Глава 13

Я дождался позднего вечера. Сотрудники нашего отдела ушли домой, а Баночкин сигнализировал мне, что Купер свалил, да и эти двое из главка укатили.

Мышью проскочив к себе в кабинет, я заперся изнутри и, не включая свет, переоделся в гражданскую одежду. Когда глаза совсем привыкли к полумраку, я обнаружил, что без меня в кабинете изрядно порылись. Ну и ладно… Ничего они не найдут, я, в конце концов, не убийца. А тайничок они мой не нашли, хорошо я его замаскировал под половицами.

Так что теперь я сам вскрыл его и забрал остатки денег. Их уже было не так много, но вместе с недавно полученной зарплатой пока сумма была достаточная, чтобы какое-то время жить — не тужить, но чувствую, что предстоят всякие непредвиденные расходы, я теперь в бегах, и бюджет надо будет в ближайшее время пополнить. Пока не знаю, как. Это ещё нужно обдумать. Закончив дела в кабинете, запер его на ключ и направился, по стеночке, держась деревьев и кустов, что росли по периметру территории, к вольеру. Наскоро попрощался с Мухтаром.

— Пока, друг, не скучай, надеюсь, еще увидимся, — я обнял пса.

Тот, почуяв неладное, постарался лизнуть меня в нос, я не стал противиться и отворачиваться, дал ему проявить прощальную ласку. Такое ощущение, что он понял все, знал, что надо мной нависла опасность.

— Серый будет тебя выгуливать, — чесал я Мухтара за ухом, а потом поочерёдно оттягивал каждое ухо плавным движением, он обожал такой собачий массаж ушей и щурился от удовольствия. — Но с работой пока придется завязать. Бывай…

Я вышел из вольера и запер на засов дверь, повернулся и зашагал прочь. Быстрым шагом и не оглядываясь, иначе бы не выдержал и непременно забрал бы Мухтара с собой. Но нет, нельзя… Человека тяжело найти даже в небольшом городке, а человека с собакой отыскать гораздо легче. Зашагал еще быстрее, чуть ли не бегом, когда услышал за спиной жалобное поскуливание.

По улице я прямиком направился в общагу. Там наверняка меня ждут, но что-то мне подсказывало, что для полноты картины мне обязательно необходимо туда наведаться. Пусть тайно, пусть «ползком», но я должен туда проникнуть.

Я подошел к зданию общаги со стороны стадиона, как запоздалый гуляка. Руки в брюки, иду, по сторонам поплевываю. Обычный беспечный парнишка, шагает и, что называется, пинает балду. А сам приглядывался, крутил головой и наблюдал, подмечал.

Никаких посторонних машин перед крыльцом общежития я не увидел. Впрочем, и местных машин было всего три на общагу — наши люди в булочную на машинах не ездят. Никакой милиции и никаких незнакомых людей тоже не было.

Все так же на лавке возле вкопанного уличного стола под раскидистым деревом, укрывшись от посторонних глаз, звонко щелкали костяшками домино и потягивали пивко работяги с мясокомбината.

Я осмотрелся. Верка с моего этажа собирает белье с уличной сушилки. Молодая парочка, что недавно заселилась, все так же, держась за ручки, куда-то намылилась. Расфуфыренные, в джинсах, парень с гривой, что у мерина, и с гитарой на плече. В общем, тихая-мирная общажная жизнь текла своим чередом и не знала, что Морозов теперь не в ее спокойном потоке, а попал в водоворот.

Нужно вызвать Нурика. Я поднял маленький камешек с ноготок размером, намереваясь его швырнуть в окошко первого этажа, туда, где моя комната. Наверняка соседа уже приходили спрашивать Ахметов меня не сдаст, а если бы и сдал, то сдавать-то нечего. Он ничего не знает, да и я ничего не сделал.

Я уже хотел было выйти из кустов и подойти ближе, как мой глаз зацепился за мясокомбинатников, что резались в домино, сдабривая игру янтарным напитком из трехлитровых банок.

Что не так? Ага… Не все они наши. Я пригляделся. Ну точно — один хмырь небритой наружности и с фингалом под глазом не из нашей общаги, вроде. Во всяком случае, я его не припомню. Может, алкаш прибился к мужикам пиво похлебать и в доминошку порезаться? Очень похоже на то. Так? Да не так…

Я подкрался ближе, заросли стриженного вяза в роли изгороди на газоне мне очень помогли. Стал смотреть. Хмырь этот слишком уж гладок для алкашика. Небритость есть, да, но кожа на морде не как у кирзы, а жилки красные и сосудистые на носу и вовсе отсутствуют. Мешки под глазами? Нету их. Морщины от разгульной жизни — таких тоже не имеется. Ну и стрижка — вроде лохматый, но отнюдь не заросший, значит, просто волосы взъерошил, а парикмахерскую-то посещал недавно.

