Навья кровь (СИ)

Глава 16

Воздух распирал грудную клетку, но его всё равно не хватало. По лицу текли слёзы, сердце бешено стучало, мышцы ног ныли, израненные ступни жутко болели и вроде бы даже кровоточили. Лиза рывком села в кровати, схватилась за шею и несколько секунд пыталась осознать, кто она и где находится. Потом резко отбросила одеяло, согнула правую ногу и уставилась на ступню.

В предрассветном полумраке девушка всё же смогла углядеть, что никакой крови на пятках нет. И обессиленно упала назад, на подушку.

Выл ветер. Здесь, под крышей, стихию было слышно особенно хорошо. Да ещё и небольшое пластиковое окно, занавешенное пожелтевшим от времени синтетическим тюлем, свистело на высокой ноте, потому что резиновые уплотнители рассохлись. Но Лиза к этому звуку давно привыкла и даже не замечала. Тем более сейчас, когда сердце всё ещё колошматило по рёбрам.

Но боль из тела постепенно уходила, а дыхание выравнивалось.

Чем слабее становилась связь со сновидением, чем больше Лиза осознавала, что вокруг реальность, а она — не Юлия двадцатилетней давности, тем сильнее захватывало ощущение безмерной жалости и нежности.

«Бедная, бедная мама»!

Лёгкое презрение, которое девушка всегда испытывала к матери из-за её пассивности, слабости, робости, привязанности к самогону и властным личностям, очень быстро трансформировалось в безмерное удивление, можно даже сказать, восхищение. Мало кто смог бы не сломаться после подобных испытаний, а Юля — выдержала, не сошла с ума и не опустила руки. Мама изредка рассказывала, причём с большой неохотой, какие тяготы ей пришлось перенести после рождения дочери, до того, как они поселились в центральном районе Гомеля, но свою жизнь до держала за семью замками. Теперь стало понятно, почему.

Юля и вчера так ничего и не рассказала. Мать и дочь даже поссорились, и Лиза ушла на свой чердак, будучи в бешенстве.

И вот, «приснила». Как тогда, в логове вендиго. Видно, острое желание узнать правду так сработало.

«Наверное, очередная волшебная способность. И тоже досталась от папочки».

Петрович захлестнула волна ужаса. Она — дочь монстра. Или не дочь? В видении Змей утверждал, что женщина, то есть, сосуд, умирает в родах. А мама — жива.

Лиза вскочила, подошла к шкафу, распахнула его и уставилась на зеркало, прикреплённое к дверце изнутри.

Всё ещё полумрак, но фамильное сходство с человеческой ипостасью чудовища разглядеть можно. Глаза, губы, нос, волосы…

«А ведь после отвода глаз чешется в тех же точках, из которых у Змея рога растут».

Лиза медленно дотронулась до лба, поводила пальцем по коже. Показалось, что в двух местах, чуть ниже линии роста волос, прощупываются еле заметные выпуклости.

«Нет. Не может быть. Наверное, у всех людей черепушка слегка неровная. Если бы… В общем, если бы могли, они давно бы прорезались».

Девушка слишком быстро и резко захлопнула дверцу. Та протестующе скрипнула.

«Почему она от меня не избавилась? Не утопила в первой попавшейся луже? Ей ведь совсем мало лет было. Одна, без чьей-либо помощи. Я-то думала, что я — плод несчастной любви, в крайнем случае случайного изнасилования. Такая обуза, да ещё напоминание о том зле, которое ей причинили. А она меня любит, это точно. Смогла бы я, как она, любить такого ребёнка, да даже не испытывая каких-то добрых чувств, просто, машинально заботиться?»

На фоне того, что девушка видела этой ночью, детские обиды исчезали, как утренний туман под солнцем.

Да, Юля любила выпить, в городе так вообще этим сильно увлекалась. Иногда её даже было не добудиться. Но Лиза при этом всегда была накормлена, умыта и обласкана. Перед тем, как свалиться в пьяном забытьи, мать всегда обнимала её, целовала, шептала невнятно о каком-то прощении… В детстве девушку это злило и раздражало, но сегодня утром вдруг стало умилять. К тому же здесь, на ферме, Юля никогда не напивалась до бесчувствия, а во время беременностей и кормления грудью спиртное даже нюхать боялась.

Ещё до появления отчима у матери калейдоскопом сменялись кавалеры. И все они были какие-то мутные, грубые, напыщенные. Юля стелилась перед ними, под каждого подстраивалась, и Лизу это всегда ужасно бесило. И только сегодня утром Лиза поняла: Юля искала, на кого можно опереться, кому можно доверить свою безопасность и безопасность своих детей, включая старшую, «безотцовщину».

