Непорядок вещей

Глава 10

По случаю приезда дочери Розмари Холмс не вышла на работу. «Словно Рэчел маленькая, — с некоторым раздражением подумал Вексфорд, — и не может сама о себе позаботиться». Если бы еще при этом дочь хоть немного лучше к ней относилась. У них дома, наверное, ад кромешный. Розмари, наверное, с облегчением вздыхает, когда Рэчел уезжает на учебу.

— Рэчел, пора рассказать правду, — сказал Вексфорд. — Думаю, ты это и сама понимаешь. Ты знаешь, что на днях похитили трехлетнюю девочку?

— Они бы ее не похитили.

— Рэчел, милая, почему ты так в этом уверена? — спросила Розмари как можно мягче.

— Потому что она не умеет делать то, что им нужно, — ответила дочь, обращаясь к ней, как к слабоумной. — Потому что я была в том доме и знаю, что это за люди. А ты там не была и не знаешь.

По лицу Карен Малэхайд было видно, как ей хочется сказать девушке, что та сама ничего не знает, но под взглядом Вексфорда она сдержалась.

— Мне все-таки кажется, что ты знаешь, где находится тот дом, — произнесла она.

— Того бунгало, о котором ты говорила, — продолжил Вексфорд, — к сожалению, не существует. Во всей округе нет дома с «черепичной крышей и хвойным деревом в саду». — Он не обратил внимания на ее раздраженный протестующий взгляд и продолжил: — Но в Сэйле есть дом с большим лиственным деревом. Белое одноэтажное бунгало, крытое зеленой черепицей, которое называется «Солнечный склон».

Рэчел Холмс невольно вспыхнула, к явной своей досаде. Она закрыла лицо руками, но не смогла скрыть густой румянец, по цвету схожий с дверью дома миссис Чорли. Поэтому ее «не понимаю, о чем вы говорите», прозвучало неубедительно.

Она фыркнула, посмотрела на мать и отвернулась. Не зная, куда девать глаза, она уставилась на дверь, словно хотела, чтобы пол сейчас разверзся и поглотил ее.

— Миссис Полина Чорли, — Вексфорд решил идти напролом. — Что тебе о ней известно?

— Ничего! Даже не слышала о ней!

Люди лгали бы меньше — или лучше бы скрывали обман — зная, насколько заметна их ложь опытному следователю. Когда Рэчел впервые рассказала о своем похищении, Вексфорд ей поверил. В основном потому, что она жертва, и у нее вроде не было причин лгать. Теперь же он прекрасно видел, что она действительно не знает Полину Чорли, зато хорошо знает ее дом.

— Детектив Карен Малэхайд тебе, наверно, уже сообщила, что мы хотели бы еще раз проехаться с тобой — на сей раз до Сэйла — и посмотреть, узнаешь ли ты дом.

— Ладно, я не против, — буркнула Рэчел. Она выпрямилась в кресле и словно обрела часть былой уверенности в себе. — Только мне надо к вечеру в университет.

— Доченька, мне поехать с тобой? — спросила Розмари Холмс.

Вексфорд задумался, вспоминая, не обращался ли он к Сильвии столь робко и заискивающе. Хотелось надеяться, что нет, очень хотелось. Подобный тон лишь раздражает, что и продемонстрировала Рэчел.

— Не надо! Я не маленькая!

Сложно сказать, кто больше удивился очной ставке — Полина Чорли или Рэчел Холмс. Если только они не договорились, — в чем Вексфорд сильно сомневался, — встречаться им не приходилось. Миссис Чорли, подобно многим людям, ведущим уединенную жизнь, боялась, что ее обвинят в чем-то, чего она не совершала даже в мыслях. Рэчел стояла, потупившись, и лишь иногда украдкой смотрела куда-то в центр гостиной, словно искала нечто, что видела там прежде и чего сейчас не было. Вексфорд предположил, что таким образом она пытается отвлечься, и предложил осмотреть другие комнаты.

