Навья кровь (СИ)

Глава 4

Так близко работоспособный, двигающийся поезд, Лиза смогла рассмотреть впервые в жизни. В Гомеле использовали несколько грузовых составов для «делания бизнеса», но девушка видела их очень редко, издалека и вообще в неразумном детстве — кто же на вокзал, в сердце поселения, пустит неразумного ребёнка?

А ферма отчима находится далеко от железнодорожных путей.

Так что, когда чёрный паровоз величаво, медленно подъехал к перрону и с громким шипением в последний раз выпустил пар из трубы, девушка почувствовала что-то вроде восторга.

«Вот это махина!»

Паровоз притащил пять цистерн и одну платформу, заставленную небольшими домиками-павильонами, в которых приехали торговцы. Выходить они не спешили — сначала показались люди в бронежилетах и с оружием, впрочем, демонстративно опущенным или вовсе повешенным за спинами. Так же, как и у встречающих гомельчан. Два колдуна, стоя отдалении от основной толпы, в тени вокзальной стены, мудрёно замахали руками. Защитные устройства, выглядящие, как ящики для фруктов, заранее расставленные на перроне, засветились изумрудным светом.

Через две минуты колдуны что-то проговорили в рацию, развернулись и ушли — их работа была окончена. «Ящики» погасли. Напряжённость и настороженность сменилась радушием, и из домиков показались совсем другие люди — одетые менее воинственно и выглядящие не опасно.

«Женщин — ни одной. Тоже берегут от чужих глаз».

Суета на вокзале, и до этого довольно активная, достигла апогея. Нетерпеливый Тимур Каримович первый что-то закричал в рацию, и через пару минут на перрон въехали три лошади с небольшими цистернами вместо саней. Начали с помощью шлангов переливать топливо. Приехавшие торговцы пригласили местных в «домики», видимо, чтобы показать дополнительно привезённый товар, а часть из прибывших повели на гомельский склад, чтобы тоже предложить что-нибудь на обмен.

Любопытство закончилось быстро. Уже через четверть часа девушке стало нестерпимо скучно наблюдать за процессом. Она зевнула раз, другой, потом отошла от окна, легла на один из трёх топчанов, свернулась калачиком и мгновенно заснула.

Когда дверь с грохотом распахнулась, за окном уже неплохо так посерело — фонари ещё горели, но последние минуты. Улицу и без них было хорошо видно.

— Вот она! — в комнату ворвался Демидченко. За ним маячил нервный Тимур Каримович и ещё кто-то.

Лиза резко села, сжалась в комок. Нависающие мужчины её здорово напугали.

— Ну-ка, пошли со мной! — взвыл Демидченко и схватил её за руку.

— В чём дело⁈ — вырвалась она, не делая попыток встать.

— Иван Николаич, выдохните. Не пугайте барышню, — сказал, заходя, третий.

Это оказался один из тех колдунов, что пару часов назад изучали приезжих. Их всего двое в «силовом блоке» служило и, поскольку раньше девушка с магами практически не пересекалась, она даже не совсем точно знала, кого из них двоих как зовут.

Очень высокий, узкоплечий, длинноносый. Увешанный кольцами, кулонами, как новогодняя ёлка, но не для красоты. Девушка знала, что во всех этих штуках заёмная из изнанки Сила, которой пользуются те, кто обладает сверхъестественными способностями.

У девушки внутри всё сжалось.

— Петрович, да? — Ударение маг поставил правильно. — Вы ночью общались с Димой Дуровым, так?

— Да так, я видел! Они под моим кабинетом сидели! — рявкнул Демидченко.

У колдуна на дне глаз полыхнули изумрудные искорки.

— Ваня. Заткнись, — ровно сказал он, садясь рядом, на топчан.

Лиза пискнула:

— Меня в чём-то обвиняют?

— И что я говорил? — посмотрел с упрёком на Демидченко колдун. — Человека напугал. Выйди-ка лучше.

Начальник миграционного отдела засопел, но покорно вышел, закрыл дверь с той стороны. Аккуратно и тихо.

— Я останусь, — скрестил руки на груди Тимур Каримович. Он пожевал губами, придумывая повод. — Она — моя подчинённая.