«Разве мама виновата, что всегда искала не там и не тех? Где сироте было подсмотреть нормальные отношения? Она ничего, кроме очень-очень дерьмовой жизни, и не видела даже. На фоне всего предыдущего отчим ничего ещё. Хотя нет. Даже „на фоне“ он всё равно — урод».

Лиза вернулась на кровать, свернулась под одеялом калачиком.

«Сколько же она видела несправедливости и насилия! И ведром не вычерпаешь».

Девушка снова задумалась о своём происхождении. Мама должна была умереть, это аксиома. Да все знают, что человеческая женщина может, конечно, сексом с нечистью заниматься, но вот остальное! Кто-то, забеременев, умирает сразу, кто-то рожает монстра или монстров и погибает в процессе… Бывает по-всякому, но в живых не остаётся никто. Организм не выдерживает. Именно поэтому потусторонние твари пренебрежительно называют женщин «самками» или «сосудами».

«Может, я дочь не Змея, а одного из тех уродов, из поселения? Или обоих сразу? Или вообще, их всех троих!»

О том, как зарождается жизнь, Петрович, естественно, знала — на ферме хватало животных, а отчим неоднократно подчёркивал важность своего отцовства для многочисленных отпрысков. Но, конечно же, речь не о клеточном уровне. Поэтому нюансов вроде того, как получаются близнецы и сколько у человека может быть биологических родителей, Лиза не представляла. Впрочем, как и большинство людей, далёких от простого врачевания и магического целительства.

Всё сильнее становилось ясно, что без пары литров крови и фолианта путевого камня не разобраться.

«Осталось дождаться более-менее приемлемого накопленного объёма. Жаль, что Ярославу не получится уговорить ускорить процесс. Она, конечно, от дополнительной оплаты не отказывается никогда, но только если разговор не идёт о вреде здоровью».

Впервые Лиза пожалела, что медики Гомеля слишком ответственные.

«Ну, ничего. Попрошу шефа нагрузить работой посильней. И время быстрее пролетит, и на ферме меньше маячить буду. И вообще, скорее бы лето».

Думы внезапно перескочили на насущные проблемы. Ненавистный Олег Дмитриевич после первой весенней грозы, то есть, после того, как оживала всевозможная нечисть, из домоседа превращался в любителя исчезнуть без предупреждения. Вот он носится по полям, отчитывает нерадивых работников, через полчаса рассказывает прачкам, как правильно полоскать бельё, вечером в порыве добродушия разрешает подключить общий дом к генератору, чтобы дети могли посмотреть древний мультфильм на огромном экране, а утром его нет. И даже дежурная жена не может сказать, куда он подевался. Возвращался точно так же, незаметно и внезапно. Иногда через несколько часов, иногда — через пару дней. Но больше, чем на неделю, ферму без присмотра не оставлял.

Когда он исчезал по вот этим вот своим непонятным делам, Лизе казалось, что в поселении становится легче дышать. В прямом смысле. Будто лопается невидимый ремень, плотно стягивающий грудь.

В Гомеле тоже всегда так дышалось: свободно. И в детстве, и сейчас, когда девушка зачастила в него по работе. И при этом Лиза очень любила именно ферму, Гомель же всегда казался ей чужим.

«Если бы не отчим, это место было бы лучшим на земле. И люди здесь хорошие, и природа, и вообще… Маме идеально подходит».

И снова мысли вернулись к видению. Неизвестно, сколько бы Лиза ещё провалялась в постели, снова и снова прокручивая в голове несчастия Юлии, если бы люк в полу не приоткрылся и на чердак не ввинтился щекастый паренёк.

— Джеро? — удивилась девушка, глядя на смущённого мальчишку. — Ты чего тут делаешь?

— Спишь? — вопросом на вопрос ответил восьмилетний Джеро. — Почти девять уже.

— Не сплю, — заявила Лиза и в доказательство села, кутаясь в одеяло. — Так чего тебе надо?

Джеро привёл три года назад Олег Дмитриевич. Сам. Сказал, что ребёнка нашли в пустошах, в развалинах какого-то безжизненного города. Джеро давно научился говорить на русском и, кажется, даже стал забывать свою малую родину, теперь он почти ничем не отличался от остальных сирот фермы, но при появлении мальчик говорил на японском. Пришлось воспользоваться переводчиком, но даже с ним так и не получилось выяснить, откуда именно Джеро. Мальчик рассказал, что жил в маленькой общине где-то на вязком берегу в устье реки, впадающей в море, у них были лодки и много рыбы, плюс небольшое рисовое поле. Однажды из воды появились чудовища и напали на поселение.

