосновения, то ли вообще привык быть один. Еще он довольно ловок, очень подвижен и весьма силен, о чем с виду даже не скажешь. Руки у него худые, но поразительно крепкие, будто из канатов свиты. На ощупь вообще - не руки, а стальные пруты. Сам вчера убедился. При всем том пацан совсем не боится рисковать (а судя по некоторым высказываниям - даже специально нарывается). В лесу чувствует себя, как дома. Спокойно ориентируется на местности, отлично зная такие редкие в здешних краях местечки, как тот схрон или особо защищенная полянка, где им довелось однажды остановиться.

Он очень неглуп, хотя зачем-то постоянно выдуривается. Остер на язык, не лезет за словом в карман. Неплохо знает историю этих мест, особенно то, что касается Диких Псов. Явно благоволит и уважает Гончих. Как всякий воин, ценит и признает хорошее оружие. Ножами владеет, вероятно, с неменьшей ловкостью, чем ложкой. Насчет всего остального пока неясно - он очень скрытен. Но не зол по природе, хотя временами умеет быть невероятно жестким. Имеет очень странных и влиятельных друзей среди людей и нелюдей, но все равно предпочитает держаться в стороне. Зачем-то ищет уединения. Способен на преданную дружбу, умеет трепетно заботиться о тех, кто ему дорог. Однако на самом деле редко когда бывает по-настоящему откровенным и за внешней бравадой умело скрывает какую-то давнюю, сильную, отнюдь не притупившуюся с годами боль, которая временами начинает сводить его с ума.

И эта флейта... Стрегон никогда прежде не слышал, чтобы на ней кто-то так играл. Даже проведя немало времени среди Перворожденных, не раз слушая, как играют наученные этому трудному искусству барды... слушая эльфов, смертных, редких полукровок... он даже подумать не мог, что всего лишь одной тихой мелодией можно выразить так потрясающе много. Свою боль. Глухое отчаяние. Сомнения. Смутные страхи. Печаль. Неподдельное горе. Слабую надежду на будущее... Белик умел открывать в музыке свое сердце. И умел тронуть чужую душу так, как это ни у кого и никогда раньше не получалось. Не зря даже взбудораженный Курш сегодня благоговейно притих. Не зря немедленно бросил вожделенное мясо, осторожно опускаясь на землю. Не зря с немым обожанием следил за тонкими пальчиками хозяина. И не зря после того, как он, наконец, открыл глаза, с благодарным урчанием прижался.

Признаться, Стрегон и сам не мог прийти в себя довольно долго. А неловко пошевелился в своем укрытии только тогда, когда последние ноты уже отзвучали, а встряхнувшийся Белик решительно встал.

Конечно, нельзя лишать человека права на тайну. Нельзя заставить его признаться в том, во что он не желает посвящать чужаков. Нельзя насильно вызвать чье-то доверие или потребовать рассказать все свои секреты.

Стрегон уже успел убедиться: Белик, если не хочет чего-то делать, никогда не станет, как бы на него ни давили. Но, в то же время, если что-то решил, то уже не отступится. И неважно, чем это будет грозить ему самому. Неважно, каких трудных решений это потребует. Ясно одно: он никогда не бросает слов на ветер и никогда не обещает того, чего не сможет выполнить. Умело прячет свою настоящую суть под маской дурашливого сорванца, искусно играет на чужих чувствах, охотно изучает других, испытывая при этом какое-то необъяснимое удовольствие. Но сам настойчиво держится в стороне. Не доверяет, не ищет дружбы, не стремиться оказаться ближе, чем может себе позволить. И это, как ни странно, вызывает смутное желание все изменить. Как молчаливый вызов. Как брошенная на землю перчатка. Как аромат древней тайны, который неуловимо дразнит чуткие ноздри и заставляет упорно стремиться вперед. Заставляет не обращать внимания на едкие речи, прощать разные дерзости, закрывать глаза на подколки и вызывает невероятно острое, ничем не объяснимое желание понять: ПОЧЕМУ ТАК?!!

