Почему Таранов решил назвать операцию по вербовке Ганса Рихтера «Гектор», неизвестно. Начальству виднее. В оперативных документах Рихтер получил позывной «Сынок».
Штаб-квартира немецкой разведки располагалась в Пуллахе. Это район на юге Мюнхена. Рихтер курировал несколько сетей информаторов, проживающих в ГДР либо следующих через нее транзитом. Это был довольно глобальный проект, носивший название Redcap, в переводе – «красная шапка». Немецкие железнодорожники носили черные фуражки с красным верхом. Они часто перемещались по стране и могли видеть перевозку техники, личного состава, начало крупного строительства. Эти данные за небольшую плату они передавали своим звеньевым, а те уже дальше.
Продавцы в магазине видели, что к ним стали заходить солдаты с другими эмблемами, дворники замечали, что в особняк вселился какой-то русский генерал со свитой, почтальоны углядели, что на окраине города появились странные антенны, и так далее. Делали они это не из идеологических убеждений, а из-за нищенского положения, когда любая марка была хорошим подспорьем.
Поэтому в связи с оперативной необходимостью рабочее место Рихтера было закреплено в филиале БНД в Западном Берлине. Следить за оперативником было опасно, но другого пути не было.
Однако для начала его надо было вообще найти. Группа Севера, состоящая из Гнома и Петера, располагала только фотографией Ганса. Непосредственно территория вокруг особняка на два квартала добросовестно контролировалась службой безопасности. После тщательного анализа Север заметил, что, по сути, к объекту машины подъезжают и уезжают по двум основным маршрутам. На обоих перекрестках установлены светофоры, и машины вынуждены притормаживать или останавливаться.
Именно здесь оперативники решили оборудовать наблюдательные пункты. В съемных квартирах установили скрытно фотоаппаратуру и снимали все машины, следовавшие в сторону филиала разведки. Много фотографий отсеивалось: невозможно было рассмотреть водителя, мешали солнечные блики на лобовом стекле или шофер отвернулся. Это как на рыбалке: чтобы получить хороший улов, нужна удача или большое терпение.
Только через полторы недели на одном фото за рулем БМВ 507-й серии цвета «камыш» можно было разглядеть человека, похожего на Сынка. Начиная со следующего дня этот автомобиль уже стерегли три экипажа.
Вечером по направлению от филиала они засекли этот родстер и аккуратно повели. Когда авто остановилось и водитель вышел из машины, Гном длиннофокусным объективом сделала качественные снимки. С большой долей вероятности это был Ганс, но требовалось подтверждение.
Объект зашел в пивной бар. Северу светиться раньше времени было нельзя, поэтому пошел Петер. Ему удалось занять место недалеко от компании, к которой присоединился объект, и он несколько раз четко слышал, что к тому обращались по имени Ганс. Идентификация состоялась.
За неделю аккуратного, непрерывного наблюдения удалось установить место проживания Сынка, просчитать его приблизительный график, приноровиться к манере его передвижения. Жил он один, пару раз вечером встречался с молодой женщиной, однажды она осталась у него на ночь. В пятницу вечером зависал с друзьями в баре. Остальное время посвящал работе. Удалось даже приблизительно установить две конспиративные квартиры, где он встречался со своими «контактами». Надо было искать повод для непосредственного знакомства Севера и Сынка. Пока не было даже наметок. Так прошла еще неделя.
В очередную пятницу Ганс отправился по новому маршруту. Наблюдатели довели его до крупнейшего в Берлине стадиона, построенного к XI Олимпийским играм 1936 года. Сегодня был важный футбольный матч, играли команды «Киккерс» из Оффенбаха и столичная «Тасмания 1900». Десятки тысяч болельщиков потянулись к трибунам. У Ганса был билет, и он быстро исчез из поля зрения преследователей.
– Что будем делать, командир? – Группа собралась на совещание перед входом на стадион.
– Засечь человека в таком муравейнике практически невозможно, – стал размышлять Петер.
– У меня есть бинокль. – Грета была запаслива, как всегда.
– Отлично, только куда смотреть?
– «Киккерс», красно-белые, из Оффенбаха, – прикидывал расклад Север. – Тасмания – местная, берлинская. Рихтер тоже родом из Берлина. Значит, логично, что искать Сынка надо среди сине-белых.
