Я почему-то ожидал, что за хлипким заборчиком соберется толпа деревенских мужиков с вилами, серпами и дубинками. Они должны грозно потрясать своим незамысловатым оружием и орать: «Оборотней на мыло!».
Видимо, я все же пересмотрел сериалов.
Во-первых, они пришли лишь через час, когда я уже запереживал, что местные пересекутся с эльфами, а сражаться на два фронта не сможет даже мой отец. Во-вторых, там было всего три мужика, два из которых по случаю пятницы были изрядно выпимши, с десяток грозно выглядевших женщин и куча детей, среди которых я узнал и тех, с кем играл футбол. В-третьих, кроме насупленных бровей оружия у них не было.
Отец вздохнул:
– Жаль, что так мало людей. С толпой проще работать.
И вышел, запретив мне появляться на виду у незваных гостей. Лидия Васильевна выпила какое-то остро пахнущее лекарство и пошла за отцом. Гришка взлетел на крышу сарая, не желая пропускать такое зрелище, а Вадька с Настей остались со мной, на кухне. Впрочем, мы открыли окно для лучшей слышимости.
– Добрый вечер! – доброжелательно поздоровался папа. – Вы из-за машины? Если кому-то мешает, могу переставить.
Какая-то тетка, потрясая кулаками, с легкими подвизгиваниями возопила:
– Это что же делается-то? Приехали, моего Лешеньку избили до полусмерти, а сами в кусты? Гляньте-гляньте, люди добрые, будто и не знают ничего!
– Ах, вот вы по какому делу. В таком случае я прошу прощения у вас и вашего сына. Стан порой слишком вспыльчив.
– Да что мне с того прощения! – продолжила орать она, не особо вслушиваясь в слова отца.
– И я готов возместить вам все затраты на лечение. Вы уже отвезли сына в больницу? Есть заключение врача? Если нужно, я сам готов отвезти его.
Женщина озадаченно замолчала. Она ожидала отказа, оправданий, агрессии, но никак не полной капитуляции противника. Как сражаться, если враг сразу сдался? Да и у сыночка ее не было никаких травм, то есть и возмещать ей ничего не станут.
Гришка расхохотался с крыши:
– Да он его даже не ударил. А если и есть синяки, то после футбола.
Мальчишки за спинами матерей расшумелись, загалдели, все-таки свидетелей столкновения было многовато.
– Да какая у нас больница? Ближайшая только в райцентре, и то уже закрыта, – неуверенно сказала она.
– Травмпункт должен работать, – немедленно ответил отец. – Давайте мальчика, я его отвезу. Вы, конечно, поедете с нами.
– Вот еще, делать мне нечего, кататься по больницам, – обрадовался женщина, обретя хоть какую-то почву под ногами. «Бедолага, – пожалел я ее, – попалась на классический папин прием: прогнуться под соперника, а потом нанести контрудар».
– Следовательно, я делаю вывод, что травм у вашего сына нет, раз вы отказываетесь отвозить его в больницу. Верно?
– Ну синяк на ноге…
– Как я и говорил, мой сын очень сильный и очень вспыльчивый, – отец полностью проигнорировал ее слова, – но никогда не нападает просто так. Скорее всего, ваш сын сказал ему что-то неприятное. Я прошу повторить то, что сказал ваш сын, дабы до конца разобраться в ситуации. И если мой сын был неправ, я конечно же извинюсь перед вашим сыном.
– А… ну… откуда ж мне знать?
– А кто-нибудь из присутствующих знает? – повысил голос папа, внимательно осмотрел толпу. Кстати, во время разговора люди потихоньку прибывали, но оставались в стороне, в качестве зрителей. Кто-то уже начал лузгать семечки, мне почему-то смертельно захотелось попкорна.
Гришка молчал, не желая выносить на всеобщее обозрение информацию про сестру, но кто-то из мальчишек, мне показалось, что он играл в моей команде, крикнул:
– Леха гришкину сестру обзывал.
– Да, шлюхой, – отозвался другой.
– А еще собачьей подстилкой.
– И Стана блохастым называл.
Я прикрыл глаза: лишь услышав эти слова, захотел снова кого-нибудь убить.