Стрегон задумался настолько глубоко, что на какое-то время просто выпал из реального мира. Отрешился от звучащих неподалеку голосов побратимов, непонимающих взглядов, вопросительно поднятых бровей. И даже когда из-за дальних деревьев выступили три молчаливых тени, закутанные в плотные зеленые плащи, он не сразу сообразил, что, наконец-то, дождался тех, ради кого отправился в столь долгое путешествие. А пришел в себя лишь тогда, когда вернувшийся в этот же самый момент Белик с извечным недовольством в голосе бросил:

- Слава тебе, господи... явились! Стрегон, вон те три зеленых стручка и есть типы, которых ты искал?

Во внезапно наступившей тишине наемник упруго поднялся, прислушался к громко заколотившемуся сердцу, всмотрелся под густую тень низко надвинутых капюшонов, где отчетливо блеснуло нечеловеческой зеленью, а потом, буквально на секунду опередив побратимов, с нескрываемым почтением наклонил голову.

- День добрый, Seille.

Наниматель, выйдя из тени, быстро огляделся и коротко кивнул.

- Здравствуй, Стрегон, - властно бросил он. - Далеко же вы забрались.

- Прошу прощения. Нам показалось неразумным держаться на виду.

- Вижу. Понимаю. Одобряю твой выбор.

- Та-а-к, - неожиданно нахмурилась Белка, заслышав мелодичный голос незнакомца. - Мне показалось или тут действительно завоняло эльфятиной? Да не простой, а редкостной? Я бы даже сказал: ОТМЕННОЙ эльфятиной!!

Курш, принюхавшись, недовольно заворчал. А Стрегон, вздрогнув от неожиданности, внутренне похолодел: боги, да что же вытворяет этот мальчишка?! Совсем сдурел?! Как смеет говорить в ТАКОМ тоне?!! Да еще в глаза!! Не таков был их наниматель, чтобы стерпеть подобное: от его присутствия порой мороз драл по коже, слабела воля и пересыхало в горле. Даже у Братьев. Иначе не стали бы сразу два (ДВА!!) лучших ситта, состоящие из одних только Магистров, ему беспрекословно подчиняться. Перворожденные даже сейчас слыли непревзойденными бойцами и крайне опасными в гневе существами. Никогда не спускали неуважения или пренебрежения к своим персонам. А Белик... Белик всего в трех словах успел их оскорбить смертельно! И это при том, что сам Стрегон вряд ли на это когда-нибудь бы решился, потому что нанявший их эльф был действительно немолод и ОЧЕНЬ опасен. А это значило, что, скорее всего, на поляне очень скоро станет одним человеком меньше.

- Что это за дерьмо?! - громко возмутилась Белка, словно не заметив, как побледнели лица у ее спутников. - Стрегон, ты почему не сказал, что с вами будут ушастые?!

Лакр с тихим стоном закрыл глаза: ну, все. Худшего нельзя было и придумать. Терг обреченно сжал кулаки, понимая, что больше они Белика уже не увидят, а остальные только сглотнули, когда тяжелые взгляды эльфов уперлись в раздраженно сплюнувшую Гончую.

- Зар-р-раза! Вот уж подстава, так подстава! Не ожидал я от вас... никак не ожидал. Ну, сволочи... и ты, рыжий... даже не намекнул... э-эх, надо было вас сразу к стенке ставить и трясти, как хмера - оленя... Курш, пошли-ка отсюда! На кой ляд нам нужны эти зеленые стручки! Я не нанимался вести никаких ушастых нелюдей. С меня и этих шестерых недотеп вполне довольно. Если б люди, я б еще стерпел, но ЭТО... с детства не переношу ушастых! Аire, господа, было очень НЕприятно с вами познакомиться!

