Найти мертвеца

Глава 27 Свидетельствует внук рыбака

Среда, 1 июля

— Очевидно одно, — проговорил инспектор Умпелти. — Если с этой лошадкой произошла какая-нибудь история примерно в два часа дня на Утюге, то Поллок со своим драгоценным внуком должны были ее видеть. Совершенно бесполезно утверждать, что они ее не заметили. Я всегда считал, что этот участок у всех на глазах. Тихое убийство, происшедшее с глазу на глаз, они могли не увидеть, но бешено скачущую лошадь — обязательно, вот и все.

Уимси кивнул.

— Я понял это с самого начала. Но как вы собираетесь выведать у них это? Может быть, мне попробовать, Умпелти? Этот молодой парень. Джем не выглядит таким угрюмым, как его дед. Так как насчет него? Есть у него какие-нибудь особые интересы или хобби?

— Ну, право, не знаю, милорд… не без того, конечно… может быть, футбол? Он считается очень хорошим игроком, и мне известно, что он надеется попасть к «Уэстширским Тиграм».

— Лучше бы он увлекался крикетом, — сказал Уимси. — Это больше по моей части. Однако надо попытаться. Наверное, я смогу найти его где-нибудь вечером? Как насчет «Трех Перьев»?

— Если он не ушел на своей лодке, то весьма вероятно, что парень там.

Уимси отыскал его там. Всегда относительно легко заводить беседу, придя в паб, и для детективов наступит черный день, когда отменят пиво. После часовой вступительной дискуссии о футболе и возможностях различных команд в наступившем сезоне, Уимси обнаружил, что Джем определенно стал более доступным. Затем, с чрезвычайной осторожностью и тактом, милорд повел беседу вокруг рыбной ловли, Утюга и смерти Алексиса. Сначала эффект получился отрицательный. Джем сразу замолчал, его улыбка исчезла, и он впал в задумчиво-унылое настроение. Затем, как только Уимси отошел от этой опасной темы, молодой человек, по-видимому, принял решение. Он незаметно подвинулся чуть ближе к Уимси, посмотрел через плечо на толпу возле стойки и тихо проговорил:

— Послушайте, сэр. Мне бы хотелось поговорить с вами об этом.

— Конечно, пожалуйста. Крайний нападающий?! Вот здорово! Чертовски интересно! — громко сказал Уимси. — В следующий раз я приду сюда, и мне бы очень хотелось отправиться вместе с вами посмотреть на вашу игру. Вы идете домой? Могу, если хотите, подвезти вас на машине. Это не займет и минуты.

— Спасибо, сэр. Я был бы рад.

— И вы сможете показать мне те фотографии, о которых говорили.

Оба с трудом прокладывали себе дорогу среди посетителей. Послышались пожелания доброй ночи, но Уимси заметил, что никто из обитателей Дарли, явно, не испытывает личной симпатии к Джему. Создавалось впечатление некоторой натянутости в этих прощаниях.

Они сели в машину и молча ехали, пока не миновали шлагбаум. Тогда Джем начал:

— Так значит насчет этого дела, сэр. Я говорил деду, что лучше бы рассказать полиции все как было, но он такой упрямый, а ведь факт, что было совершено убийство. Тем более, если это стало известным. Он должен рассказать обо всем, потому что тут попахивает виселицей, а это, как я понимаю, называется быть замешанным. Но дед не доверяет Умпелти и его компании, и вышибет дух из мамы и меня, если узнает, что мы проговорились. Он говорит, что один раз побеседуешь с полицией, и это разлетится по всей округе.

— Ну, все зависит от того, что произошло, — немного озадаченный произнес Уимси. — Естественно, полиция не может скрыть всего… ну… всего криминального, однако…

— О, не это, сэр. По крайней мере не то, что вы имели в виду. Но если кто-нибудь из Бейнсов услышит об этом и даст знать Гурнею, то вот… Я всегда говорил деду, что все это глупости… стоит ли волноваться, если Том Гурней вытворяет всякие гадости с сетями.

— Если здесь нет ничего преступного, — произнес Уимси, немного успокоенный, — то вы можете быть уверены, что я никому ничего не расскажу.

