Навеки твоя

Глава первая

Июнь 1503 г.

Дворец Колливестон

Нортгемптоншир. Англия

Франсин стояла вместе с другими фрейлинами, наблюдая со своего места за горцами, которые уверенной походкой прошествовали в тронный зал Тюдоров. Двенадцать шотландцев, облаченных в красно-черные килты и береты, украшенные перьями, в чулках и башмаках с пряжками, приблизились к его величеству Генриху VII, милостью божьей королю Англии, Уэльса и Ирландии. Они шли, гордо подняв головы, широко расправив плечи и выпрямив спины, словно солдаты, несущие алебарды.

Их предводитель был необычайно высоким — выше всех мужчин, находившихся в зале. Даже выше английских рыцарей, которые с таким мужеством и отвагой сражались в битве при Кале[2]. Его длинные рыжевато-каштановые волосы, стянутые бархатной ленточкой, свисали на спину. Клетчатый плед был пристегнут к красному жилету длинной, отделанной драгоценными камнями булавкой и наброшен на широкое мускулистое плечо. В правом ухе сверкал огромный рубин, поражая своей изысканностью и великолепием.

— Господь милосердный, — прошептала стоявшая рядом с Франсин леди Диана Пемброк. — Тебе когда-нибудь доводилось видеть столь прекрасное создание?

Франсин не нужно было уточнять, какое именно создание привлекло внимание Дианы, так как взор этой леди был прикован к предводителю горцев. Прелестная подруга Франсин была известна своими любовными романами с молодыми красавцами придворными. Как ей удавалось держать свои похождения в тайне от мужа, который был намного старше нее, для Франсин оставалось полнейшей загадкой. Она подозревала, что обманутый муж счел за лучшее не замечать скандального поведения своей супруги, а не терпеть откровенные насмешки придворных.

Несмотря на вопиющее безрассудство Дианы, Франсин тем не менее была искренне привязана к этой дерзкой брюнетке. По правде говоря, она втайне восхищалась легкомыслием подруги.

— Он мне кого-то напоминает, — произнесла Франсин полушепотом. — Возможно, какого-нибудь известного героя, портрет которого я видела в детстве в учебниках по истории. Или, может быть, какого-нибудь кельтского бога из древних языческих мифов.

— Такого кельтского бога я бы с большим удовольствием приручила, — ответила Диана, едва заметно усмехнувшись. — Могу поспорить на свое обручальное кольцо, что он в постели — настоящий лев.

— Если у тебя хватит глупости заманить его в свою постель, то ты и так можешь лишиться обручального кольца, — прошептала Франсин, едва сдерживая улыбку. Ей и раньше часто приходилось упрашивать Диану быть более осторожной, чтобы не разгневать супруга и не накликать беду на свою прелестную головку.

Франсин снова обратила взор на предводителя горцев. В ее памяти были живы все те удивительные истории, которые рассказывал ей сокольничий Фингус Маккей, служивший в их фамильном поместье. Это были истории о предводителях шотландских кланов, которых в раннем детстве кельтские волшебники наделяли магической силой. Однако то, что этот мужчина — шотландец, еще не означает, что он является предводителем клана и уж тем более потомком какого-нибудь колдуна или чародея.

— Он, должно быть, храбрый и искусный воин, — шепотом ответила Франсин своей дерзкой подруге. — На его красивом лице нет ни одного шрама.

Леди Пемброк пожала плечами. Ее, очевидно, больше интересовала не военная доблесть горца, а то, насколько он хорош в постели. Она довольно захихикала, вспомнив, что вечером будет банкет. Наклонившись ближе к подруге, Диана сказала ей на ухо:

— Судя по тому, насколько совершенны черты его лица, Фрэнси, я могу заключить, что в рукопашном бою ему нет равных.

Франсин кивнула в ответ, хотя и не была согласна с Дианой.

— Это еще один довод в пользу того, что тебе стоит дважды подумать, прежде чем завязывать отношения с таким грозным воином. Подобные мужчины весьма опасны, — сказала она.

— Уф! — фыркнула в ответ Диана, озорно сверкнув своими серыми глазами. Она прижала два пальчика к губам, давая понять, что у нее от предвкушения уже слюнки текут. — Что за вздор! Я слышала, что свирепые горцы гораздо более талантливы в искусстве любви, чем даже французы.