— И дело, конечно же, не в любопытстве? — хмыкнул колдун.

Тимур со вздохом возвёл глаза к потолку: мол, как ты, товарищ маг, мог подумать такое?

— Что-то случилось? — не утерпела Лиза.

Колдун кивнул.

— Вы ведь с Дуровым хорошо знакомы?

— Ну как… учились вместе, в школе. А потом почти не общались, он ведь на два года старше меня, да и переехала я.

— Он рассказывал, где был? Показывал свою находку? И вообще, расскажи подробно, о чём вы беседовали возле кабинета Ивана.

Лиза, чувствуя, как внутри разжимается комок тревоги, передала смысл беседы. В конце концов, ничего противозаконного они не обсуждали и тем более не делали.

Маг задавал уточняющие вопросы: «Точно в Добрушском направлении? Сколько, сколько километров? Пилил или отрезал? Больше он ничего не брал у трупа? Так и сказал, кондрык, то есть, единорог? Дмитрий, что, думал, что это один и тот же нечистый, серьёзно? А как он вообще определил, что это именно единорог?»

И так далее, и тому подобное. В конце концов он отстал:

— Большое спасибо. Это всё. Ты мне очень помогла.

И ушёл.

Лиза осталась сидеть, хлопая глазами и по-прежнему ничего не понимая. Тимур хмуро сказал:

— Пошли отсюда. Сейчас охрана вернётся, не будем пацанам мешать отдыхать. Нам поговорить надо, а я свободен уже.

Взбудораженность на вокзале исчезла, словно её и не было. Поезд всё ещё стоял на перроне, но вокруг него уже никто особо не бегал. Видно, основные дела уже порешали, и гостей повели отдыхать. Или ярмарку разворачивать, если привезено много всякого нужного и полезного.

Лиза по дороге не утерпела и изменила своим молчаливым принципам:

— А что случилось? И почему Демидченко так верещал?

Тимур сбился с шага, но всё же ответил, хоть и с неохотой:

— У Ивана нервы сдали. Ночь чумная, ты ж сама видела. Да ещё такое… Вот ты сказала, что твой одноклассник пошёл на автовокзал. Так вот. Не дошёл он.

— Как?

Тимур, открывая дверь в свой кабинет, бросил через плечо:

— А вот так. Нашли его за старой гостиницей. Рог в глаз себе воткнул, до мозга. Так и лежит. Руки раскинуты, чёрная дрянь эта в глазнице торчит, искрит лиловым, м-да. Жуткое зрелище. Заходи.

— Как чёрная? Я же видела — рог белый был, аж до рези в глазах.

— Вот именно. Демидченко так же описывает. Присаживайся. Вот Михаил и решил тебя расспросить заодно, ему ж расследование проводить. Скорее всего, пацан ошибся, и никакой это не дохлый единорог был, а что-то похуже. Или единорог, но чёрный, а это твари те ещё, но их в наших краях отродясь не водилось. Но Михаил в шоке, он говорит, ни разу не слышал, чтобы рога любых нечистых коней цвет меняли. Да ещё на территории города, да во время приезда чужаков, ещё и в первый раз с ними работаем… Будем разбираться, на уши всех силовиков подняли. В общем, дел невпроворот.

Димона было жалко, конечно, но неожиданной его смерть Лиза не назвала бы. Скорее, закономерной. Не зря она думала, что он не доживёт до весны. Оказывается, не ошиблась, скорее, наоборот — отмерила слишком много времени.

— А… а приезжие так не могли?

Тимур Каримович хмуро покачал головой:

— Они всё время на глазах были. Все. Колдунов, нечисти среди них нет. Ни на секунду ни одного из внимания не выпустили. Да они до сих пор под приглядом. Не они это. Хотя я сам тоже, как труп увидел, в первую очередь о чужих подумал.

— Димка всегда бестолковым был. Врать мне он не стал бы, незачем, но вот сам обмануться — запросто. Скорее всего, этот рог действительно от какого-то опасного создания. Зря он сталкерством занялся, там мозги нужны. И осторожность. И знать много нужно.

— Ты прям мои мысли вслух, дословно практически.