Уже в машине Рэчел призналась, что если миссис Чорли не Вики, то дом тот самый. Именно здесь ее держали две недели назад, накачивали снотворным, заставляли готовить и штопать носки. Она узнала одну из спален, где ее запирали на ночь и где ей дали «подходящую» одежду. Но между Вики и Полиной Чорли нет ничего общего, кроме пола и возраста. Внешне они совершенно разные. Вики водит машину, а миссис Чорли нет. Миссис Чорли застенчивая, а Вики казалась неустрашимой.

— В этом доме ты убирала? — спросил Вексфорд, вспомнив, как тогда усомнился в ее словах. — Чистила эти белые ковры?

— Да, эти самые ковры. И пыль стирала с тех вещиц. Еду готовила. Я же говорила. И даже пыталась штопать носки.

Вексфорд вернулся в дом. Полина Чорли нерешительно открыла дверь и ужаснулась, увидев его на пороге. Она побледнела. Вексфорд, опасаясь, что она сейчас упадет в обморок, быстро вошел внутрь.

— Присядьте, миссис Чорли. Поверьте, я вас ни в чем не подозреваю. Думаю, вы тоже стали жертвой каких-то негодяев, но вы ни в чем не виноваты.

На ее худом лице снова проступил слабый румянец.

— Удивительно, что вы меня не подозреваете, — сказала она с нервным смешком. — Ведь я так волнуюсь и чуть не упала в обморок.

— Так бывает только в кино, — ответил Вексфорд. — А сейчас я надеюсь на вашу помощь. Разрешите задать вам еще несколько вопросов.

Она кивнула.

— Вы с мужем никуда не отлучались на выходные?

— Откуда вы узнали?

— Скажем, догадался.

— Мы уезжали на Кипр на две недели, вернулись в конце прошлой недели.

— И вы наняли кого-то присматривать за домом? Не могли же вы бросить такой чудесный особняк, — прости господи, подумал Вексфорд, — на произвол судьбы? И кто-то посоветовал вам женщину по имени Вики. Рекомендации, разумеется, у нее были безукоризненные.

Миссис Чорли смотрела на него с нескрываемым изумлением.

— Ее звали Виктория Смит, и у нее действительно были прекрасные рекомендации. Но я не проверила их. Она выглядела такой деловитой, практичной, приятной женщиной, и я решила, что она наверняка хорошая хозяйка. Наверное, я повела себя как дура.

«Так оно и есть, раз не проверила», — подумал Вексфорд, но вслух этого не сказал.

— А Джерри? Он ее муж или сын?

— Не знаю, о ком вы говорите. Эта женщина приехала сюда одна за сутки до нашего отъезда, чтобы я ввела ее в курс дел. Ни о каком Джерри речи не шло. Скажите, — спросила миссис Чорли смущенно, очевидно, не надеясь на ответ. — А что она натворила?

— Боюсь, на этот вопрос я ответить не могу.

— Понимаю.

Вексфорд видел, что его слова ее обрадовали. На самом деле знать она и не хотела, все могло оказаться слишком неприятным. Но спросить пришлось, потому что муж обязательно захочет узнать подробности. Вексфорд почти слышал ее мысли.

— Миссис Чорли, не могли бы вы дать ее адрес?

— Да, с радостью.

Вексфорд сомневался, что адрес фальшивый. Конечно, в Майрингеме наверняка есть указанный дом — одно из типовых строений на неприметной улице, расположенной между автовокзалом и — по иронии! — полицейским участком. Этот адрес Виктория Смит — неужели и правда Смит? — видимо, нашла в городском справочнике или на карте. Он поблагодарил миссис Чорли, пообещал известить ее о результатах расследования, и уже в дверях задал ей последний вопрос.

— Телефон? — переспросила она. — Есть, конечно. В моей спальне. Но в основном я пользуюсь мобильным, потому что много времени провожу в саду.

Последний штрих, подтверждающий рассказ Рэчел. Телефон стоял в главной спальне, которую Вики запирала. Он направился к машине. Миссис Чорли придется что-то рассказать мужу, когда он вернется вечером с работы. Интересно, он из тех людей, которые сочли бы эту историю забавной, увлекательной и с нетерпением ждали бы, чем все закончится? Или же он воспримет ее как предлог, чтобы отругать жену за беспечность?

Рэчел сидела сзади, поджав губы, и хмурилась.

— Теперь мне можно вернуться в Эссекс?