– Плохо.
– Почему?
– Местных всегда приходит больше поболеть за своих.
– Значит, делаем так, – командир подвел товарищей к стенду с планом посадочных мест. – Берем билеты и отрабатываем сектора. Первый тайм в северной части десять секторов от А до Т, значит, по три сектора на брата. В перерыв собираемся у выхода. Если не найдем, то во втором тайме работаем по южной части, там девять секторов, с J по R. Если снова не найдем, то перед окончанием матча встречаемся здесь же и смотрим на выход.
– Подожди, до меня не дошло, – опять встрял Петер. – А для чего он нам там нужен?
– Нужен не он. Нужен тот, с кем он общается, то есть его связи. Ведем их, а не его. Мы не можем выходить в лоб на объект, поэтому попробуем выйти на него через его окружение. Понял?
– Понял, не дурак. Дурак бы не понял.
Игра была очень нервная, удача переходила от одних к другим и в конце концов обманула всех. Трибуны вскакивали, орали, перемещались. Матч завершился вничью 2:2. Сынка смогли отследить только на выходе. Он шел в окружении нескольких возбужденных мужчин с сине-белой символикой. До стоянки дошли трое. Бородатого толстяка поручили устанавливать Грете. Худого патлатого отдали Петеру. Ганса Север оставил за собой.
Из материалов дела было известно, что родом Ганс был с берлинской окраины Неокёльн, что на юге столицы. Пригород известен благодаря аэропорту Темпельхоф. Недалеко от него расположен стадион, на котором базируется лучшая футбольная команда округа – «Тасмания 1900». Правда, текущий сезон для тасманцев был неудачный. С «Оффенбахом» они сыграли вничью 2:2, проиграли гамбургскому «СВ» 0:1, зато выиграли у «Вестфалии» 2:0. Резонно было предположить, что Рихтер известен фанатам клуба. Поэтому ближе к обеду Вилли отправился на стадион навести справки.
Вход на стадион был открыт. По гаревым дорожкам вокруг поля нарезала круги стайка пацанов и девчонок. В секторе прыжков не спеша разминались несколько человек. По футбольному полю пинали мяч юноши. Размеренная, даже ленивая жизнь под пригревающим осенним солнцем.
Около входа в раздевалки висело большое расписание мероприятий, проводимых на стадионе. Матвей прикидывал, когда будет играть «Тасмания» на родном поле.
– Вам помочь? – Пожилой мужчина пенсионного возраста явно скучал на ближайшей лавке для болельщиков.
– Да вот смотрю, когда «Тасмания» будет играть, – поддержал разговор гость. – После вчерашней игры пришел посмотреть, как тренируется команда. Мне показалось, что игроки могли играть лучше, но им просто лень. Забили первый гол и успокоились. Бегали как сонные мухи. Им заколотили в ответ, пропустили второй мяч, только тогда зашевелились и смогли сравнять счет. Думаю, дай гляну, как они умеют на тренировках играть.
Это был посыл к разговору, и пенсионер охотно на него пошел. Скоро Матвей получил полный расклад игры команды с фамилиями и кличками игроков, экскурсом в историю самой команды. Разведчик старательно запоминал. За этим он сюда и пришел.
– Обратил внимание, что поддержка у тасманцев была хорошая. Здесь большой фанатский клуб? В него можно вступить? – Север аккуратно перевел разговор на интересующую его тему.
– Конечно. За «Тасманию» болеют целыми поколениями. Пацаны с малолетства приходят на стадион с отцами, братьями, целыми домами.
– Дерутся с конкурентами?
– Сейчас мало, а вот раньше, после войны, парни были злые, голодные. Надо было выпустить пар. Мы, немцы, хотели править миром, а получили нищету, унижение и голод. Злости накопилось в людях много, вот она и выплескивалась. Банды, иного слова и не подберешь, договаривались, сходились в крупных драках на Темпельхофе. Прямо рядом с летным полем.
– Жестоко бились?
– Один раз даже парень умер. Тогда полиция повязала четверых наших. Якобы они его били.
– Их посадили?
