На окраине мира

Глава 4

Белые Озера - село не то, чтобы очень крупное, но и не хилая деревенька, где нет даже своего трактира. Закладывали его когда-то с тем расчетом, что богатые караваны, сворачивая на Большой Тракт, непременно заглянут в последнее на своем пути человеческое жилье, чтобы перед унылым межлесьем успеть перехватить кружку холодного пива, поспать на нормальной кровати, потискать симпатичных служаночек, а наутро со вздохом отправиться в долгий путь.

Сегодня постоялый двор был удивительно полон. То ли из-за разыгравшегося дождя, раз под крышу поспешили не только одинокие путники, но даже местные завсегдатаи; то ли случилось чего, а то ли просто так совпало. Однако внутри было не протолкнуться, а надышали там до того плотно, что когда мокрая дверь с некоторой натугой распахнулась, на улицу вырвалось мощное облако пара.

Стрегон поморщился и шагнул на свежий воздух, гадая, успели ли Лакр с Торосом устроить лошадей и, если да, то куда запропастились сами. Спешить им теперь необязательно, можно передохнуть денек-другой, но оставаться дольше необходимого в битком-набитом доме (в котором, кстати, были замечены устрашающих размеров клопы) ему совсем не хотелось. Всего лишь переночевать и спокойно дожить до завтра, стараясь не слишком обращать внимание на запахи пота, гари и пережаренного мяса, резко бьющие по чувствительному носу, задорные вопли вернувшихся с поля крестьян, да клубящийся в зале едкий дым от жаровни, который неприятно резал глаза. Пришлось даже выйти проветриться, а заодно, проследить, как устроили лошадей и куда запропали оба побратима. Дорога предстоит неблизкая, за скакунами глаз да глаз нужен, чтоб не испортили.

Свои дела в Дексаре ситт полностью закончил: местное Братство предложило им всю информацию, которая требовалась, и оказало всю возможную помощь. Еще бы! Отказать Магистрам не посмел бы даже самый упрямый и недалекий дурак, которому поручили искать иголку в стоге сена. Косых взглядов, конечно, было хоть отбавляй, но вслух возмутиться не посмел никто. Стоило только раз посмотреть в сторону ропщущих коллег, как все вопросы снимались сами собой: тяжелый взгляд Стрегона с трудом выдерживали даже опытные Братья. Что уж говорить о расслабившихся в тепле и сыте дексарцах. В итоге, за неполные три дня им дали четыре сомнительных адреса, с десяток смутных намеков и целый рой самых фантастических слухов, которые просто в голове не укладывались, но которые все равно требовали тщательной проверки. Наемники, разумеется, добросовестно проверили все, терпеливо побеседовали с нужными людьми, обошли каждый указанный дом, скрупулезно отсеивая правду от вымысла и истину - от искусно слепленной лжи. Но быстро убедились: Ходока в городе нет. Был сравнительно недавно, недолго покрутился, а потом снова бесследно исчез - так же тихо и незаметно, как всегда.

Тергу повезло немного больше: он хотя бы напал на след, ухватил кончик тонкой ниточки, ведущей к их трудновыполнимому Заказу. Очень слабо, правда, крайне ненадежно, но ничьей вины тут не было - каждый из них, оставшись в одиночестве, действовал скорее наугад, повинуясь чутью, чем следовал заранее продуманному плану.

Терга, кстати, Стрегон сегодня уже видел - в назначенное время тот явился в Озера, коротко кивнул, показывая, что кое-какой результат есть. Некоторое время посидел в том самом постоялом дворе, откуда сейчас доносились разудалые вопли изрядно набравшихся мастеровых и охочих до "отдыху" деревенских работяг. А потом, пользуясь шумихой, утомительной толкучкой и темнотой, сумел вроде как случайно пересечься со старшим Братом и, никем не замеченный, кратко пересказал то, что успел сделать.

Почему случайно, спросите вы? Да потому, что трое вооруженных мужчин всяко привлекают к себе меньше внимания, чем такие же, но сразу шестеро. К тому же, наниматель очень вежливо попросил их не светиться. Вот и пришлось разыгрывать знакомую схему "знать тебя не знаю, вообще в первый раз вижу" и, обменявшись сведениями, уходить отсюда поодиночке. Вроде как тоже - в разные стороны. Терг со своим ситтом ушел часа три тому, намереваясь дождаться отставших Братьев на берегу тех самых Белых Озер, от которых взяло название это суетливое село. А второй ситт, убедившись, что никому нет дела до выехавших под вечер соратников, останется здесь до утра. Для гарантии.

Стрегон задумчиво пожевал губами.

