Начальник милиции. Книга 3

Глава 18

— Да не нужны мне деньги, — отнекивался Эдик, выруливая на главную улицу. — Я тебя так повожу. Я же не такси.

— Бери, бери, — настоял я, засовывая в бардачок «шестёрки» четвертак одной купюрой. — Ездить много сегодня придётся.

— М-да… Такси бы тебе дешевле вышло.

— Не мой вариант сегодня. Дело деликатное, поэтому тебя и вызвал. Тугрики есть, ты не парься.

— Что случилось? Ты с Алёнкой разошёлся? Ха! Теперь мне зелёный свет? — заухмылялся тот.

— Размечтался, у нас с ней отношения серьёзные, даже целовались один раз, — я многозначительно хмыкнул.

— А-а. Ну ты маякни, если что. Ну… когда у вас всё закончится. По-братски…

— Ага, бегу и падаю… Закрыли тему… Ты мне лучше скажи, Эдик, вот ты ничего в городе странного не замечаешь? Все как раньше или что-то не так?

— Есть немного странного, ага… Вот, например, на мясокомбинате нашем в колбасу стали туалетную бумагу добавлять. А в пиво — стиральный порошок, чтобы пенилось лучше, а еще…

— Брехня всё это, — мотнул я головой, — ты ещё про красную плёнку расскажи, на которую можно фоткать, и все голыми будут при проявке. Или про антенну из ртути, которая любую волну поймает.

Какую бы ещё городскую легенду советской эпохи вспомнить?

— А ты откуда знаешь? — вытаращился на меня Эдик.

— Это все знают, — кивнул я, смеясь. — Я тебя не про это спрашивал, а про реальные вещи. А это всё выдумки… Давай серьёзно. Что можешь рассказать про криминальную обстановку в городе? Изменилась она, на твой взгляд?

Эдику, видимо, не слишком понравилось, что я так несерьёзно относился к колбасе, потому что морду он тут же сделал кирпичом.

— Да что в нашей дыре может измениться? Всё так же, тихо, глухо… Разве что видел тут двоих из области на днях. КГБ-шников. Чего это они к нам пожаловали, я не понял.

— КГБ-шников? Ты уверен?

— Эдик свистеть не будет, — внушительно поджал губы тот, — такими вещами не шутят.

— Так. А ты откуда знаешь, что это были КГБ-шники? У них что, на лбу написано? — с сомнением покачал я головой. — Что-то я сомневаюсь, что они корочки тебе показывали. Не любят они ксивами светить.

Мало ли, что ему показалось. Привык везде с оглядкой ходить, вот и мерещится.

— Пф-ф. Да я их в лицо знаю, — заверил фарцовщик. — Видел в Угледарске.

— Интересно… Ну-ка расскажи.

— У меня не только в Зарыбинске фарца крутится, но и в Угледарске есть бегунки и квартирники. Так вот, однажды я к ним сунулся, товар раздать да выручку забрать, и меня приняли эти двое. Сказали, что из ОБХСС, но я-то всех БХСС-ников знаю, работа такая у меня. Не из милиции они, хотя корками светанули красными, правда, не раскрывая их. На дурачка, но мы учёные. Стало быть, из конторы они, если не менты. Ну не прокуратура, это точно.

Я нахмурился. Чёрт, на этот раз не фуфло, видно, гонит Эдик.

— А чего хотели?

— А вот это, дружище, самое интересное… Стали меня за фарцу крутить, мол, откуда товар берёшь, кому сбываешь. Я в отказ. Ошибаетесь, говорю, вы, товарищи БХСС-ники. Я тут к другу в гости приехал, делов не знаю, о чём вы вообще? — Эдик свернул в сторону улицы, на которой живёт Кулебякин, и продолжил свой рассказ. — А они мне, представляешь, фотки показывают, где я с бегунками встречаюсь на площади. Потом фотки еще, как они у меня потом за парком из багажника машины свёртки с товаром забирают. И тут я окончательно убедился, что товарищи эти — самые настоящие чекисты. Ну сам подумай, кто из ментов фарцовщика фоткать будет? Да ещё так, чтоб я не заметил?