– Нет. У нашего игрока папа был хороший адвокат. Чтобы пятно убийства не легло на команду, его попросили защитить ребят. Он их и вытащил.
– Что, совсем без срока за убийство?
– Адвокат смог доказать, что у погибшего было больное сердце, и он скончался не от побоев, а от приступа.
– Повезло парням, – задумчиво произнес гость. Что-то подсказывало, что эта информация может ему пригодиться. – Что с ними стало потом?
– Одного родители сразу увезли в другой город, а остальные доучились, повзрослели, стали солидными людьми.
– Как их звали, не помните?
– Нет, я общался со своими. Мы были старше. У нас были свои заботы тогда. Работы мало, русские устроили блокаду Берлина, надо было выживать.
Поговорив еще минут пятнадцать на другие темы, Север распрощался со словоохотливым собеседником.
Установить патлатого не удалось. На автобусе он проехал три остановки, затем вышел и направился в большой семиэтажный дом, там и затерялся.
Грете повезло больше. Толстяк доехал до, как она его назвала, «купеческого особняка». На первом этаже был магазин «Фарфор и фаянс», на втором жилые комнаты, судя по всему, хозяев магазина. Толстяк открыл дверь своим ключом.
Сегодня перед встречей Гном заехала в магазин, походила, посмотрела. Ассортимент посуды довольно большой: от очень дорогих сервизов до чашек и тарелок обыденного спроса. Продавщица пошла по какому-то вопросу к управляющему, и девушка засекла там нашего толстяка.
– Напоминаю, коллеги, наша задача – собрать как можно больше материала по Сынку, чтобы было с чем работать вербовщику, – Матвею нравилось это немецкое обращение – «коллега». Пролетарское «товарищ» было в ходу в советской зоне контроля, но не в капиталистической ФРГ. Обращение «друг», «друзья» – слишком личностно. Поэтому нейтральное «коллега» подходило очень хорошо. – В прошлой его жизни могут быть такие скелеты в шкафу, что любо-дорого работать.
– То, что мы сумели найти объект в миллионном городе, уже хорошо, – привычно возразил Петер.
– Хорошо, но мало. Что мы знаем о его прошлом? О его родне, окружении? Ничего. Толстяка я беру на себя. Какие предложения по дальнейшему поиску материала?
Петер пожал плечами.
– Мы знаем его установочные данные. Значит, можно запросить, где он жил раньше, с родителями, и там покопать, – предложила Гном.
– Значит, этим и займешься. Сделай запрос в Центр, пусть поднимут личное дело отца Ганса и передадут адрес его семьи. Ты его проверишь, походишь там, посмотришь. Подумай над легендой, – одобрил командир. – Тогда ты, Петер, поводишь Сынка. Только очень аккуратно. Лучше пусть он соскочит, чем заметит наблюдение. Почаще меняй гардероб, чтобы не примелькаться. Вопросы? Тогда вперед, бойцы.
К магазину «Фарфор и фаянс» Север подъехал вовремя. Бородатый толстяк без спешки возвращался на свое рабочее место, очевидно, после сытного обеда. Посетителей было немного.
Вооружившись блокнотом, Матвей внимательно знакомился с ассортиментом, делая пометки. Конечно, его заметили, сообщили начальству, несколько раз продавщица подходила и предлагала свои услуги, но посетитель их вежливо отклонял. Наборы столовой посуды посетителя не заинтересовали, зато чайные и кофейные сервизы с богатой росписью наверняка будут хорошо смотреться в квартирах руководителей разведки и партийного аппарата. Для чиновников попроще подойдут изящные фарфоровые статуэтки и фигурки. Для них ведь неважно, барокко это, или рококо, или даже модерн. Не было у нас такого. Вернее, было, но сгинуло в горниле мировых войн и революции.
В гостях у своего закадычного студенческого друга Давида Степаняна, сына руководителя наркомата внешней торговли, Матвей частенько рассматривал фарфоровые статуэтки. Но даже в доме человека, имеющего большие возможности, фарфор был подобран в традиционном советском стиле «что попало». Так что в том, что Центр одобрит закупки сервизов в связи с оперативной необходимостью, Север не сомневался. Расписной сервиз на дюжину персон из немецкого фарфора будет прекрасным подарком сотрудникам партаппарата к юбилею.
