Начальник милиции. Книга 3

Глава 21

Освободив шефа от веревок, я помог ему выбраться. И пока он полз по лестнице — всё охал, вздыхал, да держался за бок. А я всё поглядывал на него.

— Ядрён батон, кажись, ребра сломаны, — бурчал майор, выбираясь на поверхность. — Когда падал — сломал. Хорошо хоть, шею не свернул…

Сломанные ребра? Такое инсценировать, конечно, можно, да и другое что-нибудь сломать для правдоподобности, но я все больше убеждался, что Петрович ни при чем. Хотя некоторые сомнения во мне еще сидели — не привык я сразу верить на слово. Раньше, бывало, обжигался по молодости.

— А это еще кто? — встав на ноги на дощатом полу домика, Кулебякин только увидел Эдика.

Уставился на него с удивлением. Парень тяпку из рук не выпускал, сжимал крепко, как невесту, которую украсть хотят, даже когда убедился, что из подполья вытащил я не монстра, а обычного человека.

Майор прищурился и с облегчением выдал:

— Эдька, ты, что ль?

— Я, Петр Петрович, как джинсы? Понравился ваш подарок?

— Какой подарок?

— Ну, вы джинсы у меня брали, забыли? В подарок, сказали. Я не знаю, кому.

— А-а, — махнул рукой майор. — Это я так сказал просто. Себе я брал штанцы… Как-то, — шеф даже немного замялся, хотя ситуация как-то не располагала к смущеньям, — не привык с фарцой дела иметь, вот и слукавил.

— Да вы не стесняйтесь, Петр Петрович, у меня и горком, и прокурор отоваривается. Да что прокурор? У меня Сан Саныч закупается. Я вам скидку сделаю… Хотите?

— А теперь, товарищи, давайте по делу, — взяв на себя роль старшего, распорядился я и, демонстративно вытащив из кармана фотку с Пистоном, сунул ее Кулебякину. — Гляньте, товарищ майор, это кто?

— Хм… — тот подслеповато сощурился, как-никак возраст, да и только из «подземелья» вылез. — Где взял? О!.. Я — кто же еще? Не видишь? Ух, какая у меня шевелюра была… Девки за мной бегали, да-а…

— Вас-то я узнал. Вы мне лучше скажите — а рядом с вами кто стоит?

— Так Валерка Пистонов, — ответил спасенный. — Сосед мой ранешний… Потом переехал куда-то. Мы с ним по молодости по субботам и в баньку, и в пивнушку хаживали. Ну, это когда-а было. Хорошие были времена…

— Не думал, что в круг вашего общения входили алкаши, — скептически покачал я головой.

Его реакция меня как-то не убедила.

— Ты что, Саныч? Подозреваешь меня в чем-то? — возмущенно вскинул на меня седую бровь майор и дернул усами. — Валерка этот не алкаш. Вернее, тогда точно не был. Это потом он, говорят, спился. А так парнишка головастый был. Инженер, с высшим образованием человек. Его бы энергию — да в нужное русло. А он по наклонной пошел, краженки совершал.

— Да… Телевизор заведующего гастронома товарища Миля он украл, — напомнил я.

— Да? — удивился Кулебякин. — Я не знал. Эх, Валерка, Валерка, сгубила тебя горькая, не одного тебя сгубила… Где ты теперь? — патетически спросил Пётр Петрович, глядя на старое фото.

— В морге он.

— Как в морге? — опешил шеф.

Я уже не стал рассказывать майору про случай на лодочной станции и про палец, найденный отдельно от тела — тем более, что и Загоруйко просил отчётность попридержать. Никто, кроме нас с ним, не знал, что Пистон мертв, а его палец совпал по картотеке.

— Водка его действительно подкосила, — коротко сказал я. И назидательно добавил: — Смотрите, чтобы и вас не сгубила. Вы тоже вон с перегарчиком.

— Так у меня горе-горькое, я теперь не начальник, — развел руками Кулебякин. — Не пойми кто. Но ты прав, водка — лекарство нехорошее, вот только вылечишь душу, сразу начинает болеть печень. Тоже скоро телевизоры пойду воровать. А что? Как следы не оставлять — я знаю, как без свидетелей все проворачивать — тоже умею. Будешь ловить меня, Морозов? Ха!..

И посмотрел на меня — ну чисто Мухтар, когда колбаски хочет.

— Типун вам на язык, Петр Петрович, вы лучше расскажите, где ваша супруга, как вы попали на дачу и почему вас тут подкараулили? Кто мог на вас напасть?

— Слушай! А квартирка моя правда сгорела? — вдруг вспомнил о пожаре Кулебякин, и кончики его усов поникли, словно ветки плакучей ивы над прудом.

