ГЛАВА 33 День двадцать какой-то

Весь следующий день письмо этой девочки не выходит у меня из головы. Размышляя о нем, я слоняюсь по дому, и моя летаргия внезапно сменяется приливом энергии. Я вдруг чувствую, что готов действовать.

Мысль материализовалась из ниоткуда — откуда она взялась? Я и сам не могу этого объяснить. Я действую, не думая, не анализируя. Полазав по Интернету, нахожу то, что искал, в одном из городков Западной Виргинии. Набираю номер, задаю свой вопрос, и женщина на другом конце провода дает ответ, который я и надеялся получить:

— Ну, на самом деле остался всего один. Мальчик. Вы сможете подъехать и забрать его на следующей неделе?

— Я приеду завтра, — говорю я.

— Неблизкий путь, не так ли?

Я пожимаю плечами, хотя моя собеседница и не видит меня.

— Часов за шесть или семь доберусь.

Она произносит с сомнением:

— Ну, если вы в состоянии…

— Я приеду, даже не сомневайтесь.

Я принимаю душ и переодеваюсь, в первый раз за эту неделю. Глядя в зеркало над раковиной, достаю крем для бритья и бритву. Проведя рукой по запотевшему стеклу, я вижу свое расплывающееся из-за капель влаги на стекле отражение. За это время я порядком зарос и выгляжу непривычно. Ну и ладно, пусть останется борода, все какое-то разнообразие. Я убираю крем и бритву обратно в шкафчик и спускаюсь вниз, проводя рукой по своей щетине недельной давности.

Когда я выхожу из дома, солнце уже играет лучами на верхушках деревьев. Длинные тени перерезают лужайку перед домом, и красноперый кардинал снует туда-сюда, перелетая с кустов на голые ветки. Переливающийся алый цвет его оперения контрастирует с мерзлой зимней серостью, окружающей птицу, и я вдруг понимаю, что уже могу смотреть на это без слез. Мне больно, но у меня получается.

Писателю во мне хотелось бы, чтобы уже наступила весна. Ведь зима означает смерть, конец годового цикла. Однако я этого не ощущаю, во всяком случае, в данный момент. Но я чувствую начало чего-то нового: конечно, это не та новизна, что заставляет тебя пребывать в радостном возбуждении. Это новое — нерешительно, полно сомнений и сожалений. Тем не менее, душа моя встрепенулась, и я думаю о том, что солнце снова встанет, а равновесие в моей душе рано или поздно восстановится. Отрицание жизни, так же медленно, как сначала заполняло меня, начинает отступать. Это — первый шаг моего нового пути. А уж верный он будет или нет, сейчас не столь уж важно.

Я глубоко вздыхаю, сажусь в машину и завожу мотор. Я собираюсь нанести три визита. Первые два внушают мне ужас. Я паркую машину на улице и иду по дорожке к дому. Нажимаю кнопку звонка и жду: дверь мне открывает Мэри Мур, мать Кэндис, той самой девочки, к которой мой сын собирался пойти в гости. Она видит меня, и лицо у нее меняется на глазах. Я пробую улыбнуться, но, кажется, это выглядит довольно неестественно. Я стараюсь проскочить в дверь раньше, чем хозяйка успеет захлопнуть ее перед моим носом.

— Я хотел бы извиниться за то, что я…

— Я все понимаю, Саймон, — обрывает меня Мэри.

Впервые в жизни она назвала меня по имени. Я вдруг чувствую странную близость с этой женщиной, которая смогла выжить, потеряв своего ребенка, и, думаю, она испытывает по отношению ко мне то же самое.

— Сам не знаю, почему я наговорил вам все это.

Она качает головой.

— Это я должна перед вами извиниться. Мне не следовало приходить к вашему дому в тот день. Я просто… с тех пор, как… Мне казалось, что я, как в тумане. Словно бы у меня не осталось совсем ничего, ради чего стоит жить.