— Извини, Рэчел, — ответила Карен, — но осталось еще несколько вопросов к тебе. — Она снова вела машину. — В участок, сэр?

Вексфорд кивнул.

Возвращались они через Помфрет. Минут через десять Рэчел не выдержала.

— Вы же знаете, я ничего плохого не сделала. Вы не имеете права так со мной обращаться. — Не дождавшись ответа ни от Вексфорда, ни от Карен, она повторила это уже поникшим голосом.

— Ты сделала все, чтобы запутать следствие, — тихо произнес Вексфорд. — Тебе повезло, что тебя за это не наказали.

Предки Тесним Фаулер жили в Пакистане, но сама она родилась в западном Лондоне, в семнадцать лет вышла замуж за англичанина и до того, как ей исполнилось двадцать, родила двоих детей. На групповой терапии, которую вела Гризельда Купер, она призналась, что много лет подряд терпела жестокость мужа. И когда он ее бил, — чаще всего это происходило по субботам, — она никогда не жаловалась на него в полицию. Боялась разрушить семью и лишиться кормильца. Но когда он сломал ей челюсть и выбил три зуба, — прежде он не выбивал больше одного за раз, — она неделю провела в больнице. Побоявшись возвращаться домой, она попросилась в «Убежище».

Здесь у нее появилась надежда, что дела пойдут на лад. Так оно и случилось. Ей восстановили зубы, муниципалитет Кингсмаркэма обещал предоставить квартиру, и, несмотря на возраст, она поступила в Майрингемский университет, чтобы получить высшее образование. Но ей пришлось оставить сыновей. Одному шесть лет, другому четыре, и они прекрасно ладили с отцом, который ни разу не поднял на них руку. Тесним дожидалась развода, с мужем по решению суда они жили раздельно. Но пока у нее нет своего жилья, она не могла получить право опеки над Кимом и Ли.

Тесним не рассказала на групповой терапии, что каждый день звонит подруге и бывшей соседке по Ариэль-роуд, Марии Майклз, и расспрашивает о детях, помнят ли они ее. Она звонила Марии из телефона-автомата в фойе «Убежища», или та звонила ей. Тесним очень хотела повидаться с сыновьями, но идти домой боялась, а приходить к ней детям запретил отец.

— Если хочешь, я навещу твоих мальчиков, — предложила ей Сильвия. — скажу, что я социальный работник. Хотя я и есть социальный работник.

— Ты очень добра.

— Ужасно, когда мать разлучают с детьми. Я знаю, что чувствовала бы на твоем месте.

Сильвии хотелось заплакать, но она сдержалась. На следующий день она отправилась в квартал Мюриэль Кэмпден и, представившись сотрудником городского управления по делам семьи, посетила дом № 27 по Ариэль-роуд. Терри Фаулер оказался невысоким тщедушным мужчиной, на вид столь же хрупким, как его жена. Сильвия, высокая, крупная женщина, подумала, что напади он на нее, она дала бы ему достойный отпор. Хотя прекрасно понимала, что на самом деле все могло быть по-другому. Мужчины, так или иначе, сильнее, а женщины в критической ситуации настолько теряются, что часто перестают сопротивляться.

Несмотря на свою тщедушность, он агрессивен, как мелкий зверек, подумала Сильвия. Или вечный сержант, который надеется, что когда-нибудь получит власть и возможность унижать подчиненных. Но точно ли он не вымещает злость на сыновьях? Нет, вряд ли. Хотя с ней он разговаривал довольно резко, бросая лишь короткие «да», «нет», «верно», с детьми был мягок и терпелив. Все-таки люди очень странные.

Когда она уже прощалась в прихожей, старший мальчик, Ким, сказал:

— А от нас мама ушла. Навсегда.

Всю душу перевернул, думала Сильвия, возвращаясь по Оберон-роуд. Об этом она рассказывать не будет. Она надеялась остаться с сыновьями Тесним наедине, сказать, как сильно мама их любит, но не получилось. Из дома она сразу позвонила в «Убежище» и сообщила Тесним, что ходила на Ариэль-роуд, что там все хорошо, ее дети здоровы и счастливы. Она еле удержалась от соблазна сказать, что мальчики скучают и передают ей привет, но лгать в такой ситуации не стоило.

