Начальник милиции. Книга 3

Глава 7

— А может, клизму еще? — предложил Гужевой. — Ну, чтобы наверняка организм очистить? У нас когда в колхозе бык картофельной ботвой отравился, так мы его из-под хвоста промывали.

— Надо шланг померять по диаметру, — задумчиво проговорил я.

— Не надо клизму! — завопил Антошенька. — Я на вас рапорт напишу! Изверги!

— А вон и скорая едет, — Баночкин махнул широкой рукой в сторону ограждения стадиона, за которым вдалеке двигался РАФик.

Надо же! Быстро они среагировали, обычно в Зарыбинске неотложки не особо расторопные были. Вообще мне всегда казалось, что врачи скорой помощи исповедуют такой подход — чем позже приедешь, тем точнее диагноз.

— Так, товарищи, — скомандовал я. — Промывание отменяется. Передадим в руки профессионалов. Берем его дружно и понесли. Клизмы пусть ему в больничке теперь ставят. И-и взяли-и!..

— Ай! — вскрикнул Трубецкой, когда несколько пар рук его подхватили и оторвали от земли.

В его грустных, но все равно бессовестных глазах забрезжила надежда на спасение и промелькнула призрачная радость. Кончились мучения. Ура! Врачи сейчас заберут.

Так, наверное, размышлял Антошенька, светясь от накатившего счастья, но совсем не так произошло на самом деле. Проходя через ворота стадиона, где была установлена скрипучая железная вертушка, мы такой толпой протиснуться не смогли. Для переноски раненой тушки опера пришлось ограничиться лишь двумя наиболее сильными носильщиками. Вот так и вышло, что через вертушку проносили его мы с Баночкиным. Я — как местный физкультурник, Миша — как свежепризнанный силач.

Звяк! — брякнула вертушка. Бум! — глухо отозвалась черепушка. Трубецкого нечаянно (а может, и не совсем нечаянно) ударили головой о железку. Что ж, бывает… я, помню, как-то шкаф заносил на третий этаж, так мы его пока дотащили, на поворотах вообще весь ободрали, а тут что — одним ударом отделались.

Добравшись до машины скорой помощи, мы всей «похоронной» процессией, наконец, запихали в фургон пострадавшего.

— Что с ним? — дивился врач, поглядывая на Трубецкого.

Тот был уже без сознания. Еще и цвет лица такой, будто из окружения немецкого неделю выносили.

— Перелом голени, — ответил я. — Ерунда. Шину я наложил, таблетки от кашля дал. Теперь он ваш.

— А почему он у вас без сознания? — недоумевал врач.

— Головой ударился.

— Когда ногу сломал и упал?

— Да нет, когда несли, зацепили вертушку. Чуть не сломали.

— Что ж, — кашлянул врач в кулак, явно сдерживая смех. — Бывает. Но в следующий раз вы его как-то поаккуратнее несите. Ноги у него две, ломать можно еще, а вот голова — всего лишь одна…

— Хорошо, доктор, — заверил я. — В следующий раз голову будем беречь. Вперед ногами понесем…

Врач был абсолютно, что называется, профдеформированный, в силу специальности врачебным цинизмом пропитанный, и на страдания Антошеньки ему было явно плевать. Поэтому он целиком и полностью оценил всю забавность оказания Трубецкому первой медицинской помощи, о которой поведал я. Поблагодарил меня за поднятие настроения на его дежурстве и со светлой улыбкой на усталом лице укатил в сторону стационара.

На своем «Урале» я доехал до морга. Очень удобно, когда под рукой служебный транспорт. И как я раньше жил? Мотоцикл оставил прямо перед крыльцом и вошел внутрь уже походкой завсегдатая заведения.

Старый советский морг — это место, где время, кажется, когда-то остановилось и не может запуститься вновь. Внутри царит особая атмосфера, пропитанная запахами спирта, смерти и формалина.

— Тук-тук! — постучался я кулаком и одновременно голосом в кабинет заведующей. — Можно?

— Можно Машку за ляжку и Ваньку за встаньку, — в ответ, вместо приветствия, проворчала «пиратка» голосом с хрипотцой.

— И вам доброго утречка, Тамара Ильинична, я хоть и не дед Мороз, но подарочек принес.