Информация, полученная его людьми, несильно разнилась от той, что добыл Терг: о Ходоке кое-что слышали, вроде бы видели, еще больше напридумывали, но толком никто ничего сказать не смог. Ни насчет лица, ни про сложение, ни про возраст, ни даже про цвет волос. Никакой серьезной зацепки, ни единой ниточки. А те немногие счастливцы, кто воочию видел их неуловимый "Заказ", давали совершенно разное описание, причем, в каждом случае татуировки четко показывали: рейдеры не врут. Забавно, да? Но у Терга возникла та же проблема, так что нечего киснуть. Все, что можно, они отыскали в максимально возможном объеме. Правда, о Фарге Стрегон раньше не знал. А о том странном существе, при упоминании которого всегда невозмутимый Брон начинал кривиться, будто от зубной боли, а Ивера вообще передергивало - даже не слышал, что такие бывают. С ним, судя по всему, Братьям еще предстоит столкнуться возле Проклятого Леса (да, Стрегон тоже полагал, что идти туда все-таки придется), и, вполне возможно, это доставит немало проблем нанимателю. Но, так или иначе, свое дело они сделали. Теперь можно собираться и единым отрядом двигаться к месту встречи с заказчиком.

С этими мыслями Стрегон бесшумно спустился с крыльца, предусмотрительно накинув капюшон, потому что дождик так и накрапывал. Быстро огляделся в поисках побратимов, но, как ни странно, никого поблизости не увидел: ни Тороса, ни Лакра, ни коней, которых велел проверить полчаса назад. Более того, он смутно подозревал, что терпеливый южанин наверняка не просто так запоздал к ужину, а, скорее всего, выясняет отношения... в своей, в южной манере... с чрезмерно острым на язычок ланнийцем, у которого порой случался самый настоящий словесный понос. Отлично представляя, что именно способен наговорить язвительный от рождения Лакр, можно было представить, как это должно было достать Тороса, чтобы тот позволил себе даже крохотную задержку. Кажется, этих обормотов опять придется лишить заслуженного отдыха, чтобы прекратили, наконец, осыпать друг друга едкими остротами и шутливыми тумаками. Не дети, в самом-то деле, до Магистров как-никак дотянули, но порой все равно - хоть за ремень берись.

Стрегон резко свернул в сторону конюшни, собираясь честно высказать все, что думает о расслабившихся побратимах, но не успел: из темноты на него налетел кто-то очень спешащий. Да не просто налетел, а наскочил почти с разбега, пихнул бесцеремонно, будто выше собственных сапог ничего не видел. На полном ходу столкнулся, наступил на ногу, ойкнул от неожиданности. Разумеется, тут же отлетел обратно, едва не сев в большую лужу, и, возмущенно вскинув голову вверх, негромко прошипел:

- Торково копыто! Ты глаза свои дома, что ли, забыл?!

К несчастью, от резкого движения с наемника слетел низко надвинутый капюшон, и говоривший резко осекся. Попятился даже, будто привидение увидел, как-то странно осел, а потом судорожно вздохнул:

- М-мать моя!!

Стрегон хмуро взглянул на невежу, испортившего ему новые сапоги, но, к собственному неудовольствию, увидел лишь промокшего до нитки мальчишку, спешащего укрыться от дождя в теплом доме. Обычного, невысокого, закутанного в плащ мальчишку, с головы которого тоже сполз набок капюшон, открыв совсем еще молодое, безусое лицо, облепленное мокрыми каштановыми прядями.

Он плохо рассмотрел подробности, просто отметил, что парнишка довольно хорош собой (наверняка скоро девкам спасения не будет), но заострять на этом внимание не стал. А вот чужие глаза неожиданно заставили его споткнуться - крупные, поразительно чистые, светло голубые, каких просто не бывает в природе. А если и бывает, то явно не у людей. И светилась в этих глазах такая оторопь, такое искреннее смятение, что Стрегон с досадой поджал губы: и без того отлично знал, как выглядит со стороны.

- ТЫ-Ы?!! - неслышно выдохнул потрясенный до глубины души пацан, отшатнувшись от наемника, как от самого Торка. Даже за грудь схватился, словно за спасительный оберег. Но почти сразу понял, что ошибся: на долгое мгновение замерев, он вдруг как-то разом осунулся, побледнел. А потом и вовсе резко отвернулся, пряча погасший, тоскливый взгляд. - Прошу прощения. Обознался.

Стрегон так же хмуро кивнул, про себя подумав, что его-то как раз ОЧЕНЬ сложно с кем-либо спутать - длинные седые волосы, стянутые на затылке в конский хвост, и блекло-голубые глаза не слишком-то подходили его жесткому, обветренному лицу, лишенному какого бы то ни было изящества черт. Крепкая фигура, жилистые руки, твердые мозоли на ладонях от постоянного упражнения с оружием. Немало рубцов, расчертивших его тело причудливой росписью шрамов... он не был старым - напротив: не так давно разменял четвертый десяток, в самую силу вошел, однако белые волосы, как какое-то проклятие, носил на голове с детства. Точно так же, как отец, дед... и еще целых пять поколений предков, на которых всю жизнь стояла несмываемая метка: полукровка.