Джеро спасся, так как в испуге убежал вверх по течению. Как оказался в городе, не понял. А вот взрослые сразу сообразили, что он самостоятельно попал в Изнанку, прошёл сквозь неё, каким-то чудом выжил и вновь оказался на человеческой территории.

Этот способ перемещения между мирами использовали редко. Как и во времена лилового тумана, невозможно было предсказать, где окажешься и сколько времени займёт путешествие. Хотя, конечно, имелись и плюсы — например, никакого контроля со стороны проводников, и оружие можно носить с собой.

Глядя на переминающегося с ноги на ногу мальчика, Лиза впервые подумала о «хождении по воде». Возможно, ей стоило бы рискнуть и освоить этот способ передвижения по миру. Ещё больше свободы, ещё больше самостоятельности.

«В конце концов, домой всегда можно вернуться через телепорт. Их по земле миллионы понатыкано, если не миллиарды».

— Папа попросил передать, что ждёт тебя к десяти утра на важный разговор.

Лиза вскочила, испугав Джеро, который даже сделал шаг назад и чуть не провалился в до сих пор открытый люк.

«Неужели он решил закончить то, что начал вчера⁈ Нет, не посмеет. Он не будет портить собственную репутацию! Он же „отец“, а значит, защитник, а не насильник, он же предпочитает зрелых женщин, готовых к материнству, и всё такое прочее. Да и не должен ничего этот упырь помнить, ведь он меня захотел по моей собственной вине, а потом я же ему мозги отшибла».

— Я скажу, что ты придёшь?

— Конечно. Спасибо, что прибежал.

«Нет, дело не в этом. Он в окно, наверное, видел, как я в снегу копаюсь. Не отдам Кобру, пусть хоть плёткой, хоть изгоняет. В Гомель перееду, вид на жительство должны дать, я же на город работаю! Ни за что не отдам».

Лиза торопливо оделась, проверила тайник: треугольное пространство за спинкой кровати, образованное скатом крыши. По всему чердаку оно было зашито досками, образуя что-то вроде низенькой метровой стены. За кроватью Лиза ещё два года назад нашла плохо прибитую доску, расшатала её, вытащила теплоизолирующий материал, который потом в лучших традициях шпионских книг сожгла в печке, а образовавшуюся нишу решила использовать для сокрытия своих личных сокровищ.

Которых у неё так и не завелось, поэтому тайник всегда пустовал. Но вот теперь в нём лежал арбалет — первая по-настоящему ценная вещь, её личная собственность.

Она сама не понимала, почему ей так нравится оружие. Даже не стреляла из него ещё ни разу. Удостоверившись, что за ночь Кобра не исчезла, не сломалась и не превратилась в тыкву, девушка поспешила вниз.

Мама хлопотала у печки. В слинге за её спиной спала Глаша, близнецы штурмовали стенки большого манежа в центре комнаты, Наташа сидела в уже тесноватом для неё детском стульчике и лепила что-то из крутого теста. Баба Софья у окна стирала в пластиковом тазу.

— Лиза, гля! Птичка! — радостно сказала Наташа и потрясла рукой с зажатым в ней бесформенным комком теста.

— Красиво, молодец.

Лиза подошла к матери, отобрала ухват, приставила его к печке и крепко-крепко обняла.

— Тише, тише, Глашу не задень, — сказала женщина, отвечая на объятия.

— Что у вас уже случилось? — совершенно без интереса, скорее, из вежливости, спросила баба Софья, даже не обернувшись. Ей никто не ответил.

Юля погладила дочку по голове, зацепилась пальцем за спутанные волосы и задумчиво сказала:

— Может, раз ты уж зарабатываешь, сходишь в салон? В бане который. Девочки говорили, там женщина работает, она умеет дреды плести, афрокосы и всё в таком же духе. Нельзя растрёпой ходить, так и до блох недалеко, а ты по миру можешь нахвататься. А вот это всякое плетение и аккуратно, и красиво, и в глаза не лезет, и ухаживать не надо. Утром проснулась, и уже красивенькая. И расчёску с собой таскать не нужно, всяко рюкзак полегче получится.

— Мама, прости за вчерашнее…

— Или очень коротко постричь, ёжиком. Мне кажется, тебе пойдёт. Я весь вечер твою куртку в руках вертела — качество просто чудесное. И пластины продумано вставлены, я чуть спокойней за тебя стала. К такой куртке подойдут и дреды, и короткое. Получится женственно и в то же время сурово.

— Мам…

— Я тебя очень люблю. Ты у меня очень хорошая, — Юля поцеловала девушку в щёку и отстранилась: — всё, не мешай. Каша подгорит.

