Навеки твоя

Глава десятая

Ньюарк-на-Тренте

Ноттингемшир, Англия

Франсин посмотрела на Кинрата, который сидел в лодке рядом с ней. Она втайне восхищалась внешним видом графа, однако никогда не призналась бы ему в этом. На нем был шотландский костюм: рубашка желто-оранжевого цвета с кружевными гофрированными манжетами, черно-красный килт, короткие клетчатые чулки и башмаки с пряжками. Легкий ветерок трепал небольшие перья, украшавшие его шапочку (такие головные уборы носили только предводители кланов).

За ними сидел Родди Стюарт, шестнадцатилетний слуга и помощник Кинрата. Он тоже был одет в национальный костюм. Родди управлял рулем, и их небольшое суденышко легко скользило по реке Трент, а попутный ветерок надувал единственный парус.

Небольшой отряд Франсин, состоявший из слуг и вооруженных охранников, прибыл в Ньюарк накануне вечером, немного позже, чем было запланировано изначально. Как только они выехали из Грентама, Кинрат задал сумасшедший темп. Когда Анжелика начала жаловаться на усталость, он посадил девочку впереди себя на своего сильного и выносливого арабского жеребца. На этот раз Франсин не спорила с ним и не жаловалась на то, что он узурпировал власть и сократил время, отведенное для отдыха. Она понимала, что главной и первостепенной его заботой является обеспечение их безопасности.

«Всегда нужно стараться захватить своих врагов врасплох. Пусть они ломают себе голову над тем, что ты собираешься предпринять», — объяснил он, не вдаваясь в подробности, когда они неслись во весь опор по Великому Северному пути к южным воротам города.

Франсин кивнула в ответ. Она так устала, что даже не могла говорить. От ужина, который накрыли в ее личных апартаментах, она отказалась по той же причине. Послушав, как молится Анжелика, Франсин замертво упала на кровать и проспала как убитая до самого утра.

По дороге из Грентама принцессе Маргарет пришлось заночевать в придорожной гостинице, и она прибыла в Ньюарк после полудня.

Люди, столпившись вдоль дороги, приветствовали прибытие принцессы радостными криками. Епископ Линкольн преподнес ей ключи от города. Дети, одетые ангелами, пели «Те Deum»[11], стоя на ступенях городской ратуши. Седовласый священник, тяжело опираясь на свой епископский посох, благословил не только юную принцессу из рода Тюдоров, но и всю ее свиту, состоявшую из более чем пяти сотен знатных джентльменов и дам. В каждом городе, в каждом небольшом поселке, которые располагались на пути следования королевского кортежа, их ряды постоянно пополнялись.

В этот день внимание Франсин было полностью занято огромным мужчиной, который сидел возле нее в лодке. Кинрат, облаченный в свой национальный костюм, больше не казался ей опасным чужестранцем. Теперь она считала его невероятно мужественным и чертовски красивым.

Господь свидетель, ей порой было даже трудно отвести от него взгляд. И не вспоминать прикосновения его нежных губ. И то, как он подхватил ее на руки, прижав ладони к попке, и легко поднял над собой. Он был просто сказочно силен. И она ясно почувствовала, что он хочет ее, — она видела его горящий желанием взгляд.

Когда Кинрат повернулся и посмотрел на Франсин, та улыбнулась ему в ответ.

— Вы не забыли взять ключи от пакгауза? — спросила она радостно звенящим голосом, словно эта радость возникла именно тогда, когда она пристально разглядывала его.

«Хвала тебе, Боже» — приветственная песнь.

— Берти выехал раньше нас, и ключи я отдал ему, — сказал он. — Пока мы приедем, он вместе с тремя своими парнями успеет осмотреть склад.

— О, это лишнее, — возразила она. — Никто, кроме Чарльза Берби, не знал, что я приеду сегодня во второй половине дня.

Кинрат ей не ответил, и Франсин заговорила снова:

— Вы можете доверять господину Берби. Он не причинит мне вреда.

— Возможно, — сказал Кинрат. — Однако даже подслушанный разговор или неосторожно сказанное слово могут привести к печальным последствиям. Вашу жизнь и жизнь пашей дочери я могу доверить только своим родственникам. — Он улыбнулся и продолжил разговор более веселым голосом: — Скажите, что мы сегодня будем искать?

