Наполеоновские войны: что, если?..

Приложение I Несостоявшееся вторжение (Ирландские экспедиции французского флота, 1796–1798 годы)

В конце 1795 года, после серии неудачных морских боев с англичанами, военное руководство Франции приняло решение – не искушать более судьбу, ввязываясь в стычки с заведомо более сильным противником, а вместо этого развернуть против Британии масштабную крейсерскую войну. В сущности, французы таким образом предвосхитили так называемую «доктрину владения морскими путями» и задолго до адмиралов Вегенера, Грооса и Деница противопоставили борьбе за владение морем борьбу на океанских коммуникациях. Эту борьбу должны были вести весьма разнородные силы – отдельные боевые корабли вплоть до линейных, небольшие отряды, а также «частные предприниматели» в лице каперов-приватиров.

Однако подрыв коммуникаций неприятеля, как и любой другой род диверсионной деятельности, может иметь смысл лишь при одном условии – если конечной его целью является ослабление противника в преддверии генеральной схватки. То есть крейсерская воина против Англии должна была иметь конечной целью вторжение непосредственно на Британские острова. Увы, этого так и не сумели понять немцы ни в Первую, ни во Вторую Мировую войны…

Французское командование в этом отношении оказалось несколько мудрее. Оно решило-таки организовать высадку, только не в Британии, а в Ирландии. Изумрудный Эрин действительно выглядел самым слабым местом «владычицы морей», а любой противник Англии мог рассчитывать здесь на активную поддержку местного населения.

Не удивительно, что известия об очередных волнениях непокорных ирландцев навели руководство Первой республики на мысль об организации «освободительного похода» в Ирландию. Еще в апреле 1796 года представители ирландских революционных организаций вошли в контакт с Директорией через французского посланника в Гамбурге. Тогда же в Париж из союзных Северо-Американских Штатов прибыл Уолф Тоун – один из лидеров ирландских эмигрантов.

Наиболее активным сторонником идеи оказания помощи освободительному движению в Ирландии был генерал Гош, один из наиболее популярных и влиятельных республиканских полководцев, чей авторитет в то время соперничал с авторитетом Бонапарта. Но Бонапарт вел успешные действия в Италии, а Гош находился в самой Франции, его войска стояли в Вандее и Бретани, где наконец-то был подавлен долгий и кровавый мятеж роялистов.

Самым привлекательным в идее Ирландской экспедиции была возможность осуществить высадку относительно малыми силами. Безусловно, Гош не слишком обольщался относительно масштабов предполагаемого народного восстания и боеспособности повстанческих сил. Вряд ли он всерьез собирался зажечь большой пожар малыми силами. Однако в случае успешной высадки французам предстояло действовать в католической стране, где их воспринимали как освободителей, а противников – как оккупантов. Это давало надежду на успешную борьбу даже с превосходящими силами противника и при отсутствии надежной связи с материком.

Но в этом и крылся основной недостаток французского плана – он всего лишь «давал надежду», опирался не на достижение заведомого превосходства, а на столь тонкие и не подверженные строгому планированию материи, как удача и случайность.

Алфред Тайер Мэхэн так характеризует французскую военную доктрину в описываемый период: «…каждый раз, когда предпринималась какая-нибудь экспедиция, требовавшая передвижения морем, неизбежно приходилось прибегать к раз-личным, более или менее удачно задуманным, хитростям; надежда на успех основывалась тут не на разумной уверенности, доставляемой господством на море или же искусным сгруппированием сил, но на сочетании случайностей, которое хотя и могло в данном частном случае быть более или менее благоприятным, но которое никогда нельзя было считать обеспечивающим степень уверенности, необходимую даже и в рискованных комбинациях военной игры». И добавляет, что «за те шесть лет… которые предшествовали заключению в 1802 году Амьенского мира, крупные французские эскадры только три раза выходили в море; и каждый раз успешность их действий обусловливалась или отсутствием в тех водах британских эскадр, или же тем, что французам удавалось обмануть бдительность англичан. Как и при уничтожении торговли, главными факторами здесь были скрытность действий и хитрость, а не сила».

К этому стоит добавить, что в 1796 году некогда могущественный флот Франции представлял собой довольно жалкое зрелище. Собственно говоря, больше всего он напоминал состояние российского флота после 1917 года. Значительная часть офицеров перешла на сторону контрреволюции либо отбыла в эмиграцию, оставшиеся же были сильно стеснены в своих возможностях. Наиболее яркие революционные флотоводцы (коих было немало) брали решительностью и талантом, но не опытом, прочие же не отличались даже решимостью. Тем более что «старорежимные военспецы» как у политического руководства, так и в матросской среде, мягко выражаясь, не пользовались доверием. Новых же опытных и обученных морских офицеров было просто неоткуда взять – ведь подготовка моряка требует гораздо больше времени и сил, нежели подготовка пехотинца.

