Глава 17 Свидетельствуют деньги

Среда, 24 июня


Верная взятым на себя обязательствам, Гарриэт на следующее утро разыскивала миссис Велдон. Не очень просто было избавиться от Генри, сыновья любовь которого, казалось, накрепко привязала его к юбке своей матери. Удачная мысль подсказала Гарриэт, что они с миссис Велдон могут пойти и взглянуть, что из себя представляет турецкая баня, любезно предоставляемая «Респлендентом» как одна из услуг. Это явилось для Генри полным поражением. Он удалился, пробормотав, что пойдет в парикмахерскую.

В расслабленном и доверительном настроении, последующем после парной, разговорить миссис Велдон оказалось довольно простым делом. Потребовалась, правда, небольшая дипломатия, чтобы не выдать скрытую цель допроса, но даже не детективу удалось бы разговорить такую ничего не подозревающую жертву Как Гарриэт и предполагала, материала оказалось очень много.

Миссис Велдон была единственной дочерью богатого пивовара, оставившего ей весьма значительное состояние, полагающееся ей по праву. Ее родители скончались, когда она была ребенком; воспитывалась она строгой тетушкой-нонконформисткой в маленьком городке Сент-Ив в Хантингтоншире. За ней ухаживал преданный Джордж Велдон — процветающий фермер, владеющий большим хозяйством в Лиэнхорсте на острове Эль, и в восемнадцать лет она вышла за него замуж главным образом из-за того, чтобы уехать от тетушки. Эта суровая леди не слишком противилась их браку, который оказался удачным, хотя и не блестящим; однако тетушка продемонстрировала достаточное деловое умение, настояв на том, чтобы деньги ее племянницы были помещены таким образом, что Велдон не мог тронуть этот капитал.

Велдон, надо отдать ему должное, не возражал. По-видимому, он был честным, рассудительным и трудолюбивым человеком, возделывая свои земли бережливо и тщательно, и не имея, насколько Гарриэт смогла понять, никаких сложностей, кроме некоторого недостатка воображения в супружеских делах.

Гарри был единственным ребенком от этого брака и с самого начала воспитывался с мыслью о том, что пойдет по стопам, своего отца, и тут опять Велдон-старший весьма разумно решил этот вопрос. Он не стал воспитывать мальчика в праздности, а так, чтобы тот мог уверенно занять свое собственное место в жизни. Гарри был сыном фермера, и он тоже станет фермером, хотя миссис Велдон нередко умоляла мужа, что мальчик должен иметь какую-нибудь другую профессию. Однако старый Велдон был непреклонен, и миссис Велдон пришлось согласиться, что в конце концов, он, вероятно, был прав. Генри не выказывай особой склонности к чему бы то ни было, кроме жизни на свежем воздухе фермы; неприятность состояла в том, что он совсем не утруждал себя в фермерском деле, а бегал за девочками; и на дни скачек оставлял свою работу отцу и сельскохозяйственным рабочим. Еще до смерти старшего Велдона возникало очень много разногласий между Генри и его матерью, и позднее это стало усиливаться.

Фермер скончался, когда Генри было 25 лет. Отец оставил ферму и все свои сбережения сыну, зная, что его жена была хорошо обеспечена. Под руководством Генри ферма начала приходить в упадок. Для фермеров наступили тяжелые времена; увеличилась выплата сельскохозяйственных налогов. А также Генри стал платить жалованье своим рабочим все меньше и меньше. Он проводил эксперименты в области коневодства, которые впоследствии скверно закончились из-за недостатка умения в приобретении лошадей И обращения с поголовьем. Миссис Велдон тем временем покинула ферму, она всегда вызывала у нее неприязнь, и стала кочевать по морским курортам. Генри несколько раз приезжал к ней, чтобы взять взаймы денег и получал их; однако миссис Велдон категорически отказывалась передать ему что-либо из своего капитала, несмотря на то, что могла это сделать; ведь ее попечители были давно мертвы и опека кончилась. Все-таки она кое-чему научилась у тетушки нонконформистки. В конечном счете она узнала, что Генри замешан в очень постыдном скандале с женою хозяина гостиницы соседнего городка, и миссис Велдон поссорилась с сыном шумно и окончательно. С тех пор она мало что слышала о нем. Тем не менее она узнала, что интрижка с женой хозяина гостиницы подошла к концу, и в феврале текущего года рассказала Генри о своем предстоящем браке с Алексисом. Генри приехал в Уилверкомб, остановился на уикэнд, встретился с Алексисом и выразил свое неодобрение по этому поводу. Но это ничего не изменило, а отношения между сыном и матерью стали натянутыми вплоть до смерти Алексиса, что побудило одинокую женщину искать утешения в кровных узах. Генри приехал, раскаялся в своем предшествующем своенравном поведении, получил полное прощение и в конце концов доказывал сейчас, кем он был на самом деле — ее любимым сыном.