Проходя мимо братьев, Лиза показала язык, дождалась радостных ответных улыбок и вышла из дома.

Вот не нравились ей Советы, и всё тут. И дело не только в вендиго и бесконечных скелетах в интересных позах. Просто — унылое место с унылым будущим и тревожной атмосферой. Дом-свеча, каркающие вороны в вышине, и заледеневшее болото, насколько хватает глаз. Лиза сомневалась, что летом, когда всё цветёт и зеленеет, здесь лучше. Та же тоска, скорее всего, да ещё и комары с кикиморами.

«Я бы здесь точно жить не смогла».

— Отвратная локация, — поморщился спутник.

Это были единственные слова, сказанные охранником за всё время пути.

Он девушке не нравился, но не сам по себе, а своим присутствием в принципе.

У мужчины было неприметное, но хорошо знакомое лицо — на ферме он дежурил часто. Судя по возрасту, охранник родился до Конца Света, но вряд ли хорошо помнил цивилизованные времена, потому что, когда всё рухнуло, был слишком маленьким. Мускулистый, невысокий, с широкой спиной и бычьей шеей, в военной форме, поверх неё — расстёгнутый пуховик. Конечно же, без оружия, но зато с узким кожаным ремнём с очень интересной шипованной, массивной пряжкой. Так сказать, предмет двойного назначения, которым при определённых навыках можно убить. Обычно путевой камень такие хитрости быстро раскусывает, но охранник как-то проскочил.

— Стой внутри, я проверю периметр.

— Незачем. Здесь безопасно. Хочу быстрее выполнить задание.

Охранник удивлённо на неё взглянул, но промолчал. Лиза еле сдержала довольную улыбку: все эти грозные и равнодушные люди, снующие по ферме, но живущие неведомо где, выполняли указания Олега Дмитриевича неукоснительно, с большим энтузиазмом, можно даже сказать, с восторгом, а на остальных жителей фермы смотрели «поверх голов».

«Так-то».

Отчим почему-то заявил им обоим, что главная — именно Лиза. А охранник к ней приставлен исключительно в роли телохранителя. Олег Дмитриевич даже подчеркнул своим обычным, не терпящим возражений рыком: «Ты меня понял?»

Утром, когда Лиза пришла, отчим был непривычно вежлив и в какой-то степени мил. Конечно, на фоне нормальных людей он по-прежнему оставался хамом — матерился к месту и не к месту, грубо перебивал и периодически напоминал, что она не красавица и уж точно не умница, но голос не повышал и разговаривал почти, как с равной. Очень условно «почти».

И потребовал сделать кое-какую работу, состоящую из двух этапов. О втором Олег Дмитриевич пока ничего не сказал, а первый она выполняла именно сейчас.

А ещё о задании не следовало говорить ни с матерью, ни с друзьями, которых у Лизы всё равно не было, и уж тем более ни с кем из городского совета, включая шефа.

Из кабинета отчима девушка вышла в абсолютной уверенности, что по неизвестной причине её социальный статус только что значительно повысился.

Лиза уверенно пошла к высотке. Телохранитель двинулся за ней, на ходу снимая ремень. Девушка снова едва не улыбнулась: любому приятно, когда его предположения оказываются верными.

— Стой. Я проверю, — угрожающе сказал мужчина, придерживая Лизу за плечо. На этот раз она противиться не стала.

«Пусть работает».

Охранник первым зашёл в подъезд, держа ремень за свободный конец так, чтобы пряжка свободно болталась на весу. Секунд через тридцать мужчина выглянул на улицу:

— Всё нормально, заходи.

Лиза достала из кармана телефон — вещь, о которой она мечтала давно. Правда, гаджет выдал отчим и лишь на время выполнения задания. Лиза сфотографировала дверь, немного сместила фокус, пощёлкала окна первого этажа, развернулась, сняла голема. Пробные шары, так сказать: потом ей придётся сделать не один снимок улицы и болот, чтобы Олег Дмитриевич имел представление, что и где находится, каковы размеры территории и так далее. Зачем эму это, Лиза по-прежнему не представляла.

Но сначала, пока ещё было светло, ей нужно пройтись по всем квартирам, в которые есть возможность попасть, и сфотографировать скелеты, поэтому Лиза, больше не тратя время зря, зашла внутрь. Охранник помимо основных функций, должен попытаться открыть то, что закрыто и, если будет необходимо, поможет перелезть через разрушенные пролёты лестниц.

Но Петрович заранее для себя решила, что нескольких этажей хватит. Под крышу, на семнадцатый этаж, она совершенно точно не полезет.