Впрочем, республиканские военачальники не видели в том большой беды. Жан Бон Сен-Андре, руководивший морским ведомством во времена Директории и Консульства, сформулировал задачи флота весьма по-революционному: «Пренебрегая, сознательно и по расчету, искусными эволюциями, наши моряки найдут, быть может, более приличным и полезным стараться сваливаться с противником на абордаж в таких схватках, в которых француз всегда был победителем, и таким образом удивить Европу новыми доблестными подвигами».

Чуть позже Наполеон выразился еще лаконичнее: «Англичане сильно присмиреют, когда Франция будет иметь одного или двух адмиралов, желающих умереть».

«Раз Его Величество думает, что от морского офицера для успешного прохождения службы не требуется ничего, кроме смелости и решительности, то мне ничего не остается более желать», – только и смог ответить на это командующий французским флотом адмирал Вильнев. Памятуя о дальнейшей судьбе этого злосчастного флотоводца, невозможно не вспомнить другую фразу, произнесенную почти полтора века спустя адмиралом Редером, но звучащую весьма сходно: «Германский флот не сможет сделать больше, чем просто показать, что он знает, как умереть отважно».

Таким образом, отсутствие активных (не говоря уже об успешности) морских операций приводило к постепенной деградации флота. Упадку флота способствовала и жесткая блокада континентального побережья, установленная Англией. Британские крейсеры стерегли выходы из всех основных портов Франции. Они не только препятствовали каботажному плаванию, но и не давали французам ни малейшего шанса скрытно вывести свой флот в море. Последнее тоже в немалой степени способствовало бездействию французских военно-морских сил, к тому же имевших серьезные затруднения со снабжением.

«Снабжение военных портов даже французскими же продуктами производилось тогда главным образом при посредстве судов прибрежного плавания, и портам этим постоянно приходилось терпеть затруднения, доводившие их иногда до полной несостоятельности, от неутомимых в своем старании неприятельских судов, напоминающих своей деятельностью рассказы об испанских гверильясах в их предприятиях против обозов и коммуникационных линий французских армий в Пиренейскую войну» (А.Т. Мэхэн. «Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю»).

Впрочем, у английского флота тоже имелись свои проблемы. На сухопутном театре войска союзников терпели поражения за поражением, и невозможность как-то повлиять на события сама по себе воспринималась чувствительной пощечиной британскому самолюбию. Тем временем могущественный флот Великобритании занимался рутинными делами – проводкой караванов, действиями против остатков французских сил в колониях и патрулированием вдоль французского побережья. Моряки были принуждены безучастно наблюдать далеко не вдохновляющий ход событий на материке, не имея возможности встретиться с противником в генеральном бою что тоже серьезно подрывало их веру в собственные силы.

После отставки адмирала Хоу от командования флотом Канала, новым командиром был назначен адмирал Бридпорт. Его главная квартира располагалась в Спитхэде, где, как правило, находилась в зимнее время основная часть британского флота. В течение всей зимы в море действовала лишь приблизительно четвертая его часть – то есть семь-восемь линейных кораблей и несколько фрегатов. Эти суда вели крейсерство к западу от острова Уэссап и у входа в Английский канал, периодически возвращаясь в Спитхэд для замены. Остальная часть флота находилась в базе в высокой степени готовности, и по получении известия о выходе французских главных сил должна была двигаться им навстречу.

Составленный генералом Гошем план Ирландской операции предусматривал использование минимального числа кораблей. Вызвано это было суровой необходимостью – в Бресте элементарно не хватало продовольствия и предметов снабжения, а команды многих боевых судов были укомплектованы не полностью. Первоначально французское руководство серьезно надеялось на прибытие подкреплений из других мест – в первую очередь из Средиземного моря.

Главной надеждой был командующий Средиземноморской эскадрой адмирал Вильнев. В Тулоне у него имелось пять линейных кораблей, в октябре 1796 года сюда прибыли еще двадцать шесть испанских кораблей. Кроме того, из Северной Америки должна была прийти эскадра контр-адмирала Ришери, состоявшая из шести линейных кораблей и трех фрегатов[132].

Увы, на ожидание этих сил было потрачено драгоценное время, реальное же подкрепление оказалась ничтожным. Первоначально выход экспедиции был назначен на октябрь, затем его пришлось перенести на 1 ноября, но к этому сроку подкрепление еще не прибыло, да и корабли в Бресте оказались не готовы. Лишь 5 ноября из Иль-д’Экса (порт близ Рошфора) пришло известие о прибытии сюда пяти линейных кораблей долгожданной эскадры Ришери. Однако в Брест эти суда, ослабленные долгим плаванием, смогли выйти лишь 8 декабря. 11 декабря они прибыли в порт назначения, и только здесь выяснилось, что ожидание было абсолютно напрасным – корабли находились в таком плохом состоянии, что лишь два из них были способны снова выйти в море.