Гарриэт упомянула о предположении миссис Лефранс, что Алексис совершил самоубийство вследствие неудач в каких-то неизвестных и важных для него биржевых сделках. Миссис Велдон решительно отвергла эту версию.

— Ну как такое могло с ним случиться, дорогая? Поль отлично знал, что когда мы с ним поженимся, то я завещаю свои деньги ему — конечно, с учетом небольшой суммы в виде некоторого обеспечения для Генри. Разумеется, при обычных обстоятельствах, Генри получил бы все, и я боюсь, что он несколько расстроился, когда услышал, что я собираюсь замуж, но, вы знаете, что это ложь — он так не чувствовал. Отец оставил ему очень много, и всегда внушал ему, что он не должен надеяться на мои средства. В конце концов я была еще молодой женщиной, когда скончался мой муж, и Джордж — а он был очень порядочным и справедливым человеком — всегда говорил, что я буду иметь полное право тратить деньги моего отца так, как захочу и также, если захочу, то смогу выйти замуж после его смерти. И я давала Генри взаймы огромное количество денег, которые он никогда не возвращал. Когда я обручилась с Алексисом, то сказала Генри, что отдав ему в свободный дар все, что одалживала ему и составлю завещание, оставляя ему пожизненную ренту в размере 30 000 фунтов — капитал, который пошел бы детям Генри, если они у него будут. Если же нет, тогда деньги ушли бы к Полю, если Поль пережил бы Генри, потому что Поль, как вы знаете, был очень молодым человеком.

— Вы собирались завещать все остальное мистеру Алексису?

— А почему бы и нет, дорогая? Разве я могла бы иметь еще детей? Но Полю эта мысль не понравилась, он часто говорил, так очаровательно и забавно, что если я так сделаю, то что произойдет со мной, если он вдруг бросит меня и убежит? Я собиралась завещать Полю 30 000 фунтов, когда мы поженимся. Это было бы правильно. Мне не нравилось бы, если мой муж будет вынужден приходить ко мне и просить разрешения, если ему понадобится изменить капиталовложения или еще что-нибудь. Тогда в случае моей смерти Генри имел бы постоянный доход от других 30 000 фунтов, и долги его покрылись бы, а Поль владел бы всем остальным, что полностью составило бы примерно 100 000 фунтов, включая его собственные 30 000. Потому что, видите ли, Поль мог бы жениться еще раз и иметь семью, и тогда он нуждался бы в деньгах. Я не вижу в этом никакой несправедливости, не так ли?

Гарриэт почувствовала, что могла бы сказать очень много по поводу такого устройства финансовых дел, когда единственного к сына отсекают с пожизненной рентой в размере 30 000 фунтов, а остальное состояние отходит к молодому отчиму, как и управление суммой, более чем в три раза превосходящей эти 30 000, и где к предполагаемой семье сына определяется гораздо худшее положение по сравнению с положением предполагаемого ребенка отчима от его гипотетической новой жены. Тем не менее деньги миссис Велдон являлись ее собственностью, и Алексис по крайней мере вставал между ею и ее огромной глупостью отдать все до последнего фартинга в его пользу. Одно высказывание миссис Велдон особенно завладело вниманием Гарриэт, и она возвратилась к нему.

— По-моему, вы приняли важное решение, — учтиво проговорила она, не определяя, хорошее ли это решение или плохое, — так должно быть лучше для вашего сына, тем более раз он склонен транжирить деньги, а так на его долю приходится только пожизненная рента. Теперь у него всегда будет что-то, к чему он сможет обратиться в случае нужды. Полагаю, такое распределение по-прежнему остается в силе согласно вашему настоящему завещанию?