Когда была затронута эта щекотливая тема, Франсин решила придержать язык. В конце концов, что ей на самом деле было известно о том, как ведут себя в постели шотландцы? Или англичане. Не говоря уже о любвеобильных французах. Леди Пемброк знала об отношениях полов гораздо больше, чем она. Ей, возможно, за всю свою жизнь не удастся приобрести в этом деле такого опыта, какой имелся у ее подруги. И в ближайшем обозримом будущем вступать в интимные отношения с мужчиной Франсин не собиралась.

Когда горцы приблизились к трону короля, все английские придворные, облаченные в свои самые роскошные наряды, вежливо расступились, образовав проход для гостей. Дворяне и их жены прибыли вместе с королем из Лондона, чтобы попрощаться с его старшей дочерью, принцессой Маргарет. Годом ранее, когда принцесса пребывала в довольно нежном возрасте — а ей исполнилось тогда всего двенадцать лет, — был подписан брачный договор, по которому она стала законной супругой шотландского монарха.

Пока представители шотландского клана шествовали мимо любопытных придворных к трону короля, герольд громогласно пророкотал на весь зал:

— Ваше величество, позвольте представить вам официального посла короля Шотландии Джеймса IV — лейрда Лахлана Мак-Рата, графа Кинрата, предводителя клана Мак-Ратов. Он прибыл вместе со своими соплеменниками.

Франсин почувствовала, как от страха по спине пробежал холодок.

О Господи!

Это же Ястреб! Чародей Моря!

— О-о! — пронесся по залу дружный ропот изумления, и все, кто там находился, в ужасе отшатнулись от печально известного Лахлана Мак-Рата, которого жители Англии прозвали Чародеем Моря.

Английские моряки верили, что его корабль «Морской ястреб» может волшебным образом появляться из тумана. Матросы, вернувшиеся на родную землю, рассказывали, что этот капер[3] может с помощью колдовства вызывать сильные штормы, чтобы ему легче было грабить разбившиеся о скалы английские корабли. Во всех гостиницах и на всех постоялых дворах Лондона по вечерам, при свете камина, рассказывали истории о подвигах этого страшного шотландца.

И вот сейчас Франсин своими собственными глазами увидела… волшебника. Человека, который мог менять свое обличье, превращаясь в предметы одушевленные и неодушевленные.

Предводителя клана горцев, наделенного необычным даром — магической силой.

Страх постепенно сковывал все ее тело. От макушки и до пальцев ног.

Ропот смятения и негодования пронесся по огромному тронному залу. Последние десять лет презренный Мак-Рат вместе со своими единокровными братьями Рори Мак-Лином и Кейром Мак-Нейлом, которых все ненавидели не меньше, чем его самого, постоянно нападал на английские и голландские корабли, мешая торговле. Самые лучшие суда из тех, которые бороздили моря и океаны, братья захватывали в качестве трофеев. Эту троицу вполне заслуженно наградили прозвищем «Шотландский Цербер»[4].

Весь огромный зал мгновенно наполнился гулом голосов — все присутствующие осторожно, полушепотом переговаривались друг с другом. Согласно недавно подписанному между Англией и Шотландией Договору о вечном мире, этому человеку даровали дипломатическую неприкосновенность и отправили к английскому двору в качестве посла шотландского монарха.

Подойдя к трону Генриха VII, горцы сняли свои береты и вежливо поклонились королю.

Вежливо, но без особой учтивости и подобострастия.

— Ваше Величество, приветствую Вас от имени Его Величества короля Шотландии Джеймса, — с невозмутимым спокойствием произнес граф Кинрат. — Он передает Вам свои наилучшие пожелания и молится о том, чтобы Господь даровал благополучие и процветание Вам и Вашей державе.

Протянув руку, Франсин молча сжала ладонь Дианы. Обе дамы с каким-то нездоровым восхищением принялись рассматривать страшного пирата.

Предводитель горцев заметно выделялся среди своих соплеменников природной грацией и изяществом. Его совершенно не смутила и не повергла в трепет роскошь и богатство королевского двора. Дворец Колливестон был резиденцией матери короля, леди Маргарет Бофорт.

Несмотря на то что в зале находился сам король Генрих, взоры всех присутствующих были прикованы к предводителю горцев.

Без какой-либо тени смущения шотландский пират подошел к королю, чтобы передать ему подношение от Джеймса IV Шотландского.

— Позвольте мне. Ваше Величество, в такой важный и торжественный день вручить Вам этот небольшой подарок, — произнес Кинрат с характерной для сельских жителей картавостью, — как знак глубокого почтения и уважения, которое питает к Вам мой сюзерен.

