Асия
Смотрю на себя в зеркало. Рита сделала что смогла, но я так худа… Даже чахоточные дворянки из прошлого в сравнении со мной выглядят здоровыми и полными жизни. Мой же жизненный ресурс, похоже, растаял вместе с сошедшими килограммами. В глазах – пустота, страх и непонимание. Я просто не могу уложить в голове, что мешало дать мне чуть больше времени на то, чтобы прийти в себя. Когда в день похорон Шурка, отводя взгляд, промямлила, что у меня завтра утренняя смена, я думала, она шутит. У меня на глазах еще не высохли слезы, тело отца не успело толком остыть, а эти… уже нашли, кто его заменит. Я, пожалуй, еще не сталкивалась с таким зубодробильным цинизмом. Если бы в тот момент мне под руку подвернулся Худяков, я бы просто расцарапала ему морду. Но соль в том, что от Влада нет никаких вестей вот уже вторую неделю. А я куда только не стучала, чтобы до него добраться. Одна я не справляюсь с обрушившимися на меня обязательствами. Я вообще ничего не пойму! То, что папа влез в долги из-за провала своего последнего фильма, мне хорошо известно. Но пока он был жив, никто особенно не требовал вернуть деньги тотчас. Теперь же нас с матерью прессуют по всем фронтам. А мы не в том состоянии чтобы как-то этому сопротивляться. И уж конечно мы не готовы расплатиться. Денег на наших счетах – ровно на пару недель привычной жизни.
В страшном нервном напряжении хожу от одного угла гримерки к другому. Мои съемки должны были начаться в семь утра. Сейчас уже почти одиннадцать, но меня никто не зовет на площадку. Мы снимаем на хромакее. И то свет не устраивает нового режиссера, то еще что-то. Меня не покидает ощущение, что надо мной тупо издеваются.
Не находя себе места, выхожу из гримерки, чуть не столкнувшись с куда-то спешащим Владом.
– Привет, – сиплю я. Мы не виделись чертову уйму времени, и, может, от этого он кажется мне еще более чужим, чем обычно.
– М-м-м… Ну, привет. У тебя что-то важное? – косится на часы, а я… Я тупо обтекаю.
– Ну как сказать, – растягиваю губы в неживой улыбке. – У меня умер отец. Режиссер, который тут всем заправлял, может, слышал?
Ч-черт! Вот и губы дрожат, а ведь плакать мне нельзя ни в коем случае, иначе будет похерена двухчасовая работа гримера.
– Ты собираешься закатить истерику? – спрашивает Худяков, почесывая щеку.
– Нет. Я хочу узнать, что между нами происходит.
– Ух ты. Есть какие-то мы?
Какого черта?! Мечусь взглядом по его равнодушному лицу, но там нет ни одной подсказки. Только равнодушие, да. Граничащее с откровенной скукой.
– Я немного выбита из колеи, и, вероятно, поэтому не понимаю, что происходит, – шепчу. – Мы можем поговорить нормально, как взрослые люди, без вот этого всего… – вяло машу рукой. Влад оглядывается, на полном серьезе раздумывая, впишется ли разговор со мной в его плотный график. Учитывая, что до этого я всегда была у него в приоритете, это довольно странно. Стрелка на шкале моей тревожности ложится на правый бок, ненавязчиво намекая, что я на пределе. По привычке хочу спрятать озябшие руки в рукава, забыв, что на мне надет чертов костюм!
– Ну, давай. Поговорим.
Что-то в тяжелом взгляде Влада заставляет меня напрячься. Возможно, несвойственная ему совершенно эмоция…
– Здесь, что ли? Посреди коридора? Может, хотя бы ко мне в гримерку зайдем?
К моему облегчению, Худяков соглашается, лениво пожимает плечами и с намеком смотрит на захлопнувшуюся за спиной дверь. Захожу в комнатку первой и останавливаюсь, отчего-то страшно разволновавшись.
– Так что ты хотела обсудить?
Столько всего, что даже не знаю, с чего начать! Выбираю наиболее нейтральную тему:
– Мне поставили смены.
– Я в курсе.
– На следующий день после похорон.
– Шоу маст гоу он, тебе ли не знать, Асия?
Его цинизм потрясает. Особенно потому, что я собираюсь просить Влада о поблажках.
– Я не уверена, что могу работать, – откашливаюсь.
– Что ж. Тогда пересмотри свой рабочий контракт, и если потянешь штрафные санкции, можешь продолжать жалеть себя дальше.
Я просто не верю, что это говорит он. Его поведение, слова, и даже интонации настолько не вяжутся с ним прежним, что я тупо не понимаю, что происходит.