— О да, — ответила миссис Велдон. — По крайней мере я так сделаю. Должна признаться, что я весьма небрежно отношусь к настоящему. В действительности я еще не составила завещания. Я всегда обладала таким незаурядным здоровьем. Но завещание, безусловно, необходимо составить. Вы знаете, как я откладываю все на потом…

Старая история, подумала Гарриэт. Если бы все мудрые завещания, составляющиеся в человеческих умах, были бы исполнены, то появились бы огромные унаследованные состояния, чтобы потом бросить их на ветер. Она раздумывала над тем, что если бы миссис Велдон умерла бы на следующий день, то Генри вступил бы в исключительное пользование суммой свыше 130 000 фунтов.

— Знаете, — произнесла она, — на вашем месте я бы составила завещание. Даже еще более молодые и здоровые люди могут попасть под машину или с ними что-нибудь может произойти.

— Да, да, конечно, — вы совершенно правы. Но теперь, когда бедный Алексис умер, я не могу найти силы для дел. Вполне возможно, что Гарри женится и у него будет семья, но он говорит, что не намеревается жениться, а если так, он, как и прежде, первым сможет иметь эти деньги. Теперь больше никого нет. Но боюсь, я надоела вам со всей этой болтовней. Вы спрашивали о бедном дорогом Поле, и я увлеклась, рассказывая вам обо всех своих глупых личных делах. Просто я пыталась сказать, что Поль просто НЕ МОГ беспокоиться о биржевых сделках. Он знал, что у него будет много денег. Кроме того, — добавила весьма разумно миссис Велдон, — вы ведь не можете играть на бирже не имея капитала, не гак ли? Деньги порождают деньги, как часто говаривал один биржевой маклер, с которым я была когда-то знакома, а у Поля никогда не было таких денег, чтобы начать. Не думаю также, что он вообще хоть как-то разбирался в биржевых сделках: он был слишком романтичен и не от мира сего, бедный милый мальчик…

«Может быть, — сказала Гарриэт себе, — может быть. Однако ему удалось расположить к себе человека, у которого они были». Гарриэт была немного удивлена. «Богатство» — это относительное понятие. Она представила миссис Велдон, располагающей тремя тысячами в год. Однако, если ее деньги были прилично вложены, а она рассказывала, что как будто так и было, то она должна была иметь намного больше. Беднягу, подобного Алексису, можно было простить за женитьбу на 130 000 фунтах, какая бы ни была цена выгоды и чувства собственного достоинства; и действительно ли он собирался жениться в конце концов? И если, с другой стороны, он намеревался отказаться от свадьбы и бежать из страны, то какая же чрезвычайная угроза или каком побуждающий мотив могли заставить его отказаться от такой блестящей перспективы и поменять ее на несравненно меньший блеск трехсот соверенов?

А Генри? Даже, вычтя налог на наследство, 130 00 фунтов — весьма приятная сумма, а люди совершали убийство и из-за меньшей. Ну, лорд Питер взял на себя задачу заглянуть в дела Генри. Гарриэт начинало беспокоить то, что ей поведала миссис Велдон.

— Какое своеобразное лицо у мистера Антуана. — продолжала миссис Велдон. — Кажется, он очень приятный молодой человек, хотя, конечно, не очень умный. Вчера он очень доброжелательно рассказывал мне о Поле. По-видимому, он был очень сильно привязан к нему, так искренне…

«О, Антуан!» — подумала Гарриэт укоризненно. Потом она вспомнила об его сумасшедшей матери и слабоумном брате вместо этого подумала: «Бедный Антуан!» Но эта мысль по-прежнему была ей неприятна.

— Все это очень хорошо для лорда Питера, — проворчала они себе под нос — ЕМУ никогда ничего не нужно. — Зачем лорду Питеру заниматься делами, она не могла объяснить, но, несомненно, есть нечто раздражающее в любимцах фортуны.