Король Генрих поднялся со своего трона, украшенного изящной резьбой, и, выйдя из-под балдахина с золотой бахромой, встал перед шотландцем. Даже если Генрих и был зол на Джеймса Стюарта за то, что тот имел наглость прислать известного пирата, своего любимца, в качестве официального представителя короля, он, как того требовали правила непостижимой и загадочной дипломатии Тюдоров, скрыл свои истинные чувства за маской учтивости.

Взяв из протянутых рук Кинрата позолоченные ножны, Генрих вытащил из них великолепный палаш и с восхищением принялся рассматривать его. От окна, рядом с которым стоял трон, падал яркий свет, и изумруды, рубины и сапфиры, украшавшие золотую рукоять клинка, засверкали разноцветными искрами, словно сокровища восточного султана.

Пока английский монарх изучал подаренное оружие, Лахлан Мак-Рат рассматривал презренных Сассенаков, которые собрались в тронном зале. Его взгляд, медленно скользивший по лицам придворных, вдруг метнулся в ту сторону, откуда на него с явным волнением и страхом смотрели два огромных карих глаза.

«Кем бы ни была эта женщина, клянусь Богом, она редкостная красавица», — подумал он.

Заметив его пристальный взгляд, женщина моргнула и отвела глаза. Это позволило Лахлану рассмотреть ее более внимательно.

На молодой даме был головной убор в форме полумесяца, который полностью скрывал ее волосы. Этот ужасный фасон вышел из моды много лет назад, поэтому такие вещи можно было увидеть только на престарелых вдовах. Несмотря на то, что шерстяное платье свободного покроя скрывало фигуру женщины, ее огромные карие глаза, обрамленные темными изогнутыми ресницами, лицо с кожей нежно-кремового цвета и манящие сочные губы могли свести с ума любого мужчину.

Будучи знатоком женской красоты, Лахлан одобрительно улыбнулся.

Если у нее и фигура такая же великолепная, как лицо, то в постели эта леди будет чертовски хороша.

Глядя на ее старомодное серое платье, можно было с уверенностью сказать, что она вдова и, возможно, не прочь завести легкую интрижку. Лахлану вдруг захотелось, чтобы поскорее наступил вечер, — он знал, что тогда состоится банкет, а после него будет бал.

Шотландец с неохотой отвернулся и снова обратил свое внимание на короля.

Оторвав взгляд от изумительно красивого двуручного меча, довольный Генрих едва заметно улыбнулся.

— Мы чрезвычайно рады получить от вашего сюзерена такой великолепный подарок, — сказал он, передавая оружие стоявшему рядом лакею, потом снова повернулся к Лахлану и смерил его холодным, невозмутимым взглядом. — Насколько я знаю, вам, лейрд Мак-Рат, сообщили о моем пожелании, чтобы вы вместе со своими соплеменниками сопровождали одну из фрейлин принцессы во время ее поездки в вашу страну.

Улыбка моментально исчезла с лица Лахлана.

Только накануне вечером Гиллескоп Керр, граф Данбартон, один из старейших членов шотландской делегации, поведал ему просьбу английского монарха.

Король Генрих хотел, чтобы во время путешествия в Шотландию Лахлан взял на себя ответственность за безопасность и благополучие вдовствующей графини Уолсингхем. Он должен был ехать впереди основного кортежа вместе с этой дамой и ее слугами и следить за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась, а также выполнять все ее просьбы и пожелания.

Граф буквально взорвался от злости при мысли о том, что ему придется нянчиться с престарелой вдовой. Однако у него, черт возьми, не было выбора. Отказаться — означало нанести оскорбление самому королю.

Теперь же, подавив досаду, которая раздражала и мучила его, словно колючка, попавшая в башмак, Лахлан спокойно выдержал проницательный взгляд Генриха Тюдора. Улыбнуться в ответ он не смог и поэтому просто вежливо поклонился в знак согласия.

— Ваше величество, для меня это огромная честь. Готов служить верой и правдой будущей королеве Шотландии и ее фрейлинам. — Он прижал руку к груди и постарался говорить так, чтобы не выдать недовольства, которые испытывал.

— Прекрасно, — ответил король. — А теперь позвольте представить вам вашу подопечную. — Он вытянул руку и изящным жестом дал знак леди, о которой шла речь, подойти к нему.

В переполненном зале мгновенно воцарилась тишина. Любопытство пересилило страсть к разговорам и сплетням. Лахлан повернул голову в ту сторону, куда указывала рука английского монарха.