Когда-то внешний вид доставлял ему беспокойство. Когда-то чуть заостренные кончики ушей сводили его с ума, а цвет волос и водянистые глаза заставляли скулы белеть от ярости, едва подметив удивление или отвращение на чужих лицах. Полукровка... и этим все сказано. Как позорное клеймо, как жестокая метка, ненавистный ярлык, от которого нет никакого спасения. Эта слава тянулась за ним с раннего детства, словно навязчивый бред. И никому не было дела до того, что эльфийской примеси в нем не половина, а лишь какая-то жалкая часть, щедро разбавленная обычной, человеческой кровью. Что у настоящих полуэльфов глаза абсолютно красные, а не голубые, волосы светлеют не с рождения, но лишь по достижении совершеннолетия. Что грешила когда-то не его родная мать, которую отец всю жизнь пытался уберечь от насмешек жестокой толпы. Что из-за этого они так часто переезжали из города в город. Что на поверку дело происходило задолго до того, как вообще появились Новые Земли... нет. Никто не хотел ничего понимать или слушать: люди просто видели его лицо и каждый раз поспешно отворачивались.

Точно так же, как этот безусый пацан сегодня.

Правда, сейчас Стрегона ничем не задело чужое изумление. Ничто не промелькнуло в голове, кроме мимолетной мысли о забрызганном плаще, смутном сожалении об ушедшем детстве, когда он мог позволить себе смотреть чисто и открыто, как едва не упавший в грязь сопляк, да некстати вспыхнувшем раздражении на задержавшихся побратимов. Ни гнева, ни ярости, ни обиды. Ничего. Просто потому, что за годы в Братстве он узнал себе настоящую цену. Научился бороться с мнением толпы. Приучил себя его не замечать и больше не видел смысла что-либо прятать. Со временем белые волосы из посмертного проклятия превратились в его персональный, хорошо узнаваемый знак. Голос огрубел, превратившись из звонкого эльфийского колокольчика в хрипловатый баритон зрелого мужа. Юношеская мягкость черт исчезла под холодной маской отчуждения, закрылась белесыми шрамами, стерлась, истаяла. Уши свои он теперь видел только в отражении на речной глади и не обращал ни малейшего внимания на некоторую их вытянутость кверху. Шутить не любил. На любую насмешку отвечал стремительным и быстрым ударом. А глаза... что ж, за эти годы и они превратились из жалобных, вопрошающих и несчастных в холодные, жесткие и сухие. Как раз такие, чтобы даже в Братстве его откровенно побаивались, а за спиной, думая, что он не в курсе, называли Бесцветным.

Впрочем, его это тоже не трогало.

Заслышав знакомые голоса от конюшни, Стрегон моментально забыл о мальчишке, которого чуть не сбил с ног. Отряхнулся, молча обошел его стороной, не заметив ни быстрого взгляда из-под опущенных ресниц, ни тяжкого вздоха. Озаботившись более важными проблемами, просто прошел мимо, как всегда делал. А вспомнил о нем только через полминуты, когда уже почти завернул за угол, но все-таки услышал напоследок странное:

- Вот так и поверишь в невозможное... иррадэ! Ну, КАК же я его упустил?!..

Ночь, как ни странно, прошла тихо и поразительно спокойно: вчера, немало обеспокоенный возможным недовольством грозных постояльцев, последних выпивох розовощекий хозяин трактира выпроваживал из дому лично. Чтобы, значит, не вздумали мешать своими громкими воплями уважаемым господам-наемникам, изволившим почивать в его скромном жилище. А кое-кому еще и старательно подливал, чтобы надрались поскорее и сползли под стол понадежнее, поскольку один из гостей (по виду - урожденный южанин с длинной косой и парными саблями за плечами) вполголоса пообещал, что любого, кто только посмеет вякнуть у него под дверью, самолично вышвырнет в окно. Второй здоровяк очень бодро посоветовал другу просто прикопать неугодных под ближайшим кустом. В то время как третий (тот, белобрысый с порезанным лицом) всего лишь мельком покосился, но зато ТАК, что перетрусивший трактирщик вмиг понял - ежели чего, то в доме не только не останется ни одного целого окна, но его же первым и прикопают. А стекла даже в наше время стоили ужасно дорого. Своя шкура - еще дороже, не говоря уж о том, что загулявших односельчан было просто-напросто жалко. Но, что хуже всего, вчера тут еще трое таких же крутилось - молчаливых, мордатых, с холодными глазами наемных убийц. Явились, зыркнули, по-хозяйски заняли лучшие места... таким попробуй, не угоди - весь двор на ножи поднимут. Однако обошлось, хвала милосердной Линнет: одна троица уехала еще до ночи, так что никакого смертоубийства не случилось, а вторая с рассветом поднялась, молча перекусила в опустевшем зале, так же молча расплатилась и уже седлала коней.