— Пожалуйста, сэр. Потому-то я и решил, что лучше поговорить с вами, сэр. Видите ли, дед произвел на всех плохое впечатление, отказавшись рассказать, что он делал возле Клыков, вот я и подумал, что должен откровенно и немедленно высказаться.

— Понятно. Но, чем все-таки вы занимались возле Клыков?

— Ловили лобстеров, сэр.

— Ловили лобстеров? Что же в этом плохого?

— Ничего, сэр. Только, видите ли, верши-то принадлежали Тому Гурнею.

После небольших уточнений история стала предельно ясной. Этот горемыка Том Гурней, он проживал в Дарли, раньше ставил свои верши на омаров рядом с Клыками и вел весьма процветающую торговлю. Однако, некоторое время назад он оскорбил старого Поллока тем, что испортил ему сети, причинив тем самым ощутимый и преднамеренный ущерб. Мистер Поллок, неспособный получать удовлетворение конституционными способами, выбрал очень простой способ тайного отмщения. Он выбирал подходящие моменты, когда Том Гурней отсутствовал, навещал его верши для ловли лобстеров, похищал значительную часть их содержимого и затем ставил верши на место. Нет, объяснил Джем, на самом деле мистер Поллок не надеялся возместить лобстерами все убытки за поврежденные сети; удовольствие от мести основывалось на мысли, что «он надувает этого Гурнея» и на слухах, что «этот Гурней» время от времени проклинает значительную недостачу лобстеров в вершах. Джем считал все это довольно глупым и хотя сам не прикладывал к этому руку, ибо, по его мнению, лучше поддерживать хорошие отношения со своими соседями, но вследствие разных причин (а именно сделал вывод Уимси, по причине угрюмого нрава Поллока и из-за его возможности оставить свои весьма значительные сбережения не Джему, а какому-нибудь другому человеку, если Поллок на него рассердится), парень потакал деду в похищении лобстеров.

Уимси находился в нерешительности. Все было так просто. Вся эта загадочность… а за ней ничего, кроме тривиальной местной вражды. Он быстро взглянул на Джема. В темноте лицо молодого человека было почти не видно, кроме его четкого профиля.

— Отлично, Джем, — сказал он. — Я все понял. А теперь давайте поговорим об этом деле не берегу. Почему вы с вашим дедом упорно утверждали, что никого там не видели?

— Но это правда, сэр. Мы не видели никого. Помню все как сейчас, сэр. Мы вышли в лодке и направились вокруг. Время — между приливом и отливом, понимаете… когда другие лодки пошли бы в прилив домой, понимаете?.. А дедушка говорит: «Посмотри вдоль берега, Джем, погляди, нет ли кого-нибудь из Гурнеев поблизости». Вот я гляжу — нет ни души. И никто не уходил от этого парня на Утюге. А я смотрю на него и вижу, как он спит или загорает, и выглядит как все, так что я говорю деду: там, похоже, какой-то парень из города.

— Вы говорите, он спал?

— По-видимому. Поэтому дед посмотрел на него и говорит: «Он нам не помешает, однако смотри в оба, особенно на вершину утесов». Я так и сделал, а там не проходило ни одного человека вдоль берега, перед тем как мы добрались до Клыков, и это правда, чтоб я умер, если это не так.

— Теперь послушайте, Джем, — проговорил Уимси. — Вы слышали все свидетельские показания на дознании и знаете, что этого беднягу убили примерно около двух часов дня.

— Это верно, сэр; так же верно, как я сижу здесь вместе с вами, он, должно быть, убил сам себя — ведь никого рядом с ним не было — за исключением молодой леди, конечно. Если это не случилось, когда мы вытаскивали верши. Я бы сказал, что тогда мы могли не заметить загорающего. Мы закончили примерно около двух… не могу сказать точно до минуты, но прилив был примерно на три четверти в час, и как раз тогда я снова посмотрел на этого парня и сказал деду: «Дед, — говорю, — тот малый на скале выглядит довольно странно. Интересно, а не обгорел ли он на солнце». Мы подвели лодку немного поближе к берегу, и тут, откуда ни возьмись, из-за скал появляется молодая леди и начинает прыгать вокруг. И дед говорит: «Давай подождем, — говорит, — давай подождем. Не стоит нам вмешиваться не в свое дело». Так что мы опять повернули. Поскольку, понимаете, сэр, если бы мы вмешались в это, а в лодке у нас было полно лобстеров Тома Гурнея, и он решил бы заявить об этом.