– Хмм, видимо, это ваш сын должен извиниться перед Анастасией. Или вы имеете что-то против оборотней? – внезапно мягкие спокойные интонации отца сменились на напряженные и даже угрожающие. – Или в вашей деревне до сих пор бытуют средневековые нравы? Может, тогда уж сразу забьете нас камнями или подожжете машину? Чего уж мелочиться?
Тетка попятилась назад. Если бы отец сразу начал с такого наезда, она бы нашлась с ответом, но сейчас она даже не поняла, как из обвинителя превратилась в подсудимого.
– Нет. С чего вы… – забормотала она. – Мой Лешенька не это хотел сказать. Лешка, подлец, а ну-ка быстро сюда! – перенаправила она свою агрессию.
С неохотой из толпы выполз тот самый стриженый:
– Ну.
– Ты матери не нукай. Чего ты наговорил мне? Алеевых вздумал позорить? Ну-ка быстро извинись, – прорычала она и, поворачиваясь к отцу, сменила голос на медовый, – вы уж простите, я недопоняла.
– Лидия Васильевна, вам решать, принимать извинения или нет, – сказал отец.
Мама Насти вдруг засмущалась, раскраснелась, махнула рукой:
– Да чего уж там, конечно. С кем не бывает?
После этого отец снова обвел толпу суровым взглядом и громко объявил:
– А чтобы больше не было недопониманий, я скажу всем. Да, мой сын ухаживает за Анастасией.
В толпе ахнули, молодежи там за время разговора прибавилось много, в том числе и девушки пришли. И они с большим интересом отнеслись к словам отца. Думаю, что они тоже насмотрелись романтических фильмов, но для пущего эффекта я решил выйти на улицу. Внешности своей я не стеснялся, пусть уж лучше Алеевым завидуют, чем презирают.
Я снял пиджак, оставшись в тонкой футболке, подошел к отцу и ощутил себя суперзвездой. Меня аж в пот бросило от жарких взглядов девушек.
Отец же продолжал:
– И если Анастасия согласится, то думаю, что и свадьба не за горами.
Кто-то из девушек крикнул:
– Согласится. А если не согласится, пусть он к нам идет.
– А у вас еще сыновья есть? – спросила другая, заливаясь смехом.
– Есть, только мелковаты, еще в школу не ходят, – рассмеялся отец.
Теперь можно и расслабиться. Ко мне подошли парнишки, стали спрашивать, надолго ли я тут, сможем ли мы еще сыграть в футбол, люблю ли баскетбол. Лидию Васильевну обступили женщины и пытались побольше разузнать о нас, насколько я слышал, их больше интересовал размер моей зарплаты, есть ли квартира, машина. Подвыпившие мужики предлагали отцу отметить радостное событие, причем я не понял, какое именно: то ли свадьбу, то ли примирение.
Стриженый с матерью в суматохе скрылись. Гришка слез с крыши и принялся горячо обсуждать что-то с друзьями, периодически поглядывая на меня. Девчонки же издалека стреляли глазками, причем как в мою сторону, так и в сторону отца.
Я наскоро отговорился и вернулся в дом. Там, за столом, возле открытого окна сидела Настя и плакала, рядом крутился растерянный Вадька:
– Она сидела-сидела, а потом как услышала… ну это… про шлюху, так и разревелась. А чего реветь-то? Все ж хорошо закончилось.
Я опустился перед ней на колени:
– Насть, ну ты чего? Расстроилась? Это просто глупый мальчишка. Хочешь, он и перед тобой извинится?
Она замотала головой, не убирая ладоней с лица. Сквозь всхлипывания я смог разобрать лишь:
– Не… Нет…Неправильно…
Я вопросительно взглянул на Вадьку, тот пожал плечами.
– Что неправильно? – спросил я.
Она вскочила и убежала в ванную, где сразу зашумела вода. Видимо, она не хотела показываться передо мной с заплаканным лицом.
В это время в дом вошли и остальные: отец, Лидия Васильевна, Гришка. Мальчишка яростно жестикулировал и что-то доказывал моему папе.
– Что-то не так? – спросил папа, увидев мое лицо.
– Кажется, Настя очнулась.
Через минуту Настя вышла из ванной, глаза ее были красными и слегка припухшими. Она вымучила слабую улыбку в сторону отца:
– Здравствуйте. Меня зовут Настя. Вы – отец Стана, верно?
– Да, приятно познакомиться. Зовите меня просто Алексей, в конце концов, я младше вас, – и подмигнул ей.