Она пожала плечами.

— Даже не знаю. Сначала нужно посмотреть, что там есть. Господин Берби хочет устроить грандиозный спектакль. Вы только представьте: трехмачтовую каравеллу вкатывают в банкетный зал ньюаркского замка. Однако у нас нет костюмов для дам, которые будут стоять у перил палубы и исполнять кантату. Я сказала Чарльзу Берби, что, пока он будет доделывать свой «Корабль Счастья», я поеду на городской склад и поищу там подходящие костюмы.

— В сегодняшнем спектакле будет бутафорский галион? — спросил Кинрат, едва заметно усмехнувшись. — Как вам в голову могла прийти такая странная идея, леди Уолсингхем?

— О, не я придумываю сюжеты спектаклей, — солгала она. — Это дело Главного королевского комедианта, он же и декорации готовит — словом, выполняет всю подготовительную работу вместе с членами городского совета и мастерами из разных гильдий. Я просто даю ему кое-какие советы, так как хорошо знаю вкусы нашей высокородной публики.

Слегка приподняв бровь, Кинрат язвительно усмехнулся. Он, похоже, не поверил ей, но тем не менее не спросил, как они с Чарльзом Берби распределяют обязанности, то есть за что отвечает он, а за что она.

— И вы тоже вместе с другими дамами будете стоять на палубе этого «Счастья»? — спросил он.

Франсин едва сдержалась, чтобы не вздохнуть от облегчения. Кинрат даже не подозревает, какую огромную работу она проделала этой весной. У нее не было почти ни одной свободной минуты, так как ей пришлось выбирать сюжеты для спектаклей, писать стихи, сочинять музыку, репетировать с артистами, давать наставления музыкантам и певцам, выбирать портных, которые будут шить театральные костюмы. Господи, как, оказывается, легко можно обмануть его! Это просто удивительно! Скорее всего, никакой он не волшебник.

— Нет, я займусь другими делами, — призналась она. — Но леди Пемброк будет стоять на этом корабле в костюме Леды. А Колин согласился быть Лебедем.

— Колин? — удивился Кинрат. Он, судя по всему, не знал, что его кузен согласился сыграть роль соблазнителя мифической красавицы. — Зевсом, прятавшим обличье лебедя? Да еще и перед всем английским двором?!

Вот это да! Если граф до сих пор не знал, чем будет заниматься Колин, то он точно не волшебник. Увидев его изумленное лицо, Франсин закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Ага, — сказала она, утвердительно кивнув. — Мы собираемся покрыть его перьями. Странно, что он не рассказал вам об этом.

— Из него получится лебедь-гигант, — заметил Кинрат, язвительно усмехнувшись. В его глазах загорелись озорные огоньки. — Как вам удалось уговорить моего робкого и застенчивого братца на такую авантюру?

Не сдержавшись, Франсин довольно захихикала.

— О, это не моя заслуга. Я попросила Диану, и она уговорила его. Я знала, что Колин не сможет ей отказать.

— Я так понимаю, вы намеренно сделали леди Диану центром внимания всего двора.

Франсин пожала плечами и, сердито сдвинув брови, отвернулась от него. Похоже, он куда умнее, чем она думала…

— Это поможет Диане отвлечься от других вещей.

— От каких, если не секрет? — спросил он, не скрывая своего интереса к этой теме.

— Многие считают Диану законченной кокеткой, — объяснила Франсин. — Все думают, что она беспечное и легкомысленное существо. Когда Диане было четырнадцать лет, ее насильно выдали замуж за ограниченного, вульгарного, невоспитанного человека, который был почти на пятьдесят лет старше нее. У него было только одно достоинство — огромное богатство. И именно это достоинство больше всего интересовало дядю Дианы, который был ее опекуном.

— Браки по расчету редко бывают счастливыми, — сказал Кинрат. В его голосе было сочувствие.

Наклонившись ближе к Кинрату, Франсин сказала, понизив голос, чтобы ее не услышал сидевший позади них Родди:

— Диана очень обижена на вас, Кинрат.

— Чем же я обидел леди Пемброк? — громко спросил он. Его, похоже, не волновало, услышит их разговор слуга или нет.