Отряд Вильнева тоже сильно задержался в Тулоне и вышел оттуда лишь 1 декабря 1796 года. Но 6 декабря испанские корабли под командованием адмирала Лангара отделились от своих союзников и ушли в Картахену[133]. 10 декабря французская эскадра на виду у британского флота благополучно миновала Гибралтар, причем корабли английского адмирала Джервиса так и не смогли ее догнать из-за очень свежего восточного ветра.

Всего в распоряжении генерала Гоша имелось (не считая эскадры Ришери) 15 линейных кораблей, 13 фрегатов и 14 вспомогательных судов. На этот флот должно было погрузиться около 18 тысяч солдат. Суда загружались «под завязку» – на каждый линейный корабль было принято по шестьсот десантников, вместе с командой это давало до тысячи трехсот человек. На фрегат сажалось несколько меньше – по две с половиной сотни солдат. Кроме того, на судах экспедиции находилось 41 160 мушкетов для вооружения ирландских повстанцев после высадки.

Естественно, что боеспособность эскадры от этого значительно снизилась. В сущности, теперь она представляла собой караван вооруженных транспортных судов, единственной задачей которых было незаметно для противника пересечь трехсотмильное водное пространство и высадить своих пассажиров на побережье Ирландии. Декабрьские шторма, с одной стороны, затрудняли выполнение этой задачи, но с другой – повышали шанс незаметно проскочить мимо англичан. Увы, существовал и третий фактор, в итоге оказавший фатальное влияние на судьбу всей экспедиции, – отсутствие энтузиазма у высших флотских офицеров, не веривших в успешный исход предприятия. Вилларе Жуаез, командовавший флотом в Бресте, считал, что зимняя погода и господство англичан на море дают экспедиции слишком мало шансов на успех. По его мнению, гораздо больший эффект могла дать отправка сильной эскадры в составе восьми линейных кораблей в Восточные моря и Ост-Индию. Это позволяло достигнуть в районе Индийского океана локального превосходства над англичанами и создать здесь серьезную угрозу британским колониям.

В конечном счете морской министр Трюге предложил компромиссный вариант: послать эскадру в Индию после ее возвращения из Ирландии. На это Вилларе Жуаез высказал резонное опасение, что после Ирландии французские корабли будут находиться в таком состоянии, что уже не смогут никуда идти.

В конечном счете Гош пришел к выводу, что с таким флотоводцем экспедиция заранее будет обречена на провал. По его настоянию командующий был смещен и на пост начальника французского флота заступил Морар де Галль, блестящий офицер и опытный моряк, прославившийся (кстати, вместе с Вилларе) еще под командованием великого Сюффренья. Новый адмирал решительно взялся за дело. Увы, скоро Гошу стало ясно, что «коренные недостатки организации, испорченной годами небрежного отношения и господства ошибочных взглядов, не могли быть побеждены человеком уже преклонных лет в короткие дни поспешных приготовлений» (как выразился по этому поводу Мэхэн). «Бедный Морар де Галль, – цитирует далее Мэхэн высказывание самого Гоша. – Он уже постарел на двадцать лет; как мне жаль его!»

Тем не менее упомянутое Мэхэном «сочетание случайностей» пока складывалось для французов исключительно благоприятно. Начиная с первых чисел ноября в течение почти шести недель дули устойчивые восточные ветры. Погода не изменилась и к утру 15 декабря 1796 года, когда после длительных проволочек и оттяжек все сорок судов экспедиции (за исключением двух кораблей Ришери) наконец-то снялись с якоря и вышли из гавани Бреста. Пройдя через пролив Жолет, они обогнули полуостров Келерн и к вечеру стали на якорь на рейдах Бертом и Камаре в бухте Анс-де-Камаре. Здесь они должны были ожидать два боеспособных корабля Ришери – «Пегас» и «Революсьонэр», вместе с которыми число линейных кораблей у французов должно было дойти до семнадцати.

Пока все благоприятствовало экспедиции. В заливе Л’Ируаз маячили два или три британских фрегата, но Морар де Галль выслал небольшой отряд, который заставил англичан отойти дальше в море. Для французской эскадры возникла реальная возможность оторваться от наблюдения со стороны противника.

Англичане давно уже имели информацию о ведущихся в Бресте приготовлениях к дальнему походу. Поэтому крейсерская эскадра британского флота под начальством адмирала Кольпойса не была в этом году переведена на зимние штаты. В ней оставалось 15 линейных кораблей, и большую часть времени они должны были держаться в море западнее острова Уэссан, у входа в Английский канал. Эта позиция позволяла контролировать как сам пролив Ла-Манш, так и западное побережье Франции.