— Правда… Такими вещами не шутят, — я стал ходить взад-вперед и размышлять. — Вот это самое странное… Интересная петрушка получается — вы уезжаете на дачу, а после в квартире неизвестным образом появляется западня, устроенная специально на меня.

— Почему именно на тебя? Может, на меня? — хорохорился погорелец.

— Потому что Кукловод знал, что я к вам пойду, любым способом проникну. А вас проще на даче застигнуть, чем вот так сложно с газом заморачиваться.

— Ну, да-а… А почему ты ко мне пошел? — скреб лысинку шеф.

Туго соображал, слишком много нехорошей информации свалилось на его почти уже пенсионерские плечи.

— Да потому что отпечаток пальчика вашего на шприце оказался. След. А в шприце — яд. А шприц этот я с помощью Мухтара нашел неподалеку от гаража, в котором обнаружены были два трупа — Черпакова и Самокрутова, помните таких?

— Те, которые угорели? — кивнул Кулебякин. — Вот дебилы, мотоцикл завели в закрытом пространстве. Надо ж было додуматься…

— Уверен, что не гаврики драндулет завели. У них в крови яд обнаружен, вот как раз такой, как в шприце…

— Во дела… А при чем тут мой пальчик? Не мог он ни на каком шприце возле каких-то гаражей остаться. Ты разве, Морозов, не видишь, что меня явно подставили?

— Вижу, но хочу разобраться. Убедиться. Вспоминайте, Петр Петрович. Трогали вы какие-нибудь шприцы медицинские в последнее время?

— Да чего мне их трогать! Нету у меня никаких шприцов, — он покачал головой, как будто не в силах объять умом все мои вопросы. — А кто экспертизу проводил дактилоскопическую?

— Загоруйко, он неофициально провел исследование по моей просьбе.

— Очкарик этот странный… И мамашка у него злющая, при должности хорошей, кровь Вальке пьет. Даже ко мне хаживала, ругалась, все чем-то недовольна. Вот на твоем месте, Морозов, я лучше бы рассмотрел подозрительное поведение мамашки и сынка. Странные они какие-то.

Но я не позволял себя сбить.

— Вы точно шприц в руки не брали? Потом его просто подкинуть могли…

— Ядрёна сивуха! Да точно, говорю же, что… — и Петр Петрович осекся, а потом растерянно пробормотал. — Японские матрёшки… Харакири мне в печёнку! Точно, шприцы, было дело… Выходит, трогал, Морозов.

— Где? Когда? Зачем? — уставился я на шефа взглядом сыщика, а Ватсон у меня рядом, с тяпкой наперевес стоял.

— Ну дык… Такое дело… Принесли мне в больничку передачу. Яблочки, колбаску. Через пост передали. Я даже не понял, от кого, думал, может, от вас, оглоедов из моего отдела, чего доброго дождался. А там еще сверток со шприцами был. Я еще удивился, зачем мне в больнице шпицы? Неужто вы подумали, что мне тут мединвентаря не хватает? Так не бывает. Во всяком случае в Зарыбинской больничке.

— Мы ничего такого не передавали, я бы знал, — уверенно проговорил я. — Вы же помните, все передачи лично вам приносил.

— Ну так, и я удивился. А потом махнул рукой, чего гадать, добрые люди позаботились. И отдал эти шприцы медсестричке. Мол, пользуйте на благо больницы, видно было, что новехонькие. Стекляшки блестящие, сверкают, что люстра у меня в зале. Эх… Нет моей люстры больше…

— Вы не отвлекайтесь, пожалуйста, Петр Петрович, что дальше было? Рассказывайте.

Кулебякин еще раз вздохнул, оплакивая квартиру и сгоревшее имущество, и продолжил:

— А что — дальше? Ничего… Естественно, я эти шприцы перелапал, порассматривал, пока гадал, а потом медсестра их забрала, и все… Это что получается? Что кто-то специально мне такую анонимную передачку отправил, а потом…

— А потом вышел на эту медсестру и забрал шприцы со следами ваших пальчиков, — закончил я мысль.

— Вот сука! Убью!.. — выдохнул шеф, сжав кулаки, но тут же ойкнул и, скривившись от боли в боку, схватился за ребра.

— А зачем вашему Кукловоду это? — вмешался в разговор Эдик.

— Все умно и просто одновременно, — ответил я. — Он подставляет Петра Петровича, потом организовывает покушение на меня. Если я бы погиб, он был бы в выигрыше, если нет — тоже для него неплохо, ведь теперь я буду думать, что Петр Петрович хотел меня убрать — и буду искать его.

— Да, — закивал шеф. — А меня бы ты не нашел и подумал, что я злостно сбежал.

— Если бы не Мухтар, точно бы не нашел, — согласился я.