— Вы должны были стать любовником Дианы, — объяснила Франсин, понизив голос. — Она была уверена, что вы обязательно упадете к ее ногам. По правде говоря, весь двор ждал этого. Многие даже заключали пари на то, сколько времени понадобится Диане для того, чтобы… прибрать вас к рукам. Я думаю, что они чрезвычайно расстроились, ведь при дворе все считают нас… Э… вы, наверное, знаете, что все…

Он не стал дожидаться, пока прекратится это бессвязное бормотание, и спросил:

— И вы тоже сделали ставку, леди Уолсингхем?

— Нет, — ответила она, сдерживая смех. — Но мне очень хотелось, я с большим трудом поборола это искушение. Еще ни одному мужчине не удавалось устоять против ее чар.

— Значит, все были уверены, что это всего лишь вопрос времени — как скоро я паду жертвой ее красоты?

Франсин согласно кивнула, а потом, поймав его изумленный взгляд, недовольно насупилась.

— Вы жалеете, что упустили такую возможность? Ведь теперь, чтобы обеспечить мне круглосуточную охрану, вам приходится спать в моей комнате.

— О-о, мне очень нравится спать в вашей комнате, — без колебаний ответил Кинрат. — А как чувствует себя леди Диана? Она злится на меня?

— Нет, просто проявляет любопытство.

— Что же ее интересует? — спросил он, лукаво улыбаясь. Его зеленые глаза радостно вспыхнули, и это говорило о том, что он прекрасно знал, о чем спрашивала ее Диана.

Франсин залилась веселым смехом.

— Вы уже достаточно хорошо знаете леди Пемброк, милорд. Как вы думаете, что ее интересовало?

Не успел он ответить, как их лодка ударилась о причал, возле которого уже стояла на приколе еще одна такая же лодка. Кинрат накинул канат на железную сваю, выпрыгнул из лодки и подал руку Франсин.

— Ты останешься здесь, Родди, — приказал Кинрат. — И смотри в оба.

— Ага, сэр, понял, — поправляя парус и понимающе улыбаясь, ответил юноша с прической, похожей на взъерошенную ветром копну сена.

На причале их ждали Касберт Росс и три его родственника. Их приветственные улыбки свидетельствовали о том, что они уже проверили склад и убедились, что там никого нет.

Формально это огромное деревянное строение, в котором устроили склад, принадлежало союзу мастеровых гильдий Ньюарка-на-Тренте. По особым случаям, таким как религиозные праздники и торжества, которые привязаны к определенному времени года, различные гильдии устраивали костюмированные шествия, представления или миракли[12], как в просветительских целях, так и для того, чтобы просто повеселить горожан. Пекари, мясники, торговцы рыбой, трактирщики, хозяева постоялых дворов и гостиниц, колесных дел мастера, кожевники и каменотесы собрали весь необходимый для этих грандиозных представлений реквизит и свезли его на хранение в этот общественный склад.

Войдя в здание, похожее на дырявое решето, Лахлан и предприимчивая английская графиня увидели причудливые лабиринты дорожек между рядами шкафов, уходящих под самый потолок. Коробки, заполненные театральным реквизитом, баночки с гримом и косметические кисти, диковинные парики разнообразных цветов и форм, яркие костюмы — все это лежало на полках в полнейшем беспорядке.

— Если вы искали вдохновение, леди Уолсингхем, — сказал ей Лахлан, — то вы попали именно туда, куда нужно.

— О, посмотрите на это! — воскликнула его бойкая спутница. Она взяла черную венецианскую маску и, приложив ее к лицу, посмотрела на Лахлана сквозь прорези для глаз.

— Как бы я хотела побывать в Венеции во время карнавала! Покататься на гондоле по залитому лунным светом Каналу Гранде, подняться по величественной лестнице Дворца дожей…

— Честно говоря, я все это видел собственными глазами, — ответил он.

Опустив блестящую маску, Франсин удивленно посмотрела на него.

— Вам доводилось бывать там? — спросила Франсин. Похоже, ей трудно было в это поверить. Она тряхнула головой, и ее локоны, словно темное золото, заблестели в лучах солнца, проникавших внутрь сквозь дырявую крышу. — И вы катались на гондоле?

Он кивнул.