Главный курьер замолчал и уставился на Лизу так, словно в первый раз видит. До него вдруг дошло, почему она всегда заставляет его слегка нервничать, и как это исправить.

Тимур привык, что женщины любят комплименты, думают о браке, мечтают о всяком несбыточном и вообще, нежные, мягкие, хоть и глуповатые создания. Сентиментальность, поиск мужского плеча, котики-детишки… И хоть характеры женские часто не сахар, любую Тимур мог успокоить парой слов. Подход у него был выработан давно, до конца света, во время работы менеджером в салоне связи, и ещё ни разу не подводил. Даже старуха, толстуха или уродина тает от ласкового слова, а если ещё и не тыкать одним и тем же ключом во все замочные скважины, а к каждой подбирать более-менее подходящую отмычку, то вообще проблем с дамами не бывает.

С Петрович ничего такого не работало. Ни одна имеющаяся отмычка не подходила. От комплиментов девушка шарахалась и отвечала взглядом, полным подозрений. В романтизме замечена не была ни разу, кокетство в ней отсутствовало напрочь, да и глаза эти чёрные, если честно, не слишком настраивали на поиск подхода.

Видно, дело в отчиме. Весь Гомель знал о тяжёлом характере Олега, и почти все догадывались, как он «воспитывает» семью. Тимур Олега терпеть не мог, даже презирал слегка, на что у него были веские причины. А Лиза тому ещё и не родная. Неудивительно, что она выросла немного диковатой. Большинство в её возрасте по двое-трое детей уже имеют, а эта… да целовалось ли она хоть раз в своей жизни?

— Знаешь, Петрович, поговорку? У умных людей мысли сходятся.

— Первый раз слышу.

Тимур кивнул и уставился невидящим взглядом в окно. Он анализировал поведение Петрович эти последние дни и вообще, характер. Молчаливость, ответственность, серьёзность. Он вдруг подумал, что она, конечно, не умнее большинства мужчин, но некоторых экземпляров, как например, Димы Дурова, вполне. И сила эта двужильная…

Смерть Дурова нарушила планы Тимура. Он хотел «вырастить» из пацана верного сотрудника, которому можно доверить деликатные поручения. Что-то между курьером и искателем. Старшее поколение привыкло к вольнице — что нашли, то городу передали, а заказы на поиск конкретных вещей брать в основном отказываются. Также и посыльные — ходят из точки «А» в точку «В», исключительно через телепорты. А рисковать не хотят.

Но мир всё время меняется, запросы человеческого общества тоже. Функции курьерской службы давно пора расширить.

Одна беда — молодое поколение не слишком интересуется работой на город. По сути, из юных, а значит, любопытных и рисковых, в распоряжении Тимура сейчас имелись только Лиза Петрович и неожиданно ставший покойником Дуров. Выбор, мягко говоря, невелик.

«Надо с ней, как с толковым пацаном, а не девкой. Может, она и страшненькая такая, потому что умная. Попробовать, всё-таки, поработать? А там посмотрим».

— В общем, Аллах с ним, с искателем. У нас другой разговор.

Лиза ничего не сказала, лишь уставилась на него своими чёрными глазами.

«Во, опять. Прямо в душу».

Но на этот раз никакой тревоги и смущения Тимур не ощутил и окончательно уверился в правильности своих выводов.

— Значит, так. Поговорим как взрослые, лады? Мы тебя в штат взяли, но, если честно, я не рассчитывал на твою дальнейшую работу, ну, самостоятельно, без Грековых.

Выражение лица девушки не изменилось. И взгляд она не отвела. Словно статуя.

— Э-э-э, вот. Ты, когда поезд шла смотреть, я сказал, что поговорим. Так я это, как раз и хотел сообщить, что тебе надо искать другое, э-э-э, место в жизни.

Лиза моргнула. Тимура всё-таки проняло, он поёжился, вскочил, стал мерять шагами кабинет.

— Ты не подумай, малая, что я женоненавистник и всякое такое, нет! Но ты не заметила разве, что бабы не работают курьерами, а поисковиками — тем более?

— Ирина Грекова, — обронила девушка.

