Наши дни.
Паша уезжает по делам. Разумеется не говорит, куда именно, но обещает, что мы позже все обсудим. Просит дать ему время разобраться самостоятельно. Что ж, я девочка терпеливая, хоть и не всегда…
Прохожусь по дому, осматриваясь внимательнее. Хозяйкой здесь себя точно не ощущаю и вряд ли когда-либо смогу, энергетика тут давящая. То ли это из-за того, как изначально у нас складывались отношения с мужчиной, то ли из-за выстрела. Не знаю, просто некомфортно находиться тут, тем более одной. Обнаруживаю дверь, которую ранее не замечала, она в самом дальнем углу коридора на втором этаже. Любопытство берет верх, клянусь себе, что если там супер личное, о чем Паша не успел рассказать — я дождусь его откровений. Тем более с каждым днем мы все ближе становимся друг к другу.
Приоткрываю дверь и захожу в темную комнату, шторы блэкаут плотно сжаты, на столе включена лампа. Это кабинет. Не припомню, чтобы Федулов сюда заходил. Может, работает в мое отсутствие. Стол девственно чистый — на поверхности лежит лишь красивый паркер, и стоит фото в рамке. Аккуратно беру ее в руку, боясь оставить следы. Словно остерегаюсь быть пойманной…
С горечью сглатываю слюну — на фото я, вернее Алиса. Сама уже запуталась. Я спокойно идентифицирую себя с той прошлой, но только не тогда, когда дело доходит до наших отношений с Пашей. Я словно раздваиваюсь, перестаю мыслить грамотно. Он — мой мужчина, а я какого-то черта ревную его к другой. К другой, которая тоже я. Если бы можно было читать мои мысли, бригада санитаров из психиатрии уже мчалась бы сюда на всех порах. Не могу объяснить, как так происходит. Но в глубине души понимаю, в чем причина.
Он встретил меня, абсолютно не имея понятия, что нас связывает гораздо больше, чем деловые отношения. И в глубине души он все время хранит место для той, своей первой любви. А потом случаемся мы, с нашей страстью, чувствами и опасностью, что подогревает и так большое пламя. Самое время забыть прошлое и окунуться с головой в новое. Только фотография, стоящая здесь в рамке, говорит, что один из нас прошлое не отпускает.
Ставлю фото обратно, прохожусь кончиками пальцев по краю стола. Натыкаюсь на ящик, и снова любопытство маячит на фоне. Не должна я этого делать, но зачем-то делаю… Нам точно стоит поработать над доверием в отношениях, ведь у меня оно явно отсутствует. Второй укол горечи врезается в сердце.
Ты не такая стойкая, Алиса, как могла показаться.
Достаю из ящика увесистую папку в черном кожаном переплете. Она выглядит опрятно, словно с нее каждый день сдувают пыль, а значит, туда очень часто заглядывают.
Открываю. Ну, что ж. Бог любит троицу. Только теперь отчаяние расползается по венам, заполняя все пространство и вытесняя бурлящую кровь. Резко становится холодно и неуютно. Словно тело окаменело и застыло.
Он же сказал, что я погибла. Какого черта он возобновил поиски?
От досады кидаю папку обратно в ящик, уже не так аккуратно и любовно, как делает это Паша. Уж не сомневаюсь, что он неровно дышит к содержимому.
Вылетаю, как ошпаренная, и несусь вниз на кухню. Срочно нужно выпить, иначе я сорвусь. Бухаю бокал вина залпом, рот вяжет от таниновых ноток, но меня это не смущает. Следом идет второй бокал. Я теряю счет времени, но бутылка быстро заканчивается, а вместе с ней и мое терпение.
— Где ты? — не здороваясь, сразу выпаливаю, как слышу на том конце его голос.
— Ты пьяна? — что ж, сегодня мы оба не сильно вежливы в общении. Я чувствую даже по ту сторону, как он зол.
— Да. А что, тебе не нравятся пьющие? Ну ничего, переживешь, — намеренно хамлю. В какой-то момент становится тошно от самой себя, но отступать я не буду.