После звонка Сильвии Тесним долго стояла с трубкой в руке в огромном холле «Убежища». Слова, что ее дети «счастливы», острой болью отозвались в сердце. Одно дело «здоровы», и это просто замечательно, но «счастливы» могло означать лишь «счастливы без нее». Даже когда Терри разбил ей лицо, ей не было так больно. Но, может, Сильвия это придумала, чтобы сделать ей приятное? Мария Майклз никогда не говорила такого. Она просто сообщала, что все в порядке. Но Тесним понимала, что за этим стоит «дети здоровы, им ничего не угрожает», а большего ей и не надо. Она опустила в автомат двадцать пенсов и набрала номер Марии. Лучше выяснить все сейчас же, потому что позже у телефона могла собраться очередь.

Трубку сняла Мария. Подруга Тесним милая приятная женщина, но у нее забавная привычка то и дело вставлять слово «голубушка».

— Счастливы? Да кто тебе такое сказал, голубушка? Сотрудница соцслужбы? Вот что я тебе скажу: держись подальше от таких сотрудниц! Поняла, голубушка?

— Значит, мои сыновья не счастливы? — мысль, что они несчастны, расстроила Тэсним не меньше.

— Я этого не говорила! Но сама понимаешь, голубушка, каково сейчас твоим детям. Они скучают по маме, и нельзя сказать, что прыгают от радости. Теперь о наших новостях, голубушка. Вернулся этот Смит, старый педик. Ты ведь не слышала о нем, голубушка? Он сидел в тюрьме. Хотя ты, голубушка, была тогда маленькой. А теперь он вернулся, так сказать, во всей красе.

— Какой еще педик? — спросила Тесним.

— Пе-до-фил — иначе говоря, «совратитель детей». Но этот тип их еще и убивал, голубушка.

Тэсним заплакала. И пока Люси Анджелетти не спустилась узнать, в чем дело, она всхлипывала, подвывала и билась головой о стену.

Рэчел дала подробное описание Вики и Джерри, вплоть до цвета глаз, одежды и примерного возраста, но продолжала настаивать, что в «Солнечном склоне» ее заставляли убирать, готовить и штопать носки.

— А «Дело о привилегиях» тут ни при чем, — сердито сказала Рэчел. — Так все и было, — она раздраженно передернула плечами. — Джерри при мне ни слова не сказал, просто сидел и смотрел на меня. Да, я еще кое-что вспомнила, хотя, может, это неважно. Вики выглядела не очень здоровой. Она часто кашляла, быстро уставала. Поэтому я решила…

— Решила что?

— Ничего. Это неважно.

Вексфорд строго посмотрел на нее, подумав, что как раз это может быть важным. Но сегодня она и так рассказала больше, чем когда-либо. Он попросил Рэчел описать машину Вики. Номер она, конечно, не запомнила, но сказала, что машина обыкновенная, «средняя», белая, или, скорее, кремовая, с автоматической коробкой передач.

— А почему тебя отпустили, как ты думаешь?

— Просто отпустили и все, — ответила она в своей обычной манере. — Когда я пропылесосила и протерла всюду пыль, то заявила, что хочу домой. Так и сказала: «Я хочу домой». Она ответила: «Ради бога», и отвезла меня обратно.

— Именно так? — удивился Вексфорд. — Они тебя похитили, продержали два дня взаперти, накачали наркотиками, использовали как прислугу, а потом просто отпустили, не возражая?

— Не Джерри. Он вообще молчал.

— Хорошо, значит, Вики отпустила.

— Я же сказала!

— Интересно, что еще там происходило? Ты там ничего не натворила? Может, что-то такое сделала, за что тебя могут наказать?

— Ничего такого я не делала! — закричала Рэчел. — Вы меня назвали преступницей, а должны, прежде всего, думать о том, что сделали мне! Мне сделали!

— Ладно, Рэчел. Значит, Вики отвезла тебя прямо домой?

— Нет, на остановку, где меня подобрала. А потом я еще несколько часов ждала автобус. Теперь мне можно вернуться в Эссекс или опять что-то не так?

— Да, можешь.

