Навья кровь (СИ)

Глава 5

Лиза не проснулась, когда сталкер спрыгивал на своей «остановке», продолжила крепко спать, когда их небольшой караван углубился в заснеженный лес, а вот усиление метели наконец-то её разбудило, так как ледяной ветер играючи продул плед.

Девушка упрямо продолжила сидеть на дне саней с закрытыми глазами, но хватило её только на несколько минут.

— Что, скучно стало? — спросил Егор Павлович, когда она умостилась рядом. — Ну, посиди со мной, побалакаем. Видала? Погодка, конечно, так себе. Ну, ничего. Нам, главное, успеть до того, как дорогу заметёт.

Гомельчане чистили дороги до поселений-спутников не слишком регулярно и не все. Например, в Сельмашевском направлении жило пятнадцать человек, которые не снабжали Центральный район ничем серьёзным и важным, так что с первой метелью про них забывали, и так до поздней весны, пока оголодавшие провинциалы не появлялись на гомельском вокзале. К тому же для экстренных случаев имелась радиосвязь, и в случае чего, до мини-поселения можно было добраться через потусторонние пустоши даже быстрее, чем напрямик.

А вот свинина и молочные продукты ценились и уважались, так что раз в две недели, перед прибытием посылок с фермы, старый трактор проезжал по лесной дороге и расчищал путь, и потом сопровождал обоз до города. А уж назад фермеры добирались сами. Кроме снега, особых опасностей ожидать не стоило.

Но это, конечно, только зимой. Летом проторенный маршрут из города в любые окраинные поселения был полон опасностей. А сейчас благодаря снегу даже ямы на дороге отсутствовали — полозья скользили ровно, уверенно и легко.

— Слышь, Антон! Наподдать надо, а то засыплет! — привстав с сиденья, крикнул Егор Павлович, глядя вперёд.

Ему не ответили, но ветер донёс слабое «Н-но» и еле слышный щелчок кнута. Егор Павлович тоже «наподдал». Кобыла неохотно прибавила шагу, но на рысь не перешла.

Снегопад становился всё сильнее, и он давно бы присыпал поклажу в санях, если бы не ветер, который тут же его сдувал. Но видимость пока была терпимой, да и снежные отвалы по краю дороги вряд ли дадут заблудиться, если стемнеет раньше, чем они доедут.

Холодно, ветрено, но спокойно. Волноваться не о чем.

Скучно только.

Лиза уставилась куда-то в район лошадиного хвоста и принялась было размышлять о предложении Тимура — всё-таки она сомневалась, что правильно поступила, согласившись на одиночные походы, но Егор Павлович не был бы собой, если б смог ехать в молчании.

— Как мать?

Девушка даже вздрогнула от неожиданности.

«Смешной ты, Палыч. Будто сам не знаешь».

— Всё хорошо.

— Ну да, ну да. Когда ей рожать?

Лиза, пользуясь тем, что нижняя часть лица прикрыта пледом, недовольно поморщилась — ей не нравилось очередное «интересное положение» матери, но вот ответила ровно и вежливо:

— Скоро.

— Недели через три?

Девушка на этот раз демонстративно промолчала. Разве нормальные люди спрашивают о сроках? Вдруг нечисть случайно услышит! Но, кажется, Егор Павлович и не ждал ответа, потому что после очень короткой паузы продолжил:

— Если через три, это ж в самый Новый год получается! Вот подарок Дмитричу, да?

Лиза снова промолчала. Она считала, что многочисленное потомство интересует отчима так же, как приплод на свиноферме, исключительно в прагматичном смысле. Ну, или как показатель того, что он ещё «ого-го» мужчина. По крайней мере, особых отличий между приёмными детьми, десятком пригретых сирот, чужими отпрысками и родными по крови Олег Дмитриевич не делал. На всех одинаково орал, всех одинаково оскорблял и так же одинаково скупо хвалил, если удавалось ему угодить. И затрещины всем раздавал одинаково, делая различие лишь по возрасту — совсем маленьких не бил.

При этом на ферме никто не голодал, не ходил оборванцем, заболевших лечили всеми доступными способами, соблюдался режим работы и отдыха, а в хорошем настроении отчим мог даже собрать вокруг себя малышню и почитать какую-нибудь книгу, причём на разные голоса и очень артистично.

Так что гомельчане, да и чужаки из других мест поголовно считали Олега Дмитриевича этаким строгим, но справедливым отцом для всех, кто оказался в зоне его внимания, заботы и любви. Как, в принципе, и большинство взрослых жителей фермы.