Между тем этот своенравный отпрыск титулованной аристократии не бездельничал. Фактически он околачивался возле полицейского управления, надоедая инспектору. Сообщения о Брайте подоспели, и они полностью подтвердили его рассказ. Он приехал в Уилверкомб, как он говорил, из меблированных комнат в Сеагемптоне на поезде, как он уточнил, и сейчас мирно проживал в дешевой комнате в Уилверкомбе, не встречаясь с никакими незнакомцами и не вызывая ни малейшего желания исчезнуть. Накануне днем полиция привезла его в Сеагемптоп, и Мерривезер опознал его как человека, которому он некоторое время назад продал бритву от Эндикотта. В течение нескольких часов передвижения Брайта за последние несколько недель были тщательно проверены, и они были следующими:

Май, 28 Прибыл в Уилверкомб из Лондона. Четыре дня был занят на работе. Уволен за неумение и пьянство.

Июнь, 2 Прибыл в Сеагемптоп. Зашел к Мерривезеру и приобрел бритву. Пять дней искал в этом городе работу. (Подробности проверены.)

Июнь, 8 Зашел к Морнтону, парикмахеру с Эспланады. Тот сказал, что, может быть, работа найдется позднее. Посоветовал попытаться обратиться к Рэмеджу в Лесетон-Хо. Через несколько дней Брайт прибыл в Лесетон-Хо. Принят на работу к Рэмеджу.

Июнь, 15 Уволен у Рэмеджа — пьянство и некомпетентность. Возвратился в Уилверкомб. Морнтон сообщил, что место уже занято (чего, кстати, не было — слава о репутации Брайта дошла по телефону раньше). Безуспешно попытался устроиться и одно-два заведения. Спал той ночью в освободившейся меблированной комнате.

Июнь, 16 (вторник) Снова пытался найти работу. Безрезультатно. Спал ночь в комнате, сдаваемой сезонным рабочим, куда он прибыл вскоре после полуночи. Его принял неохотно, но он показал фунтовую банкноту, чтобы доказать, что способен расплатиться на ночь.

Июнь, 17 Сел на поезд, отъезжающий в 9.57 до Сеагемнтона. Зашел к парикмахеру по имени Лайтлетон и спросил про работу. Рассказал, что Лайтлетон отсутствовал, но ему сказали, что он Может зайти на следующее утро после 11.30. Посетил еще двух парикмахеров. Снял кровать в меблированной комнате и провел там тот вечер и ночь в обществе других постояльцев.

Июнь, 18 (день гибели Алексиса) В 10 часов утра ушел из меблированной комнаты и направился прямо в Публичную Библиотеку, где просидел час в читальном зале, изучая списки вакантных мест в различных газетах. Его опознал служащий читального зала. Он отчетливо вспомнил Брайта, потому что тот задал ему несколько вопросов относительно дат публикаций местных газет; а также служащий вспомнил, как показывал ему полку, на которой хранилась местная адресная книга. В 11 часов Брайт поинтересовался, правильно ли идут часы в библиотеке, так как у него в 11.30 встреча. В 11.15 ушел, по-видимому, на эту встречу.

Встреча была, разумеется, с Лайтлетоном, который также без труда опознал Брайта. Лайтлетон возвратился в Сеагемптон на поезде 11.20 и, подходя к своему заведению, обнаружил Брайта, ожидающего его. Он сказал Брайту, что не мог приехать раньше и также сказал, что если тот хочет, то может попробовать своп силы, причем приступить может сразу. Брайт поработал в туалетном салоне до часу дня, потом ушел на ленч. Он возвратился сразу после двух и оставался на работе до конца рабочего дня. Позже владелец решил, что работа Брайта недостаточно хороша, и рассчитался с ним. Правда, никто не сумел опознать Брайта в ресторанчике, где, как он утверждал, он принимал ленч, но было совершенно ясно, что не что иное, а только ковер-самолет мог бы перенести незадачливого парикмахера за 40 миль к Утюгу и обратно, чтобы он успел совершить убийство в два часа. Какую бы роль ни играл Брайт в этой трагедии, это не была роль Первого Убийцы.

Что касается очень короткой истории Брайта, тут имелся небольшой прогресс, главным образом потому, что сам Брайт даже не притворялся, когда вспоминал различные вымышленные имена, под которыми он жил несколько последних лет. Единственное заявление, которое следовало проверить, — оказалось правдой — несомненно, одно время в Манчестере на Мэссинберд-стрнт имелось парикмахерское заведение. Фамилия владельца была Симпсон, что полностью соответствовало рассказу Брайта, однако Мэссинберд-стрит давным-давно исчезла в связи с улучшением города и, как Брайт сам предупредил, будет очень нелегко найти кого-нибудь, кто помнил бы парикмахера Симпсона и как он выглядел.