Набивал себе цену Эдик уже как-то автоматически.

— Дальше что? — поторопил я его.

— Не сдали они меня ментам, фотки в ход не пустили. Сказали: «Будешь с нами сотрудничать — и можешь дальше спокойно жить».

— Так ты стукач? — деланно скривился я.

— Сам ты стукач! Я информатор их был. Потом отпустили меня. Но сказали, если что, то ещё раз попросим о сотрудничестве, когда время придет. Какое-такое время, ума не приложу…

— И какую информацию ты им сливал?

— Да ерунду… У меня в клиентах людишки никчёмные некоторые есть. То есть были. Вроде, высокопоставленные: директора, партийцы из обкома, а сами по себе гнилые, зарвавшиеся. Лишь бы карман себе набить, а людям втирают о важности выполнения решений декабрьского пленума, о сознательности и честности, а сами ругают страну за глаза и на Запад оглядываются, мол, всё там у них распрекрасно, не то, что у нас.

— Странно слышать такое от фарцовщика, — удивился я. — Осуждаешь клиентов своих.

— Ты, Саня, не смотри, что я барыга и закон нарушаю. Я так-то патриот, — Эдик даже распрямился в кресле водителя. — Нравится мне наша страна, люблю я её. И за бугор совсем не хочу… Как говорится, нас и здесь неплохо кормят.

— Согласен, но давай ближе к делу…

— Ну, попросили меня товарищи из КГБ рассказывать им, кто и что говорит про нашу страну нехорошее из этих вот, высокопоставленных. А мне не трудно и не зазорно. Ведь страна их морды сытые кормит, а они её хают.

— А дальше что?

— Ну, сняли по моим наводкам они парочку особо зарвавшихся. Не только по доносам, конечно, но и проверили их, очевидно, на предмет любви к Родине. Обыски провели, рыжьё и брюлики, естественно, нашли. Подчистили, в общем, область. Мне спасибо сказали и отпустили до лучших времён. А тут на днях я их снова увидел, напрягся. Прямо в Зарыбинске встретил, думал, по мою душу, ан нет. Я с ними, значит, поздоровался, чуть ли не раскланялся по старой памяти, а они — морду кирпичом и нос воротят, мол, обознались вы, молодой человек, шагайте, куда шли, да поскорее. Представляешь? Это что же такое у нас в Зарыбинске происходит, что конторские из области пожаловали, да ещё и скрытно, и от меня прилюдно отбрехались. От меня, Эдика-информатора! Я же им исправно служил.

— Вот это уже интересно, — я задумчиво постучал пальцами по панели. — Вот про это я и хотел тебя спросить. Странные вещи происходят в городе, якобы некое преступное сообщество здесь расквартировалось. Не слыхал?

— Банда, что ли? Да ну… — скептически поскреб подбородок Эдик. — Я б знал… Любой беспредел сразу на виду у моих клиентов и бегунков.

Я вздохнул. Если б всё так просто!

— А беспредела нет, — пояснил я ему. — Всё чин-чинарём. Они карманники, и на гастроли ездят в соседние города.

— Карманники⁈ Галстук мне в трусы! Ну точно… А я думаю, почему Лёвка от меня ушёл. Это бегунок мой лучший. Он щипачом раньше был, потом отсидел и завязал. Честно стал зарабатывать на жизнь, спекуляцией, а тут — хоба! И слинял вдруг ни с того ни с сего. Сказал, дескать, работёнку ему более денежную предложили.

Выговорил он это с некоторым презрением.

— Очень похоже, что его в эту группу и взяли… — кивнул я. — А как мне найти этого Лёвку?

— Запиши, конечно, адресок по-дружески. Но не знаю, вроде, там уже не живёт.

Я записал, а потом спросил:

— Опиши мне тех двоих, которых ты видел недавно.

— Кураторов?

— Ну да…

Эдик стал описывать внешние признаки КГБ-шников, я внимательно слушал и мотал на ус. Машина тем временем подкатила к нужному дому.

— Жди здесь, — велел я и вышел из «шестёрки».

