Глава 14

— Пожить? У меня? — переспросила изумленная Ася, будто плохо слышала, но при этом еле сдерживала накатившую вдруг улыбку, настроение у нее вмиг поднялось.

— Да, у тебя… В общем, ты только не пугайся… я тут немного в бегах. Долгая история, но если пустишь — расскажу подробно. Если ты, конечно, умеешь, хранить тайны.

Все рассказывать я Асе и не собирался, но обрисовать в общих чертах ситуацию можно, как-никак скоро весь город уже будет знать, что кинолог Зарыбинского ГОВД чуть ли не до смерти отпинал двух милиционеров из области, загнал нового начальника за сейф, а после ласточкой вылетел из окна, покалечив гаишника и еще пару ни в чем неповинных случайных гражданских, и смылся без следа. Ася — журналистка, и уж до нее то слухи точно дойдут. Пусть лучше узнает все от меня, чем от злых языков с выдуманными красочными подробностями.

— Ой, конечно, впущу! Заходи… А что случилось? Ой! Как неожиданно…

— Если напрягаю, ты скажи, не стесняйся, я найду, где кости кинуть. Хат много в Зарыбинске.

— Да ты что? — Ася схватила меня за руку, боясь, что я и вправду уйду, потянула меня вглубь квартиры. — Живи сколько хочешь, комната хоть и одна, но диван раскладывается, там даже втроем можно уместиться, если что.

— Втроем не надо, я могу и на кухне на полу. Мне нужен плед, одеяло да подушка. Даже без подушки могу.

— Никаких на полу, там же твердо!

— Говорят, на твердом спать — полезно для спины, — усмехнулся я.

Ничего, как-то спал, всю жизнь считай, без ортопедических матрасов — и теперь обойдусь.

— Ну да, рассказывай, — всплеснула руками Ася. — У меня знакомый вдруг йогом стал не так давно. На полу спит, ест одну «ботву» без мяса. Так у него волосы стали выпадать, и на прошлой неделе спину заклинило так, что в больнице теперь лежит. Ты же не хочешь в больницу?

— В больницу мне нельзя… Диван так диван. А еще я мясо люблю, не выйдет из меня йога.

— Это хорошо, йоги пускай эти в Африке живут, а мы тут люди русские.

— В Индии.

— Что? — переспросила девушка.

— Йоги в Индии живут.

— Да хоть в Гваделупе, шуруй в ванну, мой руки и пошли на кухню, я там курочку в духовке приготовила и картошечку отварила. К мартини.

— Картошечка к мартини, — одобрительно хмыкнул я, сглотнув слюну. — Это точно по-русски, уважаю…

Только сейчас я понял, какой голодный. Считай, целый день ничего не ел, а энергии сжег много.

На кухне мы прикончили с Асей уже начатую бутылку этого вермута и принялись за нормальную еду. Она еще выудила из холодильника маринованных помидоров, тонко порезала сало, выставила пиалку с солеными груздями, перемешав их со сметаной и нарезанным колечками луком. Все это с курочкой из духовки и дымящейся картошкой смотрелось просто божественно. А Пичугина сидела вся такая довольная, румяная и хмельная, и всем своим видом показывала, какая она хорошая хозяюшка. Вот ни за что бы не подумал, что Ася умеет готовить и вообще создавать гастрономический уют и праздник живота.

Хотя, быть может, это разовая акция в связи с моим появлением? Посмотрим… Похоже, мне придется здесь окопаться не на один день. Сейчас это самое безопасное место в городе. У Аси, конечно, может показаться, что язык без костей, но это только на первый взгляд она мелет разную чепуху, и всё невпопад. На самом деле у нее проницательный ум и отличное знание людской психологии. Возможно, просто даже и сама она это не осознаёт. А ведь любая сказанная ей ерунда — на самом деле вовсе не чепуха, а имеет определенную цель: укол противника, маскировка под дурочку, расчетливый флирт, поддержание нужного разговора. Вот и сейчас девчонка хитрила и пыталась меня «расколоть».

— А почему ко мне решил пойти? — хихикнула она, будто вопрос был абсолютно праздный, просто чтобы что-то говорить.

— Я не понял, ты против? — поднял я бровь с бравым видом.

— Нет, просто… — Ася вдруг сделала серьезное лицо, но хитрые глазки выдавали ее. — Просто почему ты не пошел к своей рыжей, например?