Лиза же, благодаря своей способности отводить глаза, иногда бывала там, где ей быть не положено и слышала то, что слышать нельзя, и понимала, что чего-чего, а любви к окружающим, даже самым близким, у отчима точно нет. Любил он только себя, и все его редкие проявления доброты и ласки всего лишь тешили его собственное самолюбие. Вот, мол, какой я благородный и внимательный. Сам собой восхищаюсь, а тем, кто живёт благодаря моей заботе, даже завидую.

Егор Павлович, не подозревая, какие мысли бродят в голове у Петрович, самозабвенно болтал дальше. Лиза в какой-то момент словно отключилась, снова уставилась на круп лошади и задумалась о предложении главного курьера.

— Лизка! Ты что, опять заснула?

— А? Простите. Ветер, не расслышала.

— Я говорю, как тебе горький хлеб посыльного?

Девушка пожала плечами.

— Неблагодарное это дело, Петрович. Лучше б замуж пошла. И при деле всегда, и в тепле, и с детишками. А если муж хороший попадётся, так вообще, лафа. Я знаю, что говорю, старшие пристроены так, что любо-дорого глядеть. Вот, Анюте скоро шестнадцать, тоже буду жениха искать.

«Отчим притаскивал каких-то обмылков на смотрины, целый год покоя не давал. Но не срослось, слава богам, а то сидела бы сейчас, как мать, с очередным пузом, да выполняла приказы какого-нибудь дурака вроде Димона покойного».

— Удачи в поисках, — вслух коротко обронила Лиза.

— Спасибо, — заулыбался возница, отчего его пухлые щёки разъехались в стороны, сделав лицо ещё шире и упитанней. — Так что зря ты момент упустила. Это в моё время до седых волос в девках ходили, но сейчас другие времена. Двадцать исполнилось и привет, ты старая дева, никому не нужная. А тогда — равенство, образование, всякое такое прочее. Девчонки учились, карьеры делали, кавалеров перебирали, требования выставляли из тридцати пунктов «настоящий мужчина должен». Попробуй ещё найди такую, чтобы нос не задирался выше неба. И чтобы красивая при этом, и покладистая, и бабла не требовала, да плюс борщ варила.

«Опять престарелые сказки. Не верю, что женщинам так легко и свободно жилось хоть когда-то. Не может такого быть».

Егор Павлович мечтательно вздохнул:

— С другой стороны, была свобода в отношениях, этакий лёгкий ветерок. Сошлись, разошлись, встретились, перепихнулись, разбежались, никто никому не должен. Презики, таблетки, приложения для знакомств, уголовный кодекс, опять же… Помню, в старую эпоху по пятницам мы с друганом зажигали, м-м-м… Начинали с боулинга и пива, заканчивали ночным клубом. А если какую-нибудь няху опытную получалось подцепить, или две, то вообще… В общем, сейчас за такое могут кое-где и кишки выпустить, да.

«Презики. Это он про презервативы, что ли?»

Уточнять Лиза не стала, ей пока было более-менее интересно слушать.

— Ты не подумай, — спохватился Олег Петрович, — я не из любопытства в твои дела лезу. Исключительно из добрых побуждений. У меня таких, как ты, пять штук, так что я вроде как по-отцовски. С другой стороны, ты иногда так зыркаешь, что заговор охранный прочитать хочется. — Егор Павлович покосился на Лизу и извиняющимся тоном продолжил: — В принципе, и в нынешние времена женщине необязательно замуж. Как говорится, не на всякий товар купца найти можно. Или вон, и после тридцати выходят, у Дмитрича таких жён половина. Не, ну, а чё? Может, у тебя именно такая судьба — ходить по миру, искать непривередл… э-э-э, того, кто твой внутренний мир разглядит.

— А почему вам не нравится работа курьера? — прервала Лиза вдруг ставший хамским и совсем уж бесцеремонным словесный поток.

— Ну, так это. Платят мало, ответственность материальная за груз, шастаешь по Нави этой мерзкой, да ещё под присмотром козла, который непонятно, монстрюга или человек.

— Да это же маги. Проводники. У них души при рождении разламываются на два мира, но потом соединяются после активации. Ой, как её… инициации!

— Да знаю я, — недовольно буркнул Егор. — О чём и речь — на два мира растянуты. То ли люди, то ли нечисть. Тьфу. И вообще, речь не о них сейчас, а о тебе. Девушка молодая, мало ли чё в дороге?

Лиза не удержалась, хмыкнула:

— Вы же только что намекали, что я страшная и уже почти старая, никому не нужная.