Как только командовавший английским дозором у Бреста сэр Эдуард Пелью обнаружил выход французской эскадры, он отправил один из своих фрегатов, «Феб», с донесением к Кольпойсу. Увы, здесь морское счастье изменило британцам. Посланец Пелью искал свои корабли в заранее обусловленной точке рандеву в восьми милях западнее Уэссана, в то время как тяжелые трехдечные корабли Кольпойса, выйдя из-под прикрытия французского берега, были отогнаны восточным ветром значительно дальше – миль на пятьдесят. В назначенной точке «Феб» никого не обнаружил и сумел отыскать эскадру лишь четыре дня спустя – 19 декабря, когда принесенное им известие уже безнадежно запоздало.

Зато Пелью, один из наиболее энергичных фрегатских командиров того времени, сделал все возможное и невозможное. Он отошел от французов лишь на небольшое расстояние и утром 16 декабря с двумя оставшимися фрегатами «Индефатигебл» и «Революсьонэр»[134] снова направился к якорной стоянке французов. Вскоре после полудня англичане вновь обнаружили неприятеля, как раз в этот момент выбиравшего якоря и ставившего паруса.

Подходы к Бресту

В третьем часу короткого зимнего дня оба корабля Ришери прошли проливом Жолет и присоединились к основным силам эскадры. Убедившись, что французский флот действительно готовится выйти в море почти в полном своем составе, Пелью отправил с донесением к адмиралу Кольпойсу второй свой фрегат, сам оставшись на «Индефатигебле» следить за противником.

Понимая, что морское сражение в данной ситуации им крайне невыгодно, и Гош, и Морар де Галль желали любой ценой избежать встречи с противником. Не собираясь сражаться и желая иметь большую маневренность, оба командира экспедиции вместе перешли с флагманского линейного корабля на более легкий и быстроходный фрегат «Фратернитэ» – «Братство». Их примеру последовали младшие флагманы. Один лишь Ришери, у которого фрегатов не имелось, остался на своем линкоре.

Командование французских сил было осведомлено о наличии возле Уэссана английской эскадры – ее неоднократно видели с острова, да и корабли Ришери донесли о наличии в этом районе вражеских сил. Поэтому французский адмирал решил выходить из залива Л’Ируаз не через широкий западный проход, а узким и опасным каналом Ра-де-Сен, находящимся между мысом Ра и рифовой грядой Шасс-де-Сен, прикрывавшей залив Л’Ируаз с юга. Этот узкий проход имеет минимальную ширину всего три мили и изобилует множеством опасностей, однако при попутном ветре и с хорошими лоцманами пройти его вполне возможно.

Учитывая это, Морар де Галль отдал своему флоту приказ: после снятия с якоря взять курс на проход Ра и по выходе оттуда поворачивать к западу. На тот случай, если корабли все-таки не смогут удержаться вместе и кто-либо из них отстанет, каждому капитану был вручен запечатанный пакет. В пакете хранился приказ – в случае утери контакта с эскадрой и ее командованием двигаться к южной оконечности Ирландии и в течение пяти последующих суток держаться возле мыса Мизен-Хэд у входа в залив Бантри, где и намечалась высадка десанта.

Увы, ожидание двух кораблей Ришери слишком затянулось. Погода стояла пасмурная, с порывистым ветром, и ближе к четырем часам дня стало заметно темнеть. Морар де Галль смог еще раз убедиться, что его корабли с неопытными офицерами и плохо обученными командами не способны даже уверенно держать кильватерный строй. До прохода Ра оставалось еще пятнадцать миль, и эскадра рисковала не успеть к нему засветло. Ближе к сумеркам ветер стал меняться на южный, угрожая сделаться противным – а тогда следование судов проходом Ра стало бы совершенно невозможным. Осознав эту опасность и принимая во внимание, что наблюдатели противника вновь скрылись из виду, Морар де Галль решил отменить свое распоряжение о следовании каналом Ра. На «Фратернитэ» был поднят сигнал, приказывающий кораблям поворачивать через фордевинд на запад и двигаться широким Ируазским каналом.