Кулебякин вздрогнул — видимо, представив, что было бы, если б мы его сейчас тут не откопали.

— Вообще-то это я предложил псину по следу пустить, — гордо заявил Эдик.

— И ты молодец, сообразительный, почти как Мухтар, — похвалил я парня. — Только не называй его псиной, он пёс.

— Хорошо. А можно его Мухой называть? Сокращенно…

Я отмахнулся от предложений фарцовщика.

— Только одного не пойму, почему Кукловод вас по голове тюкнул и в подполье скинул, а не убил? — размышлял я вслух. — К чему такие сложности с кляпом и связыванием?

— Думаю, что все дело в моем лишнем весе… — прокряхтел шеф.

— Чего? — спросили мы в один голос с Эдиком.

— Ну сами подумайте, убить начальника милиции, хоть и бывшего, дело громкое и резонансное, будут искать и шерстить по всему городу, из главка понаедут, явятся инспектора угро со всей области, а может, из Москвы кого еще прислали бы, — как-то даже мечтательно предположил он. — Тут, если убивать начальника собрался, то надо труп спрятать тщательно, чтобы никаких следов, что меня в живых нету. Будто сбежал, утёк… А весу во мне, что в кабане-переростке. Тюкнуть он меня тюкнул, а увезти как? Да еще среди бела дня. Проблематично такую тушу кантовать.

Петр Петрович любовно погладил свой живот, явно считая, что тот спас ему жизнь.

— Вот и скинул он меня в подпол до лучших времен, так сказать. Он открыт был. Я его сушил. Возможно, ночью придет за мной, а возможно, и не один.

— А если бы я вас хотел вывезти в лес и спрятать, — стал вдруг накидывать мысли Эдик, — то я бы вас не убивал до самой чащи, где прикопать собрался, это да…. Своим ходом бы забирал. Под прицелом пистолета или под угрозой клинка выкидухи… Хе.

— А что? — одобрительно закивал Кулебякин. — Спекулянт дело говорит.

— Я фарцовщик, — фыркнул Эдик. — Спекулянты икрой барыжат, а у меня фирмА!

— Все вы для меня спекулянты, — беззлобно прокряхтел Петр Петрович. — Только ты прав, Эдька… я бы еще и ослаб от пут, без воды и жрачки. Потом меня проще было бы в багажник утрамбовать. Считай и тащить не надо, и живой еще, сам ноги двигаю. Дельно ты придумал… Слушай! А может, это ты меня по голове и приложил? А⁈ Признавайся, курвец!.. Ох, до сих пор гудит головушка, ядрёна ж ты сивуха!

— Да вы что? И не я это! В это время мы с Саней вместе были. Саныч, скажи ему!

— А подручных у тебя нет? — прищурился на фарцовщика Кулебякин.

— Да мы с Мухтаром вас спасли, вообще-то, — оправдывался парень.

— Ну-ну… — скептически покачал головой майор. — Спас, чтобы отвести от себя подозрения. Еще и тяпку в руках держишь, будто ждешь чего… Брось-ка тяпку.

— Да и пожалуйста… — Эдик отставил сельхозинструмент в сторону. — Теперь довольны?

— Оставить пререкания, — гаркнул я и повернулся к Кулебякину. — А вы, Петр Петрович, лучше расскажите, как вы на дачу попали?

— Как попал? Ножками… Чай не разучился еще ими пользоваться. Моя дача, хочу и прихожу.

— Но как-то странно… Вы сюда пришли, а кто-то в квартире вашей сразу на меня западню устроил. Откуда он знал, что вы покинете жилище так вовремя? А? — теперь уже я щурился на Кулебякина.

— Японская погремушка! — хлопнул себя по лысине Кулебякин и снова ойкнул, там, где присохла кровь, явно остался ушиб. — Самое главное вам не сказал, не соображаю после того, как по кумполу получил. — Письмо же мне было накануне.

— Какое еще письмо? — допытывался я, вот только писем нам не хватало в этой запутанной истории.

— Да вот же, — Кулебякин похлопал себя по карманам, пошарил и извлек из нагрудного свернутый листочек. — Кто-то под дверь подсунул. Позвонил и сбежал. Я открыл, а там это…

Я взял листочек и стал читать вслух текст следующего содержания:

«Уважаемый Петр Петрович, пока вы тут в одиночестве коротаете холостяцкие вечера, ваша супружница бессовестным образом прелюбодействует на вашей совместной даче. Изменяет вам с неизвестным мужчиной интеллигентной и моложавой наружности. Как истинный коммунист и семьянин, я не смог пройти мимо этого вопиющего и аморального факта и с прискорбием об этом вам сообщаю. По понятным причинам, я желаю оставаться инкогнито. Советую немедленно отправиться на дачу и прекратить аморальные бесчинства вашей неблаговерной. С глубочайшим уважением к вам и вашим милицейским заслугам, ваш Доброжелатель».