— Ты не путай, дурёха, — заволновался Егор. — Одно дело — мать для детей и хозяйку в дом искать, а другое — сунуть, плюнуть и уйти. Любой женщине в одиночку лучше за границы приличных общин не соваться. И что значит, страшная? Страшных баб вообще не бывает, особенно по молодости. Я ж говорю — зыркай поменьше, улыбайся помягше, будь проще. И мужики косяками пойдут.

Лиза очень, просто очень захотела нарушить свои принципы и ответить что-нибудь резкое, но на неё обрушился «нюх». Ощущение опасности оказалось таким нестерпимым, что она выпрямилась, рискуя свалиться на дорогу, и заорала дурным голосом:

— Сто-о-ой!

Эхо, которого отродясь не наблюдалось на этом участке дороги, испуганно вторило. Егор Павлович от неожиданности потянул вожжи на себя, и лошадь, всхрапнув, остановилась. А вот Антон наоборот, почему-то ускорил свои сани.

— В чём дело? — недовольно спросил догнавший охранник. Ему тоже пришлось резко тормозить, чтобы не повредить сани, груз, снегоход и себя.

Лиза ответить не успела — перед самым носом лошади упало дерево и преградило путь. Кобылка панически заржала и попыталась встать на дыбы, но упряжь этого сделать не дала. Что-то в передней части саней хрустнуло. Антон обернулся, увидел происходящее, затормозил и попытался на узкой дороге развернуться.

Из-за деревьев с устрашающим рёвом высыпал пяток людей в тулупах и с топорами. Тренькнуло, в опасной близости от сапога Лизы в сани попал арбалетный болт.

«Я никтоне существую меняздесь нет».

Кодовая фраза, даже произнесённая скороговоркой, показалась непозволительно длинной. Но сработала она, как надо, теперь в девушку могла попасть только шальная стрела, специально в неё целится никто не будет, и гоняться не станут.

Чувствуя, как страх придаёт ускорения, Петрович спрыгнула на дорогу и навострилась бежать в лес, но сквозь «нюх» прорвался острый стыд. Она остановилась и обернулась.

«Ничего со мной не случится!»

Вереща, но не испуганно, а зло и матерно, Егор Павлович кубарем скатился с саней. Откуда-то из-под сиденья вытащил монтировку, исписанную чёрными рунами. Взмахнул — оружие с высоким звоном рассекло воздух. У Лизы заложило уши.

«А мужиков и убить могут!»

Охранник соскочил со снегохода уже с ружьём в руках. Раздался выстрел, нападавший, который уже замахивался топором на Палыча, завопил и, баюкая руку, с выпученными глазами побежал прямо на Лизу. Кровь фонтанировала толчками, кисть болталась из стороны в сторону, держась только на лоскуте кожи, топор остался возле саней…

Не осознавая, что делает, девушка отступила в бок, и, когда мужчина с ней поравнялся, подставила подножку. Враг упал. Попытался встать, но поскользнулся, рухнул, чиркнув о снег обрубком, завыл, пополз на коленях к деревьям…

Пока Лиза на него смотрела, Павлович успел огреть по голове второго. Монтировка, усиленная магией, рассекла и шапку, и голову, снесла половину черепа. Труп упал под ноги кобыле, и та в панике топталась по нему копытами.

Оставшиеся в живых бежали назад, в спасительный лес — они поняли, что нападение провалилось. Охранник выстрелил вдогонку. Третий кулём свалился в снег, четвёртый и пятый побежали в стороны друг от друга.

Пока охранник перезаряжал оружие, раздалась автоматная очередь. Это Антон вернулся, бросив сани чуть впереди от места сражения. В снег упал четвёртый. Пятый с криком «братки, не стреляйте» встал на колени и поднял руки вверх.

Но охранник, упрямо сжав губы, всё равно выстрелил.

Ощущение опасности умерло вместе с последним бандитом.

Раненый тоже далеко не убежал. Его, мёртвого, нашли по кровавому следу метрах в пятидесяти от дороги.

— Дебилы, бля, — злился Егор Павлович. — Они бы ещё с ложками на нас напали. Видали? Два километра всего до фермы! Что у них в головах было⁈ Кондрат, ты нахрена того, что сдался, грохнул? Надо было выяснить, что уроды здесь делали.

Ветер немного ослабел, снегопад превратился в редкие белые хлопья. Но зато стало темнеть.

Мужики стояли возле саней и решали, что делать дальше. Лизу всё ещё игнорировали.