- Скатертью дорожка, - с невыразимым облегчением пробормотал хозяин, самолично выпроваживая "дорогих" гостей. - Доброго пути. Всего хорошего. Чтоб с погодой, значит, вам свезло...

"Пропадите пропадом!" - читалось в воровато бегающих глазках.

Стрегон неуловимо поморщился.

- ...до свидания... прощевайте, стало быть... припасов в путь-дорожку вам собрали... вот и солнышко снова светит... и птички поют... и народу никого... езжайте себе с богом...

Наемник отвернулся и все еще молча вывел со двора оседланного жеребца. Следом с широкой усмешкой последовал Лакр, у которого на языке явно крутилась очередная острота, а нога прямо-таки чесалась врезать по оттопыренному заду усиленно кланявшегося толстяка. Последним, по давно сложившейся традиции, шел откровенно хмурый Торос, у которого по утрам, как правило, всегда было скверное настроение.

Непонятно, каким образом в ситте уживались столь странные и абсолютно непохожие друг на друга люди: внешне развязный и ленивый ланниец с рыжими патлами и ожидаемо скверным характером, бледноволосый полуэльф, от которого за версту шибало смертельной угрозой, и вечно хмурый южанин, который, кажется, вообще не умел улыбаться. Но факт остается фактом: ситт за годы службы окончательно сложился, притерся и был поразительно цельным. Несмотря даже на то, что Лакра за его дерзкие шуточки и бесконечные подначки временами хотелось жестоко пнуть, а от Тороса порой было и слова не дождаться.

Едва ворота постоялого двора вместе с угодливым хозяином остались за спиной, Стрегон глубоко вдохнул, машинально оглядывая пустую улицу. Впрочем, кого тут можно встретить в такую рань? Даже петухи еще не прокашлялись, колодезные журавли не заскрипели, а мужики явно только-только продирали глаза. Он уже собрался взлететь в седло, но неожиданно зацепился взглядом за сидящую на соседнем плетне фигурку: вчерашний мальчишка, кажется, тоже имел полезную привычку вставать спозаранку.

Стрегон узнал его сразу - по густым каштановым вихрам, хрупкому даже для подростка сложению и идеальному овалу немного бледного, будто с недосыпу, лица, на котором подозрительно ярко горели голубые глаза. Необычные, слегка раскосые, поразительно чистые... почти такие же, как у него когда-то. Пацан сидел на плетеном заборе, безучастно болтая ногами в воздухе и равнодушно изучая пыльные разводы на земле. Одинокий, взъерошенный, какой-то печальный. И наемник, на мгновение задержав на нем изучающий взгляд, отчего-то вдруг подумал, что вчера в таверне народу было столько, что яблоку негде упасть. Наверняка свободной комнаты мальцу уже не досталось - все разобрали те, кто приехал раньше и заплатил больше, чем мог себе позволить парнишка. Скорее всего, щекастый хозяин отказался даже принять припозднившегося просителя, и мальцу пришлось со вздохом тащиться снова под дождь, слушать голодное урчание в брюхе, а потом ночевать или в заброшенном амбаре, или в сарае, или... гм, под этим же самым плетнем, накрывшись плащом вместо одеяла и подложив под щеку пыльную ладошку.

Словно почувствовав что-то, мальчишка быстро поднял голову, и Стрегон чуть не вздрогнул, встретившись с ним взглядом. Там была такая тоска... но, вместе с тем, и такая ясность... странное узнавание... понимание... какая-то печальная истина, смешанная с внутренней болью и мертвой безысходностью... что у него впервые за сорок лет что-то екнуло в груди. А потом пришло и надолго обосновалось неуместное сожаление о том времени, когда красивому пацану с утонченными чертами лица придется испытать весь тот ужас, через который пришлось в свое время пройти ему самому. Ведь у людей действительно не бывает таких бездонных голубых глаз. У них не бывает таких точеных скул, идеально очерченных губ и пушистых ресниц, по которым сходят с ума молодые девчонки. И становится грустно от мысли, что у этих мальчишек, как правило, неизбежен скорый надлом в душе - ровно в тот день, когда вместо прежнего задорного юнца на них из зеркала в ужасе уставится красноглазый альбинос.

Пожав губы, наемник быстро отвел глаза.