После ухода Рэчел Вексфорд проанализировал полученную информацию. Родственники и друзья Девенишей, похоже, вне подозрений. Если не считать этого, самые полезные сведения предоставили соседи, чета Уингрейвов, которые живут напротив «Лесной хижины». В ночь, когда похитили Санчию, Мойра Уингрейв видела машину, выезжающую от Девенишей. Примерно в два ночи.

Благословенны страдающие от бессонницы, подумал Вексфорд, не такие, конечно, как Стивен Девениш, а те, кто не принимают снотворное. Мойра, которая не могла заснуть, заметила через шторы спальни свет фар. Она встала с постели и выглянула в окно, но не потому, что забеспокоилась, а чтобы отвлечься от бессонницы. И, разумеется, она посмотрела на часы, так как в течение бессонной ночи смотрит на них каждый час.

Когда она тихо, чтобы не разбудить мужа, подошла к окну, машина как раз выезжала с аллеи Девенишей на трассу и ослепила ее фарами, так что Мойра не разглядела ни цвет, ни тем более номер. И не могла сказать, кто был за рулем — мужчина или женщина.

Другие соседи не видели и не слышали вообще ничего. И все же из дома как-то похитили трехлетнюю девочку: разбудили, подняли с постели, спустились с ней по лестнице, посадили в машину — и все это без единого звука? Ей, наверное, зажали рот, а она пыталась вырваться. Или ей могли вставить кляп и вынести в мешке. Вексфорд поморщился, представив себе жуткую картину. И все же это казалось неправдоподобным.

— Дело о ребенке, который ночью не плакал, — сказал Вексфорд.

— Мне кажется, девочке могли что-нибудь подсыпать, — мрачно отозвался Бёрден. — Мы уже знаем, что Вики это практикует. Может, ей тоже рофинол дали?

— Но для этого ее должны были разбудить, и она увидела бы незнакомца. Возможно, похититель заткнул ей рот кляпом и сделал укол снотворного? Кстати, по тому адресу в Майрингеме проживает молодая пара. Вильям-стрит — это бывшие трущобы между полицейским участком и автовокзалом, где живут яппи. Дома там строили максимум на десять лет, а они простояли уже сотню.

— Джерри и Вики там, конечно, не знают? — поинтересовался Бёрден.

— Нет, конечно. Никто не слышал ни о нем, ни о его матери, или кем она ему там приходится.

Бёрден, который обычно предоставлял Вексфорду строить интуитивные догадки, вдруг спросил:

— Интересно, почему она выбрала эту улицу? В нашей стране есть еще Вильям-стрит, которая не выглядит грязной дырой?

— Вильям-стрит есть в Лондоне, в Найтсбридже, там шикарное место, но я догадываюсь, к чему ты клонишь. Думаешь, Вики что-то связывает с этой улицей? Возможно, она сама там жила, или ее родители, или знакомые? И поэтому она ее выбрала.

— Так бы поступил человек с ограниченным воображением. Мне кажется, стоит обойти все дома на Вильям-стрит. Жаль, что у нас нет ее фотографии. Или номера машины.

— С фотографией или номером машины мы бы уже давно ее нашли. Но давай сделаем обход. Или предоставим это нашим коллегам из Майрингема. Им нужно только дорогу перейти. — Вексфорд поднялся. — Уже поздно, а завтра утром очередное собрание «На страже боли».

Сержант Вайн обошел уже всю Плоуменс-лейн, когда, наконец, встретился с Мойрой Уингрейв, которая поведала ему, что видела прошлой ночью. Вайн человек сдержанный и невозмутимый, но ему, скорее всего, не удалось скрыть радость по поводу того, что в деле появился пусть единственный, но действительно важный факт. Поскольку, когда он ушел, Мойра уже считала себя самым главным свидетелем, хотя совсем недавно сокрушалась, что больше ничего не разглядела, а главное — не увидела номер машины. Если повезет, ее покажут по телевизору или, по крайней мере, о ней напишут в «Кингсмаркэмском курьере».

«Что не так-то просто», — подумала она, вспомнив просьбу полицейского не сообщать никому об их разговоре. О похищении дочери Девенишей наверняка скажут по радио и телевидению, и когда эту информацию донесут «общественности» — Мойре нравилось это слово, и она мысленно повторила его — ей можно будет говорить с кем угодно. А главное, рассказать, какую важную роль она сыграла в расследовании.