– Это жестоко, знаешь? – сиплю.
– У актрис нелегкая доля, – с холодной улыбкой возвращает мои же слова.
– Кажется, до этих пор я не понимала насколько, – нервно улыбаюсь.
– Но поняла же. У тебя все? – спешит от меня отделаться Худяков.
– Ты не пришел на похороны.
– Был немного занят.
– Знаешь, я… – запрокидываю голову к потолку, с маниакальным упорством противостоя накатывающим слезам. – Мы с мамой пережили настоящий ад, а ты не ответил ни на один мой звонок.
– Что ты называешь адом?
– Пресса, похороны, слетевшиеся стервятники… Мне даже из твоей бухгалтерии прислали писульку.
– Даже? Что тебя смущает? Твой отец сильно мне задолжал.
– Мой отец умер! – в шоке хриплю я.
– Одно другому не мешает, – равнодушно пожимает плечами. И этот жест… Он будто разгоняет мою истерику. В панике бегаю глазами по унылым, выкрашенным белой краской стенам.
– То есть я правда должна тебе эти деньги?
– Естественно. Я, конечно, занимаюсь благотворительностью, но обычно моими подопечными становятся дети с лейкемией.
– Ясно, – шепчу, хотя мне ничего… вот вообще ничего не ясно! Я в ужасе. – Я могу рассчитывать на отсрочку? Ну, знаешь, мы вроде как скоро поженимся и…
– Разве ты не планировала со мной расстаться?
А?! Откуда он знает? И что, черт его дери, ему еще известно? Трясу головой, избавляясь от шума крови в ушах. Переступаю с ноги на ногу.
– Н-нет.
– Ах да, теперь все изменилось, правда? – вздыхает Худяков, зарываясь пальцами в отросшие темные волосы. Смотрю в его глаза и чувствую, как земля под ногами начинает нефигово раскачиваться. – Девочке, привыкшей к роскошной жизни, нужен новый спонсор? Басов на эту роль не годится? Не той лиги он игрок, да, Асия?
– Перестань.
– Что перестать?
– Говорить со мной, как со своей очередной шлюхой!
– А ты не шлюха? – усмехается, проходясь по мне липким разнузданным взглядом.
– Я твоя будущая жена! – из последних сил выпячиваю вперед подбородок. Кажется, я готова вообще ко всему в этот момент, но не к тому, что происходит в действительности. Не к его раскатистому смеху в лицо.
– Назовешь мне хоть одну стоящую причину, по которой я должен на тебе жениться… теперь?
– Теперь, это когда не стало папы, на связи которого ты очень рассчитывал? – горько усмехаюсь. В ответ на мой вопрос Влад сощуривается.
– Теперь, когда выяснилось, что все время нашей помолвки тебя поебывал один третьесортный актеришка.
Какое-то время я просто стою, глупо хлопая глазами, а потом до меня все же начинает доходить весь ужас ситуации, и я отшатываюсь. Смотрю в его горящие демоническим огнем глаза, и страх расползается в клети ребер. Взгляд Худякова буквально кричит, что его фирменный самоконтроль трещит по швам. Да он же просто убить меня готов! Тупо убить… Судя по тому, как сжимаются и разжимаются в кулаки его руки.
– К-как ты узнал? – шепчу, в панике облизав губы.
– Это все, что тебя заботит?
– Просто хочу понимать, с чем имею дело.
– Пошел тебя проводить.
– А я забыла закрыть двери…
– Да, неловко получилось.
Он просто издевается надо мной! Просто издевается. Кривит губы в брезгливой издевательской ухмылке, жалит словами, выплескивая так свое разочарование.
– Я запуталась, – шепчу, безжалостно сминая подол злосчастного платья. – На меня со всех сторон давили. Я… запуталась, Влад. Я не хотела поступить плохо. Просто… Понимаешь, это было сильнее меня. Помутнение какое-то… Не злись.
– Не злись, – повторяет задумчиво, будто пробуя на вкус мою просьбу. – Ты сама-то понимаешь, что за херню несешь?
– Мне очень жаль. Если бы могла, я бы поступила иначе. Но это невозможно. И теперь все плохо. Все так плохо. Я, кажется, просто не вывезу это. Понимаешь?
Он смотрит на меня с искренним недоумением. Словно реально не понимает, про что я ему толкую.
– Влад, мы можем все изменить. Я буду только твоей. Ладно? – мои губы так дрожат, что приходится прилагать усилия, чтобы вытолкнуть из себя слова. Самое стремное в этой ситуации, что у меня нет никаких идей, как я буду выкручиваться, если он меня пошлет. Просто ни единой идеи.
