Недетские забавы

Глава 17

Наши дни.

Стою перед входом в офис будущего свекра, хотя не уверена сейчас абсолютно ни в чем. Судя по настроению Леши — он готов забыть все и жить дальше, как раньше. Я же не уверена, что готова вычеркнуть из памяти поцелуй с Павлом, потому что изменила. Измена же это не про физическое действие, Алексею я не сказала главного. Я хотела поцеловать Павла, я наслаждалась этим поцелуем, я таяла в его руках, как предательское мороженое под солнечными лучами. А еще этот удар. Он расчертил огромную линию между прошлым и нынешним. В своей голове я, конечно же, нахожу оправдания поступку молодого человека, только вот приходится нарушать свои принципы. В который раз уже. Усмехаюсь сама себе в голове. Настоящая дура. Я никогда не простила бы мужчине удар. Но из-за чувства вины перед Алексеем — нахожу причины, почему должна простить. Только и на мужчину больше смотреть как раньше не получается, разочарования никуда не деть. Уверена, что и младший Бронский найдет повод для укора рано или поздно, обязательно вспомнит мне, что я целовала другого.

Стучу костяшками пальцев по стеклянной двери, слышу голос начальника, но смелости набраться не могу. Он еще раз произносит строгое: «Войдите», и я нерешительно приоткрываю дверь, просовывая голову. Смотрю по сторонам, на рабочий стол, на кресло — куда угодно, лишь бы не в глаза. Веду себя, как трусливая зайчишка, кажется, что в детстве я была куда более смелой.

— Алиса, дорогая, проходи, — мужчина жестом зазывает к себе. Еще несколько секунд мнусь на входе, мне бы его оптимизма сейчас.

— Добрый день! — сажусь напротив Станислава Владимировича, все еще не решаясь посмотреть на него. Тот тут же ловит мой настрой и хмурит брови, складывая руки в замок.

— Что случилось? — скрыть свое нервозное состояние мне не удается, да я и не старалась особо.

— Станислав Владимирович, а зачем вы дали мне дело Федулова? — выпрямляю спину, от чего мышцы неприятно сводит, и все тело натягивается как струна.

— Мы же обсуждали уже этот вопрос.

— Да, только вот Павел сказал, что попросил вас назначить меня, — голос немного надрывается.

Мужчина кладет свою теплую и большую ладонь поверх моей, сжимая ее в знак поддержки.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — он продолжает греть мою руку. — Но я действительно дал тебе это дело не только потому, что Павел Александрович попросил. Я тебе говорил, что не сомневаюсь в твоих способностях.

Аккуратно вытаскиваю руки и кладу их к себе на колени, комкая юбку.

— Рамки нашего сотрудничества с Павлом Александровичем иногда выходят за рамки адвокатской деятельности, — поворачиваю голову к окну. На соседнем здании сверкает неоновая вывеска круглосуточного магазина, одна буква мигает, сообщая, что в скором времени она погаснет, и нужно менять лампочку. Хватаюсь за эту деталь, как за спасательный жилет, и считаю, сколько раз в минуту она моргнет.

Когда в детдоме я сильно нервничала или на чем-то хотела сосредоточиться, всегда смотрела в одну точку, останавливая взгляд на конкретном предмете. Эта практика часто помогала мне, когда дыхание сбивалось или же накатывались слезы. Последнее время я ее не использовала, но сейчас нервы на пределе, поэтому мигающая красная буква «К» помогает восстановить дыхание и выровнять его.

— Алиса, может, воды? — от мужчины не ускользает мое тревожное состояние.

— Нет, — тихо говорю. — Просто, я хочу, чтобы вы меня убрали из дела Федулова. Я не могу больше его вести, все вышло из-под контроля.

— Я не могу, Алиса. Контракт не позволяет.

Резко поворачиваю голову и смотрю прямо на Станислава Владимировича, он виновато опускает голову вниз.

— Какой контракт?

— Видишь ли, Алиса, когда Федулов попросил, чтобы я поставил на это дело тебя, то мы добавили по его просьбе один пункт, — мужчина достает папку и кладет передо мной, — который гласит о том, что отказаться от его дела ты не можешь, только если он сам этого захочет.

Сердце замирает на секунду, а потом снова стучит. Я пробегаюсь бегло по строчкам, но там все четко написано. Придраться не к чему.

