Глава 16

Среди ночи она все-таки вернулась в комнату для гостей за своим париком. И теперь эта сложная конструкция из серо-голубоватых буклей, завитков и локонов нависала над ее мрачным лицом, иссеченным ранними (для того возраста, что она назвала) глубокими морщинами. Она выглядела гораздо старше пятидесяти пяти лет. Шея довольно толстая, но лицо узкое и изможденное. Суставы рук и щиколотки сильно увеличены. На пальцах ни единого кольца.

Низким мужеподобным голосом она твердила, что не сделала ничего плохого, что всего лишь заботилась о Джерри. Вексфорд молчал, дожидаясь Джеймса Бимиша. Адвокат Джерри пришел минут десять назад и сидел в соседней комнате, где Бёрден в присутствии констебля Кокса допрашивал этого молодого человека, Джерри Довера, как Вики его назвала. Она, Виктория Кадбери, приходилась ему теткой, родной сестрой его покойной матери.

Они не спали, когда в половине второго ночи приехали две полицейские машины. Джерри все так же сидел, скрестив ноги, на полу гостиной, раскачивался из стороны в сторону и тихонько выл. Вики нашли на верхнем этаже, где она безуспешно пыталась снять с подоконника тяжелую батарею. Никто не собирался догонять Линн Фэнкорт. Джерри Довер, казалось, не мог находиться без присмотра, хотя Вики оставляла его, когда ходила на собеседования, охотилась на девушек, а также целые сутки провела в доме миссис Чорли. Вексфорд видел его лишь мельком, когда пришел на работу, но сразу понял, что он сумасшедший или, выражаясь точнее, больной с тяжелой формой шизофрении, таких людей закон определяет как «неспособных участвовать в судебном процессе».

Особняк в Верхнем Бреде обыскали, осмотрели и сад. Конечно же, Санчию Девениш не нашли, как не нашли и следов ее пребывания. Детей в этом доме, похоже, давно не было. Хозяева, чета Джексонов, уехали в Грецию, оставив дом на попечение Вики. Они должны вернуться завтра, к обрезанным проводам и вырванной с корнем батарее. Вексфорд неохотно похвалил Линн Фэнкорт. Ведь она отловила этих людей по собственной инициативе, хоть и ценой немалых денег налогоплательщиков — если только эти расходы не возместит страховая компания. В каком-то смысле она заслужила, что ее машину, брошенную на лесной дороге, взломали хулиганы и утащили магнитолу.

Сначала Вексфорд думал, что хотел бы видеть, как она срывает с Вики парик, но вскоре ощутил жалость к этим людям. История оказалась трагичной, нелепой, и как раз на этой мысли вошел Джеймс Бимиш, как всегда бодрый и самоуверенный.

Недовольная Карен, которую вызвали с курсов по профилактике домашнего насилия, произнесла в диктофон:

— Присутствуют Виктория Мэри Кадбери, старший инспектор Вексфорд и сержант Малэхайд. В комнату входит мистер Джеймс Бимиш. Время — девять тридцать два.

— Мисс Кадбери, — начал Вексфорд, — или миссис?

— «Мисс» или «Вики», как хотите, так и называйте. Мне все равно. Только не «миссис». Я никогда не была замужем.

— В апреле вы похитили молодую женщину по имени Элизабет Кромвель, привезли в свой дом и удерживали против ее воли, так? А через неделю похитили Рэчел Холмс и так же незаконно ее удерживали?

Вики пожала плечами. Плечи у нее были массивные, как у людей, которые принимают стероиды.

— Ну и что? Дом не мой, и девушкам я ничего плохого не сделала, кормила, забрала с улицы. Бог знает, что с ними могло случиться на дороге. Я дала им приличную одежду — заставила надеть юбки вместо этих брюк. — Она покачала головой. — Это они обошлись с нами грубо. Вторая, Рэчел, ударила Джерри перочинным ножом. Нашла его в каком-то ящике, — дом-то чужой, никогда не знаешь, что и где, — и набросилась на Джерри, а он ведь совсем безобидный, мухи не тронет, и ударила его в грудь. Я думала, она ему легкое задела, думала, он весь кровью истечет. После того я, конечно, назад ее отвезла, перебинтовала Джерри и отвезла. Когда-то я работала медсестрой, очень кстати, верно? Джерри ведь мог бы умереть.

«Вот почему Рэчел Холмс солгала, — подумал Вексфорд. — Она боялась неприятностей, потому что ранила Джерри Довера. Вот и придумала дом с черепичной крышей и большим хвойным деревом».

— Значит, этих девушек похитили вы?

— Моя подзащитная уже ответила вам, мистер Вексфорд, — вмешался Бимиш.

— Хорошо. А с какой целью?

— Можете не отвечать, — сказал Бимиш.