— Ваш дедушка сказал, что впервые вы увидели Алексиса примерно в 1.15.

— Это было раньше, сэр. Но не скажу, что мы смотрели на него все время.

— Допустим, кто-нибудь проходил, скажем, между 1.45 и Двумя, заметили бы вы его?

— Наверное, да. Нет, сэр; этот несчастный джентльмен покончил с собой, вне всякого сомнения. Просто тихо перерезал себе горло, когда там сидел. Тут нет никаких сомнений…

Уимси был озадачен. Если это была ложь, то подана она была с удивительно искренним видом. Но вот если это было правдой, тогда доказать самоубийство стало еще сложнее, чем прежде. Каждый фрагмент этих показаний приводил к выводу, что Алексис умер на скале в одиночестве и от своей руки.

И еще — почему гнедая кобылка не хотела подходить близко к Утюгу? Возможно ли, а Уимси не был поклонником суеверных предрассудков, но знал, что такие вещи раньше случались, что беспокойная душа Поля Алексиса все еще бродила вокруг Утюга и воздействовала на окружающих? Уимси знал об одной лошади, которая отказывалась проходить место, где произошло очень давнее преступление.

Внезапно он подумал об еще одном факте, который ему придется между прочим проверить.

— Кто-нибудь сейчас будет у вас дома?

— О да, сэр. Наверняка меня дожидается мать.

— Мне бы хотелось повидаться с ней.

Джим не возражал, и Уимси вошел вместе с ним в коттедж Поллока. Миссис Поллок, помешивающая в кастрюле суп для Джима, приняла лорда Питера учтиво, но на его вопрос отрицательно покачала головой.

— Нет, сэр. Мы не слышали на 6epeiy лошадь тем днем. Значит так. Если Уимси удалось незамеченным проехать верхом мимо коттеджей, то это удалось и другому человеку.

— Сегодня ветер с берега, — добавила миссис Поллок.

— И вы по-прежнему уверены, что в прошлый четверг не слышали никаких похожих звуков?

— А! — воскликнула миссис Поллок, снимая с плиты кастрюлю. — Не после полудня ли? Об этом еще спрашивала полиция. Но Сюзи вспомнила, как она слышала что-то, похожее на топот. Это было примерно после обеда. Наверное, это случилось в двенадцать часов. Но Сюзи работала и не выбежала посмотреть, что там такое.

— В двенадцать часов?

— Примерно, сэр. Ей вспомнилось это внезапно, когда мы заговорили о том, что этим интересовался молодой Ормонд.

Уимси уходил из коттеджа, и мысли его находились в полном беспорядке. Если кто-то верхом проезжал по берегу в 12 часов, то это объясняло подкову, но не объясняло убийства. В конце концов, а не ошибался ли он, придавая такое огромное значение этой подкове? А не мог ли просто какой-нибудь озорной мальчишка, обнаружив убежавшую лошадь, ради шутки проехаться на ней вдоль берега? А может быть, лошадка до этого никогда еще не убегала самостоятельно от хозяина?

Но это снова привело его к мысли о странном поведении лошади сегодня днем и к вопросу о рым-болте. Использовался ли рым-болт этот для какой-нибудь иной цели? Итак, предположим, убийца приехал верхом к скале в 12 часов и остался там разговаривать с Алексисом до двух. Но Джим говорил, что видел на Утюге только одного человека. Неужели убийца прятался в расщелине скалы до тех пор, пока не подошло время нанести удар? Но зачем? Конечно, единственная причина приехать туда на лошади, возможно, заключалась в том, чтобы было основание для алиби, и это алиби отбрасывалось начисто, если оно растягивалось на целых два часа. А как лошадка добиралась домой? Между часом и двумя ее не было на берегу, если — опять же — можно доверять Джиму. Уимси проиграл несколько вариантов, думая о двух людях, приехавших на одной лошади вместе — один приехал, чтобы совершить убийство, второй — чтобы привести животное обратно, но эта мысль показалась лорду Питеру притянутой за уши и совершенно абсурдной.