Еще — важная деталь. Наколка на кисти виднеется. Парашют и буквы какие-то — скорее всего, ВДВ или что-то в этом духе. Десантник в прошлом, получается. А фингал? А что фингал, его и нарисовать можно. Даже я без всякого грима это сделать смогу. Для этого нужна алюминиевая пуговица от советской школьной формы и школьный мел. Мажем пуговицу мелом (она шершавая) — да и водим круговыми движениями пуговкой под глазом. Синюшный окрас мел с алюминием дают именно при трении о кожу. Синяк получается очень достоверным. Получается, это засланный казачок. Караулит меня, что ему еще тут делать.

Между тем, Верка развесила белье и, сотрясая грудями в через тонкий ситцевый халат и с тазом под мышкой, направилась к крыльцу. Я ретировался в кусты и оттуда и пошел к ней наперерез.

— Привет, — вышел я из кустов.

Но встал так, чтобы от доминошников меня не видно было.

— Ой, мама! Саша! Тьфу, напугал.

— Тише, тише… Верунчик, у меня к тебе просьба.

— Опять постирать? Ну давай, по прошлой таксе. Только колбасу можешь копченую, а не вареную достать?

— Да нет, все проще… Вон видишь мужичков?

— Петровича со своей бандой мясников? Конечно, опять газон обоссут, как стемнеет. В милицию на них надо писать, или в стенгазете нарисовать и вывесить. Ой, а ты же с милиции? Скажи им, чтобы удобрения свои попридержали, а?

— Скажу, только баш на баш. Ты мне поможешь, и я их проинструктирую, проведу профилактическую беседу, так сказать.

— А что делать-то? — Верка подбоченилась пустым тазом и лихо сдула выбившуюся из-под косынки прядь со лба. Смотрела на меня с любопытством молодой девушки, хотя у самой уже дети почти взрослые, кот старый и муж лысый.

— Подойди к ним и скажи, мол, так и так, мужики, не знаете, что с Санькой Морозовым приключилось? Дескать, сейчас его видела, он с той стороны общаги из окна вылез, прям из уборной первого этажа. Нет, чтобы через дверь выйти, как все люди, а он через окна лазает. А меня увидел, так вообще сиганул. Побежал в сторону остановки общежитской. Поняла?

— Ага, — Верка озадаченно нахмурилась, прядка, воспользовавшись ее растерянностью, снова налипла на лоб хозяйке. — А чаво это такое ты выдумал? Зачем это?

— Короче, долго объяснять. Это я поспорил. Так надо… Сделаешь?

— Ну если надо, — Верка пожала мясистыми плечами, перехватила эмалированный тазик и направилась к мужикам.

О чем-то им стала рассказывать, надеюсь, все запомнила, что я говорил, и вещала правильно. Присутствующие реагировали вяло на ее слова, а больше заинтересовались ее декольте. Мячики на груди пытались выбраться из уже тесного халата. Мясоделы пасли в вырезе халата свои бесстыжие взгляды. Все, кроме одного — того небритого с фингалом. Когда Верка закончила свой рассказ, хмырь вдруг вскочил как ужаленный и понесся в сторону остановки, оставив на глазах изумленных мужиков пивную кружку, еще наполовину полную, недоеденного вяленого леща и недоигранную партию в домино. Кощунство из кощунств. Я заметил, как он на ходу рефлекторно схватился на миг за пояс правой рукой, за то место, где висит обычно кобура. Пистолета у него не было, а навык был. Не к добру…

Беги, Форест, беги, — проводил я взглядом десантника. Дядю Сашу хотел нахрапом взять, дешевым маскарадом? Не выйдет.

Я подождал еще минут пять и после преспокойненько вошел в общагу.

— Морозов! — коменда аж выскочила из своей вахтенной загородки и кинулась ко мне навстречу. — Ты откуда такой красивый, что за дела происходят вообще?

— Ты о чем, Василина Егоровна?

— Скажи мне, Саша, почему я должна докладывать в милицию о факте твоего появления в вверенном мне учреждении?

— А-а… ты про это? Учения у нас такие, Василина Егоровна. Я в роли беглого преступника, скрываюсь, прячусь, как взаправду. Отрабатываем практические навыки задержания в условиях города. План-перехват называется, подъем по тревоге личного состава и все такое, вам, гражданским, неинтересное.

— Учения?.. Фух, блин! Кошки-матрёшки! Камень снял прям с души. Я уж было подумала, что тебя того… Это самое… За грешки прижали.

— Ну что ты, грешки у меня конечно, имеются, у кого их нет. Но не такие они, чтобы за них меня «раскулачивать» и как волка загонять.