Это была непростительная ошибка со стороны столь опытного офицера: раз отданное приказание не следует отменять, кроме как в случае крайней необходимости. При беспорядке, царившем на французской эскадре, да к тому же в сгущающихся сумерках сигнал этот просто не был разобран большинством кораблей. Поворот на запад кроме флагманского фрегата исполнили лишь с полдюжины других судов, в числе которых оказался только один линейный корабль. А весь остальной флот продолжал двигаться к проходу Ра-де-Сен. Увидев это, Морар де Галль приказал державшемуся рядом с ним корвету догнать и вернуть обратно уходящие корабли. Увы, это действие тоже не достигло цели. Более того, вновь подошедший к французской эскадре и никем на этот раз не замеченный, последний фрегат Пелью в сумерках пристроился к головным судам Гоша и де Галля. Англичанин постарался внести свою лепту в создавшуюся неразбериху – он пускал осветительные ракеты, жег фальшфейеры и стрелял из пушек, совершенно расстроив все попытки французского адмирала хоть как-то дать сигнал своим судам. Благо, будучи кораблем французской постройки, «Индефатигебл» ничем не отличался от остальных фрегатов эскадры де Галля, а флага в темноте заметно не было.

Самое удивительное, что французам неслыханно повезло – несмотря на ночь, южный ветер и царящую неразбериху, почти все их корабли благополучно миновали проход Ра-де-Сейн. Лишь 74-пушечный линейный корабль «Седуисан» наскочил на камни у самого входа в канал и разбился, при этом большую часть команды удалось спасти.

В половине девятого вечера оставшийся с руководством экспедиции небольшой отряд обогнул западную оконечность гряды Шасс-де-Сен и направился к югу, намереваясь отыскать основную часть эскадры и присоединиться к ней. Видя это, храбрый Пелью отделился от французов и спешно направился в Фалмут, куда и прибыл 20 декабря. Увы, в этом порту тоже никого не было, и местоположение эскадры Кольпойса оставалось загадкой для самих англичан.

К утру 17 декабря французская эскадра оказалась разделена на три отряда, безнадежно потерявшие друг друга из виду. Вместе с Гошем и де Галлем находились лишь линейный корабль «Нестор» и два фрегата. 20-го числа оба фрегата тоже потерялись в густом тумане. Увы, если бы этого тумана не было, то обнаружить основные силы экспедиции флагману не составило бы особого труда: они находились совсем рядом, на расстоянии прямой видимости. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

На следующую ночь от флагмана отделился и «Нестор». Тем не менее Гош приказал держать курс на бухту Бантри. Однако здесь ему опять не повезло – той же ночью его обнаружил британский линейный корабль и, понимая свою слабость, французы не решились принимать бой у чужих берегов. К утру 21 декабря «Фратернитэ» удалось оторваться от погони, однако теперь он находился значительно западнее меридиана Мизен-Хэд и ему пришлось двигаться обратно – против шторма.

Тем временем со вторым флагманом эскадры контр-адмиралом Буве, державшим флаг на линейном корабле «Имморталитэ» («Бессмертие»), остались восемь линейных кораблей и девять прочих судов. Таким образом, здесь были основные силы экспедиции, в том числе и заместитель Гоша, генерал Груши. Увы, прекрасный штабист Груши никогда не отличался инициативностью – восемнадцать лет спустя Наполеону придется убедиться в этом при Ватерлоо…

Четко выполняя данные ему распоряжения, Буве в течение двух дней, 17 и 18 декабря, продолжал двигаться на запад. 19-го числа он вскрыл пакет с инструкциями и повернул на север, к мысу Мизен-Хэд. В тот же день он встретил в море еще один французский отряд, имевший в своем составе семь линейных кораблей. Таким образом, к 20 декабря 1796 года под началом второго флагмана собралась почти вся французская эскадра – 15 линейных кораблей, 10 фрегатов и с десяток прочих судов. Недоставало только самого руководства – энергичного и талантливого генерала Гоша и опытного адмирала де Галля. Увы, их отсутствие оказалось решающим для судьбы всего предприятия.

Тем не менее, все эти дни удача была неизменной спутницей французского флота. Ветер держался устойчивый восточный, лишь ненадолго сменившийся юго-западным. Но самое главное – в течение четырех дней над морем к югу и юго-западу от Англии стоял туман, настолько густой, что с кормы корабля нельзя было различить его носа. Чтобы суда могли следовать друг за другом, периодически приходилось подавать сигналы пушечными выстрелами. Неудивительно, что перехватить французскую эскадру в море или хотя бы установить за ней наблюдение англичане не имели ни малейшего шанса. Увы, по той же самой причине не смогли отыскать свои корабли и Гош с Мораром де Галлем на своем фрегате «Фратернитэ».

Утром 21 декабря туман рассеялся, и с французских кораблей увидели ирландский берег, находящийся не более чем в трех лигах. Погода стояла превосходная, с палубы можно было даже различить полосы снега на прибрежных горах. До устья вожделенной бухты Бантри было рукой подать. В полдень корабли приблизились к берегу настолько, что, по выражению Уолфа Тоуна, «можно было бы перебросить туда сухарь». Но затем эскадра повернула оверштаг и пошла обратно в море – Буве решил в точности выполнить все инструкции и отложить высадку до прибытия адмирала.