— Мы с братьями были гостями дожа, когда вели переговоры о заключении торгового договора между Венецией и Шотландией.

Леди Франсин присела на большой деревянный ящик, стоящий неподалеку. Маска, которую она держала за длинные серебристые ленты, слегка покачивалась.

— О, как я вам завидую, лейрд Кинрат! Вы так много путешествовали, — тихо сказала она. — Пока мы с Матиасом жили в Неаполитанском королевстве, я многое узнала об итальянских городах-государствах. Мы ездили в Милан, где я познакомилась с герцогом Сфорца. Там я и научилась танцевать лавольту, — пояснила она, одарив его радостной улыбкой. — Однако в Венеции мы так и не побывали, — вздохнула Франсин и продолжила свой рассказ: — Мне говорили, что венецианские куртизанки признаны самими красивыми женщинами в мире.

— Да, они чертовски хороши собой, — согласился Лахлан. — Однако я не считаю их самим красивыми. На нашей грешной земле есть гораздо более совершенные создания.

Под его пристальным взглядом ее щеки покрылись ярким румянцем. Они стали почти такими же алыми, как розы, вытканные на ее парчовом платье. Темные глаза леди вспыхнули огнем в ответ на его комплимент, который он, казалось, так ловко замаскировал.

Однако Франсин не стала ждать, пока он начнет осыпать ее любезностями. Вскочив с деревянного ящика, она бросила маску обратно на полку и пошла дальше по проходу между шкафами.

— Я нашел кое-что интересное, миледи, — крикнул ей Лахлан.

Когда она повернулась и увидела в его руках тюрбан, ее глаза загорелись любопытством. Тюрбан был сделан из темно-фиолетового атласа, его украшал огромный стеклянный рубин и белое, неимоверно длинное перо страуса. Такой тюрбан, наверное, носил сам халиф Багдадский.

— Наденьте его, — приказала она. — А заодно и этот турецкий кафтан.

Графиня встряхнула шелковое одеяние и, когда их окутало густое облако пыли, громко чихнула.

Лахлан исполнил ее просьбу. Ему доставляло удовольствие принимать участие в этом воображаемом спектакле. Надев тюрбан и расшитый кафтан, он подошел к ней, требуя оценить его восточный наряд.

Встав на цыпочки, леди Франсин поправила тюрбан на голове Лахлана и смахнула пыль с его плеч.

— Вы выглядите так натурально, что запросто смогли бы управлять всей Османской империей, — сказала она и, не сдержавшись, засмеялась. — Вот только ваши волосы немного портят картину. Никакой уважающий себя султан не станет красить волосы в рыжий цвет.

— Мои волосы не рыжие, — возразил он.

Графиня внимательно его изучала, и, как ни странно, это доставляло ему невообразимое удовольствие. Кто бы мог подумать, что игра в маскарад с этой непредсказуемой женщиной настолько увлечет его!

— Вы ошибаетесь. В косе, которая висит у вас за спиной, я вижу рыжие пряди, — ответила она, заливисто смеясь. — Ваша голова сияет, как медный чайник.

Протянув руку, Лахлан схватил один из ее длинных локонов и легонько потянул за него. Подойдя к ней еще ближе, он наклонил голову к смеющемуся лицу Франсин.

— Далеко не все могут похвастаться такими прекрасными золотыми локонами, леди Уолсингхем. Локонами, которые поцеловало солнце.

Услышав хриплый голос графа, Франсин мгновенно перестала смеяться и, вспомнив, что произошло между ними в ту последнюю ночь, проведенную в Грентаме, испуганно посмотрела на него.

Черт побери, он по-прежнему хорошо помнил незабываемые ощущения, которые испытывал, прижимая ее гибкое тело, прикрытое тонкой ночной рубашкой, к своей восставшей плоти. Это воспоминание, подобно возбуждающему снадобью, тут же пробудило в нем желание. Все его чувства обострились, в жилах снова забурлила кровь.

Прикосновения. Запахи. Ощущения. Взгляды. Звуки.

Ему хотелось испить ее до дна, насладиться ею, каждой клеточкой ее тела. Хотелось гладить ее нежную, шелковистую кожу, упиваясь исходящим от нее ароматом лаванды и слушая ее прерывистое дыхание. И так до тех пор, пока она не достигнет кульминации.