Через некоторое время, очевидно, у толстяка не выдержали нервы, и он выкатился в зал.
– Разрешите представиться: директор магазина Людвиг Пфеффель. Я заметил, что вас заинтересовал наш ассортимент. Я могу чем-нибудь вам помочь?
– Вилли Мюллер, предприниматель, розничная торговля, – представился Север. – У вас прекрасный ассортимент, герр Пфеффель, не могли бы мы побеседовать о взаимовыгодном сотрудничестве?
– Прошу вас ко мне в кабинет, герр Мюллер, – любезно пригласил хозяин.
Вилли предложил Людвигу вариант классического коммерческого сотрудничества. Заключается договор, Мюллер вносит залог, получает товар, реализует по своим каналам, рассчитывается и получает новую партию. Они долго торговались по поводу объемов партий, сроков реализации и отпускной цены, но быстро решили вопросы по рекламе, дополнительной упаковке, ведь товар перевозится на длительное расстояние, по возврату брака или некондиции. Для начала партнеры согласовали ассортимент на изделия Королевской фарфоровой мануфактуры в Берлине и – немного подешевле – продукцию Нимфенбургской мануфактуры.
Людвиг заливался как соловей, и остановить его было невозможно. Вилли узнал, что один из главных партнеров магазина, Королевская фарфоровая мануфактура была создана в 1751 году при содействии самого Фридриха Великого, прусского короля. Его изделиям свойственны особая белизна и утонченная роскошь. История другого поставщика Фарфоровой мануфактуры в Нимфенбурге неразрывно связана с историей королевского дома Виттельсбахов, и началась она в 1747 году. Особую известность производство получило благодаря фигурному направлению. Статуэткам свойственны элегантность и утонченность, сочетающиеся с характерными движениями, жестами, мимикой. По эскизам итальянского мастера создано большое количество видов, в том числе непревзойденная коллекция персонажей итальянской комедии дель арте.
После затянувшихся переговоров, в результате которых Север бился не за цену, а за то, чтобы у Людвига осталось самое благоприятное впечатление о его новом партнере, хозяин предложил кофе с каплей коньяка. Именно этого неформального момента и ждал Матвей. Он давно заметил за спиной хозяина посудной лавки сине-белый флажок с символикой «Тасмании 1900».
– Герр Пфеффель, я смотрю, вы поклонник «Тасмании», – гость указал на флажок. – Как вас вчера раскатал «Оффенбург». Я был в восторге.
Этого было достаточно, чтобы уязвленный фанат зарычал, как раненый бизон, и с жаром бросился отстаивать честь своей команды. Время от времени Вилли вставлял факты, имена игроков и рассуждения, полученные от пенсионера со стадиона под Темпельхофом. Теперь Людвиг видел, что герр Мюллер не только хорошо разбирается в фарфоре, но и почти родственная ему душа, любитель и знаток футбола. Умело задавая вопросы, Север выяснил, что Людвиг и Ганс Рихтер дружат с детства, правда, сейчас встречаются редко, только на футболе.
– Кстати, Людвиг, – они уже перешли на имена. – Там, кажется, у вас была какая-то криминальная история. Это случайно не ты пришиб паренька из другой фанатской банды, там, на Темпельхофе?
– Нет, меня там тогда не было. Мы получили новый товар, и отец (в то время он руководил фирмой) заставил меня принимать и разбирать большую партию изделий. Под раздачу попал Ганс. Он всегда рвался в бой в первых рядах. Его-то и повязала полиция. Его и еще троих наших ребят.
– Как же им удалось выкрутиться?
– Мы и сами не поняли. Все думали, что им дадут несколько лет за непреднамеренное убийство, а их выпустили через пять дней, и дело закрыли.
Чтобы не акцентировать внимание на этом факте, Вилли перешел на другую тему – более эмоциональную, чтобы перебить предыдущую. Он прошелся по прелестям продавщиц, вызвав смущение собеседника.
Через пятнадцать минут, довольные собой, они распрощались. Договорились, что в течение трех дней Вилли привезет залог, а через неделю они встретятся на футболе. «Тасмания» будет биться с «Боруссией».