— Но я хочу ответить. Я хочу, чтобы все знали, я не делала ничего дурного, только хорошее. — Вики вызывающе посмотрела на Вексфорда, на Карен и на Джеймса Бимиша. Похоже, она не понимала, что последний на ее стороне, хотя ей и объяснили его роль. — Я люблю этого мальчика, — сказала она. — Вы это понимаете, хоть кто-нибудь? Вы понимаете, что можно любить не ради секса и всего такого, и даже если это не ваш ребенок? Мальчик — сирота. Я стала о нем заботиться сразу после смерти его родителей. Вы его видели, понимаете, что к чему.

Бимиш, который не видел Джерри Довера, озадачился. Однако ему так никто и не объяснил, что к чему.

— Он был во многих заведениях, в психушках этих. Там почище старого Бедлама.[24] Но уже десять лет он живет со мной. Я даю ему лекарства, кормлю, ест он совсем мало. Он не то чтоб совсем смирный, но безобидный. — И Вики добавила более резко: — У меня рак.

Все молчали. Вексфорд лишь кивнул.

— Я не сказала «у меня был рак». У меня сейчас рак Если человек им заболеет, то навсегда. Я была медсестрой, я знаю это. Хуже всего, что осталось мне совсем недолго. У меня рак груди. Рак называется по тому месту, где начался. Но у меня он уже в легких. Врачи говорят, что ничего не знают, но я-то знаю. Мне остался год, в лучшем случае.

— Как это связано с тем, что вы похищали девушек, мисс Кадбери? — спросила Карен.

— Вы присматривали себе преемницу, чтобы она присматривала за Джерри, так? — произнес Вексфорд. — Своего рода жену. Девушку, которая бы ему готовила, штопала и стирала одежду. Заботилась бы.

— Только не для секса, — жестко сказала Вики. — Джерри не знает, что это такое, и знать не хочет. Им, конечно, надо бы пожениться, для большей верности. — Она не объяснила, что означало это «для большей верности». — И девушке было бы очень неплохо. После моей смерти они с Джерри унаследовали бы дом — прекрасный современный дом, там и стиральная машина, и сушилка, и постельное белье, и столовое серебро, и все прочее.

— Вы рассказывали это девушкам? — холодно спросил Вексфорд.

— Рассказала бы, если бы нашлась подходящая. Отвезла бы к себе в Гилдфорд и показала все, что ей перейдет. Нельзя же объявлять такое первой попавшейся или той, которая бы сразу побежала жаловаться. А то вы бы поймали нас, и я уже не могла бы искать Джерри жену. Вы и поймали нас, — добавила она. — И теперь всему конец.

По мере того как она говорила, все очевидней становилось, что и она не вполне адекватна. Вексфорд знал, что шизофрения может передаваться по наследству. Или всегда передается. Это в шестидесятых-семидесятых ученые смеялись над викторианскими теориями о наследственном безумии, что поражало всех членов семьи. Теперь выяснилось, что не так уж и ошибались писатели девятнадцатого века.

— Эти две девушки вам не подошли, — сказал он мягко. — И вы боялись, что после вашей смерти племянник останется один, и некому будет за ним присматривать?

— Помилуйте, мистер Вексфорд, — сказал Бимиш. — Я бы такой вопрос отклонил.

Но Вики спокойно поглядела ему в глаза и ответила:

— Да. Совершенно верно.


В коридор вышел сначала Бёрден, затем и Вексфорд.

— Этот Джерри полный псих, — сказал Бёрден, тяжело вздохнув. — Его нельзя оставлять одного.

— Его и не оставляют.

— Неправомерное лишение свободы, — сурово произнес Бёрден. — Довольно серьезное преступление.

— Знаю. Я твержу тебе об этом три недели подряд. И не надо говорить, что никто не пострадал. Завтра они оба предстанут перед судом и, очевидно, их направят на судебно-психиатрическую экспертизу. — Вексфорд вздохнул. — Рэчел Холмс пырнула ножом Довера.

— Так вот в чем дело. Я спросил его, откуда пластырь. Он молчал, и лишь когда я повторил вопрос, бедняга приложил руку к груди и произнес «Больно, больно».

Как это все печально, подумал Вексфорд, грустно и в тоже время забавно. Что будет с Джерри Довером после смерти Вики? Кто станет о нем заботиться? Государство? Скорее всего, его выпустят «в общество», хотя нет никакого общества, есть лишь соседи, которые будут его бояться или смотреть как на сельского дурачка. Так и закончит он свои дни на улице в роли сумасшедшего нищего, и это в начале двадцать первого века.

— Больше я ничего не могу сделать, — сказал Вексфорд. — Схожу еще раз к мисс Джейн Эндрюс. Можешь присоединиться, если у тебя есть время.


— Папа не велел рассказывать.

Кайли сидела у матери на коленях, играла ее длинными волосами и невинно улыбалась. Накручивая прядь на палец, она робко косилась на Вайна.

— Но ты же рассказала Киму Фаулеру, — произнес Вайн.

— Это совсем другое. Он же мальчик, а не взрослый.

