Глава 15 Только Елена. И никого другой. Несмотря на ее папу

В древних рукописях упоминали о том, что люди раньше были двуполыми. Один человек был мужчиной и женщиной. Из-за совершенных проступков или грехов Господь разделил и разбросал эти половинки по всему белому свету. С тех пор бродят люди по земному шару, ищут друг друга, ищут свои половинки. Редко находится действительно своя. Поэтому, отчаявшись, человек сходится с тем, кто под рукой. Потом мучаются всю жизнь. Или находит кого-то, кто очень напоминает ему или ей потерянную часть себя.

Но когда я увидел Лену, я просто почувствовал, а я нашел, отыскал ее в этом бескрайнем мире. Теперь надо выяснять ее чувства. Есть ли у нее при виде меня такое же ощущение родного и близкого. Мне рассказали, даже предупредили, она встречалась и встречается со многими. Значит, ищет и не нашла. Намекают и предупреждают:

— Смотри внимательно, ведь она кому-то там отдается и будет наставлять тебе рога. На всякий случай, потребляй больше кальция.

Ну, если разобраться, то и я по уши грешен. Но ведь это все было до нашей встречи. Уже сейчас я готов ради нее отказаться от любых встреч и интрижек. Значит, мне надо сделать так, чтобы у нее из головы вылетели все мужики и желание трахаться с кем-то другим. Проводить с ней, как можно больше времени. Исполнять, по возможности, все ее желания. Как-то у солдат спросили: «Секс — это удовольствие или работа»? солдаты ответили: «Удовольствие. Если бы это была работа, то командир роты взвалил бы ее на нас».

Я в госпиталь приехал к четырем часам. Зашел к Сергею, пытался поговорить с ним, но он был невменяем. Он все никак не мог смириться с мыслью «Моя машина оказалась поцарапанной». Ребята, которые лежали с Сергеем в одной палате попросили не приставать к нему, пусть он успокоится.

Я дождался Лену. Мы сели в машину и поехали в город. Заехали в кафе. Я взял кофе, пирожные. Хотел еще взять вино или шампанское, но Лена категорически отказалась. Мы сидели почти два часа. Она рассказывала интересные случаи, которые случаются у нее на работе, какие проблемы возникают с больными.

— Они ведь приезжают со всей области. Есть много таких, которых никто не навещает. А старики, прошедшие Великую Отечественную войну, так они как дети. За ними нужен уход. Им надо внимание. Молодежь над их наградами насмехается, подшучивает. Называют их «побрякушками». Для них — это их жизни, их молодость. Их погибшие друзья, которых уже никто не помнит. Но эти друзья живут в их памяти.

Она рассказывала, как хоронят сейчас этих стариков. За их могилами ухаживать некому. Поэтому она ухаживает сама, вспоминая, где кто похоронен.

— Обращаюсь с просьбами к директорам заводов изготовить самую простую оградку. Дать черной краски или серебрянки. Ведь эти оградки надо покрасить. Вот в свободное время приходится красить эти оградки.

Я потрясен. Внутри этой красивейшей женщины спрятана и красивейшая огромная душа. Я не стал ей ничего обещать, но на следующий день привез пять трехкилограммовых банок с черным лаком и столько же серебрянки.

Я отвез ее домой, пытаясь напроситься в гости.

— Сейчас это невозможно, но на следующей неделе я обязательно приглашу Вас на чай.

При этом она засмеялась и предупредила:

— У нас в квартире находится ревнивый мужчина. Это мой отец. Он считает, у нас в семье все и так хорошо. Поэтому посторонним он не рад. Отец военный. Подполковник, инвалид войны. В 1942 году через три дня как ему исполнилось восемнадцать лет, оказался на фронте. Через неделю ему по спине прошел осколок. Отец долго лежал по госпиталям. На фронт снова он попал младшим лейтенантом. Он был ранен. После госпиталя остался служить, окончил академию. По специальности он инженер-строитель. Строил военные аэродромы. Отец любит военную дисциплину, субординацию, порядок и шахматы. Мама была врачом. Сейчас дома по хозяйству. Очень добрая. Вот теперь ты о моей семье все знаешь. Мы живем втроем в трехкомнатной квартире на четвертом этаже.

В кафе мы с ней перешли на «ты», но без брудершафта. Лена держала себя свободно, но я чувствовал себя скованно. Она умела четко держать дистанцию. Близко локоть, да не укусишь. Если бы я был ей неинтересен, то не стала бы она сидеть со мной в кафе. Тем более, рассказывать мне подробно о своих родителях.