— Я ничего не подписывала!

— Да, но ты являешься моим сотрудником, а там стоит моя подпись, — мужчина встает и нервно вышагивает по кабинету. — Прости меня, дочка.

Его «дочка» звучит неестественно, хочется закричать, затопать ногами. Сделать все, что делают люди, когда не согласны с ситуацией.

— Что он сделал тебе? — заботливо спрашивает.

— Да я ему не нужна как адвокат, он просит меня следить за людьми, втираться к ним в доверие, изображать из себя невесть кого, — жалуюсь, как капризный ребенок, и умалчиваю, что Федулов предлагает быть его любовницей.

— Алисонька, мы не всегда честно работаем. Наша главная задача — защитить клиента. Любым способом.

— А если он справедливо наказан? — уточняю, хотя примерно знаю ответ.

— Мы не судьи. Да и забудь про справедливость, ее не существует, — подтверждает мои догадки.

Встаю с кресла, снова смотрю на мигающую букву и понимаю, что она перестала подавать сигналы жизни. Она погасла. И я тоже погасла.

Прощаюсь с мужчиной, отвечая на его робкие объятия, выхожу из кабинета и плетусь в сторону уборной. Слезливая Алиса тут как тут. Когда-то я буду вспоминать этот период, как самый тяжелый. Надеюсь, когда-то он обязательно закончится.

Вытираю слезы бумажной салфеткой, попутно захватывая шмыгающий нос. Телефон звонкой трелью звенит в сумочке, хочется послать весь мир, скрыться дома под одеялом и ждать, когда проблемы сами по себе рассосутся и исчезнут. Только вот в розовых очках я давно не живу и знаю, что я — единственная кто может их решить.

— Да, — отвечаю на звонок, видя на дисплее имя Федулова, но если не буду брать трубку, он все равно меня найдет. Прятаться нет смысла.

— Ты плачешь? — замечаю, что мужчина редко здоровается. Всегда начинает диалог с конкретики. Мой шмыгающий нос не остался незамеченным.

— Нет, просто приболела.

— Не ври! — отрезает мужчина, — Что случилось?

— Да какая к черту разница, — устало говорю.

— Опять истеришь? Алис, прекращай.

— Ты случился, жизнь после встречи с тобой пошла под откос. Зачем ты попросил добавить дополнительный пункт в контракт? — сжимаю крепко телефон, словно боюсь, что он выпадет из трясущихся рук.

— Алис, так было нужно. Я чувствовал, что ты захочешь сбежать. Мне нужен был рычаг.

— Я чувствую себя вещью, которой распоряжается кто угодно, — признаюсь. — Отпусти меня.

— Я не могу.

— Можешь! — давлю на мужчину. Хотя это выглядит больше как жалостливая просьба.

— Без тебя уже никак, маленькая.

— Удаленькая, — огрызаюсь.

Слышу его смех. Тихий и хриплый.

— Я не могу пока тебя увидеть, это небезопасно, — начинает мужчина. — Встреться с Мишуровым тет-а-тет. Скажи, что твой партнер хочет с ним переговорить.

— Какой еще партнер? Кто хочет увидеться с Дмитрием Львовичем?

— Я, — чеканит Павел.

Я присаживаюсь на диван в приемной, голова слегка кружится. Мысли путаются.

— Мне больше не нужно скрывать, кто я есть?

— Не говори ему ничего, просто договорись о нашей с ним встрече. Это не он мутит воду.

— А кто?

— Ткач, падла.

Пропускаю мимо ушей нецензурную брань. Привыкла к таким выпадам со стороны Федулова.

— Ничего не понимаю, Павел, — максимально опускаю голову на колени.

— Не засоряй сейчас себе голову. Я позже все расскажу, дай время разобраться со всем дерьмом. Просто делай, как я говорю, — пытается меня успокоить.

— Ладно, — сдаюсь.

— Алиска, — Федулов вздыхает, я прислушиваюсь к его дыханию в трубке, — Кингстон скучает.

Улыбаюсь, вспоминая черного доброго пса. С удовольствием зарылась бы сейчас в его мягкую шерсть и уснула.

— И я скучаю, — добавляет мужчина.

Я ничего не отвечаю и кладу трубку. Жизнь не дает никаких шансов упростить ее. Становится только сложнее. Но и мы не из робкого десятка, будем разгребать. Медленно, но верно.