В первой же квартире, как раз в той, в которой один из скелетов будто бы готовил обед на плите, телохранитель из высокомерного истукана превратился в нормального человека. Понятное дело — трупов он повидал немало, как свежих, так и древних, но вряд ли когда-нибудь натыкался на такое «некротворчество». Он всё время переводил взгляд с костей на невозмутимую Лизу, безостановочно нажимающую на экран, и вроде бы нервничал. Фотовспышка ритмично освещала комнату, оголяя её мёртвый во всех смыслах интерьер.

— Здесь чисто, — повысив голос, сказал наконец-то охранник. — Я в подъезде подожду.

— Мг-м-ф, — ответила Лиза и в очередной раз сфотографировала ближайший скелет.

Через десять минут она перешла в соседнюю квартиру, потом заглянула в остальные. Охранник всё это время оставался на лестнице. Когда поднимались на следующий, третий, этаж, мужчина не выдержал:

— Лизавета, как думаешь, какой урод их так… расположил? И когда?

«Ого, он, оказывается, даже имя моё знает».

— Не представляю.

На пятом этаже телохранитель сам предложил закончить: они уже едва не свалились в дыру, когда под ними рухнуло несколько ступенек, а выше лестница выглядела ещё хуже. Девушка для вида поотнекивалась, мол, папа сказал, значит, надо дойти до конца, но в итоге они сошлись на том, что Олег Дмитриевич разозлится гораздо сильнее, если они здесь погибнут вместе с телефоном. Лучше неполная информация, чем её абсолютное отсутствие.

Когда вернулись на улицу, уже почти стемнело. Лиза пробежалась по островку, фотографируя по пути всё подряд, впрочем, игнорируя остатки костра, который сама совсем недавно жгла, а потом зашла в специальную программку, установленную отчимом на телефон.

Из-за того, что земля перекорёжилась, старые карты оказались бесполезны. Ландшафт изменился. Засохли одни реки, другие образовались, но чаще всего русла смешивались, изменяли маршрут… Населённые пункты соединялись, наслаивались один на другой или дробились мелкими кусками. Любая магистраль могла закончится обрывом или густой стеной леса, железная дорога упереться в дверь церкви… Появились новые гигантские озёра, пустыни, горы и болота, причём часто — в ветшающих мегаполисах. Лишь мировой океан остался неизменным, но и в этом не было уверенности — кто знает, сколько городов оказалось в недосягаемых глубинах, а сколько Марианских впадин вывернулось наизнанку и превратилось в горы? У почти исчезнувшего человечества не было ни ресурсов, ни возможностей, чтобы выяснить правду.

Но ориентироваться как-то было нужно, и люди стали составлять новые, актуальные карты. Чаще всего обрывочные, неточные и локальные. Большая часть пустошей до сих пор была огромным чёрным пятном.

Но Олег Дмитриевич придумал кое-что очень разумное. Или не придумал, а подсмотрел или подслушал идею у кого-то другого. В общем, сейчас Лизе нужно было с помощью приложения, созданного больше двадцати пяти лет назад представителями почти вымершей профессии, изучить небо. Стоя в самом центре островка и делая снимки. Девушка не представляла, как это может сработать, но отчим её заверил, что по звёздам вполне можно определить местоположение. Космос, в отличие от Земли, никак не изменился.

А ещё в приложении, когда Лиза двигала рукой, быстро-быстро изменялись какие-то циферки. Отчим и про них говорил, называл то ли шириной и длиной, то ли высотой и долготой, она не совсем точно запомнила. Эти цифры тоже были важны.

— Я закончила.

— Отлично! — в голосе слышался неподдельный энтузиазм. — Домой?

— Домой.

— А ты молодец, — с уважением сказал вдруг охранник и протянул ладонь, когда они ожидали прихода проводника. — Сергей.

— Почему молодец? — пожимая руку, спросила Лиза. — Очень… приятно, Сергей.

— Здесь атмосфера такая, удавиться прямо хочется. И трупы эти ещё. А ты, пока работу не сделала, не успокоилась. Олег Дмитриевич умеет толковых чуять. Мы с пацанами думали, ты порченная какая-то, поэтому замуж не берут, а Дмитрич просто для тебя более серьёзное занятие по жизни подобрал. Ну молодец же мужик, разве не так?

Появление проводника помогло избежать дальнейшего разговора.

«Ничего себе. Я думала, мы для охраны серая масса. А они и по именам знают, и сплетничают о нас, оказывается. Обо мне так точно. И отчима считают чуть ли не гением. Противно как-то».

Не зная, смеяться или плакать, Лиза шагнула в лиловый туман.