— Я не верю в деда Мороза, — поморщилась заведующая.

— Я тоже не верю, у меня детский атеизм, — я выложил на стол сверток, по форме которого угадывалась нехилая палка колбасы, и выставил жестяную банку с растворимым кофе.

— Ну вот с этого бы и начинал, — медичка развернула шуршащую бумагу и бесцеремонно понюхала колбасу. — Зачем нам дед Мороз, когда у нас есть Морозов. Он и сам своего рода волшебник.

— Ну, скажете тоже, — с напускной скромностью пожал я плечами. — Я не волшебник, я только учусь…

Врачиха, убрав подношения, которые я прикупил по «хлебной карточке» товарища Миля, выложила передо мной писульки:

— Вот смотри, Морозов… Читай. Вникай. Это предварительное заключение по тем гаврикам из гаража.

Я прочел, почесал затылок, поморщил нос.

— Очень интересно написано, Тамара Ильинична, но я чего-то не понял… Один из трупов оказался женщиной, а второй — умер от онкологии?

— Тьфу! — она тут же выдернула у меня из-под руки листы. — Я тебе не те бумажки дала. Щас, обожди… Вот, читай…

И положила на стол другие документы. Я пробежал новую писанину глазами, и еще больше расчесал затылок и поморщил нос.

— Еще интереснее, Тамара Ильинична, но ничего так и не понятно. Они все-таки отравились угарным газом или нет? Можете мне лучше своими словами объяснить, без всех этих медицинских терминов на бумаге? Ясно и доступно, как вот сейчас про Машку и Ваньку.

— Что же ты такой непонятливый, Морозов, а еще на медика поступать хотел.

— Меня из-за почерка не взяли, слишком уж он разборчивый у меня.

— Шел бы в патологоанатомы, у них красивый почерк, потому что им некуда спешить. Пациенты за рукав не дергают. Тут написано, что смерть наступила у обоих исследуемых от отравления угарным газом, но-о-о… — бабуля ткнула по-профессорски пальцем в потолок. — Есть морфологические признаки, указывающие и на нехарактерную картину патологии острой интоксикации монооксидом углерода…

— Стоп, стоп, Тамара Ильинична, вы опять? Давайте лучше как про «козу на возу», а то я ни слова не понял. Что с гавриками произошло?

— Картонка-печёнка! Ну как еще проще! Ой, тяжко мне с вами, ментами, но попробую… в общем, есть вероятность того, что погибших сначала опоили, а уж потом отравили выхлопами.

— А вот это другой разговор, — радостно потёр я ладони. — Такая «ляжка» мне нравится. Продолжайте…

— А нечего продолжать. Образцы на токсикологию и биохимию я отправила в область, ждем результатов, но могу поклясться своим скальпелем, что в крови и печени там обнаружат мусцимол.

— Грибной яд, — кивнул я.

— Запомнил? Молодец! Он самый, из сушеных мухоморов добывается кустарным способом на раз-два…

— Значит, кто-то им добавил яд в водку? А водку-то на исследование следак не изъял, эх…

— Я ему говорила на всякий случай изъять пузырь, дак он отмахнулся, сказал, что и так все ясно. Угорели мужики, нечего лишний хлам вещдоками оформлять.

Да уж, мне вот он ровно так и аргументировал.

— Что ж, что есть, с тем и будем работать. Понял, спасибо, Тамара Ильинична, как придут результаты из области, можете мне позвонить через 02? Буду очень благодарен. И копию потом мне дадите заключения, как обещали. Надеюсь, уже без колбасы примете?

— Один раз без колбасы приму, а в следующий — готовься. Мне духи нужны хорошие. Дзинтарс.

— Думаете, будет еще и следующий раз? — насторожился я.

— Серия из двух преступлений — это маленькая серия, кто на такой остановится? Чую, еще будут трупы. Кто из нас милицейского окраса? Ты или я? Сам должен понимать, что еще покойнички не все вышли…

— Да я-то понимаю, вот только в прокуратуре даже дела по ним не возбуждены. Уверен, что и по этим двум гаврикам не возбудят, отказной состряпают, мол, накушались мужички мухоморчиков, водочкой запили и уснули. И баба с возу, и волки сыты.

— Ну так ты найди, найди волков-то. Чай не балетом занимаешься, а лямку милицейскую тянешь.

