Найти Джейка

ГЛАВА 17 Джейк. Одиннадцать лет

За последние десять месяцев я забирал Джейка из дома Дуга слишком часто, и после каждого визита мое раздражение росло. Мне хотелось побеседовать с мальчиком или с его матерью хотя бы разок за все это время. А уж отец парня, честно говоря, меня просто бесил. Я пытался расспросить Джейка, собрать по кусочкам хоть какие-нибудь сведения о Дуге и его семье, но мне почти ничего не удалось узнать. Нет, сын не уклонялся от ответа, а скорее, как ребенок, просто не обращал внимания на то, что было важно для нас, взрослых.

Вот и сегодня Джейк запрыгнул в машину, сияя от возбуждения.

— Привет, пап!

— Привет, дружище. Как дела?

— Отлично! — И тут его прорвало: — Знаешь, у Дуга есть крутое ружье для пейнтбола, и мы стреляли по стервятникам там, на пруду.

— Ого! Здорово! — Я повысил голос. — Шариками с краской?

— Нет, просто шариками.

— Значит, это ружье для страйкбола.

— Нет, для пейнтбола.

И тут, неожиданно для себя, я заорал на сына:

— Хватит уже спорить по каждому поводу! Мне лучше знать!

После моего выпада в машине воцарилась тишина. Я взглянул на Джейка в зеркало и увидел, что он отвернулся к окну.

Желая вернуть то радостное возбуждение, которым сынишка был готов поделиться со мною, я мучительно подыскивал слова, но они исчезали, не добравшись до губ. Загадочный мир подростка оказался слишком трудным испытанием для меня, и ничего достойного я так и не придумал. Тишина разрасталась, заполняя все пространство между нами.

Когда мы приехали домой, Джейк вылез из машины и сразу направился в дом. Я последовал за ним, пытаясь прочитать его мысли, пользуясь языком тела. Его уверенная походка не изменилась, а когда он поздоровался с матерью, мне показалось, что и голос его звучит как всегда, словно бы ничего не произошло.

Я сел на диван. Случившееся не давало мне покоя, но я подумал: а сам Джейк помнит ли о моем срыве? Для меня-то это означало серьезное нарушение кодекса поведения, недопустимое для родителя. Ребенок прибежал ко мне, готовый поделиться радостью, а я грубо разрушил весь праздник только потому, что мне не нравился его друг. Я повел себя, как хулиган-старшеклассник в школьной столовой.

Как обычно в таких ситуациях, я обратился к опыту собственного детства, перебирая в памяти своих тогдашних друзей. Одного приятеля, Фрэнки, родители которого развелись, сначала поймали в парке с ножом, когда он вымогал у младшего школьника карманные деньги. Дальше — больше, и, в конце концов, он загремел в тюрьму за вооруженное нападение. Второй мой приятель, Грэг, как-то раз порезал меня бритвой в школьном автобусе. О нем мне было известно лишь, что он потом попал в страшную автомобильную аварию, после которой чудом выжил. Близнецы Стюарты тоже были теми еще кадрами: подожгли лес позади соседского дома; правда, теперь они наслаждаются жизнью в солнечных краях в обществе красивых жен и здоровых детей, занимаясь программным обеспечением и загребая деньги лопатой.

Постепенно я перестал злиться на себя, и Рейчел застала своего мужа, так сказать, всего лишь булькающим на медленном огне. Она вошла в гостиную и, увидев меня, покачала головой:

— О чем ты опять думаешь?

— Мне не нравится этот Дуг, — признался я. — Мне все время кажется, что лучше бы Джейку держаться от него подальше. Нашему сыну нужны другие друзья… более нормальные.

Она присела рядом.

— Послушай, мне, если честно, он тоже не нравится, но не забывай о том, что наш Джейк — удивительный ребенок, у которого есть своя голова на плечах, и эта голова — одна из лучших на свете. Я ему полностью доверяю.

