Глава 12

Не медля ни секунды, я рванул прямо к окну. Второй этаж для молодых коленей — ерунда, если правильно приземлиться.

Сходу запрыгнул на подоконник. Тот жалобно скрипнул подо мной и треснул. Я же, не останавливаясь, шагнул дальше в распахнутое окно, выскочил в проем и в свободном падении прошуршал сквозь ветки тополя. Приземлился возле изумленного Казаряна. Спружинил, чтобы погасить энергию падения, сделал перекат через плечо, раскатав инерцию равномерно по себе и по земле.

— Ты что? — выдохнул испуганно инспектор дорнадзора, но объясняться было некогда.

Я вскочил, но снова упал, немного таки отшиб ноженьки. Купер высунулся в окошко, я кинул на него быстрый взгляд — он торчал один в проеме. Сотрудники главка, видать, еще не ожили.

— Казарян! — гаркнул осмелевший вдруг начальник. — Задержи Морозова!

Артур на миг застыл, вращая ошалело чёрными омутами кавказских глаз, смотрел то на Купера, то на меня. Я, тем временем, поднялся.

— Хватай его! Твою мать! — блажил Рыбий Глаз.

Артур прыгнул прямо на меня, отбрасывая раздумья, как и положено честному советскому милиционеру, получившему приказ, но споткнулся, что называется, на ровном месте, и завалился на землю с громким «ой».

— Дебил! — ревел Купер, а я даже через окно услышал топот двух пар ног со второго этажа, это ожили областные менты. Видимо, уже за мной поскакали. Но через дверь, а не через окно.

Казарян подмигнул мне и принялся дальше страдать, обхватив якобы ушибленную ногу. Я же рванул дальше. Нужно выбраться за пределы территории. Через здание проскочить не получится, там уже топочут мои преследователи. Побежал через дворик, чуть не сбил пару сотрудников, что возвращались из курилки. Вот и ворота. Распахнуто, как всегда. Их запирали только на ночь.

Первая мысль — рвануть к остановке, но нет. Это слишком очевидно. Затеряться в скверике? Слишком жидкие там посадки елок. Снаружи ГОВД меня наверняка уже будут поджидать «двое из ларца». Так-с… Думай, дядя Саша, думай…

Где лучше всего укрыться? Там, где никто не будет меня искать. То есть, снова же в ГОВД. По крайней мере. до вечера лучше всего пересидеть. И я никуда не побежал, развернулся и снова влетел в здание, но со стороны дворика. Перед этим убедился, что меня никто не видит, весь кипеж ушел в сторону крыльца и ворот, там меня ждут чертовы «вертухаи». Хрен вам! Я не выбежал из здания, а направился прямиком к Загоруйко.

Вошел в полумрак его кабинета и тут же запер за собой дверь на шпингалет. Валентин иногда запирался, когда проявлял пленку или печатал фотки, чтобы нежданные посетители не засветили процесс.

— А я как раз тебя хотел позвать, — Загоруйко снял очки и стал их тереть платком. — Представляешь! Я установил, чей это палец. А зачем ты запер дверь?

Но я не слишком прислушивался к тому, что он говорил.

— В общем, так, Валентин, для тебя сейчас срочное дело есть. Слушай и не перебивай. Против меня хотят сфабриковать уголовное дело, чтобы вывести из игры, возможно, даже в розыск объявят.

— Ого! Ты… вы покажите им свое настоящее удостоверение, товарищ капитан.

— Не могу, пока не могу. Сам понимаешь, что я глубоко залегендирован и внедрен в органы МВД, нельзя из-за какой-то ерунды засветить все.

— Уголовное дело — это для вас ерунда? — обмер тот.

— Выпутаемся, не в первый раз уже, — тут уж я сказал правду. — Но мне нужна твоя помощь.

— Конечно, я готов. Что нужно делать?

— Иди сейчас в кабинет Купера и посмотри на столе бумаги. Что-то должно на меня быть. В плане того, за что меня хотят задержать. По мою душу прибыли областные, я пока что улизнул. Но мне интересны подробности.

— В кабинете Купера… вроде как, проводить нелегальный обыск? — голос Валентина дрогнул.

— Не обыск, а добудь мне оперативную информацию, с ней мне проще будет выкрутиться. Сам понимаешь, что я мог бы позвонить своему руководству, а то позвонило бы вашему, и дело в шляпе, но я же говорю, тогда мне придется выйти из тени. Я должен справиться своими силами на местном уровне. Понимаешь?