В доме Уингрейвов стояло четыре телевизора, так что они могли настроить любой канал. Мойра включила новости сразу на трех каналах, на четвертом их передавали в три сорок пять, а по радио обзор новостей — без пяти минут четыре. Но самое удивительное, нигде не сообщили о похищении. Это вызвало у Мойры смешанные чувства. С одной стороны, она испытала радостное волнение оттого, что чуть ли не единственная знает о случившемся, — кроме родителей, конечно, — а с другой, возмутилась по поводу бездействия средств массовой информации. Скоро с работы вернется муж и привезет из Лондона «Ивнинг стандарт», но и там наверняка нет ни слова о Саше или, как ее там, Сандре Девениш.

К четырем пришла горничная, которая убирала дом дважды в неделю. Обе дочери Трейси Миллер пошли в школу, и она каждый день с девяти утра убирала в чужих домах. Заказов было так много, что к Мойре она могла приходить только во второй половине дня. Правда, Мойру это не очень устраивало, потому что ровно в шесть возвращался домой Брайан Уингрейв, который не любил заставать в доме уборщицу. Но что Мойра могла с этим поделать? Ей нужна уборщица, пусть даже похожая на Синди Кроуфорд, стройная, как девушка, и с косой до пояса.

Трейси была загадкой. Она уже полгода работала у Мойры, но та до сих пор не знала, где она живет, есть ли муж, дети, любовник и прочее. Казалось, что у работницы нет ни дома, ни имени, и Мойра не удивилась бы, узнав, что Трейси заканчивает рабочий день в шкафу рядом с пылесосом, которым сейчас орудует. Трейси никогда не заговаривала первой, а Мойра считала ниже своего достоинства расспрашивать о чем-то уборщицу. Хотя она никогда не называла так Трейси, боясь ее потерять.

Но сегодня Мойра сама подозвала Трейси под предлогом, что на зеркале остались следы от пальцев и кофейный столик плохо отполирован. На самом деле ей хотелось поделиться новостью хоть с кем-нибудь, а общаться с Трейси — все равно что с кирпичной стеной.

Трейси ее молча выслушала, продолжая вытирать пыль, а когда Мойра закончила, сказала только:

— Бедная мать.

— Я то же самое сказала полисмену: «Бедная мать». Но как они найдут похитителя девочки, если скрывают этот случай от общественности?

— Не знаю.

Вскоре пришел Брайан и принес вечернюю газету. Как Мойра и предполагала, о похищении ни слова, как и в шестичасовых новостях «Би-Би-Си». В семь часов она заплатила Трейси двадцать пять фунтов, и, конечно, забыла взять с нее слово «не сообщать никому об их разговоре». Но кому она скажет? «Никому», — решила Мойра. Уборщица, что с нее возьмешь.

Молчаливая и замкнутая Трейси вернулась в дом на Кингсбрукском проезде. Мойра Уингрейв очень удивилась бы, узнав, где она живет и что находится в этом доме. Но проблему домашнего насилия миссис Уингрейв считала личным делом супругов, неинтересным «общественности».

Трейси открыла входную дверь своим ключом и прошла через весь дом в сад, где в это время обычно играли ее девочки. Но нашла там одну Тесним Фаулер, которая собирала брошенные детьми игрушки. Тесним сообщила Трейси, что ее дочери смотрят перед сном телевизор.

— Спасибо, ты прелесть, — поблагодарила ее Трейси, которая охотно общалась с теми, кто ей нравился. — Представляешь, в квартале миллионеров похитили девочку. Мне рассказала об этом старая сплетница, у которой я работаю. Девочке года три, она из очень богатой семьи. Не зря говорят, что не в деньгах счастье.

— Похитили? — ужаснулась Тесним. — Девочку?

— Да, Сандру Как-то-там. Красивое имя. Если у меня еще родится девочка — только не от него, боже упаси — я назову ее Сандрой.

Но Тесним ее уже не слушала.

— Это педофил! — завопила она. — А там мои детки! Это педофил ее похитил!