— Да, но при этом Джейк почти не общается с детьми Карен. Упорно сопротивляется, как я его ни уговариваю. Я имею в виду, что иногда он становится слишком застенчивым. Что, если наш сын останется совсем один? Я…

— А ну прекрати, — велела Рейчел.

Я взглянул на жену. Она невозмутимо выдержала мой взгляд.

— Понимаю, что опять чересчур беспокоюсь, — признал я. — В следующий раз постараюсь вести себя по-мужски.

— Может, тебе действительно стоит попытаться вести себя по-мужски?

— А, может, это тебе стоит… — Я возмущенно засопел, но вовремя заставил себя остановиться. Когда я продолжил, мой голос звучал тихо, но был ледяным: — Я знаю, что у нас есть проблемы. И считаю, что они достаточно серьезные. Иногда мне кажется, что наши лучшие времена уже позади.

— Не могу не согласиться, — фыркнула Рейчел и вышла из комнаты, даже не оглянувшись.

Я услышал, как она поднимается наверх. И вскоре оттуда раздался смех: моих сына, дочери и жены. А я продолжал в одиночестве сидеть на диване.

Я тоже мог бы присоединиться к ним. Они бы с удовольствием приняли меня, и позволили разделить их веселье. Мне не стоило постоянно ввязываться в споры с Рейчел. Все эти мысли копошились в моей голове, но я упорно оставался сидеть на диване. Вечер шел своим чередом, со всеми его изъянами и недостатками, как будто небесный сценарист диктовал нашу историю сверху, и этот сценарий, признаться, мне не очень нравился.

Родители рассыпались по школьному спортзалу, занимая удобные места перед импровизированной сценой. Джейк с Максом, наравне с сотней других четвероклассников и пятиклассников, собирались попробовать свои силы в ежегодном шоу талантов. Я мог бы и не присутствовать там: многие мамы и папы не пришли, но мне было интересно посмотреть, как будут выступать наши дети.

Когда наступил их черед и два друга появились на сцене, я в волнении передвинулся на край скамейки. В черных костюмах, как будто они собирались на свадьбу, и в черных очках в тяжелой оправе, Джейк с Максом вышли на середину сцены, держа в руках гитары, которые Джейк и Лэйни получили в подарок на Рождество. Зазвучала песня из сериала «Сыромятная плеть», и они стали открывать рты в такт словам, изображая при этом игру на гитаре. Но где-то примерно на середине песни музыка вдруг оборвалась, и ребята в растерянности переглянулись. И неожиданно зазвучала песня «Карман, полный солнечного света» в исполнении Наташи Бедингфилд. Тогда приятели отложили гитары в сторону и принялись вытворять нечто невообразимое, импровизируя на ходу. По правде сказать, представление было на этом закончено, и Джейк с Максом просто дурачились. Я слышал, как дети за кулисами смеются и зовут их обратно. Учителя, казалось, ничего не имели против замены сценки из классического вестерна на образец современной поп-культуры.

Я же из последних сил старался не расхохотаться. Это может показаться невероятным, но я не имел никакого отношения к их номеру. Я даже не знал, почему ребятам вдруг пришла в голову такая идея. Их креативность, надо признаться, впечатлила меня. Сами ли они организовали это шоу или им помогли учителя, я все равно считал, что они — большие молодцы.

Когда выступление закончилось, я пробрался в холл в ожидании, пока друзья выйдут. Я рассматривал плакат, осуждающий хулиганство, который висел рядом с правилами посещения школы посторонними лицами, и, как водится, размышлял о жизни. Выглянув на парковку, я увидел поток родителей, которые сновали туда и обратно, забирая своих детей после школьных мероприятий.

Поведение родителей со времен моего детства сильно изменилось, я уж не говорю о том, какой грандиозный размах приобрела нынче внеклассная работа. Теперь в школах есть столько разных кружков и секций: по легкой атлетике и спортивным играм, шахматный и театральный, есть клуб любителей «Лего», организации скаутов и факультативы по иностранным языкам.