— Понял… Но… Но как я там обыщу все? А если Купер там?

— Нет его, он сейчас в дежурной части, скорее всего, ориентировки на меня рассылает.

— А если он зайдет?

— Ты боишься? В тот момент, когда Родина так на тебя надеется, Валя?

— Нет, но я должен оценить риски, определить вероятность случайных событий, возможные альтернативы и сопоставить…

— Стоп, стоп, стоп! Эк тебя понесло. Отставить теорию вероятностей. Валентин, если бы каждый, кто совершает героический поступок, руководствовался бы логикой и здравым смыслом, то подвигов бы не было.

— А разве обыскать кабинет своего начальства — это подвиг?

— Еще какой… И не начальства, а Купера. Партия и мама будут тобой гордиться.

— Мама… — дальше Валя думал недолго, секунд пять. — Тогда я пошел?

— Иди… Поторопись.

И Валя ускакал. Даже обычная его флегматичность и неспешность куда-то на миг улетучились. Он был полон решимости и идейной энергии борца за правое дело. Надеюсь, у него получится. Он, конечно, умный, но, как говорится, ни покараулить, ни украсть.

Вернулся он минут через пять. Постучался условным стуком, как мы договаривались: три коротких, два длинных удара. Я откинул шпингалет, приоткрыл дверь и увидел, что за его спиной стоит еще кто-то. Огромный, как гризли. Хотел уже ударить обоих этой самой дверью, но вовремя опознал в нежданном посетителе Баночкина. Фу-ух! Этот свой, не сдаст.

— Быстро заходите, — дернул я за рукав сначала криминалиста, а потом дежурного.

— Я не виноват, — оправдываясь, разводил руками эксперт. — Михаил сам за мной увязался, сказал, что в курсе, что ты у меня в кабинете. Я не привел хвост, я не предатель.

— Михаилу можно верить, — успокоил я слишком ответственного и честного лейтенанта Загоруйко, запирая дверь.

— Ну, Сан Саныч, это самое… ну ты даешь! — одновременно со страхом и восхищением выдохнул Баночкин. — Ты что, прибил этих? Из главка?

— Ну не прибил, они живые, наверное. Думаешь, надо было добить?

— Живые, что им станется. Представляешь, Купер прибежал в дежурку и велел выдать ему пистолет из оружейки. Кричит, дай мне Макарова и все тут. И аж три магазина в придачу затребовал. Сам трясется, что лист на ветру, от страха бледный. За все время здесь он ни разу не получал пистолет, а тут вдруг так сильно захотел.

Я даже не смог припомнить, когда ещё так внимательно слушал Миху.

— Дал ты ему оружие?

— Выдал неисправный, его на списание надо готовить, там шептало износилось, да и весь УСМ под замену, затвор клинит, ствол изношен. Короче, на уничтожение акт надо делать, но это ж долгая петрушка, все руки не доходят. Пусть со сломанным походит, детям спички не игрушка.

Я чуть не кинулся обнимать здоровяка.

— Молодец! А как ты узнал, что я здесь кантуюсь?

— Так видел, как ты по коридору шмыгнул. Я все подмечаю из своего аквариума. Умно, конечно, ты поступил. Все тебя по городу ищут, а ты — тут у нас, то есть у вас. Тьфу ты, то есть у себя. А что случилось? Это же все не из-за испытательного срока? Ха!

— Конечно нет, вон Валентин нам все сейчас покажет, — я заметил у эксперта бумажку в руках.

— Что это? — скосил взгляд на листок здоровяк.

— Это я взял со стола Купера.

— О! — удивился Михаил. — Ты у Купера документ сп*здил?

— Это оперативная комбинация, — важно заметил Загоруйко.

— Уважаю, Валя, — заулыбался Баночкин. — Я думал, ты ничего не можешь… Ну, в плане этого самого… Вот такого… Ну ты понял?

— Нет, не понял.

— Ладно, забудь, — дежурный с интересом уставился на бумажку. — Читай, что там?

— Это рапорт, — ответил Валентин и стал зачитывать его вслух.

Рапорт оказался на начальника главка генерал-майора милиции Строкина от имени Купера. Числа он был не сегодняшнего, трехдневной давности, и уже был завизирован генералом с формулировкой: «Тов. Зинченко, принять срочные меры». Зинченко — это в Угледарске начальник инспекции по личному составу области, как раз занимается нарушениями со стороны личного состава. Помнится, в девяностые, когда некоторые менты станут бандитами, тут создадут службу посерьезнее — оперативное подразделение под названием ОСБ (УСБ) отел (управление) собственной безопасности. А сейчас пока и этой службы вполне хватало, и причислялась она к кадровому подразделению.