На следующий день я попросил Ефима, купить и отвезти в отделение еще краску. Мне некогда, работы навалилось вагон и маленькая тележка. Я подтягивал все свои хвосты на заводе и химкомбинате. После обеда позвонил Лене, извинился и сказал:

— Я в течение недели не смогу к тебе заехать.

— Хорошо, — сухо сказала она. — Спасибо за краску, — и повесила трубку.

Я закончил и сдал всю свою документацию на химкомбинате. Дирекция удовлетворена моими скоростями. Я их заверил:

— Работал весь мой отдел.

На любом уровне я готов доказывать и обосновывать каждую цифру. Это их очень устраивало. Смету они утвердили в один миллион четыреста тысяч. Я им в сметы заложил 10 % для составления планово-сметной документации. Из ста сорока тысяч рублей за эту работу они себе забирали пятьдесят тысяч рублей, девяносто тысяч уходило ко мне. Из этих денег я должен отдать Эмме тридцать тысяч, Павлу и Ефиму по шесть тысяч, расходы по комбинату составили около трех тысяч. Мой остаток составил около сорока пяти тысяч. Но деньги надо ждать, когда финансовый план подпишут и выделят часть денег на финансирование проекта. Хотя бы 30 %.

Вместе с представителями комбината, я зашел в кабинет Эммы Григорьевны. Она держалась спокойно, официально. Поздоровалась со всеми кивком головы, посадила за стол. Мы разложили всю документацию. Каждый коротко, по сути, доложил свой раздел. Эмма все внимательно просмотрела. Сделала какие-то пометки. Сказала, что Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Михаил Сергеевич Горбачев призывает нас действовать, действовать и еще раз действовать, и это правильно. Напомнила, как сейчас начали активно внедрять договорные цены и рыночные отношения. Это позволяет экономить средства и время. Все с ней дружно согласились. На прощанье Эмма сообщила:

— В целом, по всем инстанциям вопрос уже согласован. Финансовым управлением в течение месяца, для решения первоочередных задач, химкомбинату будет выделено не менее 30 %. Для нас это важный и ответственный участок работы.

— Не подведем, — заверило руководство и все, довольные друг другом, пошли строить социализм на отдельном участке работы. Близкое получение средств окрыляло.

После очередного ночного дежурства я уехал в Киев в институт. Учебники я читал дома и в свободное время, и во время работы. Ходил на консультации к Фридману. На всякий случай, взял всю возможную документацию и техническое задание по химкомбинату.

По приезду направился сразу к Геннадию Бондаренко. Он повел меня по преподавателям. В деканате направления дали без проволочек. Приехал опять в парадной форме. Преподаватели слушали темы, мне не понятные. Хмыкали над тем, как я им так лихо рассказываю, непонятные для меня, вещи. Представляли себе, как же я знаю уже понятные темы. Мы преподавателей выхватывали прямо с пар или ловили на перерывах. Узнав о проблеме с горящей сессией, они ставили оценки и зачеты в зачетную книжку. В основном ставили «четыре». К концу следующего дня я становился твердым «хорошистом». Когда я показал Бондаренко свои бумаги по химкомбинату, то он в деканате запланировал дипломный проект на следующий год по теме: «Обследование и реконструкция первого, второго и четвертого цехов Винницкого химкомбината с усилением фундаментов, укреплением несущих стен и заменой кровли».

Тема в деканате принята на «ура», особенно то, что практически я со своими бригадами буду выполнять эти работы. Ответственный секретарь, посмотрев сказал:

— Это 60 % дипломного проекта. Надо теперь только правильно все оформить.

Бондаренко опять пригласил ночевать меня к себе. По дороге мы зашли в комиссионный магазин на Крещатике. Я Бондаренко оставил на улице, а сам купил для них сервиз «Мадонна» на двенадцать персон. Вышло три больших ящика. Мы взяли такси и повезли сервиз к нему домой. О содержимом ящиков Гена не знал. Мы, конечно, задержались на работе, а затем в магазинах, где я набрал продуктов.

Когда мы зашли, жена Гены про мой поздний визит, да и вообще про мой визит ничего мужу не сказала. Но и великой радости не высказала. Мы затащили коробки и пакеты в квартиру. На ее вопрос «Что это?», я рассказал про ту великую роль, которую Геннадий играет в моем образовании. Потом показал на ящики и скромно сообщил:

— Это подарок вашей семье и маленькая компенсация за то беспокойство, которое я причиняю Вам уже не в первый раз.

