Наши дни. Павел
— Ну что, товарищи, какие у нас планы? — опоздавший Мишуров грузно падает на стул напротив, слегка прокашлявшись. Берет в руки меню, изучая, хотя он прекрасно знает его наизусть, так как обедает тут каждый день. Заинтересованно просматривает перечень блюд, оттягивая время намеренно и создавая эффект важности ожидания его персоны.
Меня же на части рвет, в другой любой день я бы забил хуй и просто ушел, не привык ждать людей, особенно когда они опаздывают почти на полчаса на встречу. Но сейчас сдерживаюсь, понимаю, от хороших отношений зависит скорость разрешения ситуации с Алисой. Тем более, что Мишуров все еще поддерживает отношения с Минаевым, даже если уже и не такие близкие, как ранее.
Олег Викторович, что сидит по правую руку от меня, тоже раздраженно поглядывает на наручные часы, хмуря брови. Вряд ли у подполковника ФСБ есть лишние время ждать пока сытый жизнью бизнесмен выберет, что он будет жрать и пить.
— Ты сказал, что знаешь, где она находится, — с Мишуровым мы давно перешли в плоскость общения без формальностей, поэтому мое обращение на "ты" не режет его слух, даже бровью не ведет.
— Мне свиную отбивную, картошечки с луком, шефу передай, чтобы позажаристее была, — отвлекается на официантку, — И принеси-ка Мартель.
Официантка быстро записывает все, повторяя заказ, и уходит.
— Знаю, — кивает, уже направляя взгляд в нашу сторону, — Только подставляться я не хочу, Федулов. Какой мне резон идти на это? У меня с Ткачом более менее, могло, конечно, и лучше быть, но терпимо.
— Я заберу себе завод, поделим его. Два монополиста лучше, чем три, — уверенно отвечаю.
— Ты что-то путаешь, Паш. Монополист — он один. Не два.
Раздраженно откидываю вилку в сторону, Олег Викторович ловит мою нервозность, забирая себе право продолжить разговор. Злюсь на себя, раньше любые переговоры были моей стихией, мог договориться о чем угодно, а сейчас нервы сдают. Представляю, что ее нет рядом уже вторые сутки, и трясет всего. Какого черта так сложно все в этом блядском мире?
— Оба поможете мне выйти и убрать Ткача, я решу твой вопрос с липовым делом, — смотрит на меня Кристенко, — И твое попрошу закрыть, — направляет нож в сторону Мишурова.
— Это которое? Пожар на заправке? — заинтересованно смотрит на фсбшника.
— Оно самое.
— Что ж, это уже другое дело. Но и от половины заводика не откажусь, — гадко потирает свои руки.
Официантка приносит его заказ, откупоривает коньяк и разливает темно-коричневую жидкость по бокалам. Осушаю залпом, не морщась. Не могу вынести этот день. Ситуация не меняется, легче не становится. Только еще больше загоняюсь, представляя в самых страшных картинках, как Минаевские руки трогают ее нежную кожу. Скулы сводит судорогой от того, как сильно я сжимаю челюсть, в попытке не завыть от боли. Все обострилось в разы. Устало провожу пальцами по глазам, потирая их и сдерживая слезы. Я реально с этой девчонкой стану тряпкой. Просто устал бежать за ней, искать ее, не хочу и не могу без нее. Верните мне любимую женщину, и я откажусь от всего, что имею.
Какой смысл существовать, если еще будучи подростком я сделал ее причиной для того, чтобы жить? Все всегда крутилось вокруг нее, все мои действия были направлены на то, чтобы быть с ней. Я даже бизнесом стал заниматься, потому что хотел прийти к ней состоявшимся и успешным мужчиной, а не хуй пойми кем. Для самого себя мне ничего не нужно было никогда.
Да, я зависим от нее. Наверно, психологи посчитают, что у меня явно есть проблемы. Да я и не отрицаю, но менять ничего не собираюсь. Я мечтал почувствовать хоть раз любовь, когда оказался в детдоме, выброшенный и забытый. Искал эту чертову любовь везде и нашел только в ней. Теперь держусь за это чувство так крепко, как только могу.
Да, больная такая любовь. Зато самое сильное и прекрасное чувство, что есть в моей жизни.
— Мы будем брать штурмом дом? — устало сиплю.
— Да куда ты торопишься. Все сделаем тихо, с Ткачом нужно деликатно. Нужны переговоры, для начала, — Кристенко откусывает розовый кусок форели, смачно причмокивая. А меня от любой еды мутит. Стресс сказывается.
Осушаю второй бокал.
— Я не смогу еще сутки продержаться. Могу делов наделать, — честно признаюсь.
— Давай я тебя в КПЗ посажу. Отсидишься, подумаешь обо всем.
— Хорошая идея, — поддакивает Мишуров.
Юмористы хуевы. Мне не смешно.
— Парень, послушай, мы все прекрасно тебя понимаем, — Мишуров делает лицо серьезным, — Несмотря на то, что мы все тут серьезные дядьки, любовь для нас также важна. И твоя пока жива, ходит, ест, спит. А моя умерла. У тебя хотя бы есть шанс быть с ней. А у меня только один вариант, это туда, — поднимает глаза к потолку.
Да, Алиска говорила, что его жена умерла от рака.
— Согласен. Моя жена, бывшая, хоть и жива, но рядом тоже нет. Разлюбила. Так что у тебя есть все шансы наладить жизнь, она жива и любит тебя, — Олег Викторович делает жадный глоток, причмокивая.
Блять, они правы, безусловно. Я тут растекся как кусок дерьма, жалея себя. Просто чертовски устал бороться за наше с ней счастье. Чертовски устал, каждый раз упускать ее из рук.
— Что делать то будем?
— Для начала перестань глушить боль в алкоголе. Нужен чистый разум, — Кристенко откидывается на спинку кресла, — Чтобы ты вышел на диалог с Ткачом. Иди с повинной. Он ждет твоего покаяния.
— Сука, может на колени еще встать? — истерически хмыкаю.
— Если понадобится, то встанешь.
А я не сомневаюсь, что Ткач не упустит шанса поглумиться. Захочет унизить меня максимально, втоптать в грязь. Что ж, если такова цена любви… То я согласен.