В рапорте, который зачитал Загоруйко, значилось, что лейтенант Морозов проявляет нездоровый интерес к смерти гражданина Куценко и граждан Самокрутова и Черпакова, первый умер от удушения, последние — от острого отравления угарным газом. Но, согласно заключению судмедэкспертизы, в крови всех троих обнаружен яд — мусцимол, который содержится в некоторых грибах. Согласно рапорту старшего инспектора уголовного розыска лейтенанта милиции Трубецкого, в разговоре с ним кинолог Морозов неоднократно упоминал некие мухоморы, и говорил, что данные грибы собирает и сушит в неизвестных целях.

— Ого… — Баночкин почесал лоб. — Так это что? На тебя эти трупы хотят повесить?

— Хотят да перехотят, — хмыкнул я. — Если бы повесили, то мной бы уже занималась прокуратура, а не милиция.

— Значит, доказухи у них нет? — неуверенно мотнул головой Баночкин.

— Хрен их разберешь, — я пожевал губу, задумался. — Понятия не имею, есть ли у них что-нибудь на меня, кроме этих рапортов…

Ну, Антоша. Зря я ещё твою голову пожалел, выходит. Надо было посильнее приложить.

— Ну это же филькина грамота, так, Сан Саныч? — пытливо смотрел мне в глаза дежурный, косясь на рапорт-донос, — Ты же не сушишь мухоморы? Ведь так?

— Твою мать… — я сильнее прикусил губу.

— Что? — в голос воскликнули Баночкин и Загоруйко.

Как будто так и ждали от меня признательных речей.

— Конечно, фуфло всё это. Но это же легко можно исправить… То бишь, мухоморы… Что мешает мне их подкинуть? В общагу, в комнату? И тогда пиши пропало.

— Думаешь, они и на это пойдут?

— А думаешь, они просто так все это затеяли? Нет, не верю я в простые оговоры, сейчас не тридцать седьмой, тут они подкрепиться чем-то должны. Знать бы, чем…

Они немного съежились от того, как легко я упоминал тридцать седьмой. Свободолюбивый двадцать первый век из моей головы так просто не выкорчуешь.

— Ну, в общагу тебе в любом случае нельзя, — заявил очевидное Баночкин. — Давай ко мне… с женой потеснимся.

— Нет… Трубецкой знает, что мы друзья, тебя не хочу подставлять.

Услышав слово «друзья», Баночкин удовлетворенно улыбнулся и чуть заметно кивнул. Друзья познаются в беде и в бегах, он, считай, уже проверен.

— Так тебе есть где пожить? — обеспокоенно уточнил Миха.

— Есть местечко, — кивнул я, вспомнив один отличный адресок, куда самое время наведаться, когда свечереет, и Купер и его гости из главка свалят из ГОВД. — Но вам я его не скажу, иначе мне придется вас убить.

— Согласен, — на полном серьёзе кивнул Валя.

— Да шучу, конечно, — я хлопнул его по плечу, а то надумает себе лишнего.

— Ладно, Сан Саныч… — Михаил повернулся к двери. — Я пойду, чую, там Купер уже топотит и меня бегает ищет. Если помощь какая нужна, обращайся. Телефон мой знаешь, начинается на ноль, заканчивается на два. Я, считай, всегда там…

— Спасибо, Миха… За Мухтаром пригляди. Там паренек мой будет приходить, кормить его, выгуливать. Ты его пропускай.

— Серого? Канеш, пропущу. Он, кстати, хочет кинологом стать, как и ты. Сам мне говорил.

На том и распрощались, и я снова запер дверь.

— А теперь Валентин, расскажи мне, чей же это пальчик оказался, — вспомнил я недавний наш разговор.

— Представляете, по картотеке совпал, — в условиях опасности Валентин снова стал называть меня на «вы».

— Отлично, Валя! Даже не верится. И кто же этот несчастный, что угольком стал? Да, кстати, называй меня на «ты», в любом месте и в любое время. Чтобы не путаться. Я тебе уже об этом говорил…

— Хорошо, я постараюсь… А вот пальчик, знаешь чей? Ни за что не поверишь!

— Ну, говори уже, я его знаю?