Зашёл в подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. На улице жара, но я в плотной рубахе, без неё никак — под майкой пистолет не спрячешь. Сегодня свой взял из КХО дежурки, родненький. Куперовский ПМ мне не понравился. Холодный слишком и мрачный. А мой — тёплый и потертый. Родной, в общем.

Дверь никто не открывал. Неприятные мысли крутились в голове. Неужели Пётр Петрович не просто на звонки не ответил, а и вправду сбежал? Или наоборот — лежит там мёртвый?

Я позвонил ещё раз… Опять глухо. При этом наблюдал за дверным глазком, свет которого никто не перекрывал. Действительно квартира пустая? Конечно, меня этим не проведёшь, я обязательно проверю, пустая она или нет.

Я насел на дверь плечом, пытаясь без шума выдавить замок. Засов не поддавался. Советские замки, несмотря на свою хлипкость на вид, были сделаны на совесть. По ГОСТу. Без фомки тут делать нечего. Я снова надавил плечом.

— Ты что творишь, ирод! — послышался голос за спиной.

Я и не заметил, как сзади тихо открылась дверь соседней квартиры. На пороге стояла бабуля в цветастом платке и с веником. Зачем ей веник? Неясно. Может, это она против меня вооружилась так.

— Спокойно, гражданочка, — сказал я.

И уже хотел было привычно добавить: «милиция», но вовремя остановился. Не стоит лишний раз светиться, пусть думает, что квартирный воришка. Таких в Зарыбинске немного, но они есть. В форточки лезут, двери вскрывают. Сам на такие вызовы сколько раз с Мухтаром выезжал.

— Иди отсюда! Пока я милицию не вызвала! — размахивала бабуля веником.

— А Пётр Петрович куда уехал, не знаете? — попробовал я вступить в переговоры.

— А тебе зачем Петя? Что, квартиру ограбить? Он в милиции работает, тебя посадит!

— Так его дома нет? — не сдавался я.

— Дома он, дома! Не лезь в квартиру, поймает — посадит!

Судя по всему, бдительная соседка пыталась меня запугать и выгнать, но вышло наоборот. Непреодолимое желание проверить, здесь ли Кулебякин, только усилилось. В голове созрел план. Никогда раньше я не вламывался в чужие квартиры, но сейчас, кажется, придётся.

— Всего доброго, бабуля, — сказал я и поспешил к машине. В спину мне сыпались угрозы про участкового, управдома, дворника дяди Паши и ещё каких-то важных лиц.

— Что так быстро? — встретил меня вопросом Эдик, стоявший у машины и куривший «Мальборо».

— На стрёме стоять умеешь? — быстро спросил я.

— Чего? — сигарета чуть не выпала у него изо рта.

— Я сейчас в хату полезу, через форточку. Ты смотри, чтобы никто не поднял шум. Зырь по сторонам и, если что, любыми способами отвлекай возможных свидетелей.

— Ха! Мент в форточку полезет? Про тебя репортаж надо снять и в «Очевидное-невероятное» отправить.

— Разговорчики! — отмахнулся я. — Я полез. Если что, дай знак.

Произнёс всё это серьёзно, но не слишком. Чтобы Эдик проникся, а не струхнул случайно.

— Махнуть рукой?

Я покачал головой.

— Дурак, как я это увижу? Придумай что-нибудь другое.

— Ладно…

Я подошёл к дому с нужной стороны, задрал голову. Второй этаж — не высоко и не низко. Под окном росла огромная черёмуха, почти как лестница. Очень кстати.

Вскарабкался я на дерево с неожиданной для себя ловкостью. Удивительно, что не лазил по деревьям уже лет сорок, но руки всё помнили. Физическая подготовка пригодилась — турники не зря мучил! Подтягивания — лучшее упражнение, если хочешь легко и сноровисто лазить по деревьям.

Я был на середине пути, когда снизу раздалась песня в исполнении Эдика:

"Орлята учатся летать,

То прямо к солнцу в пламень алый,

То камнем падая на скалы…"

Зашибись он песню выбрал, приободрил меня. И какого хрена он вообще запел, да еще так фальшиво? С его голосом пожарную тревогу объявлять — самое то.