— Так, а мне-то что делать? У меня четкие указания — как появится жилец Морозов из тринадцатой комнаты, звонить сразу в область. Я же в ваших учениях не участвую. Вернее, участвую, но не должна знать, что это учения… Так? Что делать прикажешь, дорогой мой Морозов?

— Сделаем вот как… я же бандит?

— Ну?

— Я пришел в общагу, увидел тебя сидящей на вахте и принял меры, чтобы никто меня не смог сдать. Обезвредил, так сказать, возможного свидетеля.

— Какие-такие меры? Убил, что ли? Не надо меня убивать, Морозов, даже понарошку… кошки, дохлые матрёшки!

— Ну зачем же сразу убил? Так, связал, в комнату утащил, кляп в рот сунул и…

— И снасильничал? — глаза комендантши блеснули.

— Как тебе будет угодно, в учениях все можно. Это же учения.

— Связанную снасильничал? — не унималась Егоровна.

— Мне без разницы.

— Ну, давай связанную. Что тебе, жалко, что ли?

— Хорошо. Получается, что после этого ты не смогла позвонить милицию.

— Ну конечно, — произнесла Василина Егоровна. — Я же связанная была, еще и уснула потом…

— Вот и договорились, я пошел.

— Пока, Морозов, Нурику привет, скажи, чтобы зашел.

Я поднял бровь.

— А он к тебе не заходит?

— Редко, — вздохнула женщина, — пару раз в день всего.

После моего «нападения» комендантша окончательно разоткровенничалась. Я улыбнулся, а про себя подумал — всем бы так редко… Прошел по коридору, вот и моя комната номер тринадцать на первом этаже. Толкнул дверь — заперто. Нурика нет дома? Достал ключ, поковырял им в скважине, и дверь неожиданно распахнулась.

В проеме стоял Нурик с глазами круглее, чем у лемура.

— Мороз⁈ Ты?..

— Я быстренько прошмыгнул внутрь:

— Нет, Папа Римский. Забыл, как я выгляжу? Чего спрашиваешь?

— Прости, Мороз, тут такое дело-на… — Ахметов повесил голову.

— Чего? Выкладывай. Василину разлюбил? И не знаешь, как ей сказать?

— Да с Васькой у нас все пучком, по два раза на дню кровать ломаем, сетка уже растянулась до самого пола… Тут другое…

— Ой, да говори уже. Вот этот твой взгляд совестливого конокрада мне совсем мне нравится.

— Э-э, ты чо-о?.. Казахи коней не воруют, они их едят сразу.

— Быстро рассказал, в чем дело! — гаркнул я.

— Я хуже конокрада, Мороз… Я… предатель. Я тебя сдал.

— Вот даже как. Ну, признание облегчает участь, рассказывай.

— Да чего рассказывать. Пришли сегодня двое в штатском, корочки показали, я даже не разглядел толком, красные цветом, так у многих они красные. Стали про тебя спрашивать. Думал, это из профсоюза за неуплаченные взносы ищут, а они говорят такие: покажите нам койко-место гражданина Морозова. И глазами зыркают, будто дичь загоняют.

Нурик потоптался на месте, заново переживая весь ужас внезапного вторжения. И продолжил:

— Ну я думал, может, тебе бумажку какую хотят оставить или еще что. Вот, говорю, любуйтесь, товарищи, и показал им кровать твою. А они что-то давай про тебя опять расспрашивать, мол, с кем ты тут общаешься, чем дышишь, часто ли выпиваешь и слушаешь «Голос Америки». Представляешь-на? Я оглянуться не успел, как еще кто-то в комнату затерся. Я им такой, граждане из профсоюза, покиньте мое жилье. А они такие глазки сузили, как вы, товарищ, с органами разговариваете, нехорошо. Советские граждане уважают советскую милицию. Прикинь? И я тут совсем охренел. А один из них говорит, что вот пожалуйста, гражданин Ахметов, сдёрните одеяло с кровати вашего соседа. Ну я сдуру взял и сдернул, а там кулек с сушеными грибами. На мухоморы похожи. Но я сильно не разглядел. Но вообще-то не было их там, Мороз, это они тебе подсунули, пока меня забалтывали. И тут же кто-то кричит, мол, товарищи понятые, обратите внимание… И изъяли кулек. А теперь тебя ищут. Вот такой я недотепа, Мороз… Предатель-на…

Всё получилось, как я и думал — фортель с грибами уже провернули. И, вроде, ждал я этого поворота — а всё равно почувствовал, как внутрь будто тяжёлый камень бухнули. Вот, суки!..

— Ну, ты на себя не наговаривай, все нормально, никакой ты не предатель, — успокоил я всё-таки Нурика.