Перворожденные издали какой-то странный звук, когда она, подхватив свой мешок, с ходу взлетела на спину грозно оскалившегося грамарца и решительно повернула к лесу. Стрегон даже подумал: не сдержатся, швырнут в спину чем-нибудь острым и - поминай, как звали. Да и виданное ли дело - оскорблять эльфов?! В лицо?! При всем честном народе?! Да еще так страшно, как это умудрился сделать неугомонный пацан?!

Он даже приготовился перехватить чужой клинок, прыгнуть, закрыть мальца собой, начать что-то объяснять, чтобы Перворожденные успели успокоиться, но наниматель неожиданно тихо вздохнул:

- Подожди, Бел...

- Что такое?! - изумилась Белка, стремительно обернувшись.

- Не уходи. Пожалуйста. Нам надо поговорить.

Курш неожиданно споткнулся на ровном месте и растерянно замер, почувствовав на боках мгновенно сжавшиеся колени хозяйки. Эльфы тревожно застыли на своих местах, со странным выражением уставившись на напрягшуюся Гончую. А Братья, приготовившиеся к кровавой бойне, ошарашено разинули рты.

- Так! Я не понял, откуда... эй! А чегой-то мне знаком твой голосок?! - вдруг насторожилась она и с нескрываемым подозрением всмотрелась. - А чегой-то вы все морды прячете? Непорядок... ну-ка, ушастики, дружно подняли ручки и быстро сняли капюшоны! И живо, пока у меня еще есть желание выяснять ваши личности!

Под оторопелыми взглядами наемников эльфы без единого возражения открыли свои лица - правильные, поразительно красивые, отмеченные знаками несомненной власти и печатью внутренней силы. Черноволосые, как все обитатели Темного Леса. Подтянутые, с уверенными движениями опытных воинов, прекрасно знающих, с какого конца браться за меч. С раскосыми зелеными глазами, в которых необъяснимо отсутствовал даже намек на раздражение. С широкими плечами... подозрительно широкими для остроухих! С решительными волевыми лицами, в которых за версту видать непростых стражников. И удивительной ковки парными мечами за крепкими спинами.

Один - тот, что слева - оказался совсем молодым: лет двести, не больше, что для Перворожденного - самая пора взросления. Но в его глазах уже сейчас тихонько тлели красноватые огоньки, выдающие потомственного мага, которые, как известно, ВСЕГДА имели отношение к правящему Дому. А невероятно правильные черты лица с безупречно выточенными скулами, идеально ровным обводом губ и гладкой алебастровой кожей носили слишком уж явные следы сходства с Владыкой Изиаром, чтобы знающий человек мог хоть на мгновение усомниться в их близком родстве.

Второй эльф выглядел гораздо старше, имел цепкий взгляд натасканного телохранителя, холодный прищур пронзительно зеленых глаз, которые излучали редкую силу, заставляющую сильно задуматься перед тем, как вообще открывать рот в присутствии подобного гостя. А торчащие из-за плечей рукояти не оставляли сомнений в том, что он в долю секунды способен вырвать свои родовые клинки, избавить противника от глупой головы и аккуратно вернуть их обратно. В отличие от первого, он не обладал изысканной утонченностью черт, не казался ошеломляюще прекрасным или идеально сложенным. Нет, это был воин. Превосходный воин без всяких магических штучек. И белесый шрам на левом веке, опасно пересекающий бровь, только лишний раз это доказывал.

Однако оба Перворожденных моментально терялись на фоне своего рослого спутника: заказчик даже сейчас стоял так, словно остальные были лишь незначительным дополнением к его персоне. Смотрел властно, жестко, прицельно. И такая мощь плескалась в его зеленых глазах, что от малейшего ее касания становилось неуютно. От этих глаз хотелось убежать, отвернуться, запрятать голову в песок, чтобы не почувствовать на себе даже легкую тень неудовольствия их хозяина. Они заставляли почтительно опускаться на колени и смиренно сгибаться до земли, ожидая того времени, когда эти странные глаза соизволят обратить на тебя свой величественный взор. И за ними, как ни парадоксально, совершенно терялось, казалось неуместным его сравнительно невзрачное (ну, для эльфа, конечно) лицо. Оно выглядело... чужим по сравнению с бездонными изумрудами, в глубине которых бушевал настоящий вулкан. И именно эти, ужасающе притягательные глаза сейчас внимательно смотрели на раздраженного пацана: долго, открыто, пристально. Очень и очень странно, потому что в них, несмотря на трижды прозвучавшие оскорбления, до сих пор не появилось даже смутного намека на гнев.