Я делаю шаг вперед, и Мэри улыбается, отмахнувшись от моей довольно неуклюжей попытки дружески обнять ее.

— Не беспокойтесь, я уже больше не плачу. По крайней мере, пока.

Добавить к этому нечего, но, возвращаясь к машине, я понимаю, что чувствую себя немного лучше.

Сделать следующую остановку оказывается намного сложнее. Еще одна Мэри. Стоит мне направиться к дому Мартинов-Кляйнов, как мои внутренности протестующе сжимаются, но я упрямо продолжаю двигаться в заданном направлении. Борясь с желанием повернуться и уйти, я поднимаюсь на крыльцо и нажимаю на звонок. Я пришел сказать этим людям, что не обвиняю их ни в чем, хотя знаю, что они сами будут казнить себя вечно. И я не надеюсь, что мои слова что-то смогут изменить в их жизни. Но мне важно это сделать.

Я стою на ступеньках, нервно облизывая губы. Время идет, но никто не спешит к двери. В конце концов, позвонив еще пару раз, я поворачиваюсь, чтобы уйти. Краем глаза я успеваю заметить, что занавеска на одном из окон дрогнула, однако, когда я оборачиваюсь вновь, у окна уже никого нет. Я жду еще немного, но напрасно. Что ж, делать нечего. Я покидаю этот дом, зная, что больше никогда сюда не вернусь.

* * *

Я гоню машину в Западную Виргинию всю ночь. На полпути я опускаю окно, чтобы свежий ветер не позволил мне уснуть за рулем. К тому времени как я добираюсь до маленького городка, приютившегося на склонах круглых зеленых гор, часы показывают 5.30 утра. Слишком рано для того, чтобы наносить визиты. Я съезжаю по боковой дороге к роще у подножия холма. И останавливаю машину на пыльной парковке, около знаков, три из которых имеют отношение к охоте.

Пробираясь по темному лесу, я замечаю впереди, между толстыми стволами могучих деревьев, кусочек темно-лилового неба, и через несколько сотен ярдов передо мной открывается прекрасный вид. Лучи солнца уже достигли вершин тянувшихся на юг невысоких холмов и раскрасили небо. Я сажусь на усыпанную листвой землю и в полном одиночестве любуюсь восходом.

Наверное, я задремал, потому что, когда я снова смотрю на часы, они показывают 9.43. Я вскакиваю на ноги и возвращаюсь к машине тем же путем. Вот и парковка: я вновь седлаю свою лошадку и еду в сторону гор. На главной дороге оживает GPS-навигатор, указывая мне путь к ферме. По обе стороны длинной, продуваемой ветром дороги тянутся разбитые на крутых склонах огражденные поля. Я подъезжаю к скромному двухэтажному дому в колониальном стиле, с просторной террасой и аккуратно покрашенными ставнями. Открыв дверь машины, я слышу заливистый лай.

Женщина, с которой я говорил по телефону, выходит на крыльцо.

— Мистер Конолли, я так рада, что вы приехали. Уже три человека интересовались нашим мальчиком, но я придержала его для вас.

— Спасибо вам огромное.

Она приглашает меня в дом. За кухней находился довольно просторный закуток, специально оборудованный для собак и отделенный от основного пространства барьером высотой в половину стены. Я подхожу поближе, и из-за барьера на мгновение высовывается маленькая рыжая мордочка и тут же исчезает.

— Он у нас такой баловник.

Вот и хорошо. Я стою и смотрю, как щенок подпрыгивает на месте, и у меня не остается ни малейших сомнений.

— Я… я хочу забрать его. Можно?

— А разве вы не за этим приехали в такую даль? — смеется хозяйка.

Эта женщина не имеет ни малейшего представления, зачем я здесь. Впрочем, как и я сам. Я действую по наитию, не желая просчитывать будущие события. Это не ради прошлого и не ради будущего. Скорее уж, ради настоящего. Я тянусь к обычным вещам, и помоги мне бог не ослабить хватку.

Загрузка...