Правда, у нерешительности второго флагмана французов была еще одна причина. Длинная и узкая бухта Бантри протянулась почти на тридцать миль в направлении с юго-запада на северо-восток, ее высокие берега создавали ветровой коридор, своеобразную «аэродинамическую трубу». При восточном ветре, столь способствовавшем французской эскадре на ее пути к берегам Ирландии, в бухте возникал устойчивый и очень сильный воздушный поток, направленный от вершины к устью. При неопытности французских команд попытка преодолеть этот сильный противный ветер оказалась неудачной, и Буве решил дождаться изменения погоды.

Здесь сыграла роль и еще одна существенная деталь: из-за восточного ветра французская эскадра на последнем участке своего пути была несколько снесена к западу против расчетного и оказалась не у мыса Мизен-Хэд, лежащего по восточную сторону от бухты, а возле острова Дёрсей, находящегося у западного ее края. Если бы суда экспедиции вышли к берегам Ирландии именно в том месте, на которое рассчитывали, то они могли бы просто обогнуть Мизен-Хэд и примерно половину пути двигаться галсами на север, а не на восток-северо-восток, как от острова Дёрсей. Таким образом, по крайней мере, половина пути до вершины бухты была бы пройдена без труда.

«Для целого же флота, составленного из тридцати пяти судов, укомплектованных и вооруженных подобно судам Буве и притом же вынужденных беспрестанно давать друг другу дорогу при взаимном пересечении курса, оказалось невозможным добраться до вершины бухты Бантри – где, между тем, они нашли бы защиту от восточных ветров, свирепствовавших на море непрерывно в течение всей следующей недели», – констатирует Мэхэн.

Ночь эскадра провела в море, а с утра 22 декабря адмирал Буве решился на попытку прорыва в бухту. Целый день суда настойчиво лавировали, пробиваясь против сильного встречного ветра. Увы, чтобы двигаться против ветра в достаточно стесненной и опасной акватории, необходима была идеальная ловкость и слаженность работы команд, чего французы не имели. Недостаточная подготовка моряков сказалась именно в том месте, где проблему невозможно было решить за счет храбрости и натиска, либо полагаясь на удачу.

Все же к ночи адмирал Буве с пятнадцатью вымпелами (среди которых было восемь линейных кораблей) добрался до северо-восточной оконечности острова Бир, где стал на якорь в преддверии ночи. Прочие суда ветер задержал далеко позади, а до вершины бухты оставалось еще двенадцать миль. 23 декабря целый день дул сильный восточный ветер, и попыток движения не предпринималось. На следующий день ветер как будто бы стих, и адмирал снова решил пробиваться вперед, несмотря на то, что другие суда не подошли – помедлив с постановкой на якорь накануне, они были отнесены ветром дальше в море. Однако продвинуться им вновь не удалось, хотя было сделано до трехсот галсов.

С заходом солнца эскадра снова стала на якорь. За ночь ветер усилился до штормового и, не ослабевая, дул весь следующий день 25 декабря, так что сообщение с берегом нельзя было установить даже на шлюпках. На нескольких судах лопнули либо начали травить якорные канаты, и их потащило обратно в море. Вскоре после наступления темноты начал сдавать якорь на флагманском корабле Буве, который ветром погнало к острову Бир. В конечном счете адмирал приказал рубить оба каната и пошел в море, сигналом приказав делать это и остальным судам. Но из-за темноты приказание пришлось отдавать голосом, и его, естественно, услышали не все. А кто услышал – не поторопился выполнять, все еще надеясь на чудо.

В конечном счете, к 27 декабря, когда ветер вновь будто бы начал стихать, в бухте оставалось еще десять французских судов, из которых шесть были линейного класса. На них находилось до четырех тысяч солдат – меньше четверти всей первоначальной экспедиции, а количество орудий и боевых припасов для десанта было совершенно недостаточным. Старший по званию командир созвал у себя военный совет, на котором было принято решение возвращаться в Брест. Правда, к вечеру ветер все-таки начал меняться на юго-западный – но все признаки приближающегося шторма не вселяли оптимизма. Перед темнотой корабли снялись с якорей и отправились в обратный путь к Бресту.

После ухода кораблей Буве у берегов Ирландии остался лишь один французский корабль – линкор «Друат де л’Омм» («Права человека»). Потеряв остальных, он упорно держался здесь до 5 января 1797 года, и лишь затем лег на курс к Бресту. Однако вечером 13 числа, так и не добравшись до французских берегов, «Друат де л’Омм» был настигнут двумя английскими фрегатами – одним из которых оказался «Индефатигебл» отважного капитана Пелью. Ситуация усугубилась тем, что как раз перед наступлением темноты француз потерял от шторма фор- и грот-стеньги. Пользуясь тем, что ветер был западным, французский капитан решил держать курс к берегу. Но в половине шестого «Индефатигебл» догнал его и открыл огонь, а спустя час на расстояние пушечного выстрела приблизился и второй английский фрегат – «Эмезон».