- Оп-па, - ошарашено застыла в седле Белка, переводя изумленный взгляд с одного Темного эльфа на другого. - Картис?! Тебя каким ветром сюда занесло?!

- Здравствуй, Rairrae, - почтительно поклонился старший эльф со шрамом на веке.

- Хрена себе сюрпризы! Привет, конечно... вот уж кого не ожидал увидеть... как ты решился выбраться из Чертогов?! Тебя что, выгнали?!

- Нет. Приказ Владыки Л'аэртэ.

- Та-а-к... кажется, я перестаю что-либо понимать вообще. Ланниэль, а ты?!

- Здравствуй, Бел. Меня отец прислал, - тепло улыбнулся молодой эльф, игнорируя пошатывающихся Братьев и неподвижный взгляд их вожака. - Велел привет тебе передать и сказать, что сюрпризом доволен.

- Линни?! Он что, спятил?! - окончательно растерялась она, а потом медленно сползла с седла, напрочь позабыв про судорожно хватающих ртом воздух побратимов. - А чего так не позвал? Что у него вообще случилось, раз вы вдруг бросили все дела и приперлись сюда?!

- Нам нужен Ходок, - вдруг тонко улыбнулся наниматель, с нескрываемым удовольствием изучая ее хрупкую фигурку. - И, кажется, двух лучших ситтов Братства все-таки хватило для того, чтобы его найти.

Белка снова сильно вздрогнула от звука его красивого, мелодичного баритона и подошла вплотную, непонимающе, но, вместе с тем, со странным ожиданием всматриваясь в красивое, слегка неправильное лицо, которое... ну, никак не соответствовало его удивительным глазам. А они сейчас совсем не выглядели опасными. В них, против всех правил, не было раздражения, злости или ярости. Там не горело неудовольствие чужим пренебрежением или откровенной фамильярностью. И даже сомнений уже почти не осталось. Только искренне облегчение, нескрываемая радость от встречи и необъяснимая, какая-то отеческая нежность, которую сложно было ожидать от столь властного существа.

Она вдруг нахмурилась, точно зная, что не раз слышала этот голос раньше. Уверенная, что уже смотрела когда-то в эти исполненные внутренней силы глаза. Готова была поклясться, что никогда прежде не видела его лицо, но Картис... и Ланниэль... они явно казались слабее своего спутника. И, хотя это было невозможно, но начальник личной охраны Темных Чертогов, лучший клинок Темного Леса, признанный мастер боя даже среди Перворожденных, которого она каких-то три века назад всего за две минуты уложила на обе лопатки... а вместе с ним младший сын Старшего Хранителя Знаний... безоговорочно признавали за своим странным спутником право повелевать. Склонялись перед его силой. Почтительно уступали дорогу. И были готовы на все, чтобы сохранить в неприкосновенности его жизнь, честь и его настоящее имя.

Белка еще раз посмотрела, стараясь взглянуть в эти глаза глубже, беспрепятственно увидеть их суть, понять, отчего же разница его истинного "я" по сравнению с внешностью оказалась ТАК велика. Наконец, все-таки смогла отбросить искусственно наведенную личину, запоздало признала. Неожиданно поняла, КОМУ могли подчиняться столь высокопоставленные особы, а потом ошеломленно моргнула.

- ТИЛЬ?!

- Здравствуй, малыш, - облегченно выдохнул Владыка Л'аэртэ и ласково улыбнулся. - Я так долго тебя искал...

Конец первой части.