В конце дня Север собрал свою команду. Он рассказал о результатах встречи с толстяком. Петеру докладывать было практически нечего. Сынок поздно вечером выехал из филиала, поужинал в кафе и отправился домой. Грета получила адрес, где до войны проживали жена и сын капитана Рихтера.
– Под какой легендой пойдешь? – поинтересовался Матвей.
– Адвокатская контора Шмидта по поручению Красного Креста разыскивает Марту Рихтер по запросу ее двоюродной тетки из Швейцарии, – предложила девушка.
– Почему Шмидта? Это юмор у тебя такой?
– Я была в адвокатской конторе Шмидта, знаю, где она расположена во Франкфурте, знакома с его сотрудниками. Если ты помнишь.
Утверждение о знакомстве, учитывая, в каком состоянии ее удалось оттуда вытащить, было двусмысленным, но, в целом, все верно.
– Когда планируешь пойти?
– Завтра.
– Очень важно собрать побольше фактического материала о жизни Сынка, тогда у вербовщика будет лучшее понимание объекта. Петер, подстрахуешь ее, а я покатаюсь за Сынком.
Расходились по очереди. Сначала Петер. С самого начала Матвей обратил внимание, что девушка немного не в себе. Голос тихий, глаза красные. Обычно спокойная, сейчас Грета выглядела притихшей.
– Что случилось, Гном?
– Ничего, – но при этом она предательски шмыгнула носом, и из глаз ее чуть не полились слезы. Матвей встревожился не на шутку.
– Отставить «ничего». Доложи, как положено старшему группы. В нашем положении любая мелочь имеет значение.
– Просто, – она запнулась. – Просто у меня сегодня день рождения.
– Там или тут? – задал дурацкий вопрос Матвей.
– Там.
Сам Север справился с состоянием, которое называют ностальгией, радикально. Он запретил себе говорить по-русски, иметь не то что русские книги, даже клочка на кириллице не было дома. Он спокойно проходил мимо афиш с редкими советскими фильмами и выступлением артистов. Он теперь не вспоминал о своем прошлом. Он – Вильгельм Мюллер, и точка. Но, очевидно, девушка дала слабину. Оставлять ее одну в таком состоянии было нельзя.
– Поехали, – скомандовал он.
Матвей отвез девушку в загородный ресторанчик, где в это время собиралось не так много посетителей. По дороге подарил ей букет цветов. Девушка немного успокоилась, в глазах засветились радость и благодарность. Север интуитивно понимал, что Гнома надо выводить из этого состояния, помочь адаптироваться к нынешней нелегальной жизни, поэтому он ни словом не обмолвился о Родине, оставленных близких. Он шутил, расспрашивал ее об учебе, советовал почитать недавно опубликованную книгу «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса, восходящей звезды немецкой литературы, чем немало удивил девушку. Она и не думала, что он следит за новинками немецкой литературы. Они договорились сходить на нашумевшую постановку по пьесе Петера Вайса «Башня». Одинокой женщине и одинокому мужчине было о чем поговорить в шумном, но чужом городе. Вечер удался.
– Я все поняла, Вилли. Больше этого не повторится, – шепнула она ему на прощанье, склонившись к самому уху.
В это время он неловко повернулся, и их губы встретились в долгом поцелуе. Оказалось, что это было еще не прощание.
На следующий день Гном в строгом деловом костюме, надев для солидности очки и прихватив портфель, отправилась по соответствующему адресу. Дом, к счастью, уцелел после войны, но в указанной квартире после нескольких требовательных звонков никто не отозвался.
Грета позвонила в соседнюю квартиру. Дверь распахнулась мгновенно. Пожилая женщина с любопытством уставилась на незнакомку.
– Я сотрудница адвокатского бюро Грета Бауэр. По поручению Красного Креста мы разыскиваем Марту Рихтер. В запросе указан этот адрес, но никто не открывает. Может, вы нам поможете, фрау…
– …фрау Зингер, – подсказала женщина. – А кто разыскивает Марту?
– Ее дальние родственники из Швейцарии.
– Не знала, что у нее были там родственники.
– Эта война так всех разбросала.
– Да-да. Только Марта умерла пять лет назад.
– Что вы говорите! Какая досада. Мне надо составить протокол поиска, разрешите, я с ваших слов все запишу, – заметив не очень довольное лицо женщины, тут же добавила: – Лицам, оказавшим помощь в розыске, выплачивается премия.