С небольшими перерывами бой длился всю ночь. В половине одиннадцатого на французском корабле была сбита бизань-мачта, и он маневрировал уже с трудом. Впрочем, в условиях шторма англичанам тоже пришлось нелегко – вскоре они были вынуждены закрыть пушечные порты нижней батареи, на верхней же батарее артиллеристы работали по пояс в воде.

С рассветом на горизонте внезапно открылся низменный берег Франции. Как выяснилось потом, корабли находились в бухте Одиерн в 35 милях к югу от Бреста, между мысом Ра и скалами Пенмарк. Была половина пятого утра, шторм не утихал, и у французского капитана оставался только один выход – выбросить свой корабль на берег. Маневрируя под ветром, английские фрегаты разделились, и «Друат де л’Омм» на некоторое время оказался один на один с «Эмезоном». Когда Пелью на «Индефатигебле» вновь приблизился к месту боя, все уже было кончено – французский линкор лежал на боку в глубине мелководной бухты и через него ходили буруны. «Эмезон» торчал на мели в двух милях севернее поверженного противника. Французам все же удалось свести бой вничью. Из 1300 человек, находившихся на борту корабля, они потеряли 260 убитыми и ранеными в бою, еще 217 погибло при крушении во время шторма. Англичане свезли свою команду на берег без потерь – но лишь для того, чтобы сдаться в плен.

Но все это случилось значительно позже. А 29 декабря Гош и Морар де Галль на «Фратернитэ» наконец-то встретились с первыми судами своей экспедиции. Увы, одно из них, «Сцевола», уже тонуло, тяжело поврежденное штормом, а другое, «Револьюсьон», пыталось снять с него экипаж. Узнав о том, что суда в бухте Бантри разметало штормом, Гош и Морар решили возвращаться обратно, и 13 января оба корабля прибыли уже в Рошфор. Основная же часть французской эскадры прибыла в Брест накануне, 12 января, – затратив на дорогу во Францию куда больше времени, чем ушло у них на поход к Ирландии.

Сам контр-адмирал Буве вернулся сюда еще 1 января. За это скорое возвращение 16 февраля 1797 года он был без суда разжалован Директорией и уволен со службы, на которую вновь возвратился лишь во время Консульства. К 14 января все уцелевшие французские суда вернулись в свои порты. Их насчитывалось тридцать пять. Пять кораблей (считая и потерпевший крушение злосчастный «Седьюзан») погибли или были уничтожены своими командами, еще шесть или семь судов оказались захвачены противником.

Следует отметить, что англичане оказались поразительно нерасторопны. Адмирал Кольпойс, начальник флота, назначенного для наблюдения за Брестом, узнал о выходе французских кораблей только 22 декабря, причем цель движения противника оставалась невыясненной! Благодаря действиям Пелью, Бридпорт получил это известие в Портсмуте примерно в одно время с Кольпойсом, но о прибытии французского флота к берегам Ирландии в Лондоне стало известно не ранее 31 декабря, причем к этому времени главные силы Бридпорта так и не вышли в море. И это при том, что о ведущихся в Бресте приготовлениях к экспедиции англичанам было известен едва ли не с лета! Даже Джеймс, официальный историк британского флота, признает, что «главные потери, понесенные неприятелем, были результатом энергичной деятельности одного 64-пушечного корабля и четырех или пяти фрегатов, стоявших 29 декабря на Коркском рейде».

Мэхэн считает, что в случае успешной высадки французам как минимум удалось бы захватить Корк – кстати, являвшийся их первоочередной целью. Ссылаясь на записки Уолфа Тоуна, он пишет: «Только непрерывная непогода, сопровождавшаяся противным ветром, воспрепятствовала высадке, которую при более благоприятных обстоятельствах, не колеблясь, произвел бы и Буве. Если бы неприятель и не потерпел от этого никакого другого ущерба, то во всяком случае он потерял бы Корк, находящийся всего в сорока пяти милях оттуда… Насколько тяжел был бы этот удар для англичан, можно судить по тому факту, что в этом пункте находилось различных запасов на сумму полутора миллиона фунтов стерлингов и, между прочим, тут хранилась заготовленная на следующий год для флота провизия. Ирландия была в то время богатым источником для снабжения флота».