Нет. У каждого свой путь и своя дорога. Если пацану суждено через это пройти, значит, так надо. Это судьба. Рок. Проклятие, если хотите. Он может сломаться, не вынеся насмешек в спину, может загнуться от раны в боку в какой-нибудь сточной канаве, а может... и для него это - лучший вариант... зажать волю в кулак, в кровь разбить кому-нибудь лицо, вырастить себе стальные зубы, но заставить остальных замолчать. И найти в себе силы на то, чтобы стать выше тех, кто очень скоро выжжет ему на лбу ненавистное, хорошо знакомое немолодому воину клеймо: полукровка...

Но тут, кроме тебя, больше никто не поможет. Стрегон это слишком хорошо знал. Проверил на собственной шкуре.

- Едем, - хрипло бросил наемник, отворачиваясь и решительно взлетая в седло. Накинув капюшон, чтобы не пугать своим лицом крестьян, он первым направил скакуна к закрытым воротам. Но даже так, через многие десятки шагов, тяжелый плащ, плотную куртку и наросшую за эти годы скорлупу равнодушия, буквально кожей ощутил на себе пристальный, внимательный, очень странный взгляд, от которого ему впервые за много лет почему-то захотелось поскорее избавиться.

- Торос, тебе не кажется, что наш грозный вожак за это утро еще немного поседел? - неожиданно поинтересовался у побратима Лакр.

- Отвали, - привычно огрызнулся южанин, скользя цепким взглядом по сонным домам.

- Нет. Действительно... мне показалось, что вчера он был более...

- Заткнись, Лакр, - тихо рыкнул Стрегон, отчего-то именно сегодня чувствуя несвойственное себе, давно позабытое раздражение. Этот странный пацан слишком сильно всколыхнул память, зацепил чем-то, расстроил. Вот и побратимы сразу ощутили: Торос странно покосился, а неугомонный ланниец удивленно покрутил головой и даже послушно закрыл рот. Не вякнув, как обычно, не осведомившись ехидно, в чем дело. Понял, наглец, что у вожака нет настроения шутить.

Торк! Не к добру это. Совсем не к добру.

Стрегон подавил необъяснимое желание обернуться, чтобы еще раз взглянуть на странного мальчишку. Даже пришпорил коня, стараясь выкинуть ненужные мысли из головы, однако уйти просто так им не позволили - в одной из подворотен, которые Братья только что благополучно миновали, вдруг послышался свирепый, полный силы рык, зазвенела потревоженная цепь, что-то с грохотом рухнуло. Потом донесся истошный женский крик, оборвавшийся громогласным лаем. За ним послышалась приглушенная мужская ругань, сквозь которую проступил неподдельный испуг и настоящее отчаяние. Громко опрокинулось пустое ведро, дробно застучала по земле развалившаяся поленница. Наконец, в одном из заборов с треском разлетелась гнилая доска, почти сразу за ней - вторая, наружу опасно выгнулись острые щепки, а на пустую улицу, раздвинув мощной грудью податливое дерево, проворно выбрался крупный лохматый пес, волочащий за собой оборванную цепь.

С коротким рыком, больше похожим на раскаты грома, кобель отряхнулся, отчего длинная серая шерсть на загривке встала дыбом, шальными глазами обвел соседние дома. При виде троих всадников у него что-то замкнулось в лихорадочно блестящих зрачках, лапы непроизвольно напряглись, напружинились. Мощное тело подобралось, зубы угрожающе обнажились... вот же Торк! Кажется, с привязи сорвался. Вон, еще замок по земле волочится. А пес молодой, сильный, прямо брызжет нерастраченной силой. И почти так же яростно брызжет жидкой слюной. То ли ударили его, не подумав, то ли не кормили, то ли лапу неудачно защемили возле поленницы, и он от лютой боли взбеленился... кто его знает. Главное, что зол сейчас на весь свет, словно оскорбленный варвар - так и рыщет по сторонам, на ком бы сорваться. И разбираться бы с этой зубастой проблемой не уехавшим Братьям, потому что, кроме них, подходящей добычи перед глазами не маячило, как вдруг...

Стрегон аж похолодел, когда на другом конце улицы бодро распахнулась калитка, и оттуда с задорным смехом выскочил босоногий мальчишка. Совсем мелкий, белобрысый, в одной нижней рубашке - явно от мамки сбежал в погоне за красивой бабочкой. Глазенки светлые, ясные, сам крепенький, румяный. Он еще не увидел ни всадников, ни грозно обернувшегося пса - с широко открытым ртом уставился на закружившую вокруг него стрекозу, а потом восторженно запрыгал, пытаясь поймать прелестницу неуклюжими ладошками.

Если бы не бежал он сейчас, если бы не кричал, размахивая руками и беззаботно смеясь, может, и не заметил бы взъярившийся кобель. Но тот, как почувствовал, что глупый детеныш совершенно беззащитен - низко пригнув лохматую голову, коротко захрипел, давясь слюной и собственным бешенством, а потом сорвался с места и огромными прыжками кинулся навстречу.