— Я узнал одного, — кивнул на того, по ком потопталась лошадь, охранник. — На севере континента есть поселение, он оттуда. Изгнанник.

— За что изгнали? — с интересом спросил Антон.

— Договор заключил. Люди думали, он настоящий шаман, а падла детей похищал и потусторонним тварям скармливал, за что нечисть Силой колдовской его накачивала.

— Жесть.

— Угу. У них там своя атмосфера, монстры не такие, как здесь. Зимой обстановочка ещё хуже, чем летом, люди, чтобы выжить, по-всякому выкручиваются, не к ночи будет сказано. Но такое даже для тамошних жителей перебором показалось. Так он видишь? Сюда, где теплее, перебрался. И банду собрал из такого же человеческого говна. Нечего им землю топтать.

— Лизка. Чего молчишь, испугалась?

Вот и закончился отвод глаз. Совершенно спокойно мужчины восприняли Лизу, стоящую рядом, будто она и не «пропадала» никуда.

— Может, он здесь тоже хотел детей красть? — не ответила на вопрос девушка. — У нас малышей много, территория большая, чужие часто бывают, телепортатор никак не охраняется. А на нас напали, ну, оголодали, может, в лесу. Увидели дорогу расчищенную, поняли, что здесь ездят часто и решили ловушку устроить, всё равно на кого.

— Вот поэтому я и добил, так же подумал, — кивнул охранник Кондрат. — Ладно, надо дерево убрать.

— И трупы собрать, — добавил Антон. — А то, не дай боги, встанут. Тогда так быстро и легко уже не уложим, ещё и до деревни добредут.

— Да пусть валяются, — заспорил Кондрат. — Может, их ещё похоронить по-людски предложишь? А так хищники сожрут. Вон, слышишь, воют.

Где-то не так, чтобы очень далеко, действительно выли волки. Лиза прислушалась к себе — «нюх» молчал, но это не значит, что животные вскоре не прибегут на запах крови. А у них дорога перекрыта.

— Ты, братуха, точно не из этих мест, — покачал головой Егор Павлович. — Кости-то останутся, даже если их по лесу растащат. А значит, могут и встать по весне, бывало уже такое не раз. Так что, Петрович, сымай плед да прикрой поклажу, а то кровью изгваздаем.

Лошади возить такой специфический груз было не впервой, поэтому она никак не реагировала, даже наоборот — ей на морду повесили мешок с овсом, и животина, перекусив, почти успокоилась. Она лишь вздрагивала и нервно махала хвостом, заслышав очередное завывание.

Минут через двадцать, когда уже совсем стемнело, трупы вповалку лежали на передних санях. Причём Лиза принесла в одиночку двоих, пока Антон, чтобы можно было проехать, рубил дерево со стороны верхушки, где ствол потоньше, а свинопас и охранник таскали остальных.

Девушка до того, как обоз двинулся дальше, даже успела незаметно для мужчин пошарить в карманах того, которому отстрелили кисть. Просто у неё мелькнула мысль, что у бандитов может оказаться что-нибудь полезное, что можно выдать за оплату от города. Очень ей не хотелось злить отчима. Да, Тимур Каримович сказал, что тарифы Олег Дмитриевич знает, но мало ли, что?

Мысль оказалась верной — в кармане нашлись женские серебряные серёжки, перестёгнутые друг с другом, чтобы не потерялись, и небольшой пакетик с зип-застёжкой, плотно набитый сухим мелким крошевом какой-то травы. В темноте разобраться, что это, не удалось.

Неловкости во время обыска Лиза не испытывала. Чем этот мертвец отличается от других, погибших в день конца света? Ничем, кроме крови, которой Лиза вымазалась чуть ли не с ног до головы, и плоти, которая всё равно скоро сгниёт или сгорит, это уж как Олег Дмитриевич решит. Даже наоборот — те несчастные, высохшие до состояния мумий или вообще скелетов, ни в чём не виноваты. А эти — сами напали. Один так вообще детей на съедение чудовищам отдавал. Кто его знает, чем остальные промышляли.

— Если бы не ты, ёлка Антоновой кобыле хребет бы перебила. Как ты их заприметила? — спросил Егор Павлович.

— Не знаю. Что-то блеснуло за деревьями, неожиданно, и вот… — соврала девушка.

— Молодец. Хорошая чуйка. Может, тебе от матери что-то передалось?