— Нам нужно продолжить поиски. Ведь мы так и не нашли подходящих костюмов, — предложила Франсин, робко улыбнувшись и отведя взгляд.

Отпустив ее волосы, Лахлан указал рукой на извилистый проход.

— Показывайте дорогу, миледи, — сказал он и положил на полку тюрбан и кафтан.

— Я нашла здесь кое-что интересное, — обернувшись, крикнула ему через плечо леди Уолсингхем.

Она подбежала к открытому шкафу, полки которого были завалены всевозможными атрибутами для воссоздания атмосферы морского дна или мифов о море. Костюмы тритонов, наяд, сирен, морских коньков, дельфинов и русалок валялись здесь в полнейшем беспорядке. Рядом с этим шкафом на грубом полу лежали две половины огромного морского чудовища.

— О! Да это именно то, что я искала! — воскликнула графиня звенящим от радости голосом. — Я попрошу, чтобы господин Берби прислал слуг, пусть они принесут все эти костюмы в замок. Но морского дракона я хочу забрать прямо сейчас. У меня возникла одна идея, но, чтобы воплотить ее в жизнь, Чарльзу придется приступить к работе сразу после того, как мы вернемся в замок.

— Если я надену на себя голову этого дракона, то не смогу управлять лодкой, — предупредил он ее, недовольно поморщившись.

Его равнодушие не испугало Франсин.

— Мы можем поступить так: я возьму одну половину этого дракона, а вы другую, — объявила она. — Мне кажется, что я смогу донести ее до лодки. Правда, правда! Несмотря на небольшой рост и хрупкое телосложение, я довольно сильная. — Ямочка на ее щеке стала еще глубже, когда она улыбнулась, умоляюще глядя на него.

«Первое впечатление оказалось верным, — подумал Лахлан. — Леди Уолсингхем может свести с ума даже святого».

— Давайте лучше продолжим поиски, — предложил он, понимая, что у него один выбор: либо выполнить ее просьбу, либо увидеть в этих огромных карих глазах досаду и разочарование. — Мы вернемся за этим драконом на обратном пути, когда будем уходить со склада.

Она кивнула и вприпрыжку побежала по проходу.

«Интересно, ей кто-нибудь когда-нибудь хоть в чем-нибудь отказывал?», — глядя ей вслед, подумал Лахлан.

Вполне возможно, хотя маловероятно.

Потом они прошли туда, где хранились музыкальные инструменты. Их было так много, причем самых разнообразных, что Франсин замерла от восторга, глядя на все это великолепие. На полках лежали барабаны, колокольчики, лиры, гитары, тамбурины. В детстве она училась играть на лютне и арфе, но виртуозом так и не стала. Однако у нее были способности к композиции, она сочиняла музыку и ставила театральные спектакли. И все же из двух сестер именно Сесилия была поистине талантливым музыкантом.

Взяв в руки итальянскую мандолину и начав перебирать струны, Франсин погрузилась в воспоминания. Она посмотрела на Кинрата. Тот стоял, прислонившись к деревянному столбу, и наблюдал за ней.

— Вы умеете играть? — спросила она.

— Немного.

Она почему-то думала, что он скажет «нет». Поймав ее удивленный взгляд, граф пожал плечами и улыбнулся.

— Это «ля», милорд, — сказала она, тронув одну струну. — Прошу вас, доставьте мне удовольствие, покажите свое мастерство.

Вот теперь-то и выяснится вся правда. Он, скорее всего, не сможет взять ни одной ноты. С каких это пор шотландских пиратов стали обучать изящным искусствам?

— Как прикажете, леди Уолсингхем, — согласился он, коротко кивнув.

Кинрат взял испанскую гитару и, присев на деревянный ящик, стал настраивать ее, перебирая струны.

Когда он заиграл, казалось, что инструмент ожил в его руках. Слушая эту знакомую, нежную мелодию, которая плыла, парила в воздухе вокруг нее, Франсин, замирая от восторга и изумления, подумала, что она ничего не знает об этом человеке.

Как только прозвучали последние аккорды, граф посмотрел на Франсин. Когда он увидел ее вытянувшееся от изумления лицо, его глаза весело заблестели и он едва заметно усмехнулся. «Кинрат все знал, он понял, что я сомневаюсь в его способностях», — догадалась она, увидев эту улыбку.