Наблюдая за копошением родителей, извлекающих своих детей из школьного улья, я вспоминал собственное детство. Моя мама вышла на работу, когда я учился в начальной школе. По утрам мы вместе выходили из дома, и я шел к соседям, где и сидел час-полтора в ожидании школьного автобуса. Меня сажали у телевизора, но не разрешали переключать каналы, и вместо «Тома и Джерри» и прочих мультиков я каждое утро смотрел выпуск новостей. Поэтому я хорошо помню кризис, разразившийся после захвата заложников в Иране, и арест Уэйна Уильямса, серийного убийцы из Атланты. Тогда же всю страну, если не весь мир, потрясла история Адама Уолша.

Я хорошо помню, как впервые услышал про него: это случилось незадолго до моего десятилетия. Адам Уолш, мальчик всего на пару лет младше меня, был объявлен пропавшим без вести. Все лето я слышал только обрывочные сведения о нем, но не мог не заметить, как сильно изменилось поведение моих родителей. Теперь мама не разрешала мне отходить от нее ни на шаг, когда мы ходили по магазинам. Папа подозрительно следил за любым незнакомцем, проходившим мимо нашего дома, хотя раньше такое поведение показалось бы невежливым. Правда, дети по-прежнему носились ватагой по округе, и я продолжал ходить в бассейн с сестрой, а потом все на некоторое время вернулось на круги своя.

Но вот начался учебный год, и я опять оказался перед телевизором, каждое утро созерцая новости.

Ужасные детали гибели мальчика, которые с экрана телевизора дикторы повторяли снова и снова, потрясли мою детскую душу. Например, рассказ о том, что голова ребенка была отрезана (после смерти, по утверждению ведущего). Еще помню, как один репортер упоминал о людоедстве. В глазах десятилетнего мальчика шокирующие подробности выглядели еще страшнее.

В течение долгих месяцев и даже лет журналисты не оставляли в покое эту историю, кружа вокруг нее, подобно шакалам.

Адам Уолш пропал в универмаге. Мать оставила его возле игровых автоматов, где он наблюдал за игрой других, а сама зашла в соседний отдел. Она отсутствовала не более шести минут. Это стало известно благодаря охраннику, который разогнал детей и выпроводил их на улицу. Я думаю, что эти шесть минут изменили мир. Мысль о том, что они могут потерять ребенка в течение такого короткого времени, засела глубоко в сознании родителей. Этот страх со временем становился все сильнее.

Насилие случалось, безусловно, и до истории с Адамом Уолшем. В этом нет никаких сомнений. Но ни один случай до этого не был так подробно описан и изучен в мельчайших подробностях, по крайней мере, мне не удается припомнить ничего похожего. Мне кажется, именно он послужил отправной точкой для сначала ежемесячных, потом — еженедельных, а впоследствии и ежедневных историй об убийствах, издевательствах, изнасилованиях, избиениях, смерти от голода и даже каннибализме, которые сейчас показывает наше телевидение.

На протяжении многих веков преступная сторона жизни была уделом меньшей части человечества, но в те дни усилиями СМИ она превратилась в историю большинства. То, что раньше казалось, конечно, ужасным, но очень далеким ночным кошмаром для большинства родителей и их детей, трансформировалось в ежедневную реальность. Взрослые сумели приспособиться к душераздирающим историям и продолжали жить дальше, как ни в чем не бывало. Но ребятишки, которые впоследствии тоже стали папами и мамами, так и не смогли избавиться от хоть поблекших со временем, но все же глубоких шрамов в подсознании, навсегда изменивших их собственное родительское поведение.

Всего шесть минут потери контроля.

Я думаю, что именно этот фактор привел к потере свободы детства в нашей стране. Когда-то единственным ограничением этой свободы был колокольчик, которым нас звали к обеду. Теперь же появились даже родительские эскорты, по очереди развозящие детей в школу.

Вот о чем я думал, когда Джейк и Макс, смеясь, показались в дальнем конце вестибюля. Я спокойно наблюдал за их веселой возней. И вдруг мое сердце сжалось. Дуг Мартин-Кляйн спустился по лестнице и оказался прямо у них перед носом. Я стал невольным свидетелем произошедшей потом неприятной сцены.