— Когда-то Брайт действительно должен был жить в Манчестере, — заключил инспектор, — иначе он не говорил бы так уверенно о существовании Мэссинберд-стрит; весьма вероятно, он сам мог быть Симпсоном, как утверждает. Однако чем он занимался в промежутке с тех пор до настоящего времени — это совершенно другой вопрос.

Дальнейший пункт полицейской информации имел отношение к старому Поллоку и его лодке. Молодой констебль (недавно поступивший в уилверкомбскую полицию и следовательно подходивший для этого дела, будучи неизвестным местному рыбацкому населению) был послан на днях под видом отдыхающего, чтобы побездельничать на пляже близ Дарли в обществе своей молодой жены. Он уговорил Поллока захватить их с женой походить под парусом на его лодке. Путешествие было неудобным, во-первых из-за необычайной угрюмости старого рыбака, а во-вторых, из-за несчастной склонности молодой женщины к морской болезни. Они попросили как можно ближе доставить их к выходящему в море краю подводной скалы Клыки, «чтобы молодая леди могла посмотреть, как вытаскивают труп, а она этого страстно желала». Поллок очень долго ворчал, но все-таки отвез их. Всю дорогу они не теряли из виду берег, но их путешествие закончилось в точке слишком удаленной от берега, чтобы они могли ясно различить передвижения поисковой группы, которая в этот момент, очевидно, занималась пляжем в непосредственном соседстве с Утюгом. Они попросили Поллока подойти поближе, но тот решительно отказался это сделать. Во время путешествия констебль как можно внимательнее изучал лодку в поисках чего-либо подозрительного. Он даже дошел до того, что потерял гипотетические полкроны и настоял на поднятии настила, закрывающего дно лодки, чтобы проверить, не могла ли монета закатиться под него. Он основательно обшарил заплесневелое пространство внизу, светя карманным фонариком, и так и не увидел следов крови. Он очень правдоподобно притворился, что ищет полкроны, а чтобы успокоить Поллока, вручил ему чаевые. В целом эта экспедиция разочаровала, не принесла никаких плодов, кроме морской болезни и созерцания крупным планом, множества крабов.

При вопросе о паспорте Алексиса инспектор повел себя достойно. Неужели его светлость предполагает, что они не обратили внимания на такой важный пункт? Безусловно, у Алексиса имелся паспорт и еще у него была виза на последний месяц. Куда? Ну… во Францию, конечно. Однако он мог достать чистые визы там у консула, если бы захотел.

— Это, пожалуй, подтверждает предположение, что наш юный друг намеревался упорхнуть, а?

— Да, милорд. И если он собирался в какое-то определенное место в Центральной Европе, я полагаю, он решил, что золотые соверены внешне намного внушительнее, чем банкноты. Если, конечно, он не собирался взять валюту и обменять ее в Париже. Не знаю… Тем не менее, он что-то задумал. Я не имею ничего против того, чтобы в какой-то степени разделять вашу точку зрения на этот предмет, милорд. Здесь речь идет о человеке, намерения которого были ясны и он не думал о самоубийстве. И у него имелось 300 фунтов золотом, а это очень много. Вам известно, что убийства совершались и из-за куда меньших сумм. По крайней мере, мы предположили, что эти деньги принадлежали ему. Но мы не можем ничего сказать, пока не обнаружим труп.

— Если его убили из-за золота, вы и потом ничего не поймете, — заметил Уимси.

— Нет, милорд, это факт. Пока мы не нашли пояс или еще что-то подобное. Весьма вероятно, что убийца захватил пояс с деньгами. — Инспектор выглядел несчастным. — Но должны быть бумаги или еще что-нибудь, что расскажет нам обо всем… если Предположить, что убийца не унес их, а также то, что их не Разъела соленая вода.

— Не знаю… — задумчиво произнес Уимси. — Сейчас я предскажу будущее. По-моему, вы обнаружите, что Алексис, как и предполагалось, был убит, и не из-за денег. Я хочу сказать, не из-за этих 300 фунтов.

— Почему вы так считаете, милорд?