- Мать вашу! - тихо охнул Лакр. - Задерет же мальчишку!

Еще не успев закончить фразу, ланниец проворно выхватил из-за пояса арбалет и торопливо взвел. Стрегон так же молча развернул коня и пустил широким галопом, надеясь, что все-таки успеет. Да, Лакр - превосходный стрелок, один из лучших, что он только знал, но, во-первых, ему все равно понадобится время, и, во-вторых, на таком расстоянии он может зацепить пацана. А Братья, хоть и частенько убивали на Заказах, все же не были настолько бессердечны, чтобы позволить себе рисковать жизнью ни в чем не повинного трехлетнего малыша.

На хриплый рык озверевшего кобеля крохотный человечек, наконец, обратил свое переменчивое внимание. Сперва даже не понял, почему так быстро скачет к нему какой-то незнакомый дядя, почему так густо вьется пыль под копытами его большого коня; отчего у других двух дядей вдалеке так жутко исказились лица; но потом увидел взбеленившегося зверя, огромными прыжками стелящегося по земле, и как-то растеряно замер.

Беги, малыш!! - хотел крикнуть Стрегон, но тут же понял, что безнадежно опоздал: пацаненок впал в опасное оцепенение, какое бывает при внезапном испуге. Замер, сжался побитым щенком, как-то жалобно всхлипнул, не сделав даже попытки убежать. Только глаза стали совсем большими, неверящими, влажными, да лицо беспрестанно кривилось в преддверии громкого плача.

Беги, малыш!!! - так же кричал ему когда-то отец, заступая дорогу набегающим оркам - в тот черный день, когда орда свинорылых перешла через бурную реку и прямо под утро ворвалась в маленькое приграничное селение Верда...

Стрегон едва не застонал от мысли, что все равно не успевает. Стремительным движением выхватил нож, чтобы хоть в спину взъярившемуся псу воткнуть, отвлечь ненадолго, увести от беззащитного пацана... и снова поздно: с покачнувшегося плетня упруго спрыгнула хрупкая фигурка, о которой он, признаться, все же успел позабыть. Тот самый, вчерашний малец, не поменявшись в лице, зачем-то поднял с земли закутанную в какие-то тряпки палку, в два коротких шага достиг середины дороги и загородил оторопевшего ребенка собой. Встал, пристально следя за стремительно приближающимся зверем, небрежно откинул с лица длинную челку, как-то по-особенному прищурился. Но на лютый рык кобеля даже не дрогнул. Просто стоял, спокойно заложив большие пальцы за пояс, знал, что поступает правильно, и терпеливо ждал, когда пес набросится.

Лакр, заметив помеху, с досадой отвел палец от скобы, чуть не сплюнув в сторону дурного подранка, а Стрегон грязно выругался про себя.

Однако злобно урчащий кобель, на краткий миг поймав чужой взгляд, как-то странно запнулся. Неуверенно рыкнул, замедлился, помотал головой, словно хотел избавиться от непонятного наваждения. Какое-то время еще бежал по инерции, заворожено глядя в пронзительно голубые глаза парнишки. А потом, не дойдя до него какой-то пары шагов, и вовсе остановился, как вкопанный. Огромный, всклокоченный, с бурно вздымающейся грудной клеткой. Но, как ни странно, безоружного пацана не тронул. А еще через долгий миг, не обратив внимания на грохот копыт за спиной, вдруг тоненько заскулил и покорно припал на брюхо, униженно выворачивая шею и виновато виляя хвостом.

Стрегон, ураганом пронесшись мимо, прямо на ходу подхватил невредимого ребенка, прижал к груди, шумно выдохнул, только сейчас начав различать другие звуки, кроме грохота собственного сердца. Услышал испуганные крики за спиной, женский плач, запоздалый мат в исполнении зычного мужского баса, костерившего мохнатую скотину на чем свет стоит. Наконец, шумно перевел дух. Убедился, что дрожание маленького тельца на руках - всего лишь результат сильного испуга и едва родившегося плача. Заставил разгоряченного жеребца перейти на шаг, затем вовсе остановился и, наконец, непонимающе оглянулся: странный пацан все так же недвижимо стоял на середине дороги, а к нему на брюхе подползал скулящий и полностью покорный зверь, всем видом просящий пощады.

- А-а-а-а... мой Каришек!

Завидев вылетевшую из-за забора молодуху и ее шальные глаза, наемник опомнился и поспешил вернуться, чтобы девка не вздумала срываться на крик. Приблизился, осторожно спрыгнул с седла, с рук на руки передал зареванного малыша. Неловко отвел взгляд от распахнутой спереди рубахи, в вырезе которой дразняще промелькнули налитые молоком груди. Зачем-то подумал, что растрепанная деваха наверняка недавно стала матерью во второй раз и лишь поэтому упустила из виду подросшего сорванца. Но потом встретил ее неподвижный взгляд, в котором при виде его шевелюры и блеклых глаз промелькнул неподдельный испуг, и почти с раздражением отвернулся.