— Ну так она же не одна, а с напарником, мужем к тому же. Тяжести, опасно… Ты представь: баба мешок картошки занесёт в какое-нибудь поселение, а её там тюкнут по башке, по кругу попользуют, свиньям скормят, а мне скажут, что она где-то в пустошах потерялась, а? Я поэтому пытался тебе напарника подобрать…

— Что такое «по кругу»?

Тимур споткнулся на полуслове, сплюнул:

— У матери спросишь. Или у подружек, что поопытней.

Лиза наконец-то проявила человеческую эмоцию: смутилась, отвела глаза:

— Я, кажется, и без объяснений поняла.

— О чём это я? А, да. Из посыльных почти никто не согласился с тобой работать. Не потому, что ты там не такая какая-то, а потому что ты женщина. Кто-то не хочет лишнюю ответственность брать, кто-то не хочет истерики в дороге выслушивать.

— Я не истерю, — удивлённо вставила Лиза.

— Стереотипы, Петрович, они такие. И откуда ты знаешь, истеришь или нет? Это только со стороны видно. В общем, ещё ночью я хотел тебя уволить.

— Но вы сказали, почти.

Тимур Каримович снова сел за стол:

— Те, что согласились с тобой работать, и сами могут. Ну, тюк по башке и свиньям. Или в рабство. Работу я им доверить могу, а бабу — никак.

Лиза открыла рот, чтобы уточнить имена. Ей вдруг показалось, что людей, способных на такое, надо знать, чтобы обходить стороной. Но потом решила, что в данной беседе есть темы и поважнее, и рот закрыла.

— Но решил, понимаешь, не спешить. Есть поселения, люди, которым я доверяю. Вот с ними и поработаем потихоньку. Будешь письма носить, газетки. Исключительно через телепортатор. Грузы небольшие, туда, сюда…

— Одна?

— Ты отказываешься?

— Нет. Я с удовольствием буду работать одна.

— Вот и хорошо. А там зарекомендуешь себя, может, наши мужики и оттают. Найдём тебе в конце концов напарника. Или ещё девки подтянутся, на тебя глядя. Сформируем бабский сталкерский батальон.

Тимур рассмеялся собственной шутке.

— Или вы поймёте, что я прекрасно работаю в одиночку.

— Или так, — перестал смеяться Тимур и согласно кивнул. — В общем, жду тебя послезавтра, утром. Заказик имеется. А пока иди.

Лиза поднялась, пробормотала «спасибо большое», и ушла.

Тимур снова уставился в окно. На улице занималась метель. Его не то, чтобы терзали, но тревожили сомнения — правильно ли он поступил? Потом вспомнил про Олега Дмитриевича и успокоился. Такому козлу по носу щёлкнуть стоило. Вырвать, так сказать, из сферы влияния хоть кого-нибудь.

После конца света мировые религии пришли в упадок, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Но происходящее вокруг не вписывалось в священные книги любых верований. В приличных обществах подобное вслух не обсуждали, каждый с разрушением своих взглядов на жизнь справлялся сам, как умел. Традиции, ритуалы разных сторон света очень медленно, с неохотой, но всё-таки смешивались, переплавлялись в нечто новое, но процесс этот обещал затянуться на несколько поколений.

Сам Тимур в молодости не отличался особой религиозностью, он был светским человеком, хоть и считал себя мусульманином. Потом, во времена лилового тумана, был период яростного фанатизма, за которым пришло философское отношение к творящемуся вокруг. На многие вещи главный курьер стал смотреть сквозь пальцы, а кое-что из традиций вообще отринул, как бессмысленное. Но цинизм и неуважение к вере предков, причём любой, Тимура до сих пор коробили.

Олег Дмитриевич поначалу тоже позиционировал себя мусульманином, и при этом единственное, что он взял из этой религии — многожёнство. Тимур ни разу не видел, да и не слышал от кого-то о том, чтобы Олег совершал намаз, ел только правой рукой или поминал Аллаха. И не только Тимур, так что в конце концов к фермеру возникли вопросы. Тот раздувать конфликт не стал, а сообщил, что общественность ошиблась: он не мусульманин, а мормон.