– Я прошу прощения за доставленные неудобства. Вам пришлось так далеко ехать, да еще и тут такое.
– Не беспокойтесь, я все равно хотел познакомиться с вами.
Я слушал их церемониальные фразы и понимал, что если не вмешаюсь, они тут будут до полуночи обмениваться любезностями, поэтому взял Настю за руку и повел ее в зал:
– Пап, Настя, рад, что вы так мило общаетесь, но у нас мало времени. Пойдем немного поговорим.
В зале девушка села на диван и замолчала, потупив глаза.
– Настя, ты помнишь, что было на этой неделе?
– Вроде, – неуверенно протянул она. – Помню Оборотень-парк, помню, как ты сказал, что я переду к тебе. На следующий день я отработала в садике, потом пошла в университет на занятия. Натан сказал, что группа перейдет полностью под мое начало уже через месяц, а потом… Потом как-то смутно. Он говорил, что для ускорения обучения мне нужно переехать к нему в дом. Там после ужина он усаживал меня в кресло и постоянно что-то говорил-говорил-говорил. Я что-то подписывала. Потом мне привезли вещи из общежития.
– Помнишь, что он говорил?
– Всплывают какие-то куски. Про долг перед эльфятами. Про нормы поведения. Про важность работы. Помню, ты ко мне приходил в садик. Когда это было?
– Сегодня утром.
– А ощущение будто давным-давно. Когда я с тобой говорила, казалось, что я делаю что-то очень плохое, стыдное. И что я должна отвернуться и уйти. Но это было бы невежливо.
Я улыбнулся:
– Ты такая воспитанная?
Настя внезапно вскрикнула:
– Не смейся! – и притихла, испугавшись. – У меня и сейчас такие мысли.
– Какие?
– Что я не должна с тобой встречаться, что это помешает моей работе, что я очень плохо поступила, уехав домой. Вот только… когда я услышала, как тебя назвали собакой и… это было так несправедливо, так нечестно, что я как будто проснулась. Но сейчас снова начинаю засыпать. И голос… голос Натана, который мне шепчет, что я нарушаю все правила, что мне нужно вернуться обратно, и тогда будет все хорошо. Что это такое? – ее губы задрожали.
Я осторожно обнял ее, она же съежилась в клубочек, словно желая оттолкнуть меня и боясь этого.
– Ты помнишь, как мы гуляли по парку? Помнишь свои мысли? Свои чувства? Ты тогда тоже думала, что делаешь что-то плохое или неправильное?
– Нет. Наоборот, мне казалось, что я попала в сказку.
– Так вот, это и есть единственные правильные мысли и ощущения. Все, что появилось потом, – это наносное. Чужие слова. Чужие идеи.
– А что же теперь делать?
– Самое главное – это вытащить тебя от эльфов, оградить от этого Натана. Тогда ты сможешь прийти в себя и решить, как будет лучше. Мы найдем хорошего специалиста и вычистим твою голову от эльфийской бредятины. А пока тебе нужно бороться с этими ощущениями. Вспоминай что-нибудь хорошее и держись за это.
После этих слов она немножко расслабилась и прижалась ко мне. Как маленький волчонок.
Из-за окна раздался гомон, и я увидел несколько любопытных носов, расплющенных о стекло. Я шутливо погрозил им кулаком, и детские мордашки сразу исчезли из вида.
Внезапно Настя встала и нервно прошлась по комнате:
– То есть Натан меня гипнотизировал? Как это возможно? Зачем? Я же и так работаю с эльфами.
Я молчал, не зная, что ей ответить. Мне тоже было непонятно поведение этого Лаэлиса, но я с ним не общался, в подробностях работу воспитательниц не знал.
– Недавно он говорил про контракт, который я подписала. Сказал, что мне запрещены любые романтические отношения, хотя прямым текстом об этом не сказано. Но почему? Неужто думает, что я буду хуже работать? Ведь у нас не может быть детей, так что никакой угрозы для работы нет.
Хотя я прекрасно знал об этом и даже, помнится, сам использовал подобный довод при разговоре с Настей, но ее слова почему-то больно резанули по сердцу. Не может быть детей. И я никогда не смогу взять на руки маленького пушистого волчонка и назвать его своим сыном.
В комнату резко вошел отец:
– Приехали. Готовьтесь.