Высокородные фрейлины, стоявшие возле трона, сбились в кучу, словно стадо гусей, и удивленно переглядывались, вытянув свои грациозные шейки. Похоже, услышанное стало для них полной неожиданностью. Некоторые беспокойно переминались с ноги на ногу, и во внезапно наступившей тишине был слышен тихий, похожий на ласковый ветерок шелест их атласных платьев. Посмотрев на своего замершего в ожидании сюзерена, дамы снова обратили взгляды на горцев. У многих были испуганные глаза. Однако были и такие, особо дерзкие и бесстрашные, которые соблазнительно улыбались шотландцам.

Лахлан едва сдержал улыбку. Господи, неужели никто не удосужился сообщить этим смущенным и озадаченным женщинам, что закаленные в боях представители клана Мак-Ратов будут сопровождать одну из их благородных подруг всю дорогу, пролегающую по холмам северной Англии и каменистым, ухабистым долинам сельской местности Шотландии?

Слегка повернувшись к дамам, король Генрих улыбнулся. И на этот раз нельзя было сказать, что улыбался он из вежливости, просто соблюдая этикет. Его продолговатое, худощавое лицо буквально светилось от неподдельной нежности.

— Леди Уолсингхем, прошу вас, подойдите к нам, — сказал он.

В этих неимоверно красивых карих глазах явственно читались сомнение и страх. Прекрасная вдова в уродливом головном уборе искоса глянула на стоявшую рядом брюнетку в отчаянной надежде найти подтверждение того, что она просто ослышалась. Но та слегка подтолкнула ее локтем, и вдовствующая графиня, направившись к королю, едва не споткнулась о подол своего платья.

Лахлан никак не ожидал такого везения, и его губы расползлись в довольной улыбке. Ему не верилось, что с первого и до последнего дня пути он будет охранять это очаровательное существо, оберегать от опасностей и тревог. Злость и досада, которые он пытался унять огромными усилиями, сменились восторженным ожиданием.

Ну конечно же, он с превеликой радостью исполнит просьбу короля! Жаль только, что путешествие на север будет коротким.

Вот если бы они могли отправиться в длительный кругосветный вояж, это было бы в самый раз… Нет, даже такой маршрут показался Лахлану слишком коротким. Сколько же ему понадобится времени для того, чтобы затащить прелестную вдову в постель?

Подавив рвавшийся из горла крик отчаяния, Франсин подошла к этим двум мужчинам. Господь свидетель, ей действительно казалось, что сердце, которое колотится бешено и гулко, словно набатный колокол, вот-вот выскочит из груди.

— Дорогой друг, — сказал Генрих и, взяв Франсин за руку, заставил ее подойти ближе. — Как вам известно, наша дочь едет на свою новую родину, и поэтому леди Бофорт попросила, чтобы вы следили за соблюдением этикета на всем пути следования королевского кортежа. Мы очень боимся отпускать вас на такой долгий срок, но вынуждены признать, что королева-мать права. Раз выпала такая благоприятная возможность, все должно быть сделано в соответствии с исторически сложившейся традицией. Учитывая ваш некоторый опыт по части дипломатии, а мы знаем, что ваш покойный супруг, лорд Уолсингхем, обучал вас премудростям этой науки, мы одобрили выбор, сделанный нашей благородной матушкой.

— Б… благодарю вас, ваше величество, — запинаясь, пробормотала Франсин.

Отступив на шаг, она подняла голову и встретила взгляд предводителя горцев. Великан смотрел на нее проницательными изумрудными глазами. Пытаясь подавить страх, который сковал все ее тело, женщина задержала дыхание. Она где-то слышала о том, что волшебники могут заколдовать ничего не подозревающего человека одним только взглядом, и поэтому быстро отвела глаза.

Колдун.

Чародей, наделенный способностью менять свое обличье.

Неужели Лахлана Мак-Рата, предводителя клана горцев, с раннего детства обучали черной магии? Английские моряки уверяли, что, как только на горизонте появляется его корабль, все боги морских глубин, словно сговорившись, поднимают шторм и бурю, пытаясь уничтожить их несчастные корабли.

Стоявший возле нее лейрд Кинрат казался сказочным великаном. Франсин и сама была довольно высокой — выше среднего роста по меркам, определенным для женщин, поэтому высокие, атлетически сложенные мужчины никогда не вызывали у нее страха. Однако плечи горца были так широки, что за ними не были видны его соплеменники.