Джейк заметил Дуга, что-то весело сказал ему, продолжая улыбаться. Дуг в ответ лишь тихо процедил пару слов сквозь зубы, не разжимая тонких губ и поглядывая в сторону Макса. Макс перестал улыбаться и резко бросил что-то Дугу в ответ, и напряжение между ними стало очевидным. Дуг повернулся и ушел, всем своим видом демонстрируя холодность и отчуждение, а Джейк гневно накинулся на Макса. Макс затряс головой, возражая, и теперь уже Джейк повернулся к нему спиной и, явно огорченный, направился ко мне. Макс плелся позади.

Мое недавнее чувство умиротворения исчезло настолько внезапно, что я аж задохнулся. Я надеялся, что это чувство вернется ко мне, но к машине мы шли в тягостном молчании, и всю дорогу до дома Макса мальчишки не проронили ни слова. После того, как мы высадили Макса возле дома, я надеялся, что Джейк расскажет мне, что произошло, но напрасно. И мне пришлось самому проявить инициативу.

— Чего у вас там случилось?

Джейк потянул шнурок своего капюшона.

— Ничего.

— Пожалуйста, расскажи. Я не буду сердиться.

— Да ничего особенного.

— Джейк, ты же знаешь, что лучше мне все рассказать. Может быть, я смогу помочь.

Сын тяжело вздохнул:

— А это обязательно?

— Нет, но очень желательно! — улыбнулся я.

Джейк не поддержал мою неуклюжую попытку пошутить.

— Макс просто сказал кое-что Дугу, и теперь он будет на меня злиться.

— А что именно сказал Макс? — спросил я.

— Он назвал Дуга ненормальным. — Джейк помолчал. Может быть, мне показалось, но когда Джейк продолжил, он как будто хотел сам себя в чем-то убедить: — А Дуг нормальный, он просто замкнутый.

Я старался подобрать правильные слова. Это был важный разговор. Я помедлил секунду и посмотрел в окно. А затем поинтересовался:

— А Дуг сильно огорчился?

— Я думаю, да. Хотя по нему не скажешь.

— А ты что ответил Максу?

— Я возразил, что так нельзя. То, что он сказал — невежливо.

«Невежливо» было одним из любимых словечек Джейка, он говорил так обо всем, что касалось неправильного, по его мнению, поведения. Однажды учительница на собрании назвала нашего сына гиперкорректным, и, помнится, тогда я очень этим гордился. А вот Рейчел была со мною не согласна. Она считала, что мне следует хотя бы чуть-чуть ослабить слишком тугие, по ее мнению, поводья. Я пытался последовать ее совету, но, судя по всему, не слишком преуспел.

— А Макс очень расстроился?

Джейк серьезно кивнул:

— Да. Но он все равно не должен был называть Дуга ненормальным.

Сын помолчал, подумал, и твердо закончил:

— Даже, если Макс и на самом деле так считает.

Я увидел, что передо мной появилась возможная зацепка в разговоре, и не преминул ею воспользоваться:

— А ты тоже так думаешь?

Джейк поморщился:

— Я не знаю, папа. Ну да, Дуг замкнутый, мне тоже так кажется. Но ведь все говорят, что и я сам такой же.

— Ты вовсе не замкнутый! — запротестовал я.

Но Джейк мне не ответил. Когда я снова взглянул на него, момент откровенности был уже упущен; к тому же я так и не придумал, что можно ему сказать. Желая спасти положение, я завел машину и поехал в сторону дома. Через минуту-другую, желая поставить в разговоре позитивную точку, я произнес свою любимую фразу:

— Все будет хорошо. Не стоит слишком беспокоиться по этому поводу.

Оставшийся до дома путь мы проделали в молчании. Признаться, я не рассчитывал, что Джейк отнесется к этим словам всерьез, потому что и сам не слишком в них верил.