Что ж, она правильно испугалась его посеченного лица: когда-то разлетевшиеся осколки оставили там щедрую россыпь белесых следов, причудливо раскрасивших кожу и сделавших ее похожей на бесстрастную маску. На правой щеке и вовсе здорово повредили какую-то жилку - не зря она до сих ничего не чувствовала и с трудом шевелилась. Правда, когда ты спокоен и холоден, когда цедишь фразы сквозь сомкнутые зубы, этого почти не видно. Но улыбаться или широко раскрывать рот он не мог уже давно. А если еще вспомнить про белые волосы и бесцветные, холодные глаза...

- Спасибо, добрый человек, - запоздало пролепетала женщина, торопливо выхватывая сына и испугавшись страшного незнакомца едва ли не больше, чем собаки недавно. - Сп-пасибо... пусть боги тебя не забудут...

Потом вдруг стиснула свое сокровище, всхлипнула и, не веря в собственное счастье, со всех ног кинулась под защиту родного дома, надежного забора и кряжистого мужа, который выбежал на крик и тоже стал свидетелем случившегося.

В мгновение ока на улице стало шумно и людно. Разбуженные, полуодетые и взъерошенные селяне взволнованно гудели, тревожно переглядывались, нестройно шептались, обступив молодую мать и чудом уцелевшего мальчишку. В сторону чужаков поглядывали настороженно, на белобрысого полукровку - с откровенной опаской, а на хозяина кобеля, добежавшего, наконец, до своей бешеной скотины и вздумавшего отвесить ей сочный пинок, и вовсе - зло.

- Ах, ты...!

- Не тронь, - вдруг поднял голову пацан, которому пес теперь исступленно лизал закрытые перчатками руки. Посмотрел странно, внимательно, остро. Так, будто имел на это право. И широкоплечий верзила, словно что-то такое почувствовав, неожиданно отступил, передернув плечами, как от озноба. А потом и вовсе отвернулся, пробормотав под нос что-то непонятное.

Мальчишка, тем временем, оттолкнул от себя собаку, коротко велел "место!", пристально проследил за рьяно подпрыгнувшим кобелем, кинувшимся исполнять приказ с такой прытью, с какой и строгого хозяина не слушал. Затем обернулся, обжег нерадивого владельца пса еще одним коротким взглядом, отчего у того готовые сорваться с языка слова просто застряли в глотке. Наконец, подхватил свою палку и, протолкавшись сквозь толпу, быстрым шагом двинулся прочь, не глядя больше ни на людей, ни на спасенного ребенка, ни на озадаченно остановившихся наемников.

Проходя мимо того самого плетня, возле которого совсем недавно ждал рассвета, мальчишка вдруг оглушительно свистнул. Да так резко, что не готовые к чему-то подобному люди даже вздрогнули от неожиданности. За плетнем в ответ что-то глухо заворчало, захрипело, затем раздалось громогласное ржание, неясный шум. Наконец, послышался нарастающий грохот копыт, звон опрокинутого ведра, знакомый шум падающих поленьев, которые кто-то торопливо отшвырнул в сторону. А еще через секунду со двора на огромной скорости выметнулся невероятно крупный зверь - массивный, храпящий, звучно грызущий железные удила. Оседланный, как ни странно, но, кажется, совершенно дикий. Сам непроницаемо черный от носа до кончика длинного хвоста. Свирепый до дрожи. Полный диковатой силы. С лихо развевающейся гривой и бешено горящими глазами цвета беззвездного неба. Громадный настолько, что казался настоящей горой. И при этом какой-то взбудораженный, неудержимый, откровенно хищный.

- Грамарец! - изумленно крякнул Торос. - Надо же... настоящий грамарец!

Лакр только тихо присвистнул.

- Торков хвост... ну, и здоровый же он! С кем только тут скрещивают гаррканцев, что могло получиться такое чудовище?! Слышь, Стрегон, ты когда-нибудь такое видал?

Стрегон не ответил. Но про себя подумал, что, пожалуй, фантастические слухи насчет местной породы лошадей, выведенной все теми же эльфами Золотого Леса, не врут: жеребец выглядел неутомимым, быстрым, как молния, и таким же непредсказуемым. От гаррканца ему досталась могучая стать, шелковая грива, крепкие копыта и едва заметный гребешок над переносьем, однако крупные черные глаза горели хищным волчьим блеском, а в алой пасти сверкали самые настоящие клыки, по которым, собственно, его и признали - говорят, остроухие этих лошадок для себя разводят, не для продажи. Утверждают даже, что грамарцы будут поумнее некоторых смертных, но при этом и преданнее любого пса. С таким никакой жены не надо - будет ходить за тобой, как за родным. От всего закроет; себя не пожалеет, а хозяина сбережет. И в бою, если придется, может не только зубами цапнуть, но и копытами так вдарит, что больше не встанешь. Особенно, если учесть, что в подошвах у него спрятано еще одно внушительное оружие - длинные, невероятно острые когти, которыми странный зверь умел чуть не с рождения орудовать получше, чем иные вояки - саблями.