От шотландца веяло такой первозданной, необузданной дикостью, что Франсин захотелось убежать из зала. Она с большим трудом подавила этот порыв. Чувствовалось, что перед ней стоит решительный, волевой мужчина с твердым характером. Казалось, что он запросто может подчинить ее своей воле, стоит ему лишь щелкнуть пальцами. Или произнести магическое заклинание.

Женщина не сомневалась в том, что ему не раз приходилось вступать в рукопашную схватку с врагами. «Интересно, сколько моих несчастных соотечественников полегло от его руки во время сражений?» — с ужасом подумала она.

Франсин стиснула зубы, пытаясь побороть испуг и ругая себя за робость и малодушие. Она ни за что не допустит, чтобы извечный враг ее страны увидел ее страх.

Она — англичанка.

Она сильная.

Она смелая.

И она дрожит как осиновый листок, едва держась на ногах…

Господи, неужели этот кровожадный шотландский вождь будет охранять ее?! Что за странная ирония судьбы! Ей крупно повезет, если он не убьет ее, пока она будет спать. Но сначала превратит в жабу…

Франсин вспомнились истории, которые рассказывал ей сокольничий Фингус, где кельтские волшебники превращались в разных людей и даже в неодушевленные предметы. Неужели Мак-Рат тоже может менять свое обличье?!

Кем же он может стать?

Драконом?

Или морским чудовищем?

Женщина закусила нижнюю губу, понимая, что ей сейчас лучше молчать, так как ничего членораздельного она произнести не сможет.

Король Генрих снисходительно, по-отечески, погладил руку Франсин, не подозревая о том, как бешено бьется ее сердце.

— Так как вам придется все время выезжать раньше основного кортежа и ехать впереди него, — продолжил Генрих свою речь, — то мы попросили короля Джеймса выбрать клан горцев, воины которого отличаются особой силой и храбростью, для того чтобы они стали вашим почетным караулом. Лейрд Кинрат со своими соплеменниками будет сопровождать вас и вашу свиту, обеспечивая охрану.

Если Генрих Тюдор не заметил, насколько напугана Франсин, то Кинрат моментально это почувствовал.

Его губы расплылись в довольной усмешке, а в глазах загорелись озорные огоньки. Он низко поклонился, очевидно, надеясь поцеловать ее руку.

Ну уж нет, слишком много чести для него.

Она скорее умрет, чем позволит ему сделать это.

Стоило ей только представить, что она кладет свои дрожащие пальцы на его широкую ладонь, как у нее моментально сбилось дыхание.

Несмотря на сильное замешательство, фрейлина все-таки вспомнила о том, что ее покойный супруг не верил в существование ни белой, ни черной, ни какой-либо другой магии. Матиас не раз говорил ей, что граф Кинрат — простой смертный и не обладает никакими сверхъестественными способностями.

Однако Матиас никогда не жил в горах Шотландии. Он даже ни разу там не был. А Фингус Маккей родился на острове Малл и провел там детство и юность. Поэтому он хорошо знал легенды о кельтских волшебниках.

Черт бы побрал этого Кинрата! Почему одно его присутствие так волнует ее, заставляет трепетать от страха? Если этот человек, Господи прости, всего лишь посол иностранного государства при английском дворе, то не такая уж он важная персона по сравнению с принцами и монархами, которые часто гостили у ее покойного супруга и которых ей как хозяйке дома приходилось развлекать.

И уж точно никакой он не волшебник.

Несмотря на такое явное проявление неуважения, даже грубости с ее стороны, Кинрат заговорил с ней весьма учтиво. Мягким, вкрадчивым голосом. Его легкая, приятная картавость ласкала слух, завораживала, и женщина почувствовала, как замерло ее сердце.

— Леди Уолсингхем, — мягко произнес шотландец, — можете всецело довериться мне. Уверяю, вы будете в надежных руках.

Услышав эти слова, Франсин вздрогнула и подозрительно покосилась на него. Как такую галантную фразу можно было снабдить таким пикантным подтекстом? Да еще и говорил он с такой наглостью, с такой неслыханной самоуверенностью… Этот проклятый шотландец источал какой-то необъяснимый, подлинно мужской шарм. Возможно, имея дело с доверчивыми и наивными женщинами, он и прибегает к помощи черной магии… Неужели он в самом деле соблазнил и обесчестил десятки невинных девушек, наложив на них любовное заклятие? Но так поступают только отпетые негодяи и подлецы!

— Вы невероятно добры ко мне, сир, — ответила Франсин, мысленно молясь, чтобы король не заметил, как дрожит ее голос. — Однако я и сама могу позаботиться о себе.