Ее любопытство одержало верх. Она начала распаковывать ящики и села на стул, глядя на меня, бравого подполковника в полной форме, изумленными глазами. Сервиз снят с витрины. Сверкал цветами и красками. Пастушки нам улыбались. Мадонны всплескивали руками. Сюрприз удался.

— Это все нам? — спросила жена Геннадия.

Изумленный Гена повторил машинально этот же вопрос. Конечно, они приблизительно знали цену подарка. Но не представляли, как это можно взять и подарить полузнакомым людям. Жена Геннадия Галя пыталась отказаться. Я твердо заявил:

— Вопрос обсуждению не подлежит. Геннадий столько сделал для меня. Эту помощь нельзя оценить никакими сервизами.

Галя кинулась накрывать на стол, чем Бог послал, но оказалось, а сюрпризы-то не закончились. Я передал ей пакеты для ужина. Она начала их распаковывать. Вытащила на стол припасы, бутылку шампанского, бутылку пятизвездочного коньяка. На столе организовалась внушительная горка. Галя отправила нас мыть руки. После ужина мы с Геной сидели за его рабочим столом, изучая документацию. Гена сказал:

— Завтра, перед твоим отъездом, заберу у тебя зачетную книжку и постараюсь сделать окончание тобой четвертого курса без задолженностей.

Когда мы сидели за красивым столом, разговаривали за жизнь, Галя предложила выпить за меня и мою успешную учебу. Мы с Геной ее поддержали. В завершение вечера, Галя взяла с меня слово:

— Если ты приезжаешь в Киев, то никаких гостиниц. Ночевать ты просто обязан у нас на диване.

На следующее утро мы поехали опять в институт. Бегали по аудиториям. Находили или вылавливали преподавателей. Насиловали их, заставляя принимать экзамены и зачеты немедленно. Геннадий поднапряг своих друзей коллег. Я понял, крепость четвертого курса скоро падет. Геннадий забрал зачетку у меня, пообещав сделать нужные подкопы и заложить фугасы.

— Надо выполнить приказ товарища Сталина. «Враг будет разбит. Наше дело правое. Мы победим. Победа будет за нами».

Может, Сталин это сказал в другом порядке, но смысл мы вложили правильно. Четвертый курс я практически закончил. Да и дипломный проект определился.

В Винницу я приехал поздно. Принял душ, поужинал, никому не звонил. Долго не мог уснуть, переживая события прошедшей недели.

Документацию по химкомбинату «закрыли». На участке дежурства проходят нормально. На СМУ подготовил и прошил почти всю документацию. Осталось там работы максимум на две недели. За два-три дня надо проверить процесс по организации свадьбы Валентины.

Но самое главное я нашел. Нашел женщину моей мечты, с которой я хотел бы прошагать всю жизнь. Потом я себя одернул. А может, рано ликую. Я же только развелся и опять голову сую в петлю. Может, не торопиться, посмотреть вокруг себя еще и еще. И, хоть гадалка сказала осенью, но не сказала какой. Надо еще погулять на свободе, а через полгодика вернуться к этой теме. Тут я вспомнил анекдот: «Еврей — ортодокс на пароходе приплыл в Нью-Йорк. Ему сказали, деньги в Америке валяются под ногами, их просто надо поднять. Еврей сошел с причала, как вдруг увидел под ногами лежит большой открытый кошелек, а в нем доллары. Много долларов. Еврей хотел поднять кошелек, но вспомнил, а ведь сегодня суббота и настоящему еврею по субботам работать нельзя. Еврей сказал себе „я вернусь завтра и заберу этот кошелек“. И ушел, гордый собой». Если я не начну добиваться ее сегодня, то завтра или ее заберут, или она сама меня пошлет куда подальше.

В день дневного дежурства я позвонил Лене. Рассказал сколько нужного и полезного я сделал за эти дни. Отложить это я не мог, так как это мое будущее.

— Я выполнил все поставленные задачи, и я очень прошу прощения за пропущенные дни. Но все эти дни я думал о тебе. Готов загладить свою вину. В будущем таких накладок у меня, надеюсь, не будет. Но гарантировать не могу.

Она меня простила, но предупредила, завтра после обеда будет занята дома по хозяйству.

— Если ты хочешь меня увидеть, то приходи завтра к шести вечера ко мне домой. Заодно и познакомишься с моими родителями.