— Что вам еще сыграть, миледи?

— Что-нибудь на свой выбор, — ответила она, не скрывая своего удивления.

Хотя чему удивляться? Пират, конечно, не может быть хорошим музыкантом, но вот волшебник… Стоит ему только захотеть — и он в один момент освоит все известные людям инструменты.

— Только если вы мне поможете, — ответил Кинрат, продолжая улыбаться.

Ах, как же раздражала, как же бесила Франсин эта его улыбка!

Она села напротив него, положив на колени мандолину, и быстро настроила инструмент. В Неаполе ей приходилось играть на этом инструменте, и поэтому у нее была полная уверенность, что она не оскандалится и вполне прилично сыграет. «А что, если, имея такой необыкновенный талант к музыке, он и репертуар себе сложный подобрал? Вот тут-то я и сяду в лужу», — вдруг испугалась женщина.

Она пытается тягаться с волшебником, пытается заткнуть его за пояс. И как только такая бредовая идея могла прийти ей в голову?! Когда она представила, какое унижение придется пережить, если шотландец поднимет ее на смех, то почувствовала, как к горлу подступает ком.

Франсин судорожно сглотнула слюну.

Господи, Отец наш Небесный! Прошу Тебя, сделай так, чтобы мой голос не был похож на кваканье лягушки, призывающей своего суженого.

— Что мы с вами будем петь? — спросила она, изо всех сил стараясь казаться веселой и беспечной.

— О, сейчас сообразим, — ответил он и задумался. — Наверное, то, что мы оба с вами знаем.

И начал играть «Лето приближается».

Облегченно вздохнув, Франсин запела вместе с ним прелестное английское рондо, написанное более ста лет назад. В юности они с Сесилией часто пели эту песню дуэтом, аккомпанируя себе. Ее очень любил их отец.

— Вы сочиняете музыку? — поинтересовалась она, когда они закончили петь.

— Да, — кивнув, ответил Кинрат.

Франсин буквально просияла от радости. «Господи, как мы с ним похожи! Он тоже любит музыку», — подумала она и, отложив в сторону мандолину, предложила:

— Мне хотелось бы послушать что-нибудь из ваших сочинений.

Аккомпанируя себе на испанской гитаре, Кинрат исполнил изумительно красивую балладу, которая тронула Франсин за душу. У него был великолепный баритон, да и стихи были необыкновенно романтичными. В песне говорилось о парне, ищущем подругу, с которой не только разделит ложе, а которую сможет полюбить. И это самое главное. В ней говорилось об извечном желании, живущем в сердце каждого человека, — желании найти свою вторую половину, верного спутника на всю оставшуюся жизнь. И о той боли — непрерывной, неиссякаемой, — которая терзает душу, если это желание не удается осуществить.

Когда песня закончилась, Франсин глубоко вздохнула и с удивлением поняла, что слушала Кинрата, что называется, не дыша.

— Это просто божественно, — прошептала она. Впервые в жизни она почувствовала, как ревность острой иголкой вонзилась в ее сердце. Наклонив голову, женщина посмотрела на него из-под опущенных ресниц. — Кому посвящена эта баллада? Кем это вы так искренне и так пылко восхищаетесь?

— Честно говоря, я написал ее по случаю бракосочетания моего старшего брата, — ответил он. — Рори попросил меня написать балладу для его невесты.

Услышав ответ, Франсин испытала огромное облегчение и, не удержавшись, улыбнулась.

— И вы спели ей эту балладу?

Горец покачал головой, продолжая рассеянно перебирать струны гитары.

— Нет. На свадебном банкете ее исполнил для Джоанны семидесятилетний трубадур по имени Фергус Мак-Кистен.

Франсин расхохоталась.

— Какой у вас, однако, хитрый брат! Я понимаю, почему Рори не захотел, чтобы вы пели эту прекрасную балладу для его молодой жены.

Кинрат посмотрел на нее, удивленно вскинув брови. В его глазах застыл немой вопрос.

— Это же очевидно, — сказала она ему, продолжая смеяться. — Ваш брат не хотел, чтобы его невеста влюбилась в вас.