— К какой еще рыжей?

— Милиционерше из кадров.

— Она не рыжая, хотя на солнце, бывает, и поблескивает медью.

— Мне без разницы, как там у нее на солнце и что блестит, — чуть вышла из себя девушка, но тут же вернула контроль над собой. — Думаешь, я не знаю, что между вами что-то есть?

— Вообще не задумывался.

— Алёнка мне все рассказала. Как вас на работе застукала почти голенькими… Вот коза!

— Кто?

— Алёнка! Думала, басню мне про тебя сочинит, и я отступлюсь, — девушка пытливо и будто с надеждой посмотрела мне в глаза. — Скажи правду, Саша, у тебя ничего с этой рыжей ведь нет? Алёнка же напридумывала, да?

Я открыл было рот, чтобы ответить, как в дверь позвонили.

— Кто там? — я схватил со стола кухонный нож. — Ты ждешь кого-то?

— Нет… — растерянно пробормотала Ася, глядя не на дверь, а на меня. — А ты зачем ножик взял?

— Я тебе говорил, что черная полоса у меня, — прошипел я сквозь зубы.

И тогда Ася сняла со стены, рядом с плитой, плоский, но широкий топорик для мяса. Что она за него держалась — мне, что ли, хотела передать? Ну, не сама же орудовать. Ведь так.

— Спасибо, мне с пером сподручнее управляться.

Я махнул рукой, чтобы она убрала своё страшное оружие на место.

— А может, не открывать? — испуганно таращилась на меня Ася, видно, на моей физии отпечаталась крайняя решительность зарубить незваного гостя хоть ножом, а хоть топориком, а потом снять с него скальп. Или сначала снять скальп, а потом зарубить.

Наверное, на молодом лице Саши это смотрелось совсем дико.

Звонок повторился.

— Открой, — прошептал я. — И ботинки мои убери из прихожей. Смелее…

— А если это за тобой? А если они тебя заберут?

— Если пришли за мной, то дверь не помеха. Найдут способ вломиться. Открывай… У нас свет горит, первый этаж, видно окошко почти в упор, не затихаришься. Может, просто сосед за солью пришел, чего гадать…

— Не ходят мужики за солью, — пробормотала Ася и пошла открыть.

Щелкнула замком.

— Добрый вечер! — раздался чей-то пьяный голос, но показался мне знакомым.

— Виталик? — охнула Ася. — Какой к черту добрый вечер⁈ Ночь на дворе! Ты чего приперся?

— Извините… Простите… — лепетал учитель биологии. — Я хотел спросить вас, и-ик! То есть тебя… Ии-к! Простите… Про Алёну Сергеевну.

— Ой! Держись ты! Ой, мамочки!

Что-то брякнуло, что-то звякнуло и послышался звук падающего Виталика.

— Свалился же ты на мою голову, днем нельзя было спросить? И как ты вообще мой адрес узнал? Ой, мамочки, вставай уже!

— Я же учитель, — даже сквозь стену я будто увидел, как гордо выпрямляется Виталик, держась за косяк, Асю и вешалку разом. — Я еще и не то могу… Не только нужный адрес узнать. Пф-ф…

— Верю-верю, все… Иди домой, спи, где же ты так нализался, педагог-ботаник.

— Минуточку! Я не ботаник! Я — биолог! И-ик!..

— Иди домой, ихтиолог. Всё… вали, я сказала!..

Послышалась возня и шуршание. Шел процесс выталкивания на лестничную клетку не вполне сознательного тела Виталика.

Я пока оставался в стороне, не хватало, чтобы о моем присутствии узнал этот субъект.

— Постой — взмолился учитель. — Я же не спросил про Алену… Да постой! Ай, больно!..

— Спрашивай, — пропыхтела Ася и перестала толкать. — Только быстро, я вообще-то уже спать ложусь.

— Почему она так со мной? — послышалось шмыганье Виталика. — Я ведь все для нее… а она… Эх, женщины, женщины…

— Не знаю и знать не хочу, это ваши с ней дела, уходи.

— Вот именно, что не наши! Нет у нас с ней никаких дел, а так хочется! — страдал тот.

— Я-то чем помогу?

— Скажи, где она? Братец ее дома, а самой нет.

Ася шумно вздохнула и что-то там пробормотала.

— В пионерский лагерь уехала, считай, почти месяц не будет.