— Да… ты про него упоминал как-то. Человек маргинальной направленности, неоднократно привлекался к административной ответственности за появление в нетрезвом виде в общественном месте. Завсегдатай медвытрезвителя — Пистонов Валерий Валерьевич, 46 лет отроду, прозвище Пистон.

— Ого! Жалко дурашку, вляпался-таки… Эх… Честно говоря, я думал, он помоложе будет. Неплохо сохранился для алкоголика. А как ты его так быстро нашел? У тебя сотни дактилокарт, или даже, может, тысячи. Это же с каждой сравнить надо…

— Так я же говорю, стал проверять сначала среди тех, кто частый гость медицинского вытрезвителя. Не по криминальным элементам и не по лицам, представляющим оперативный интерес, искал. Я подумал, что если потерпевшего убили, то человек этот не должен быть бандитом и преступником. У нас бандитов не убивают. Кто мог оказаться в полузаброшенной лодочной станции? Тружеников и нормальных граждан тоже исключаем, да и нет их у нас в картотеке, как они там окажутся? Остаются личности с девиантным поведением. А это у нас как раз, так называемые, алконавты, которых и дактилоскопируют в медвытрезвителе, — Валентин взял в руку пачку дактилокарт и помахал ей. — Вот такие мне приносят раз в месяц от них. Я стал проверять с мизинцами, получается, что Пистонов был недавно в учреждении этом, и его дактилокарта была почти сверху пачки. Немного пришлось перелопатить, буквально сразу напоролся.

— Ясно, благодарю за службу, Валентин… Справку официальную когда будешь выводить?

— О совпадении по картотеке? Да хоть сейчас могу напечатать.

— Ты вот что… Пока не торопись, — я призадумался. — Придержи своих криминалистических коней. Если спросят — скажи, дескать, проверка идет, картотека шуршит, человек ищется, все в процессе. Ведь если бы ты вот эту всю логическую цепочку не построил, то это бы много времени заняло, верно? — заодно похвалил я его.

— Ты хочешь скрыть результаты проверки? Но… Это же фальсификация?

— Ты забыл, кто тебя просит? Когда в служебных целях — это не фальсификация. Так надо, лейтенант…

— А-а, да-да! — хлопнул себя по лбу Загоруйко так, что очки на носу подпрыгнули. — Это не фальсификация, это… Как правильно сказать? Это оперативная комбинация, да?

— Все верно…

— Получается, что труп пока будет неопознанным числиться? Так?

— Так…

— А когда можно будет его официально идентифицировать? Ну, то есть, справку набить и обнародовать?

— Я сообщу. Жди указаний.

— Понял, — энергично кивнул Валентин.

Зачем я попросил его об этом, сам пока до конца не знал, но чувствовал, что так будет лучше. Не люблю, когда ситуация выходит из-под контроля, а она вышла. Сначала кто-то зачищает всех фигурантов, кто хоть как-то был связан с историей с карманными кражами и контактировал со мной… Я сунул туда нос, и теперь принялись за меня. Зачем? Почему? Дело явно не в банальных краженках, а в чем-то более глобальном…

Пока я не отвечу на этот вопрос, буду стараться держать Кукловода в неведении. Пусть он не знает, что мы идентифицировали труп Пистона, пусть думает, что его план удался. Ведь наверняка он хотел уничтожить труп до неузнаваемости и скрыть личность убитого, не зря же поджёг его вместе с лодочной станцией. Только не рассчитал, что там лужа после дождя образовалась нехилая, вода натекла сквозь худую кровлю и пальчик-то сохранился. А может, он специально его в воде оставил, чтобы мы-таки смогли определить Пистона? Показать свою власть? Мол, смотрите и трепещите… Нет, это, скорее всего, бред, он же не маньяк какой-нибудь, которым, как говорят, важно признание общества, у которых комплексы самовыражения. А Кукловод — хитрый и расчетливый преступник.

Я знаю, что он делает, но не знаю, зачем, и поэтому не могу предугадать его следующий ход. Возможно, если пойму его мотив, то и пойму, кто он есть. И еще ему явно содействуют Трубецкой и Купер. Вот бы их тряхнуть по полной… Так, чтобы мать родную продать готовы были, не то что Кукловода. Мне теперь терять нечего, так, может, мне их навестить? Еще надо в общагу наведаться, пробить, что да как, а потом укрыться там, где меня точно искать никто не будет.

Адресок лежит где-то в кармане. Интересно, а там сколько комнат? Две или одна?

Загрузка...