— Так ищу… — показно вздохнул я.

Знала бы старая, кто я на самом деле. Не балерина, конечно, но когда бывший заключенный расследует серийные убийства — тоже нонсенс. Только мне это категорически начинает нравиться. Будто в той жизни, которая мне иногда кажется уже не настоящей, как в тумане, и лишь подготовкой к нынешней, мне чего-то не хватало. А здесь, в СССР-ских реалиях все по-другому… всё настоящее, глубокое. Стабильность, общность, справедливость — здесь не пустой звук. И люди здесь другие… лучше, что ли, несмотря на то, что они менты…

После морга я направился к Загоруйко, криминалист всё-таки что-то нашел на шприце, просил зайти, а мне все недосуг было.

Валентин как всегда чах над какими-то следами, разглядывая их через огромную лупу, что-то бормотал под нос, будто особые криминалистические заклинания какие-то.

— Привет! Ну, чем обрадуешь? — я снял фуражку и повесил на крючок, сел на стул.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — вскочил Валентин.

— Тише, тише, и совсем не обязательно в струнку вытягиваться.

Не пойму пока, радоваться или сетовать, что я его КГБ-шную гипотезу поддержал. Теперь рвения не оберёшься, изо всех щелей прёт.

— Ну, так мы же одни?

— Слушай, лейтенант, чай есть?

— Найдется, — кивнул Валентин. — Он как раз вскипел.

Эксперт сходил в темнушку и разлил по чашкам кипяток из модного заграничного электрочайника.

Затем достал шоколад в обертке с незнакомым мне названием на английском, товар будто из ассортимента сети магазинов «Березка».

— Угощайся, — Валентин разломил плитку по кубикам.

— Неплохо живут криминалисты, — хмыкнул я и взял на пробу шоколад.

Он оказался ничего так, но ничуть не лучше нашего советского.

— Что?

— Я говорю, чайник у тебя красивый и шоколад редкий.

— А-а, ты про это! — устало отмахнулся Загоруйко. — Это все мама… Сколько раз ей говорил, что мне ничего не надо, но нет… Что-нибудь да приносит.

— Вот ведь какая у тебя мама непослушная, — поддел я его.

Нашел, на что жаловаться эксперт.

— Она никогда ко мне не прислушивается, — на полном серьезе выдал Валентин, не уловив моей иронии.

— Ну так что со шприцом? Пальчики есть на нем?

— Да! — кажется, он и сам был рад сменить тему. — Есть отличный след.

— Один?

— Остальные смазанные.

— Один — тоже хорошо, можно ведь по нему установить того, кто шприц держал в руках?

— Конечно, — Валентин стал поправлять очки, когда умничал, он почему-то всегда так делал. — Для идентификации личности достаточно даже фрагмента отпечатка одного пальца. Главное, чтобы отобразились частные признаки папиллярных линий, в минимально необходимом количестве. Это количество в своей совокупности образует индивидуализирующий комплекс признаков, достаточный для установления тождества.

— Эк загнул… А попроще?

— А вас, то есть, тебя, не учили в академии КГБ основам дактилоскопии? Возможно, у вас она называлась гомеоскопия.

— Конечно, учили, но я большую часть занятий про пальцы проспал.

Валентин онемел на пару секунд, и я насладился тишиной.

— А разве там можно проспать? В казарме?

— Я на тумбочке стоя спал, дневальным по курсу.

— Ясно… Ты и спать стоя умеешь? Признаться, я считал это мифом, слышал, что в спецслужбах этому обучают, но…

— Давай оставим меня и мое прошлое, сам понимаешь, что все под грифом. Ты мне лучше за отпечаток поясни. Найдем человечка? По базе пробьем?

— Чего?

— Ну, то есть, проверим.

— Это, может, у вас там базы, или где-нибудь в Британии, а у нас в МВД — картотеки.

— А ну да, конечно… То хрен, то редька, разницы особой не вижу.

— Я уже проверил палец по местной картотеке, совпадений нет.

— Ну и? Отправь его в область, в соседние края и республики, в Москву, наконец.

— Не все так просто… В область мы отправляем следы на проверку и постановку на учет только по тяжким и особо тяжким преступлениям, а в Москву — лишь в особых случаях.