– Сколько? – тут же оживилась фрау Зингер.
– Сто марок. Деньги сразу.
– Так что же мы тут стоим, милочка! Проходите в комнату!
Грета разложила на столе бумаги и стала заполнять бланк. Записав данные на мать, она стала задавать вопросы о сыне. Словоохотливая соседка рассказала, что в детстве, до войны, мальчик часто ходил с отцом ловить рыбу на канал. У него была мечта поймать акулу. Взрослые смеялись, а он верил.
Ганс съехал с квартиры родителей давно, появлялся здесь редко, а после смерти матери не был ни разу. Чем он занимается и где живет, старушка не знает. Характеризовала она юношу как отъявленного хулигана. Подтвердила, что Ганса действительно едва не посадили за убийство, но отпустили. После войны семья жила трудно, едва сводила концы с концами. Марте пришлось устроиться на работу.
– Я не совсем поняла, фрау Зингер, вы говорите, что у них всегда не хватало денег. Но ведь Ганс окончил университет, выучился на юриста, а это недешево.
Соседка потупила глаза и стала озабоченно разглаживать скатерть.
– Значит, средства у них были? – настаивала девушка.
Фрау Зингер никак не решалось ответить.
– Поймите, мы платим только за достоверные сведения, а если вы что-то от меня утаиваете, как я могу с вами расплатиться? Или здесь какой-то криминал?
Наконец пожилая женщина решилась:
– Нет здесь никакого криминала. Просто об этом никто не знает. Особенно этот паршивец Ганс. Ему она говорила, что устроилась еще на одну ставку.
– А на самом деле?
– На самом деле оплачивали учебу сына ее любовники. Ей пришлось пойти на это ради сына. Женщина она была довольно привлекательная. Ее коллега по работе этим занималась и ее уговорила. Это была солидная контора, и обслуживали они только солидных клиентов. Мать очень боялась, что сын узнает, чем она зарабатывает деньги на его учебу. Поймите, милочка, это было очень тяжелое время. Не стоит нас осуждать. Это же не повлияет на мою премию?
Север получил сообщение о встрече Солопова с агентами. Как обычно, он принял объект на пункте перехода. Прослушать разговор не удалось: куратор с агентом сидели в баре довольно людного ресторана, к тому же музыка играла громко, в зале стоял шум.
Как умудрялся куратор в таких условиях обсуждать с Источником важные темы, непонятно. Со вторым получилось значительно лучше. Собеседники расположились за вынесенными на улицу столиками небольшого ресторанчика. От проезжей части их отделяли ряды густого кустарника. Север остановился почти напротив, скрытый зеленью. Он поставил на колени портфель, из которого слегка высовывался кончик микрофона, выбрал нужное направление и вставил наушник в ухо. Сверху портфель прикрыл газетой, сделав вид, что внимательно ее читает. Оказалось, что вовремя.
– Герр Солопов, вам наконец удалось что-нибудь узнать?
– Пока нет, Гюнтер. Наша бюрократия по скорости не уступает вашей. К тому же это частный запрос. Вы слишком многого от меня хотите. Как может простой советский гражданин интересоваться судьбой захоронения немецкого офицера, погибшего во время войны в Брянской области?
– Вы же обещали.
– Я не отказываюсь. Я нашел знакомого, у которого родственник служит в милиции в Брянске. За хорошее вознаграждение он пообещал навести справки. Пока ответа нет. Значит, ждем. У вас есть другие варианты узнать, где похоронен ваш отец?
– К сожалению, нет.
– Повторяю, значит, ждем, Гюнтер. – Они отхлебнули пива. – Какая погода стоит хорошая, пиво замечательное, не расстраивайтесь, мой друг. Как дела на работе? Вас еще не повысили?
– Пока нет. Обещали после того, как мы закончим монтаж нового оборудования.
– Может, расскажете, что вы там собираетесь выпускать?
– Мы же договорились, герр Солопов, что не будем обсуждать вопросы, связанные с моей работой.
– Хорошо-хорошо, Гюнтер. Расскажите лучше, как идет строительства вашего загородного дома. Второй этаж уже закончили? Успеете закрыть стройку крышей до дождей?