И тут до меня дошло, что это и есть условный сигнал опасности, который Эдик выбрал на свое усмотрение. Я перестал шелестеть листочками и притворился гусеницей. Замер.

— Ты чаво здесь орешь? — раздался снизу знакомый голос.

— Бабушка, а что, петь разве запрещено? — парировал Эдик.

— А ну я тебя щас!

Сквозь густую листву я разглядел, как старушка бесстрашно машет веником, что Добрыня булавой. Эдик вынужден был отступить и укрыться в «шестёрке». Бабуля, довольная победой, уселась на лавку у подъезда. Пощурилась на солнышко, убрала веник под лавку и достала из кармана передника спицы, клубок. Вязать пристроилась.

Шерстяные пассатижи! Ни раньше, ни позже! Прямо под черемухой. Она бы еще подружек сюда позвала.

Только я это подумал, как по закону подлости, а может, по другому не менее гнусному закону под названием «накаркал» из соседнего подъезда выплыла парочка похожих бабулек. У одной коробка с лото под мышкой, у второй кулек семечек в руках. Они присоединились к той, что с веником и спицами. Расселись на лавке, что-то бурно обсуждали. Смеялись и радовались непонятно чему, словно дети. Из разговоров я понял, что они собирались пойти в беседку и поиграть в лото.

Куда уходит детство? Да никуда оно не уходит! Прячется оно, чтобы потом, в старости, ка-а-ак выскочить…

Но в беседку, на мою беду, подружки так и не пошли, а я завис на черемухе. Что делать? Надо пробовать лезть дальше — вниз-то точно нельзя. И я стал карабкаться.

С дерева тут же посыпалась какая-то шелуха, и прямо на головы бабулек.

Ну все, трындец! Но, на мое счастье, одна из них в это время рассказывала байку про Брежнева, который так и не стал генералиссимусом только потому, что не смог выговорить это слово, пытаясь отдать соответствующий приказ. Бабульки задорно ржали, а я лез под шумок вверх.

Щёлк! — предательски хрустнула веточка, а я снова замер, снова гусеница.

— Тишка! — прокричал, задрав голову, кто-то из старушек. — Опять гнезда разорять полез. Негодник! Приди только домой, я тебе!

Теперь я не гусеница, а кот. Я даже хотел мяукнуть в ответ, но фиг знает, как этот Тишка разговаривает, лучше промолчу. А через минуту снова стал карабкаться, но уже с максимальной осторожностью. Кот — это хорошая подсказка. Вот по-кошачьи бесшумно я и старался.

Это было самое долгое моё древесное восхождение. Почувствовал себя ленивцем, те тоже часами на ветке висят.

Но вот и желанная цель — окно квартиры Кулебякина. Как проникнуть туда, если оно закрыто? Об этом я не задумывался, пока лез, ведь обычно летом форточки открыты, но тут все оказалось закупорено.

Я надавил на створку окна пальцами, надеясь выдавить шпингалет, но тот выдержал. Потрогал форточку, она пошевелилась. Ура! Открыта, просто ветром захлопнуло. Оттолкнул её и полез внутрь. Благо я стройный и брюшком не обремененный, а то бы не протиснулся.

Проникнуть в квартиру получилось ловко. Даже поймал себя на мысли, что из меня бы сейчас неплохой форточник получился. Днем я мент, а вечером вор. И лавэ всегда при мне будет. Тьфу, блин! Отогнав дурные мысли о воровстве, я стёк на подоконник из форточки змеёй. Мягко спрыгнул на пол и оказался на кухне.

— Петр Петрович! — крикнул я в пустоту квартиры. — Вы здесь?

Вытащил пистолет и щелкнул флажком предохранителя. Патрон уже в стволе, затвор я заранее передернул. Палец мягко лег на спуск, готовый в любой момент нажать на него.

Почему-то я нутром чуял опасность. Здесь кто-то есть? Не знаю… Ничего такого не слышно. Но опасность эта повисла в воздухе, и об нее будто бы можно было стукнуться головой.