Услышав это нечаянное признание, Кинрат улыбнулся, и его глаза загорелись огнем.

Франсин слишком поздно поняла смысл неосторожно сказанных ею слов, из которых следовало, что любая женщина может потерять голову, слушая пение этого красивого шотландского графа.

— Спойте еще что-нибудь, — вдруг попросила она. — Только не такое романтическое. Что-нибудь веселое и бравурное.

Он сразу затянул лихую матросскую песню довольно непристойного содержания. Ее слова были таким же «солеными», как морская вода.

Почувствовав, что к лицу приливает краска, Франсин вскочила на ноги и, схватив с полки тонкую шелковую вуаль, прикрыла ею лицо. Так, как это делают восточные женщины. Ее смущение, похоже, еще больше раззадорило шотландца, а застенчивый смех только подлил масла в огонь.

— Как вам не стыдно! — возмущалась она, продолжая смеяться. — Где вы набрались такой пошлости?

Отложив гитару, Кинрат подошел к ней.

— Эти стишки я услышал в Париже, — ответил он, усмехнувшись. — Когда учился в университете.

— В университете! — воскликнула Франсин. — Господь всемогущий! Неужели вас научили этому профессора, которые преподавали музыку? — Она набросила тонкий шарф на шею мужчины и за концы притянула его ближе. — Что же вы еще узнали, будучи прилежным студентом?

Пряный запах сандалового дерева ударил в ноздри, и, отклонив назад голову, леди Уолсингхем посмотрела на него. И снова ей показалось, что это красивое лицо с безупречно правильными чертами она уже где-то видела. Когда-то очень давно, возможно, в детстве. Однако такого властного, такого уверенного в себе человека ей точно никогда не приходилось встречать. Ни один из мужчин, которых она знала, не обладал столь явно выраженными качествами бесспорного лидера. Его окружал какой-то особый флер. Чувствовалось, что он обладает огромной силой и безграничной властью.

Обхватив Франсин за талию, Кинрат крепко прижал ее к себе.

— Я с радостью поделюсь с вами своими знаниями, леди Уолсингхем, — сказал он.

В его голосе снова появилась эта легкая хрипотца…

Франсин посмотрела в зеленые, глубокие, словно омут, глаза, потом перевела взгляд на губы и вдруг решила поцеловать его. Просто для того, чтобы проверить, поддастся ли она его чарам на сей раз. Ведь с ней это уже случалось дважды. Она думала, что он накладывал на нее заклятие с помощью магических слов, и теперь ей очень хотелось выяснить, так ли это.

— Поцелуи — это такая интересная тема. Я хотела бы изучить ее более досконально, — откровенно призналась она. — Но у меня есть одно условие: вы будете молчать. Ненужная болтовня меня только отвлекает.

— Я буду нем как рыба, — пообещал ей Кинрат, наклоняя голову.

Франсин закрыла глаза и подставила свои губы, чтобы он начал урок.

Однако вопреки ожиданиям Франсин, он не стал целовать ее, а потерся губами о ее шею, потом осторожно прикусил мочку уха. Опустив голову еще ниже, лейрд сначала коснулся языком небольшого углубления у основания шеи, а потом впадины между грудями.

«О-о-о!» — только и смогла изумленно выдохнуть Франсин. Она не думала, что ласки будут столь интимными. У нее было такое чувство, будто она внезапно вступила на новую, неизведанную дорогу неподготовленной, не имея ни опыта, ни знаний, необходимых для того, чтобы преодолеть этот путь. Может быть, она поступила глупо и чрезвычайно опрометчиво, поощряя его?

Женщина не понимала, откуда взялось это странное желание, но ей захотелось большего: более страстных, более откровенных ласк. Все ее тело задрожало в ожидании его прикосновений. Она затаила дыхание, чувствуя, как ее охватывает волнение, которое с каждой минутой становится все сильнее и сильнее. Вот и настал этот долгожданный момент. В двадцать два года она наконец начнет изучать предмет, который называется «искусство соблазнения». И это, наверное, самая ценная и полезная из всех наук, которые ей когда-либо преподавали.

— М-м-м… — пробормотала она, замирая от восторга. То, что он делал, нравилось ей все больше.