Лиза в ответ лишь пожала плечами. Мама не колдовала, и потусторонней Силой не пользовалась. И даже никогда не проверяла себя на способности. Но гадала хорошо, на картах, на воске, на камнях. К ней даже чужаки за этим приезжали. И сны видела, всякие, изредка. Её иногда называли прорицательницей, но мама не уставала повторять, что такое многие люди и в Старую эпоху умели и могли, что ничего сверхъестественного в этом нет, и объясняется умением здраво мыслить, анализировать и складывать два плюс два.

Ей, в принципе, верили. Потому что на фоне магов, ведьм, колдунов и прочих сверхлюдей нового времени она действительно выглядела абсолютно обычной женщиной. Те же настоящие прорицатели, например, костылями в виде кофейного жмыха не пользовались, а впадали в транс, пользуясь накопителями Силы, да и видели варианты развития будущего чётко и ясно. И вообще, их работа выглядела всегда жутковато и эффектно.

Волчий вой вдруг раздался гораздо ближе, чем пять минут назад, но возница даже не вздрогнул, потому что впереди виднелись огни фермы.

— Знаешь, Петрович? Беру свои слова назад. С такой чуйкой да с силищей дурной может, и получится у тебя с курьерской службой. Так что пробуй.

Ферму Дмитрича вынесло в окрестности Гомеля лиловым туманом так, будто ферма — труп кита, а город — морской берег. Хотя на поселение наткнулись не сразу, конечно. Сначала это было физически невозможно из-за того же тумана, который исключал возможность прямых дорог, а позже из-за глубокого обрыва, появившегося недалеко от улицы Барыкина, и густого леса, выросшего на месте Советского района, или Фестивального, как его называли местные жители раньше. Теперь официальное название полностью исчезло из коллективной памяти, а народное осталось лишь в описании «направления».

Ферма находилась в десяти километрах от обрыва. Пятнадцать гектаров плодородной и отлично окультуренной почвы, зарыбленный пруд, фруктовые деревья, несколько домов, домиков и хибарок, амбары, сараи, прочие постройки, несколько колодцев… Огрызок когда-то большого и трудолюбивого то ли села, то ли деревни с полями и огородами. На первый взгляд, мечта, а не место жительства. Поначалу городской совет Гомеля даже обдумывал план по переселению горожан туда, поближе к природе, но потом от этой идеи отказались. Зачем отбирать жизненное пространство у других, если своего хватает? Можно ведь просто сотрудничать на взаимовыгодных условиях. И вот уже семь лет Олег Дмитриевич, хозяин и бог фермы, снабжает город продуктами и другими полезностями, а взамен получает топливо, лекарства, колдовскую помощь и прочие плюшки.

Лиза знала, что отчим — сам пришлый. Он как-то упоминал, что появился здесь меньше пятнадцати лет назад, через Изнанку. Интересным было то, что из пятидесяти с лишком взрослых человек, живущих в поселении на данный момент, никто тех времён не застал. Что случилось с предыдущими, настоящими хозяевами, знал только Олег Дмитриевич.

На ферме, в отличие от Гомеля, централизованные электричество, водопровод и отопление отсутствовали. Но генераторы имелись, и в некоторых зданиях при необходимости всё это включалось. Редко, правда: Олег Дмитриевич считал, что бережливость — залог благополучия. Хотя в доме, в котором жил он сам, топливо не особо экономилось. Но никто не роптал: к хозяину часто приезжали гости, мутные и не очень, он сам, лично, вёл подробнейшую документацию поселения, иногда засиживаясь допоздна, и его компьютер практически не выключался. Олег Дмитриевич давно мечтал «электрифицировать» вообще всю ферму и вдобавок создать локальную сеть, чтобы это ни значило, но ресурсов пока не хватало.

Антон, не заезжая непосредственно в деревню, свернул налево, к погосту. Егор тоже не стал заворачивать на склад, а поехал в центр, прямо к дому отчима.

На улице было безлюдно, но в зданиях кое-где в окошках горел свет: рановато для сна. А в маленьких окошках псарни, мимо которой они проехали, вообще свет был электрическим, и еле слышно тарахтел включённый генератор. Лай стоял просто сумасшедший.

«Надо будет заглянуть, мама там сейчас, наверное».

— Петрович, ты со мной или домой?

Лиза с неохотой ответила:

— Надо к отцу. Он сказал сразу ему на глаза показаться, как вернусь. Только про приключение в лесу давайте вы сами расскажете, я в кухне посижу, отогреюсь. После вас пойду.

— Как хочешь. А я хотел Дмитричу расписать в красках, как ты нас спасла. А хотя знаешь? Всё равно расскажу. Похвала от бати лишней не бывает, — подмигнул свинопас.

— Спасибо.