– Думаешь, ты стоишь… столько? – Худяков наклоняет голову к левому плечу, видно, прикидывая мою цену. Его взгляд поджаривает меня. Это физически больно. И так унизительно, боже!
– Да, – сглатываю, все еще не понимая, как мы вообще оказались с ним в этой точке. Тру вспотевшие ладони о подол юбки. Мой голос дрожит от волнения. Никогда я так плохо себя не чувствовала, как под этим его изучающий взглядом. – Нам хорошо вместе. У нас много общих тем для разговора – не заскучаем.
– Не заскучаем.
То, что он повторяет за мной как попугай, страшно нервирует. Я киваю болванчиком, хотя гораздо больше хочется его стукнуть.
– Видишь ли, в разговоре с женщиной меня обычно интересует исключительно одна тема. И касается она того, что расположено у нее между ног. Как я понимаю, у тебя там… никакой экзотики не осталось.
Я краснею. Просто с головы до пяток краснею. И благодарю небо за то, что на моей смуглой коже румянец не так сильно заметен. Похоже, Влад решил, что я больше не стою того, чтобы разводить вокруг меня церемонии. Его прямота шокирует. Никто в жизни не позволял со мной говорить в таком тоне и так на меня смотреть. Будь отец жив, Худяков ничего подобного себе не позволил бы. Будь мой отец жив…
– Ясно. Знаешь, я, наверное, пойду.
– Думаешь, найдешь здесь спонсора побогаче?
Плечи обваливаются. Голова падает на грудь. Самое смешное, что он действительно имеет все причины думать обо мне так.
– Нет, просто не вижу смысла продолжать разговор, когда и так все ясно. Извини еще раз, – бросаю через плечо и быстро-быстро семеню к выходу. Мне нужна передышка. Я что-нибудь обязательно придумаю. Когда как-то это переварю…
Мои чувства в таком лютейшем раздрае, что я упускаю момент, когда Худяков устремляется вслед за мной.
– Что тебе ясно?
– Что ты больше меня не хочешь, – сглатываю, смело встречая его взгляд, который как раз медленно опускается на мои губы.
– Это не так.
– Ты меня… хочешь? – стираю касание его взгляда языком.
– Пожалуй, – задумчиво тянет Влад. Охватившее меня облегчение не описать словами. Выдавливаю жалкую улыбку:
– З-значит, я не зря так долго выбирала платье.
Вру. Я не была замечена ни в одном свадебном салоне, господи. Потому что еще недавно эта свадьба казалась мне самым ужасным, что со мной может случиться. Жаль, я только теперь осознаю, что в жизни есть вещи и пострашнее брака с влюбленным в тебя по уши миллиардером.
– Нет, это значит лишь то, что я не прочь тебя трахнуть. Ни о какой свадьбе в сложившихся обстоятельствах даже речи не может быть.
В шоке я начинаю как болванчик мотать головой из стороны в сторону.
– Это не для меня.
– Асия… Ты говоришь, что все поняла, а на деле в упор не видишь очевидного.
– И… – лижу губы, – чего же я не вижу?
– Ты теперь не в том положении, чтобы выбирать. – Холодно улыбается. – Откажешь мне – и через месяц вся ваша семейка пойдет по миру.
– Не пойдет. Не переживай. Я найду работу, – шепчу и сама себе не верю.
– Не найдешь, – говорит, глядя на меня с жалостью.
– И что же мне помешает?
– Неверный вопрос. Правильнее спросить – кто?
– И кто же?
– Я.
А ведь он может. Будучи тем, кто он есть. Меня окатывает волной озноба. Я не ведаю другой жизни, кроме жизни в кино. Отлучи меня от индустрии – и все. Я пропала.
– Это такая месть, да? – хриплю.
– Нет. Это урок на будущее.
– Предлагаешь быть твоей содержанкой?
– Если тебе не нравится слово «шлюха», то можешь называть это так. Что скажешь?
– Иди к черту.
– Ты усугубляешь, Асия.
– Плевать.
– Пройдет месяц, и сама же ко мне прибежишь, – пожимает плечами.
– Эта картина сделает меня знаменитой!
– Если я не распоряжусь вырезать сцены с твоим участием. Сегодня как раз решу, стоит ли результат потраченной на него пленки.
– Ублюдок! – выплевываю я.
– Ты даже не представляешь насколько, – соглашается Худяков едва ли не с гордостью. Поворачивается ко мне спиной и… уходит.