— В лагерь? В Какой лагерь?

— В «Чайку».

— Жаль… — вздохнул Виталик. — А я тут видал её хахаля на днях. Красивый такой, загорелый, плечистый. Не то, что я… педагог…

— У Алёнки есть хахаль? — радостно воскликнула Ася и уже не выталкивала из квартиры незваного гостя. — Кто такой?

Ее голос уже был слишком громким, будто она поворачивалась ко мне в кухню и только после этого вопрошала. Явно желала, чтобы я услышал и не пропустил эту сногсшибательную подробность из жизни старшей пионервожатой.

— Ну, конечно, есть! — плаксиво ворочал хмельным языком Виталий. — Ты же сама его видела тогда.

— Когда?

— Ну когда я цветы принес, а он их в газон воткнул. Из милиции он… Александром зовут.

— Саша — хахаль Алёны? — тут уже девушка понизила голос и перестала играть на публику, старалась выпытать информацию уже в сугубо личных целях.

— А ты как будто не знала? — воскликнул учитель.

— Не знала…

— Ну ты видела, как он на нее смотрит? Как овод на корову…

Так себе сравнение, подумал я, еле сдерживая смешок.

— А она… — продолжал разглагольствовать гость. — Она тоже с него глаз своих бесстыжих не сводит. И это после того, что между нами было!..

— С кем было? — с надеждой и снова громко вопрошала Ася. — У вас?

— С Алёной, с кем еще!

— И что у вас было? С Аленой! — судя по звуку, девушка вновь повернула голову в сторону кухни.

Вот хитрюга…

— Я… ей цветы дарил, — сокрушенно выдохнул Виталик.

— И все? — не унималась Ася.

— И ковер выхлопал. Два раза.

Это совсем не то, что хотела услышать журналистка, поэтому она поспешила вновь прервать разговор.

— Все, иди домой… Выметайся, я говорю.

— Слуша-ай… Ася, — проговорил учитель. — А ты… красивая… И-ик!

— Чего?

— У тебя есть ковер?

— Не поняла сейчас, Кошкин… Ты чего это удумал?

— Тебе какие цветы нравятся? Ну, кроме роз, розы я не потяну. Дорогие очень они на рынке.

— Кошкин, отвали на фиг! Алёнка уехала, ты теперь на меня переключился?

— Вот Алёнкин хахаль мне дельную вещь сказал. Если нужна женщина — иди и возьми ее… — пробубнил немного с пафосом Виталик.

— Я тебе щас так возьму! По очкам твоим бесстыжим!

— Прости, Ася, — залепетал Виталик. — Не знаю, что на меня нашло. Это все Морозов. Он меня сбил. Я же не такой…

— А про женщин он прямо так и сказал? Если нужна, то надо брать?

— Угу… я его с дач подвозил недавно. А ты точно не хочешь сходить со мной в кино? Или у тебя есть кто-то? И-ик… А чьи это ботиночки стоят? А-а-а! Так ты не одна? Все вы, женщины, одинаковые…

Эх! Ася всё-таки забыла убрать мою обувь из прихожей.

— Одна я, но это не твое дело. Все, иди уже…

— А в кино? Пойдем завтра? Ася, ты… ты же красивая, почти как Алёна Сергеевна…

— Пшёл! — взвизгнула девушка, послышалась возня.

Виталик ойкнул и вывалился на лестничную клетку. Бум! Хлопнула за ним дверь.

— Почти как Алёна! — прошипела недовольная Ася. — Видали? Ну и вали к своей Алёне, ко мне-то чего приперся?

Девушка проговорила это тихо, но я услышал. Она вошла на кухню.

— Ты это мне сказала? — хитро прищурился я.

— Нет, конечно. Представь, Алёнкин хахаль приперся.

— А у нее есть хахаль? — продолжал я щуриться.

— Есть, коллега ее по школе, учитель биологии. Ой, да ты видел его как-то… Он ей цветочки приносил.

Ася думала, что я не слышал их разговора, но слух у меня, как у собаки, сам удивлялся. Однако теперь я не стал ничего говорить, подыграл. Вижу, как девчонка старается… И потом, она же приютила меня, не выгнала.

— Алёнка в лагерь пионерский укатила. Так он ко мне пришел. Представляешь? Ты, говорит, еще красивее своей подруги. Ой, да ну его…. Саша, а давай лучше на брудершафт выпьем! У меня еще шампанское есть.