Она спокойно встретила наглый, дерзкий взгляд шотландца, давая ему понять, что уловила скрытый смысл его слов, но совершенно не боится. Если он решил, что и ее, как какую-нибудь глупую, впечатлительную девицу, можно подчинить своей воле с помощью волшебства, то пусть знает, что сделать это будет ох как непросто.

Если Франсин сразу догадалась о его намерениях, то король, похоже, ничего не понял. Вместо того чтобы разоблачить злой умысел шотландца, он снова обратил свое внимание на фрейлину. Положив руки ей на плечи, король нежно привлек к себе женщину. Его карие глаза смотрели на Франсин с теплотой и нежностью.

— Многие из наших прекрасных дам останутся в Шотландии с принцессой Маргарет. Однако мы хотим, чтобы вы, дорогой друг, вернулись к нашему двору сразу после свадебной церемонии. Мы будем считать дни до вашего возвращения.

Улыбнувшись в ответ, Франсин присела в глубоком реверансе.

— Я тоже, ваше величество, — ответила она.

Зимой, после того как умер муж Франсин, Генрих и его супруга королева проявили искреннюю заботу о ней. Матиас Гренвилль был министром иностранных дел Англии. Из всех членов Тайного совета больше всего король уважал и ценил именно его. Вскоре во время родов умерла Елизавета Йоркская, а случилось это всего четыре месяца назад, и Франсин разделила безутешное горе своего сюзерена, так как искренне любила королеву за доброту и сердечность. Эти две смерти, не столь отдаленные по времени одна от другой, способствовали сближению монарха и вдовы старейшего из его государственных мужей-политиков. Между ними возникла некая духовная связь. Боль утраты, которую они понесли, была глубокой и неподдельной, так как оба они любили своих покойных супругов.

— Нам следует на время забыть о нашем горе и снять траурные одежды, чтобы показать всем, как безмерно рады мы тому, что наша маленькая принцесса выходит замуж, — продолжал король. — Думаю, что наша возлюбленная королева хотела бы, чтобы мы поступили именно так.

Опустив глаза, Франсин посмотрела на свое серое и унылое шерстяное платье. Все придворные, кроме нее, облачились в свои самые роскошные наряды. Господь свидетель, последние полгода она носит это уродливое вдовье одеяние не только в память о своем покойном супруге, но еще и для того, чтобы защитить себя.

Однако она не может пойти против воли короля, которую он так ясно выразил.

— Как прикажете, ваше величество, — спокойно ответила Франсин.

— Вот и замечательно! — радостно воскликнул король. — Мы надеемся, что на праздник, который состоится сегодня вечером, вы придете в своем самом красивом платье.

Лахлан с интересом наблюдал за трогательной сценой, которая разыгрывалась на глазах у всего английского двора. Генрих Тюдор еще ближе привлек к себе леди Уолсингхем и, по-дружески расцеловав ее в обе нежные щечки, отпустил.

Тысяча чертей!

Неужели они любовники?!

Генрих даже не пытался скрыть, что питает нежные чувства к молодой вдове. Она действительно настолько красива, что может снискать расположение монарха.

Черт возьми, разве за всю историю человечества была хотя бы одна женщина, которая осмелилась отвергнуть любовь короля?

Почувствовав, как больно сжалось сердце, он моментально взял себя в руки. В конце концов, какое ему дело до того, является ли прелестная графиня фавориткой Генриха или нет? Всем известно, что английские женщины обожают заводить амурные интрижки. Любой мужчина, у которого есть в голове хотя бы одна извилина, знает, что прелестные карие глазки запросто могут раньше времени свести в могилу одурманенного любовью простака.

Если выяснится, что леди Уолсингхем — любовница короля, то у Лахлана хватит ума поискать себе подружку, которая будет согревать его постель во время путешествия на родину, где-нибудь в другом месте. Он приехал в Англию в качестве официального представителя шотландской короны, и ему совершенно не хочется оказаться в Тауэре за любовную связь с королевской фавориткой. К тому же Джеймс Стюарт, узнав об этом, вряд ли обрадуется. Ведь такой громкий скандал может расстроить его свадьбу и нанести глубокое оскорбление его высокородной невесте-принцессе.

Покидая свою любимую Шотландию, в которой ему так легко и спокойно жилось, Лахлан отлично понимал, что может вляпаться в какую-нибудь неприятность.

Появиться при английском дворе — это все равно что с завязанными глазами вступить в змеиное гнездо. А ему никогда не нравилось играть в жмурки. Даже в детстве.