В общем, отвратительный тип без каких-либо устойчивых ценностей, который готов объяснить собственную развращённость чем угодно. Хотя некоторые в Гомеле называли Олега благодетелем: он женился раз двадцать, и большинство невест были в далеко не юном возрасте, с детьми. Все они дружно трудились на ферме и вроде бы жили, как у бока за пазухой.

Наёмные работники, старики и мальчишки-сироты, которых пригрел Олег Дмитриевич, не особо распространялись о том, как там, на ферме. Да и как они могли это сделать? Два раза в месяц в Гомель приходил караван с продукцией — его сопровождали молчаливые охранники, сам Олег приезжал раз в неделю на заседание городского совета и не слишком болтал о личном, да вот угрюмая Лиза, от которой вряд ли лишнего слова дождёшься, зачастила в город в последнее время. Остальные сидели в десяти километрах от города и носа оттуда не показывали.

Впрочем, какая разница? Живут себе и живут, как могут. Как все.

Сам Тимур думал, что на ферме что-то вроде рабства, но особо своим мнением ни с кем не делился.

Ярмарку всё-таки организовали. Лиза до полудня успела пробежаться по рядам и даже выменяла гречку на маленький брусочек рыжего мыла, попахивающего навозом. Торговец уверял, что после того, как оно вспенится, неприятный запах сменится на аромат яблок. Девушка не слишком поверила, но решила не отказываться, так как с продуктами на ферме проблем не было, а вот со средствами гигиены — очень даже.

Спирт обменивать не стала. Полезная в хозяйстве вещь, как ни посмотри. И ценится выше крупы, да и мыла тоже.

Долгое время простояла возле продавца гаджетов. Ей давно хотелось приобрести планшет или хотя бы телефон из прошлой эпохи. Делать фотографии, надиктовывать собственные мысли, скачивать в библиотеке книги и читать их, и вообще — сколько всего можно творить с подобной техникой?

Пока для неё подобные вещи были дороговаты. Но отчим обещал, что, если Лиза выйдет на стабильный доход, сам даст ей телефон — в дороге такое лишним не бывает. Правда, заработанное за четыре предыдущие «ходки» Олег Дмитриевич забрал на нужды семьи.

«Ну, мыло я ему точно не отдам, пусть хоть убьёт. Ни за что».

Помыкавшись по ярмарке, пошла в библиотеку. Надеялась найти там Марию Николаевну. Но старая учительница, видно, тоже любопытничала где-то в районе вокзала — на двери висел замок. Девушка решила, что это к лучшему — сначала нужно дочитать книги, взятые в прошлый раз, прежде чем показываться на глаза.

Лиза вдруг поняла, что устала от города. Захотелось домой, к тёплой печке. И она пошла к месту встречи со своими. На городские склады, устроенные в когда-то жилом доме недалеко от вокзала.

«Свои» были уже здесь.

Двое саней, набитых ящиками со свининой, гигантскими по объёму мотками ниток из собачьей шерсти, квадратными пластами сыра и прочими дарами фермы вроде мешочков с сушёной зеленью, берёзовыми вениками и другой дребедени.

— О, Лизка! Пришла? Отлично. Ну-ка, хватай ящик, — скомандовал Егор Павлович.

Егор Павлович заведовал на ферме свинарниками. Он и сам был похож на счастливого поросёнка — круглый вздёрнутый нос, румяные щёки, маленькие глазки и упитанные бока. Дядька очень любил болтать, поэтому с молчаливой Лизой у них был откровенный неконтакт. Но при этом отношения оставались хорошие.

Лиза поставила один ящик на другой, взялась за нижний, поднатужилась и понесла продукты в дом. На выходе из подъезда столкнулась со «сводным братом» — ещё одним пасынком Олега Дмитриевича.

Антон был старше Лизы лет на десять. У него уже у самого имелись жена и дети. Однако от отчима он не уходил, продолжал горбатиться на ферме. Жил Антон со своей семьёй в доме, который стоял на другом конце поселения, с Лизой практически не общался.

— Ты здесь уже? Хорошо, что ждать не придётся, — бросил он и пошёл к саням.