Для меня это очень счастливый знак: если она не хочет со мной серьезно общаться, то вопрос знакомства с родителями вообще бы не возник. Целый день я представлял, как в первый раз знакомлюсь с ее родителями. Каким образом сразу понравиться им и, конечно, ее отцу. Очень надеялся, мы с ним найдем общий язык. Лена предупредила, он вообще не пьет и не курит. Я тоже не курю. Словом, ввязываемся в бой, а там действуем по обстановке. Но огромный шаг вперед сделан.

Взяв огромный букет для Лены и большую коробку конфет для ее матери, я позвонил в дверь. После второго звонка дверь открылась, и передо мной оказался отец Лены: злейший мой враг из комитета ветеранов областного военкомата заместитель председателя — сам Великанов Николай Петрович. Увидев меня, он принял боевую стойку, защищая открытую дверь.

— Какого хрена тебе здесь надо? Гони отсюда, а то я тебя сейчас с лестницы спущу!

Стычки с Великановым начались с первого дня моего прихода в военкомат. Сначала он мне грубо посоветовал для проживания выбрать другой населенный пункт. А возмутила его ситуация, когда я, остановившись над шахматной доской, иронически хмыкнул над его очередным ходом. Его сопернику сказал: «При такой игре Вам опасаться нечего». Меня возмутило, когда я обратился к председателю комитета, подполковник Великанов иронически заявил в мой адрес:

— Такие вот сопляки, которые в молодом возрасте бегут из армии, приходят сюда со своими просьбами и претензиями в комитет ветеранов.

Потом от комитета он приходил к моему бывшему тестю по вопросу выделения участка под дачу и места в гаражном кооперативе. В тот день он демонстративно со мной не разговаривал. При каждой нашей встрече он находил что-то едучее, пока мне это не надоело. Я назвал его старым пердуном, который портит воздух, где бы он не находился. Он чуть не огрел меня своей палкой, которую таскал, как я предполагал для солидности. Я ушел вовремя, и больше мы не встречались. Вслед он мне послал десяток нецензурных выражений.

И вот мы на пороге его квартиры, глаза в глаза. Лена выскочила в прихожую с мокрыми руками и сказала:

— Это ко мне.

— Лена, потребуй от этого дерьма немедленно покинуть этот этаж. — сказал Николай Петрович. — Запомни! Я с ним на одном гектаре даже срать не сяду. Выбирай, я или он. Знаешь ли ты, этот говнюк еще и женат. Я его жену видел. Она очень порядочная женщина. А он, значит, от нее налево бегает. И куда прибежал, скотина. К моей дочери. Я еще раз тебе повторяю, вон из моего дома.

Я стоял и раздумывал, как уйти отсюда, сохранив лицо. В такой ситуации может быть только один выход, поворот кругом через левое плечо и строевым шагом до лестницы. Все мои планы рухнули в одну минуту. Как это пережить, я уже не представлял. Все. Приехал. В это время в прихожую вышла на шум мама Лены. Взяла за плечи мужа, развернула его и сказала:

— Коля! Пришли не к тебе, а к Лене. Ты свои эмоции спрячь подальше.

Я протянул букет Лене, а конфеты Нине Михайловне. Лена взяла букет и отдала матери. Вслед отцу абсолютно спокойно сказала:

— То, что Витя был женат, я знаю.

Отец на ходу остановился:

— Ленка, а ты знаешь, он вор и тунеядец. Он в последнее время не работает, бомжует. Ищет вот таких дур, как ты. Хочет захватить нашу жилплощадь. Там ему не удалось, вот он и прискакал сюда. Только вот хер ему.

— Папа! Давай мы решим. С кем мне общаться, как общаться, я разберусь сама. Я очень попросила бы тебя выбирать выражения. Уважения к тебе это не добавляет. Если же ты моих друзей и знакомых будешь оскорблять, то я тебя предупреждаю, я уйду из дома. Буду вынуждена это сделать. Тогда живи ты сам, как только хочешь. Это тебе первое и последнее предупреждение. Вопросы есть? Нет? Свободен.

Я стоял в прихожей. Лена пригласила меня зайти в большую комнату, посадила на диван. Дала какой-то журнал. Попросила подождать, пока она закончит. Нина Михайловна занесла букет уже в вазе и поставила его на низкий столик.

— Вы уж простите Николая, он так переживает за нашу Лену, — с этими словами она вышла.

Я сидел и анализировал произошедшие события. Я понимал, что Николай Петрович просто так не успокоится. Он будет всячески мешать установлению каких-либо близких отношений с Еленой. Но Лена поразила не меньше. Не повышая голоса, спокойно она остановила истерику и отправила отца в свою комнату.