Кинрат сдержал свое обещание и не проронил ни слова. Однако он, похоже, понял, что означает это ее «м-м-м», так как не стал останавливаться и продолжил урок плотских наслаждений.

Когда Франсин почувствовала, как его пальцы коснулись ее обнаженного тела у самого края декольте, то замерла от сладкого, пьянящего ожидания. Ее груди жаждали его ласк, став тугими и тяжелыми, сердце билось так гулко, что она слышала его стук.

Господь милосердный…

И какая теперь разница, волшебник он или простой смертный — главное, чтобы он не останавливался. Она ни за что не прервет урок.

Лахлан осторожно потянул за тесьму на широком квадратном лифе платья леди Франсин, ослабляя шнуровку. Под парчовой тканью скрывались два нежных полушария.

Слушая ее прерывистое дыхание, он медленно, с наслаждением целовал чуть влажную кожу над глубоким вырезом платья. Он вдыхал ее пьянящий аромат, чувствуя, как напряглось его тело. Мужчину охватило такое страстное, неукротимое желание, что под килтом судорожно сжались все мышцы паха, став твердыми как камень. Ему безумно хотелось доставить ей удовольствие. Ему безумно хотелось, чтобы она доставила ему удовольствие.

Отодвинув кружевной край ее нижней сорочки, Лахлан обнажил нежный розовый кружок. Он легонько прошелся кончиком языка по этому бархатному холмику, и тот стал твердым, как нераспустившийся бутон.

Когда Франсин, которую он сжимал в своих объятиях, изогнулась и напряженно замерла, Лахлан понял, что правила игры неожиданно изменились. Потом она откинула назад голову и снова закрыла глаза, а ее длинные волосы медовым потоком заструились, почти достав до пола. Покрывая поцелуями ее изящную грудь, которая то поднималась, то опускалась, он чувствовал, как учащается ее дыхание.

Кинрат перешел ко второму соску. Он поглаживал его языком, целовал полную, упругую грудь, успокаивая Франсин ласками и заставляя ее подчиняться его воле.

Он осторожно посасывал то один, то другой сосок, крепко сжимая руками тонкую талию.

— О гос-по-ди! — медленно и томно выдохнула она. Сжимая руками мускулистые руки графа, она что-то бормотала своим нежным голоском, задыхаясь от наслаждения.

Лахлан догадался, зачем она попросила его молчать: так ей будет легче представить, что ее ласкает мужчина, с которым она была прежде. Однако это не смутило его. «Я сделаю все, чтобы она как можно быстрее забыла всех своих прежних любовников», — мысленно поклялся он самому себе.

Шотландец чувствовал, как под килтом дрожит его возбужденная плоть. Однако он понимал, что не стоит торопить события. Эта женщина обязательно будет принадлежать ему, но не здесь и не сейчас. И все же он опасался, что желание — жадное, безудержное, горячее, — которое пульсировало в висках, может сломать его железную волю.

Он обещал, что не будет домогаться ее…

Но, черт побери, как же ему хотелось, чтобы она сама соблазнила его!

Как ни странно, но леди пока не показала, что умеет пользоваться своими женскими чарами. Он думал, что эта молодая вдова — опытная соблазнительница, но она, скорее всего, была новичком в тонком и изящном искусстве флирта.

Словно прочитав его мысли, Франсин резко выпрямилась. Расставив пальцы, она прикрыла ими, словно веером, свою обнаженную грудь.

— Ваши люди, — прошептала она. — Они могут войти сюда.

— Нет, не могут, — заверил он.

Понимая, что интимность момента безнадежно нарушена, Кинрат отступил, сделав шаг назад.

— Почему вы так в этом уверены? — спросила она, недоверчиво прищурившись.

— Потому что я запретил им входить, — сказал Лахлан тихим, нежным голосом, завязывая ленты на ее корсаже.

Судя по всему, ответ Франсин не понравился, так как она, недовольно поморщившись, оттолкнула его руки.

— Я сама могу это сделать, — сказала она, пытаясь завязать бант дрожащими руками. — Нам пора идти.

— Сначала давайте возьмем морского дракона, — предложил граф, отходя от непредсказуемой чаровницы. У него болел низ живота, и он старался отвлечься, переключить внимание на что-нибудь другое, чтобы не замечать эту боль.