Несмотря на неудачу Ирландской экспедиции, генерал Гош не отказался от ее повторения. К этому его побуждало, между прочим, и нарастающее соперничество с генералом Бонапартом, который своими победами в Италии снискал себе множество сторонников в Париже. Переведенный из Нормандии в Самбро-Маасскую армию (как раз в это время установившую полный контроль над Австрийскими Нидерландами)[135], он начал готовить экспедиционный корпус и здесь. Теперь 15 тысяч солдат должны были отправиться в Ирландию с острова Тексель – с голландским флотом адмирала Винтера.

Новая экспедиция была назначена на конец лета 1797 года. Однако, несмотря на благоприятную ситуации (в английском флоте вспыхнуло несколько бунтов), выход опять раз за разом откладывался по погодным условиям – для перехода через бар требовалось дождаться высокого прилива, однако ветер постоянно дул сгонный. В результате эскадра Винтера в составе 15 небольших линейных кораблей[136] вышла в море лишь 8 октября 1797 года. Однако на этот раз дозорная и связная служба англичан сработала хорошо, и 11 октября голландская эскадра была перехвачена возле Кампердауна эскадрой английского адмирала Дункана, состоявшей из 16 линейных кораблей. В ходе ожесточенного сражения англичане, имевшие значительное превосходство в артиллерии, добились полной победы – ими было захвачено 9 линейных кораблей и 2 фрегата. Но генерал Гош так и не узнал о полном крушении его надежд – он умер в Вецларе 19 сентября 1797 года, почти за месяц до сражения.

Тем не менее французским войскам все же довелось ступить на землю Ирландии. Год спустя в этой стране вспыхнуло полномасштабное восстание, и Директория решила поддержать его войсками и оружием. Однако снаряжение Египетской экспедиции Бонапарта поглотило все ресурсы, имевшиеся у Морского министерства, а Гоша уже не было в живых. Поэтому решено было ограничиться минимальными силами.

6 августа 1798 года из Рошфора вышел небольшой отряд из четырех фрегатов, на которые было погружено 1200 солдат под командованием генерала Юмбера – участника экспедиции 1796 года, спасшегося с «Друат де л’Омм». Маленькая эскадра проскользнула мимо британских дозоров, 21 августа высадила десант и благополучно вернулась во Францию.

Удача высадки произвела впечатление, и в Бресте тут же начали готовить второй эшелон десанта. Однако на это потребовалось какое-то время, и новая экспедиционная эскадра под командованием коммодора[137] Бомпара вышла из Бреста лишь вечером 15 сентября. Она состояла из линейного корабля с символическим названием «Гош» и восьми фрегатов, на которые было посажено 3000 солдат. Пройдя проходом Ра, корабли Бомпара избежали встречи с дозорами противника, но 17 сентября уже в открытом море наткнулись на три английских фрегата, из которых один тут же отправился с донесением командованию, а два начали слежку. Лишь 4 октября во время шторма Бомпару удалось избавиться от назойливых наблюдателей, и французский коммодор поспешил к месту назначенной высадки – бухте Лаудж-Свилли у северной оконечности Ирландии. Однако англичане знали, где ждать противника, и, подойдя 12 октября к назначенному месту, Бомпар обнаружил возле бухты три английских линейных корабля и пять фрегатов.

В ходе неудачного для французов боя «Гош» и три фрегата были принуждены спустить флаги, еще три фрегата были перехвачены англичанами позднее. Таким образом, во Францию удалось вернуться только двум фрегатам. Уже в плену французы узнали, что их старания были заведомо напрасны – не сумевший соединиться с повстанцами, отряд генерала Юмбера был блокирован английскими войсками и сложил оружие еще 8 сентября.

В день сражения у Лаудж-Свилли из Рошфора вышел третий отряд экспедиции. Ему удалось беспрепятственно достигнуть берегов Ирландии, но, получив известия об участи эскадры Бомпара, он отплыл обратно во Францию, не произведя высадки десанта. Больше попыток высадиться в Ирландии французы не предпринимали – тем более что кумир всей Франции, генерал Бонапарт, уже готовил другое, куда более грандиозное морское предприятие – экспедицию в Египет.

Отдавая дань популярному во все времена направлению, которое ныне именуется «альтернативной историей», Альфред Тайер Мэхэн пишет во «Влиянии морской силы на Французскую революцию и Империю»: «Существует мнение, что эта экспедиция высадила бы успешно войска на берег, если бы в состав ее входили паровые суда; но, может быть, правильнее сказать, что она никогда не была бы так близка к успеху, если бы британский флот крейсировал в районе, определявшемся стратегическими соображениями».

Увы, опыт мировой истории показывает, что большинство сражений и кампаний испокон веков выигрывались не столько талантом полководца либо строгим следованием правилам, сколько вольным или невольным использованием ошибок противника…

Владислав Гончаров