И тут его осенила совершенно новая идея. Во всех дискуссиях по поводу преступления считалось само собой разумеющимся, что Алексис пришел к Утюгу пешком по дороге вдоль берега; но доказано ли это? Уимси ни разу не подумал проверить это. А почему Алексис не мог быть тем всадником?

В таком случае могло быть объяснено время, когда проходила лошадь, однако тут же возникали другие вопросы, острые как колючки в розовом саду. В каком месте он сел на лошадь? Он ушел с полустанка Дарли по дороге в направлении Лесстон-Хо, Вернулся ли он позже и взял с поля лошадь и таким образом поехал верхом? Если нет, то кто привел ее к месту встречи? И что это была за встреча? И еще, как возвращалась лошадка?

Уимси решил отыскать инспектора Умпелти и поставить его лицом к лицу перед новыми вопросами.

Инспектор как раз собирался лечь спать и его приветствие не было очень искренним, однако он оживился, выслушав свежие сведения Уимси.

— В таком случае, Поллоки и Маггериджи — самые отъявленные лжецы в мире, — заметил он, — и если было совершено И убийство, то это прекрасное доказательство, что все они имели к нему отношение. Однако, что касается того, как Алексис добирался туда, тут вы можете успокоиться. Мы нашли шестерых свидетелей, которые видели его в различных пунктах на дороге между 10.15 и 11.45, если только это не был какой-нибудь другой парень с черной бородой, тогда вы не можете считать доказательством, что он шел по береговой дороге или другим путем.

— Никто из свидетелей не был знаком с ним лично?

— Ну, нет, — сказал инспектор. — Но маловероятно, что еще один парень в синем костюме и с черной бородой проходил там в то же самое время, если, конечно, кто-нибудь умышленно не замаскировался под Алексиса, но где и когда он это сделал? Я хочу сказать, что единственная причина выдавать себя за него могла бы крыться в том, чтобы доказать, что он находился там в конкретное время, когда в действительности он находился где-то еще, либо для того, чтобы доказать, что он был жив некоторое время после того, как, предположительно, был убит. Теперь нам известно, что он находился поблизости, так что это склоняет к первому; и нам известно, что на самом деле он был убит в два часа дня, а не раньше; а это склоняет ко второму. Если, конечно, — медленно проговорил инспектор, — настоящий Алексис не замышлял чего-нибудь странного между 10.15 и двумя, а тот, другой парень, устраивал ему алиби. Я не подумал об этом.

— По-моему, — сказал Уимси, — что тот, кого убили, действительно БЫЛ Алексис. Как вам известно, у покойного было его лицо, и у нас есть его одежда и фотография.

— Ну, так или иначе, был же кто-то еще с черной бородой, — сказал инспектор. — Как вы думаете, кто бы хотел убить Алексиса?

— Большевики, — шутливо предположил Уимси. — Он мог договориться о встрече с каким-то большевиком, который намеревался убить его, а потом убили бы и этого большевика.

— Могло быть и так — однако от этого легче не делается. Кто бы ни совершил это убийство, ему пришлось уходить с Утюга. А как бы ему удалось поменяться с жертвой одеждой? Времени-то у него не было.

— Конечно, это произошло не после убийства.

— Вот видите! Это только еще больше усложняет дело! Если вы спросите меня, то, по-моему, ваше мнение, что на кобылке туда приехал какой-то озорник и в какое-то другое время — очень верное. Против этого мнения нет ничего, кроме этого проклятого рым-болта, но и он с таким же успехом мог быть вбит туда совершенно для иной цели. Это совсем исключает из дела лошадку и делает все намного легче. Таким образом, мы можем сказать, что либо Алексис покончил с собой, либо он был убит каким-то еще неизвестным нам человеком, который просто пришел на берег пешком. Неважно, что Поллоки его не видели. Он мог прятаться под скалой, как вы говорите. Единственная неувязка — кто он? Это не Велдон, не Брайт, не Перкинс. Но ведь они — не единственные люди на всем белом свете.

Уимси кивнул.

— Я чувствую себя несколько растерянным, — проговорил он. — Похоже, я что-то не справляюсь с этим делом. Мне кажется, я терплю неудачу.

— Конечно, досадно, — согласился Умпелти, но с другой стороны, мы занимаемся им всего две недели, а что такое две недели? Придется нам потерпеть, милорд, и дождаться расшифровки письма. Может быть, оно все объяснит.