— Потому что вы не обнаружите труп, — ответил Уимси.

Инспектор почесал голову.

— Не хотите же вы сказать, что кто-то явился и унес труп? Зачем он им нужен?

— Действительно, зачем? Если моя мысль правильна, это последняя улика, что нам требуется — им хотелось бы, чтобы труп нашли.

— Почему?

— Потому что убийство не было совершено из-за этих 300 фунтов золота.

— Но вы сказали, что по какой-то причине труп не найдут.

— Именно так.

— Извините меня, милорд, — проговорил инспектор Умпелти, — но ваше истинное занятие — это разгадывать кроссворды. Повторяю. Им нужно, чтобы труп нашли, потому что его не убивали из-за этих денег. А так как его не убивали из-за этих денег, мы не сможем обнаружить труп. Правильно?

— Совершенно верно.

Инспектор сердито сдвинул брови. Затем сияющая улыбка осветила его широкое лицо. Он ликующе хлопнул ладонью по своему бедру.

— Конечно, милорд! Ей-богу, вы абсолютно правы! Какие же остолопы мы были, что не поняли этого прежде. У меня было почти такое же мнение, как и у вас, просто эта неразбериха сбила меня с толку. Мне надо постараться внушить это Суперинтенданту. Они не хотят, чтобы труп нашли — это ошибка. Они хотят, чтобы его обнаружили! Поскольку они не, они не…

— Попытаемся в рифму, — посоветовал Уимси.

Почему они хотят, чтобы труп нашли?

Разве им не нужны эти 300 фунтов?

Да, им не нужны, не нужны они,

Вот почему, почему труп не нашли.

— Отлично, милорд, — сказал инспектор. Да, вы — превосходный поэт. — Он вытащил блокнот и с торжественным видом занес в него четверостишие.

— Вы могли бы его очень неплохо спеть на мотив «Вот мы играем в малбэри буш»[59], с припевом «Все утро в четверг». Или лучше «В четверг после обеда», но вот это как раз и будет поэтической вольностью, ибо мы не обедали. Разрешаю вам исполнить это на вашем будущем полицейском концерте. Но без гонорара.

— Шутите, милорд, — инспектор снисходительно улыбнулся, но когда Уимси уходил из полицейского управления, то услышал низкий голос, старательно выводящий следующее:

Зачем им нужно, чтобы труп нашли, труп нашли, труп нашли?

Зачем же нужно им, чтоб труп нашли.

Все утро в четве-е-е-рг?!

Уимси возвратился в Бельвью и обнаружил записку от Гарриэт. передающую суть разговора с миссис Велдон. Он с секунду стоял призадумавшись, сдвинув брови над запиской, а затем внезапно позвал Бантера.

— Бантер, друг мой, — сказал он, — По-моему, наступило время предпринять вам поездку в Хантингтоншир.

— Очень хорошо, милорд.

— Вы поедете в местечко под названием Леамхорст и узнаете там все о мистере Генри Велдоне, который там владеет фермой.

— Конечно, милорд.

— Это всего лишь небольшой поселок, так что у вас должна быть какая-нибудь причина приехать туда. Я бы посоветовал вам купить или нанять машину и провести там ночь вследствие какой-нибудь сложной поломки двигателя.

— Совершенно верно, милорд.

— Вот вам тридцать фунтов. Если вам понадобится еще, дайте мне знать.

— Очень хорошо, милорд.

— Вы, разумеется, остановитесь в гостинице и продолжите Ваше расследование в баре.

— Естественно, милорд.

— Вы разузнаете все, что только можно о мистере Велдоне и в частности, какое у него финансовое положение и репутация.

— Именно так, милорд.

— Вы сделаете это как можно быстрее и вернетесь сразу сюда.

— Очень хорошо, милорд.

— Вы отправитесь немедленно.

— Очень хорошо, милорд.

— Тогда отправляйтесь!

— Очень хорошо, милорд. Костюмные рубашки вашей светлости во втором выдвижном ящике, а шелковые носки — на полочке с правой стороны гардероба. Прямо над ними — галстуки.

— Отлично, Бантер, — автоматически произнес Уимси.

Через десять минут, мистер Бантер с небольшим плоским чемоданчиком в руке шагал по направлению к железнодорожному вокзалу.

Загрузка...