— А давай, — охотно кивнул я и разлил по бокалам неизвестно откуда взявшуюся на столе бутылку «Советского шампанского». Уже начатую, но плотно закупоренную и не выдохшуюся.

Мы встали, скрестили руки с бокалами. Выпили. Ну и, конечно, поцеловались. Крепко поцеловались, совсем не по-дружески.

* * *

Утром разбудило меня назойливым лучиком, который щекотал нос. Я открыл глаза, и оказалось, что щекотал не лучик, а прядка волос Аси, ее голова лежала на моей груди, волосы разметались. Обнаженное тело девушки прижалось ко мне, повторяя контуры моего, будто пазл. Мы спали на диване, легли не поздно, но уснули вчера, естественно, не сразу.

Девушка потянулась грациозно, по-кошачьи, открыла глаза и сказала «мур». В ее глазах светилось простое женское счастье.

— Доброе утро, — улыбнулся я, сдувая с носа ее назойливую прядку.

— Привет! — она еще сильнее прижалась ко мне, а ее рука скользнула по моей груди, по животу. — Который час?

— Десять скоро…

— Ой! Я опоздала! — вскрикнула Ася и резвой, но абсолютно голой ланью выпрыгнула из-под одеяла, сверкая обнаженной грудью и другими интересными местами. Я залюбовался и не прятал своего «бесстыжего» взгляда.

Хватая с пола на ходу одежду, девушка принялась спешно одеваться, но при этом не забывала вертеть попкой и выгибать спину, будто бы невзначай, выгодно показывая себя в соблазнительных ракурсах.

— Тебе что, нельзя опаздывать? — спросил я.

Мне захотелось, чтобы она подзадержалась.

— Каждый день — нельзя, — хихикнула она. — Я такая опоздунья. Саша, миленький, я в ванну и на работу. Ты поешь, в холодильнике глянь, что найдешь — бери. Я убежала, целую, вечером увидимся.

— Пока…

Ася остановилась на пороге, развернулась и уставилась на меня:

— Ты же вечером придешь? Не сбежишь?

— Конечно, приду, — я кивнул на сумку со своими вещами. — Ты же меня пожить пустила.

— Вот и ладненько, — улыбнулась она, послав еще и воздушный поцелуйчик, а после скрылась в ванной.

* * *

Я вышел из квартиры и запер дверь запасным ключом, который выдала мне Ася. Ну вот… Теперь я живу не в тесной комнате общаги, а в квартире. Но почему-то особой радости от этого не испытываю. И поэтому с невесёлой миной я прошел на остановку, сел в автобус и доехал до нужного адреса. Нужно кое-что прояснить, и начать я решил с коллеги.

Вошел в подъезд и позвонил в нужную квартиру. Дверь распахнулась почти сразу, да и вообще оказалась не заперта. На пороге появился Кулебякин в трусах и майке. Вид он имел грустный, немного помятый, будто его не выписали вчера из больницы, и он не у себя дома.

— Морозов! — вытаращился он на меня, спешно оглядел лестничную площадку, будто чего-то опасался, и, схватив меня за руку, втянул в квартиру.

— Доброе утро, Петр Петрович, — улыбнулся я. — Вас без формы не узнать.

— Не доброе оно, Саша, — пробурчал тот и замкнул дверь на защелку и замок.

— А что так? Вас же выписали… Прогноз хороший, скоро в строй вернетесь.

— Ядрёна сивуха! Морозов! Тебя главк ищет… Ко мне приходили, спрашивали.

— Я в курсе… А вы-то что так переживаете? Одним кинологом больше, одним меньше, — усмехнулся я, впрочем, без особого задора.

— Пойдем на кухню, расскажу.

Я разулся, и мы прошли в квартиру. Жилище местного начальника ГОВД оказалось скромным и не по должности простеньким. Значит, честно живет Кулебякин, ну или умело скрывает. Для этого времени честно жить при хороших должностях — вовсе не порок. Это потом, в моем времени, помнится, у одного начальника краевого ГИБДД найдут дом с золотым унитазом — буквально.

— Будешь? — Кулебякин выставил на стол бутыль с сомнительной бесцветной жидкостью, заткнутую пожеванной газетой.

На столе уже красовались тарелки с солеными огурцами, кружки ливерной колбасы, редис, еще была вскрытая банка кильки в томатном соусе.