Безусловно, я понимал, наши стычки с ее отцом будут продолжаться. Затихая и вспыхивая. До тех пор, пока одна сторона не признает себя побежденной и не сдастся. Но в том-то и проблема, мне сдаваться нельзя. Всякий авторитет я потеряю. Прежний муж Лены не выдержал этого прессинга, не смог противостоять ее отцу. Сначала потерял уважение, сдался, а потом его попросили. Может быть, даже аккуратно намекнули, а он согласился уйти.

Мы попили чай вдвоем. Лена переоделась. В домашнем халатике она выглядела еще более соблазнительной. После чая мы вышли на улицу. Погода прекрасная, чистое небо. Мы шли потихоньку, разговаривая. Я рассказывал об институте, об экзаменах, о Бондаренко и его жене. Какие это славные и открытые люди. О сервизе «Мадонна» я, конечно, даже не упомянул. Я поделился радостью:

— Мне определили дипломный проект, а он у меня уже сделан на 60 %. Не только теоретически, но и практически.

Я пригласил Лену к себе домой:

— Оцени, как я устроился.

Но она засмеялась и отрицательно покачала головой. Я проводил ее обратно домой. Хотел в полутемном углу ее привлечь и поцеловать. Она приложила руку к моим губам и твердо сказала:

— Нет. Всего тебе доброго. Захочешь увидеть, позвонишь.

Я пришел домой и все думал, как себя с ней вести. Во- первых, проблема ее папочка. Думаю, в дальнейшем напряженность будет возрастать. До тех пор, пока это не приведет к открытому конфликту. Уступать, а тем более сдаваться я не собираюсь. Во- вторых, поведение Елены. Мы оба были женаты. Взрослые люди. Сегодня третья встреча, одна короткая не считается. Так она губы для поцелуя не дает, даже щечку. А я ее хочу прижать, поцеловать, почувствовать ее тело. Тут даже намеков на близость нет. А ее знакомые твердят: «она готова отдаваться, если не каждому пятому, то уж десятому наверняка».

Получается, в моем лице она отыскала объект для экспериментов и насмешек. Да меня все ее знакомые засмеют, если узнают. Получается, справиться с ней я не могу. Значит так, еще раз-два попытаюсь, а если нет, то пусть встречается, с кем хочет. Буду искать свою судьбу в другом месте.

Я на секунду представил себе ту обстановку у нее дома. Как отец накинулся на нее с претензиями. Как он ей рассказывает обо мне все сплетни и слухи, наверняка еще очень многое придумает сам. Да, ей сейчас совсем не сладко. Но она мне нравится. Очень нравится. Мне нравится, как она одевается. Мне нравится, как она подстрижена и какой у нее макияж. Мне нравится, как она разговаривает с посетителями и больными. Мне нравится ее фигурка, ее голос. Она мне нравится вся целиком и по частям.

Я достаточно много наблюдал за женщинами, которые встречались на моем пути. В последние месяцы я вообще, как будто с цепи сорвался. Доказывал, я мужик и могу быть жестким и мягким. Могу им предоставить радость и боль. Я доказывал, могу быть опорой в отдельных случаях и в жизни в целом. Я требовал, мне подчинялись, просил и мне давали.

А вот сейчас сложилась абсолютно другая ситуация. Я не хочу быть жестким, требовательным. Я хочу быть рядом с этой женщиной. Любить ее и чтобы она любила меня. Я хочу дышать с ней одним воздухом. Помогать перенести ей все тяготы этой жизни, оберегать ее. С этим я заснул. Во сне ее отец громко хохотал: «А ху-ху ты не хо-хо». Он мне показывал то фигу, то клал свою руку на сгиб второй руки. Потом мы сцепились бороться. Нас растаскивали Лена и ее мать. Появилась Ирина с автоматом в руках: «Я им про тебя все расскажу. Какой ты бабник». Сбоку от Ирины появилась ее мать, моя бывшая теща: «Он вор! Вор!». Она тыкала в меня указательным пальцем. «Он у нас каждый день по одному рублю воровал. Разве можно такое простить? Он и вас обворует!» Появилась Лена, которая навзрыд плакала. Николай Петрович гладил ее по руке: «А я ведь тебе говорил. Я тебя предупреждал». Рядом со мной появилась Эмма. Она пересчитывала пачки денег: «Но здесь три рубля не хватает». Появилась гадалка: «Все равно ты на ней осенью женишься. Но в каком году я тебе не говорила».

Загрузка...