— Нехило… — присвистнул Эдик. — Вас по голове ударили, с работы турнули, квартира сгорела, в яме держали, еще и жена изменяет… Врагу не пожелаешь.

— Эдька, ты дурак или от армии косишь? — грозно свел брови Кулебякин. — Никто мне не изменяет, жена к теще уехала! Соседи это по даче сказали, когда я приехал. Не было ее здесь совсем, считай, а это меня так выманили из квартиры — письмом лживым.

— Теперь все встает на свои места, — я удовлетворенно хмыкнул.

— Ну да, — раздраженно проговорил Кулебякин. — Только паскуду эту мы не поймали и не знаем, как звать-величать, кто таков и где искать.

— Ну, Петр Петрович, мы же с вами милиционеры, — улыбнулся я. — Тут надо технически…

Я еще раз перечитал текст записки, рассмотрел листок. Ничего необычного — листок в клеточку, вырван, правда, неровно, писали шариковой ручкой с обычной пастой синего цвета, но не прописью, а печатными буквами, чтобы по почерку ничего нельзя было определить. Ну и буквы получились какие-то корявые, будто писал ребенок. А еще след на листочке отпечатался. В виде грязной сеточки. Что это? След матерчатой перчатки? Куска мешковины? Свертка марли? Непонятно… я, конечно, отдам потом записку Валентину, чтобы пальчики проверил, но после того, как ее хорошо полапал шеф, вряд ли будет толк.

— И еще вопрос, Петр Петрович, где вы были ночью, когда убили Самкорутова и Черпакова?

Я кое-что вспомнил, и это нужно проверить.

— Это в позатот четверг, что ль?

— Ну, да.

Я снова не сводил с него взгляда. Кулебякин помялся, вздохнул и ответил:

— Эх, Саша… у бабы я был. Бывает, что у мужчины не одна женщина за всю жизнь. Ты пока молодой, не поймешь… у Нинки я был, могу адресок дать — проверь.

— Верю, верю, — одобрительно кивнул я. — Но адресок все же дайте…

— Не веришь, да? — надул губы Кулебякин.

— Доверяй, но проверяй, — улыбнулся я. — Работа такая, Петр Петрович, уж вам ли не знать.

— Да знаю, — вздохнул шеф, — В больничку-то хоть меня отвезите.

— Сначала я привезу сюда Гужевого. Нужно выставить в вашем домике засаду на тот случай, если за вами придут.

— Полностью согласен, — кивнул майор. — я тогда обезболивающего приму, у меня там шкалик к буфете початый имеется.

— А можно я тоже в засаде побуду? — неожиданно спросил Эдик. — Я ведь такое только в кино видел.

Я хотел отказать, но, поразмыслив, понял, что одного Ваню оставлять негоже, опасно. Людей у меня других нет, я не начальник милиции, можно и фарцовщика на подхвате задействовать. Пусть с инспектором уголовного розыска подежурят здесь вместе. Мне спокойнее будет, пока я занят другими, более важными делами.

Ведь в моей голове уже созрел план дальнейших действий. Все-таки ниточку я ухватил, главное, сильно не тянуть, чтобы не оборвалась…

Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать…

— Молодой человек! Вы к кому? — уставилась на меня медсестра. — Здесь вам больница, а не проходной двор. Без халата нельзя.

— Милиция, — я показал удостоверение. — Вы, Любочка?

— Ну-у… я… — растерянно пробормотала молодая медсестричка, теребя пуговку на белом халате.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов. Пройдемте…

— Куда? — сглотнула та и еле слышно добавила: — В тюрьму?

— Ну почему в тюрьму, или вам есть в чем признаться? — не торопясь выговорил я. — Чистосердечное признание смягчает приговор.

— Это не я, товарищ милиционер, — заверила меня побледневшая медсестра. — Она… она сама разбилась и вытекла. А мы потом с матответственным списали, не воровала я…

— Я хотел спросить вас про пациента Кулебякина Петра Петровича. Он вам шприцы передавал?

— Ох, мамочки! Так вы не из ОБХСС? — с еле сдерживаемой радостью выдохнула Любочка.

— Я — кинолог, — гордо произнес я, будто подразделение моё элитное, что-то вроде управления всех управлений.

— Уф… А я-то подумала… Напугали. А кинолог — это который с собакой преступников ловит?

— Совершенно верно.

— Ну, собаки в списании не понимают, — облегченно вздохнула медсестричка, — так что вы хотели узнать? Куда идти-то?

— На улице, на лавочке побеседуем, идите за мной, Любочка…