— Это что? — недоуменно повел я бровью на бутыль. — Самогон?

— Сам ты самогон, это лекарство.

— Я не болею…

— Ну дык меня поддержи, я болею, еще как болею… Пей, Саша, это приказ, — начальник разлил по стопкам самогон, одну подвинул ко мне.

— Ну, рассказывайте… — я взял стопку, чтобы не обижать хозяина. — Чего нос повесили? Будто не я в бегах, а вы вне закона.

— А-ай, — отмахнулся Кулебякин и поднял стопку. — Давай не чокаясь, как на похоронах.

Ну точно, кто-то умер будто, никогда я не видел шефа таким расстроенным.

Кулебякин мастерски, практически одним глотком, с выдохом, опустошил стопарик. Поморщился, крякнул, шумно втянув воздух носом и захрустел соленым огурчиком. Усы его зашевелились, кончики чуть приподнялись и теперь не смотрелись такими повислыми, как пару секунд назад, будто поперёк воли хозяина немного повеселели.

— Ты чего напиток греешь? — скосил на меня недовольный взгляд шеф. — Иль правду говорят, шпион ты?

— Кто говорит? Какой еще шпион? — удивился я.

— Как какой? Не зря же под тебя копают, чую, тут не только наши роют, но и коллеги из смежного ведомства подключились. Вот если не выпьешь, то точно шпион. Их готовят хорошо, но вот самогон они пить все одно не умеют.

И я накатил стопку, поморщился, так же крякнул по-Кулебякински и тоже взял огурчик.

— Наш человек, — удовлетворённо кивнул майор. — Огурцом закусил, шпион бы за сыром потянулся. Ну или за колбасой, на крайний случай. Они ж, падлы, соленые огурцы на дух не переносят. И сало не едят.

— Так у вас же нет тут сыра, — хохотнул я.

— Все одно, рука у тебя не дрогнула и не замешкалась, сразу огурчик — цоп, и ухватила. Давай еще по одной, чтобы уж точно убедиться, что ты русский.

— Я с утра не пью, — попробовал протестовать я. — И вообще мало употребляю. Я…

— Так то же лекарство от хандры, — по слогам, с ударением произнёс он — очевидно, чтобы до меня дошло. Обуяла меня, окаянная, ядрён пистон! Поддержи начальника…

— Что случилось-то?

Кулебякин многозначительно хмыкнул и разлил еще по одной, а затем проговорил:

— Все, Сан Саныч, был майор и нет его… Кончился Петр Петрович. Сняли меня.

— Как сняли?.. — опешил я. — Вы же на больничном? Не имеют права, только когда больничный закрыт, можно с должности снять.

— Это ты им там объясняй, — ткнул пальцем в потолок шеф. — А меня вывели за штат. Я сам закрыл больничный сдуру, нет чтобы еще потянуть, торопился на работу выйти, пока Купер отдел не развалил. И бац! Приезжаю в главк, больничный отдать, а мне говорят: вы, товарищ Кулебякин, за штат выведены, вот, ознакомьтесь с приказом.

Он сделал жест, будто протягивает мне какую-то бумагу, только в руке у него белел кусочек редиски.

— Эх… Вот ведь как вышло… Вроде, пока числюсь в МВД, но уже не начальник, а не пойми кто. Говорят, что этот — тьфу! — Евгений Степанович, чёрт пузатый, нарыл у меня в отделе кучу нарушений, ядрёна Матрёна! И, паскудник этакий, втихаря докладной запиской их вывел на имя нашего генерала. Не знаю, чего уж он там написал, только меня без всяких комиссий и без аттестаций просто взяли и под зад ногой. А я тридцать лет в органах почти! Всю жизнь положил! А теперь… и жена от меня на дачу съехала, на фига, говорит, ты мне алкаш такой сдался. С утра квасишь. А я не алкаш! — Кулебякин хлопнул по столу кулаком, ложечка в сахарнице подпрыгнула. — Я — советский милиционер! Я начальник милиции, ядрёна вошь!

Кулебякин опасно покраснел. Я даже вспомнил, что в больничке-то он не просто так дни отбывал.

Вот так поворот. От таких новостей я даже намахнул вторую стопку без всяких уговоров. Ну и дела. Конкретно за наш отдел взялись, не один я пострадал…

Загрузка...