Ещё здесь был охранник. Снова незнакомый. Охранники вообще у Олега Дмитриевича менялись с бешеной скоростью. Да и нанимал он их непонятно, где, но явно не в Гомеле и не в поселениях-спутниках. Типичные чужаки. С оружием, прокачанные, холёные, молчаливые. За общий стол не садились, крестьянской работой не занимались, охраняли караваны, поля, амбары и сараи. Держались особняком, ни с кем, кроме хозяина, почти не разговаривали.

Закончили быстро. Довольный Егор Павлович нагрузил сани канистрами с топливом, мешочками с серебром и железяками непонятного назначения, и сел на место возницы. Вторыми санями управлял Антон, охранник оседлал снегоход. Лиза нашла под вещами тёплый толстый плед, завернулась в него по самые брови и умостилась среди ящиков и мешков позади Егора Павловича. Приятно пахло бензином.

— Поехали, — скомандовал свинопас и дёрнул вожжи.

— Подождите!

— Тпру-у-у, — недовольно крикнул Егор Павлович. — Ну, кто там ещё? А, здорова, Тимоха.

Со склада к ним спешил мужчина, разодетый почти так же, как покойный Димон Лохматый, только вещи его были гораздо качественней.

«Искатель. Опытный», — подумала Лиза и неизвестно чему вдруг остро позавидовала.

— Вы же за Фестивальный едете?

— Агась.

— Подбросьте меня до обрыва.

С тех пор, как лиловый туман исчез, люди говорили именно так: не Ерёмино, Добруш, район Фестивальный, а Ерёминское, Добрушское направление, или, например, «бывший Фестивальный». Причина та же — перекроенная поверхность земли. Но потихоньку и это уходило — многие территории, прилепившиеся к Гомелю, имели свои названия, которые можно было узнать по табличкам, надписям на зданиях или по каким-то приметным постройкам.

Но ферма Олега Дмитриевича была из безликих, так что она называлась по «направлению». Или просто «фермой Дмитрича».

— Чего ж не подбросить, — кивнул Егор Павлович. — Ко мне садись, в тех санях места нет. Лизка, подбери копыта.

Лиза немного сместилась в сторону. Усатый сталкер приветливо ей кивнул, снял рюкзак, поставил на дно саней, а сам сел рядом с возницей.

— Но!

Лиза разглядывала предметы, притороченные к рюкзаку — литровую кастрюльку, спальный мешок, большой фонарь, и прислушивалась к разговору, который мужчины завели сразу же.

— Видел поезд?

— А то ж. И даже вот что, — свинопас обернулся вполоборота и по-хозяйски похлопал по ближайшей канистре. — Хороший обмен.

— Я вот всё понять не могу — как они доехали? Неужели до Липецка железная дорога целой осталась?

Егор оставил в покое топливо и снова стал глядеть вперёд:

— А кто его знает. Насколько я помню, маршрута Гомель-Липецк, ну, прямого, раньше вообще не было. Через Москву ездили. Может, они кругаля шли.

— Может. Или рельсы на месте.

— Так а ты проверь. Ты ж искатель, тебе и карты в руки.

— Пешком, что ли? — Тимоха хмыкнул. — Я так за год не обернусь.

— Зачем пешком. Попросись к этим, попутчиком, вот как к нам сейчас. Подбросят.

— Не знаю, — засомневался сталкер. — Люди незнакомые, и направление не отработано. Если только в паре с кем-нибудь…

— Ну так а что такого? Вокруг го́рода вы уже всё подчистую вынесли. Вот ты сейчас в нашу сторону зачем?

— После обрыва налево.

— А-а-а, в ту высотку, что в лесу?

— Ну.

— Ты в курсе, что там осенью целое гнездо гарпий нашли?

— В курсе. Поэтому и иду зимой. Может, передохли…

Полноценная метель так и не началась. Ветра не было, так что снег падал крупными хлопьями, почти вертикально. Лиза осторожно отодвинула рюкзак, чтобы можно было выпрямить ноги, ещё плотней закуталась в плед, закрыла глаза.

Снег под полозьями тихо поскрипывал, лошадь периодически мирно, совсем по-человечески вздыхала, ровные голоса мужчин убаюкивали. Девушка не заметила, как в который раз за этот день заснула.