Дальше они стали обсуждать планировку комнат, цены на строительные материалы, нерасторопность рабочих. Матвей несколько раз выглядывал из окна, чтобы убедиться, правильно ли настроен микрофон.
Это никак не было похоже на беседу куратора с агентом. Север был в полном недоумении. Можно и нужно обсуждать с агентом его проблемы, хвалить его, поздравлять с успехами, но главное – информация и материалы. А тут непонятно, что происходит. Агент отказывается говорить с куратором на основную тему. Собеседники поговорили еще о политике, но на уровне газетных статей, и вскоре разошлись. После встречи майор заехал в дорогой магазин мужской обуви, где всласть погонял продавщицу, пока не подобрал прекрасную пару кожаных ботинок. Матвей себе таких позволить не мог. Потом Солопов заехал в ресторанчик, не спеша пообедал и вернулся в Восточный Берлин.
Когда Великанов прослушал запись разговора агента с куратором, понять, о чем он думает, было невозможно. Он просто молчал и сосредоточенно крутил незажженную сигарету. Потом спросил:
– Это точно все? Ты ничего не упустил? Может, это только финал встречи?
– Солопов приехал раньше агента и занял столик. У меня было время подготовиться. Они поздоровались, и я включил запись.
– Значит, у этого Гюнтера отец погиб под Брянском и он просил майора разыскать его захоронение. Но об этом в деле нет ни слова.
– А ведь это мотив. За него можно зацепиться, – стал развивать тему Север.
– Можно. А материалы агент передавал?
– Я не заметил.
– Ботинки ты разглядеть успел, а как происходила передача материалов, нет, – проворчал Александр Михайлович.
– Я потом специально заезжал в этот обувной, чтобы посмотреть, сколько стоит пара такой обуви.
– Ладно. Теперь скажи, что ты об этом думаешь?
– Ушей ЦРУ или БНД я здесь не вижу. Не буду выдвигать скороспелых версий, считаю, что надо глубже разобраться.
– Твои предложения?
– Предлагаю отправить Солопова либо в командировку, либо в отпуск в Союз. На встречу с агентами вместо него пойду я и на месте разберусь.
– Соглашусь. Значит, майор заранее предупредит Гюнтера о своем отъезде, и тогда пойдешь ты.
– Только с Гюнтером?
– Потому что с ним хоть что-то понятно, – генерал в сердцах выругался. – Хотя ни черта не понятно. Теперь расскажи, как ты в очередной раз не заметил контакта с третьим агентом.
– Как, опять? Когда? – Матвей был ошарашен.
– В пятницу.
– В пятницу он заехал в американскую зону уже после обеда. Заскочил в свой любимый бар на Куддам, затем буквально на пятнадцать минут к американцам в миграционный отдел, потом отправился в варьете. Там французы гастролируют. Оттуда уже прямиком домой. Ничего не понимаю. Он почти все время был в моем поле зрения.
– Однако в отчете он написал про контакт, а про варьете там ни слова.
– Александр Михайлович, а материал он получает от агентов на бумаге или на пленке?
– Агенты передают ему кассеты с пленкой. А что, есть какие-нибудь мысли?
– Его агенты пользуются разными марками фототехники?
– Нет, только «Минокс». Солопов настоял, объяснив, что это самая надежная модель.
– Значит, кассеты с пленкой одинаковые, универсальные. А можем мы снять отпечатки пальцев с переданных агентами кассет?
– По прошлым передачам вряд ли, кассеты сразу заряжаются и передаются разным оперативникам. У нас с их запасом напряженная ситуация. По очередным поступлениям дам команду. Кстати, это правильный ход. Молодец, контрразведчик! Что еще?
– Прошу дать адресные данные третьего, – увидев недовольство на лице Великанова, Матвей пообещал: – На прямой контакт выходить не буду, только наведу справки.
– Хорошо, передам через Гнома. Как ты ее сейчас задействовал?
– Она в обеспечении операции «Соседка», затем подключу к «Гектору».
Через день Грета передала сообщение Северу. Его извещали, что известный майор через две недели отправляется в отпуск в Союз сроком на один месяц. Также в послании был домашний адрес третьего.