— Я чего подумал-то… А разве у нас за кулек мухоморов статья? Я что-то нифига не врубаюсь-на…

— Там все гораздо интереснее. Потом расскажу. А сейчас я тороплюсь. Я пока поживу в другом месте, так что с Василиной можешь свою койку продавливать пока. Но на мою даже не смотри… Я вернусь.

— Уходишь? Понял… Эх… На вот, держи… — Ахметов протянул мне какую-то странную висюльку из меди, в виде капелек с орнаментом и круга. — Это тебя защитит.

— Спасибо, — я взял оберег и сунул в карман. — А что это?

— Амулет от сглаза, повесь на шанырак юрты своей новой, где жить будешь.

— Я так-то в квартире хотел расположиться.

— Все одно, и в квартире можно. Шанырак — это там, где вход. Понял?

— Понял.

Мы крепко пожали руки, и я стал собирать вещи. Одолжил у Нурика вместительную спортивную сумку, наскоро накидал туда легкой одежонки, носков и прочих трусов. Попрощался с соседом и выбрался в окно. Вдоль стеночки, кустами, через газон. Ну, вот и всё.

Но тут я вспомнил, что Верке обещал с мужиками профилактику провести. Вернулся через кусты, притаился в зарослях живой изгороди газона, подошел к ним очень близко, что хлебный запах пива чувствуется, даже сглотнул. Десантника и след простыл, за столиком сидели все свои, общаговские. Вскрываться я все одно не хотел, только лишний раз коменду подставлять и Нурика. И я придумал коварный план. Мне даже стало легче, пока я, сидя в кустах, изобрёл его за полминуты.

— Мужики, — прохрипел я, изменив голос, насколько смог.

— Чего? Ты кто? — завертели те головёнками.

Не узнали — значит, нормально изменил.

— Вы по кустам не ссыте больше. Опасно это.

— Тебя не спросили? Ты где вообще?

— Я тут за кустами прячусь, но выйти не могу.

— Почему это не можешь? — гудели выпивохи, но никто не полез на голос.

То ли кусты были слишком плотной стеной и колючие, то ли голоса моего хриплого и таинственного опасались эти суеверные люди, а может, и все вместе.

— Потому что я, как вы, струю пускал в газон, и теперь мне стыдно вам показаться.

— Ха! Чудак-человек, нашел чего стыдиться! — хихикали соседи, тыкая локтями друг в дружку.

— Да нет, я не этого стыжусь. Говорят, тут по земле по под кустами провод проходит электрический. Его пробило, изоляция старая, и если струю пустить, током бьет в самый корень. Меня так намедни шибануло, что отрезать пришлось.

— Кого отрезать?.. — смешки смолкли, мужики насторожились.

— Его самого, вот теперь мне стыдно вам на глаза показаться, засмеете же. Но я вас предупредил. Берегите хоботки, братцы, газон не обсыкайте.

В воздухе повисла гробовая тишина, даже ветерок замер. Дело сделано, беседа проведена. Воспользовавшись замешательством, я смылся.

Уже начинало темнеть. Следующий пункт назначения — улица Суворова, дом пятнадцать, квартира номер один. Такси ловить я не стал, чтобы не было случайных свидетелей, знающих о месте моего нового пребывания, да и поймать так просто на улице такси в Зарыбинске проблематично. Автобусы уже не ходили, я и решил прогуляться пешком. Слился с темнотой.

Город я теперь знал хорошо, его весь из края в край можно пройти минут за тридцать-сорок пешком. Поэтому до нужного адреса добирался недолго.

Вошел в подъезд кирпичной трехэтажки, нашел дверь с циферкой «1» и позвонил.

В прихожке послышалось шебуршание, затем щелчки замка. Дверь распахнулась.

— Привет! А ты чего не спрашиваешь, кто пришел? — улыбнулся я. — Вдруг грабители, или того хуже — маньяки…

— Я чувствовала, что это ты, Саша, — улыбнулась Ася. — Хотя, признаться, уже думала, что ты не придешь. Почему так долго? Я уже почти полбутылки мартини одна выпила! Все из-за тебя… Расстроилась, блин, что ты обманул.

— Я же не обещал, что точно приду, — шагнул я в прихожую, чуть потеснив Асю в коротком халатике.

Загляделся на нее. Прическа слишком пышная, совсем не по-домашнему уложенная, праздничная. В первый раз я видел ее такой «взрослой» — без косичек.

От нее пахло обалденными духами и струился лёгкий шлейф вермута.

— Вот, значит, как? — делано капризно надула губки журналистка. — Ты мог и не прийти? Да⁈ Так легкомысленно к девушкам, значит, относишься?

— Аська, не ворчи, я тут занят был маленько. Дай спокойно разуться.

— О! А что это за сумка у тебя?

— Вещи мои.

— Вещи?..

— Можно я у тебя поживу?

Загрузка...