— Мне не нравится тон, который ты сейчас используешь, разговаривая со мной. Что случилось?
— Ах, тон ему не понравился. Какая жалость… — не понимаю откуда во мне эта желчь.
— Ты совсем там головой поехала? — рявкает чертыхаясь. — Алиса, сейчас же закрой рот, пока ты не сказала лишнего. Я буду дома через десять минут. Надеюсь, у тебя был веский повод так надраться. В противном случае я выдеру тебя сам.
Он сбрасывает, а с меня сходит спесь. Неужели нельзя цивилизованно поговорить? Хотя, справедливости ради, я первая начала.
Жду его, попутно открывая вторую бутылку вина. Не церемонюсь и пью из горла — так вкуснее. Кингстон жалобно поглядывает на меня, а я вообще не могу сейчас воспринимать ничего и никого.
Сердце топят боль, ревность, обида. И разочарование — к слову, самое страшное для меня. Можно разлюбить человека, но уважать его. Можно ревновать человека, но любить его. А что делать с разочарованием? Никогда не понимала. Для меня это самое тяжелое чувство. Я ненавижу разочаровываться в людях, особенно которых люблю.
— Блять. Что тут происходит? — Паша оглядывает меня, сидящую на полу в окружении одной пустой бутылки и другой наполовину полной, к которой жадно присасываются мои губы.
— Ничего. У меня банкет, — мирно отзываюсь.
— Это полный пиздец, Алиса, — мужчина выхватывает сосуд из моей руки, от чего часть янтарной жидкости капает на ковер.
Я досадно восклицаю, тру рукой пятно, делая его еще больше.
— Да оставь ты этот чертов ковер в покое, — хватает меня за руку и встряхивает как тряпичную куклу.
— Что происходит? Живо говори!
— Ну, для начала, перестань орать, — вырываюсь из захвата. — Я тебя прекрасно слышу.
— Ага. Я вижу, — он устало трет глаза.
— Паш, а скажи, — приглаживаю разметавшиеся волосы, — а вот что ты ко мне чувствуешь?
— У нас вечер ебанутых вопросов? — скептически поднимает бровь, и делает шаг в мою сторону. Но я сторонюсь.
— Нет. Просто пытаюсь понять кое-что…
— Что? — сейчас у него совершенно недобрый взгляд. Но меня это все не пугает, боли от него я не боюсь уже много лет, иммунитет выработался.
— А вот чисто гипотетически, если сейчас в эту дверь, — я тычу пальцем на вход, — зайдет твоя любимая Алиса из прошлого… Ну так, представим. Что ты будешь делать?
— У тебя галлюцинации уже? — бродит глазами по моему лицу.
— Малыш, ну я же сказала, что представим, — его лицо кривится на слове «малыш».
Конечно, все это вылетает из моего рта неестественно. Я никогда бы так не назвала любимого мужчину, тем более Павла. Какой же он малыш?
— У меня сейчас мозг нахуй взорвется! Говори прямо, что случилось, — Федулов в бешенстве.
— Ладно, — почему-то истерить не хочется совсем, — просто нашла у тебя папку с документами. Ты все еще ее ищешь. Тебя даже не останавливает тот факт, что она мертва. А значит, будь она жива, для меня места в твоей жизни не было бы.
Пока говорю все это, чувствую, как абсурдны мои слова. Но из нас двоих истину знаю только я. Потому слезы душат, и безучастной остаться не получается. Эмоции притупились, но боль просто затаилась за углом, ожидая, когда можно вырваться наружу.
— Эта сцена ревности сейчас? — кажется, теперь ему весело.
Я злюсь и сжимаю кулаки, еще бы ногой топнуть в знак протеста. Да вот смех его гогочущий останавливает. Возможно, в дурку сегодня увезут двоих.
— Алиса, блять, это фиаско, — еле выговаривает сквозь смех.
А мне все еще не смешно. Не понимаю, что его так рассмешило?..