Стрегон молча покачал головой: в Новых Землях ему довелось появиться впервые, так что о грамарцах он раньше только слышал. А своими глазами увидел лишь сейчас, и, признаться, правда его поразила: хорош был конь, действительно хорош, хоть и злобен, как дикий демон.

Громадный скакун, тем временем, ловко перелетел через высокий плетень, где не так давно безучастно сидел голубоглазый смельчак. Уверенно приземлился, гулко ударив по вздрогнувшей земле тяжелыми копытами. Затем проворно заозирался, словно выискивая возможных врагов. Наконец, рассмотрел подозрительно шумную толпу, грозно всхрапнул снова и остановился, как вкопанный, уставившись на подавшихся в стороны людей, как на потенциальную добычу.

М-да-а... немудрено, что от него так шарахнулись: вряд ли среди присутствующих нашлись бы безумцы, рискнувшие приблизиться к такому зверю или попытавшиеся его приручить. Бешеный он. Как есть, бешеный. Странно, что низкорослый пацан смотрит без удивления и всякой опаски. Да еще и губы неприятно поджал, словно был чем-то недоволен.

От внезапной догадки у наемников неприлично округлились глаза: мать честная! Да нет, не может быть! Грамарцы же только остроухим позволяют собой командовать!

- Что? Опять сарай сломал? - неприязненно покосился юнец на шумно отряхнувшегося зверя, а потом бесстрашно подошел и несильно хлопнул по широкой морде. - Зараза! Я тебе сколько говорил, чтоб не ломился напрямик?! Думаешь, нас в следующий раз кто-нибудь пустит на ночь, если так и дальше будет продолжаться? А, Курш? Чего глаза прячешь, морда бесстыжая?!

Стрегон изумленно моргнул, когда грозный скакун действительно спрятал нос у хозяина под мышкой и виновато потерся, признавая и покоряясь, а потом тяжело вздохнул, совсем по-человечески, будто искренне сожалел о содеянном, но оправдывался тем, что просто не мог не торопиться, когда услышал знакомый свист.

- Еще раз такое увижу, на неделю дома запру, понял? - сурово пообещал пацан. Конь в ответ неразборчиво хрюкнул и, тряхнув длинной гривой, с готовностью подставил бок.

Под оторопевшими взглядами мальчишка умело пристроил под седлом свою палку. Привычно проверил подпругу, сердито отмахнулся, когда жеребец возбужденно дохнул ему в затылок, будто поторапливал пуститься вскачь. Наконец, проворно взлетел в седло, несмотря на внушительную высоту грамарца, и, поправив седельный мешок, повернул вороного на выход.

- Белик, постой! - донеслось из-за пышных кустов, и оттуда стремглав выбежала поразительно красивая девушка в длинном голубом сарафане, с крупными черными глазами и роскошной, немного растрепавшейся от бега русой косой. - Погоди! Не уезжай!

Мальчишка быстро обернулся.

- Вот, - торопливо протянула красавица старательно закутанный в белые тряпицы сверток. - Возьми в дорогу. Матушка сама пекла, для тебя старалась. С орехами, как ты любишь! Еще горячий! Честно-честно!

Стрегон услышал, как ошарашено крякнул возле него Торос, как одобрительно присвистнул Лакр, оценив и симпатичное личико, и стать, и стройную фигурку девчонки. С еще большим удивлением проследил за тем, как неловко пацан подхватил любовно приготовленную снедь, так же неловко наклонился, позволив себя обнять. Но как-то очень уж поспешно выпутался и отстранился.

- Спасибо, Лиска. И матушке твоей тоже - спасибо.

- Ты уж возвращайся, пожалуйста, - просительно улыбнулась девушка, медленно отступая и печально глядя на старательно отводящего глаза паренька. - Она будет ждать. Да и отец тоже... обрадуется. Береги себя, хорошо?

- Постараюсь, - буркнул он и, не желая затягивать, тут же сорвался с места.

Грамарец довольно рыкнул, черной стрелой пролетая мимо замерших в ступоре людей, прогрохотал тяжелыми копытами по дороге, вихрем вылетел в спешно открытые ворота и, махнув роскошным хвостом, бесследно растворился вдали.

Стрегон немного помедлил, привыкая к мысли, что здорово недооценил необычного сопляка. А потом вздохнул и решительно выкинул его из головы: у них и без того хватало дел.