— Вот и считай, что это особый случай, Валентин. Сделай как надо.

Тот шумно вздохнул и как-то по-детски развёл руками. Как будто его домашнее задание действительно, честное слово, съела собака.

— К сожалению, не получится, ведь у нас даже нет номера уголовного дела, к которому можно было бы привязать след. И потом, честно признаюсь, что за много лет службы мы в Москву пока не направляли ни разу… Вот если бы вы попросили коллег с Лубянки, и они…

— Придет время, попрошу, а пока мне на связь нельзя выходить.

— Понимаю… У вас в конторе крот, и ты залегендирован даже от своего окружения?

— От тебя трудно скрыть правду, Валентин. Много фильмов, наверное, про шпионов смотрел.

— И много читал, — охотно кивнул Загоруйко.

— Ладно… сохрани этот след, когда я найду подозреваемого, мы сравним пальчики.

Когда найду, а не если. Потому что уж я его найду.

— Я его уже переснял на «Уларусе» и вклеил фотокопию в карточку. Негатив тоже сохраню.

— Молодец, лейтенант.

— Служу Советскому Союзу!

— Тише, мы же договорились! Неправильно ты ответил… Скажи так, как ты обычно отвечаешь.

— Не за что, это моя работа, вот только фотобумага кончается, и пленки мало осталось, сможешь достать?

— Вот так гораздо лучше, — кивнул я.

Ездить на милицейском мотоцикле цвета молодой и задорной канарейки на дачу, где спрятан Пистон — не очень хорошая идея. Но проведывать алкаша надо, я ведь ему продуктов обещал привезти. Поэтому решил добраться снова на стороннем транспорте. А перед этим затарился едой. Нет, не в «Гастрономе» через товарища Матвея Исааковича, а в обычном универсаме с полупустыми полками и пирамидками из кильки в томатном соусе.

Вот этих самых килек я ему и закупил аж десять банок. Пускай трескает. Еще взял гречки, риса, макарон, сухарей и мятных пряников. Продуктовый набор самый простой и ширпотребный, но уверен, что Пистон и такого в обычной жизни не видит. Хотя у него в квартире оказалось на удивление чисто и совсем не похоже на бичёвник. Может, и питается он получше. Ну да ничего, потерпит, я его и так за свой счёт кормлю, пока он отдыхает от своих бутылок.

А вот про квартиру я хорошо вспомнил. Вот бы в этой квартире засаду выставить… Но как? Это ж круглосуточно там надо находиться, а я — всего один… Нурика попросить? Гужевого поставить?

Нет, случись с ними что — я себе не прощу. Обойдемся без засады.

Но из головы не выходили разные мысли о Кукловоде. А что, если его попробовать, что называется, на живца взять? И живцом этим будет Пистон? Честно говоря, мне алкашика хоть и жалко, но еще больше хочется изловить таинственного гада. Нехорошо втихую подставлять Пистона, так что лучше попробую его уговорить на добровольное участие в охоте.

В этот раз, чтобы сэкономить время, добрался до дачи на такси, а не на автобусах с пересадкой. Таксисту все же, на всякий случай, велел остановиться на дачной остановке. Чтобы и он не знал, куда я отправлюсь.

Вылез из машины и зашагал к домику, через две улицы. Продукты все завернул в газету и уже потом положил в авоську, чтобы не светить припасами и лишний раз не давать повод к размышлениям любопытным соседям — кому я там жратву несу.

Но, подходя к дому, почуял неладное. Сам не понял, почему. Когда подошел ближе, увидел, что калитка вывернута и висит на одной петле. Твою дивизию! Пистон забор изломал? Ещё один взгляд — и я понимаю, что это не Пистоша. А лучше бы он изломал.

Одно из окон домика было разбито, на стене под ним и на раме следы от грязных сапог или ещё какой-то грубой обуви с глубоким протектором. Такое ощущение, что кто-то вломился в домик через окно. Я заскочил на усадьбу, отшвырнул авоську и схватил в руки валяющуюся штакетину. Жаль, что пистолет не прихватил, но поехал как был, без формы, а под рубашку с коротким рукавом его не спрячешь.

Шагнул на крыльцо, дверь в домик была приоткрыта. Твою мать! Как же эта хитрая тварь Кукловод узнал, где я прячу Пистона?..