Вайн подумал, как умна эта четырехлетняя девочка, которая родилась в семье чуть ли не изгоев общества. Он где-то читал, что хоть сейчас и говорят, будто у всех детей равные возможности получить хорошее образование и воспитание, у таких, как она, шансов для этого мало. Вайн смотрел на ее живое лицо, ясные глаза и негодовал, что этот ум, который можно направить в полезное русло, использовали в криминальных целях. Вот настоящее преступление — испортить такого ребенка, преподнести воровство как игру с призами за успешную кражу.

Джеки Флэй не возразила, чтобы ее дочери задавали вопросы, и с тех пор молчала. Она сидела с безучастным видом, обнимала Кайли за талию и медленно поворачивала голову из стороны в сторону, чтобы девочке было удобнее играть ее волосами. Судя по всему, матери это нравилось. Вайн спросил о том вечере, когда она была в «Крысе и морковке». Она ходила туда одна или с Патриком?

— Я не люблю, когда вы с папой вечером уходите, — сказала Кайли.

— Но, детка, всегда рядом тетя Джози.

— Я не люблю тетю Джози.

— Как же не любишь, Кайли? Тетя Джози хорошая, она тебе нравится. Разве можно так говорить?

— А разве можно тебе уходить и бросать меня одну? — ответила Кайли. — Я могу сделать пожар, или придет педик и заберет меня.

— Миссис Флэй, я спросил вас, в пабе «Крыса и морковка» вы были одна или с мужем?

— С мужем, и что? Кайли, перестань меня дергать, мне больно.

— Вы не слышали, чтобы кто-то рассказывал, как мастерить бутылки с зажигательной смесью?

— Не понимаю, о чем вы, — произнесла Джеки.

Кайли спрыгнула с колен матери на пол, забралась на кресло и, болтая ногами, сообщила:

— Мой папа взял две бутылки, налил туда что-то вонючее — такое, что просто фу! — заткнул горлышки носками, из которых я выросла, потом еще немного налил из батареи в моей комнате, намочил этим носки и сказал, что это бомбы, чтобы убивать педика, вот так!

Джеки Флэй громко вскрикнула, бросилась к Кайли, замахнулась на нее, но та увернулась, а Вайн, удивляясь тому, что вмешивается, подхватил девочку на руки.


Когда они подъехали к дому миссис Пробин, она провожала какую-то женщину, очень похожую на Джейн Эндрюс, но более женственную, очевидно, ее сестру. Их нежданному визиту миссис Пробин почему-то обрадовалась и сразу представила им старшую дочь.

— Моя дочь, миссис Шарп. Луиза, это те самые полицейские, о которых я тебе говорила. Они приходили к Джейн по какому-то очень важному делу, о котором я, разумеется, знать не должна.

Она улыбнулась, словно хотела сказать хорошей дочери: «Чего еще ждать от плохой дочери?» Луиза Шарп оказалась полнее сестры и не столь изящна. О ее достатке свидетельствовали разве что очень дорогие украшения — огромный бриллиант в обручальном кольце, бриллиантовые серьги и часы «Картье» на левой руке. Одета она была в длинную юбку в цветочек и трикотажную рубашку с эмблемой известной фирмы спортивной одежды. Темные волосы растрепаны, и ей бы явно не помешало сходить к парикмахеру. На бледном лице никакой косметики, лишь глаза небрежно подведены черным.

Поцеловав мать на прощанье, вернее, воздух рядом с ее щекой, Луиза сообщила, что ей пора, потому что нельзя оставлять без присмотра «новую прислугу». Сказав Бёрдену и Вексфорду «приятно познакомиться», нелепую фразу, которую люди часто произносят, даже словом не перемолвившись, она направилась к машине — красному «мерседесу» последней модели.

— У вашей дочери большой дом? — спросил Вексфорд, когда миссис Пробин провела их в ту самую гостиную, откуда ее в прошлый раз попросили уйти.

— У Луизы? Да, огромный — шесть спален, три ванных. Она женщина состоятельная, но я вам, кажется, уже об этом говорила, — миссис Пробин весело рассмеялась. — Ничего не поделаешь — noblesse oblige.[25] — Как и у большинства людей, у нее весьма туманное представление о том, что значит эта фраза, подумал Вексфорд. — Я считаю, надо соблюдать приличия, вы согласны? Бедняжка Джейн изо всех сил старается выглядеть хорошо. У нее когда-то были прекрасные длинные волосы, но она их обрезала. Сказала, что с ними слишком много хлопот, представьте себе. Луиза обычно выглядит неряхой, но свой дом, поверьте, содержит прекрасно. Он у нее просто чудесный, настоящий райский уголок для ребенка. Очень жаль, что бог не дал ей детей.

— Она не думала насчет усыновления? — спросил Бёрден.

— Думала. Пыталась усыновить ребенка из Румынии или Албании, в общем, из какой-то страны Восточного блока, как их называют. Она уже оформила все документы, но что-то разладилось, не знаю, что, а потом еще бедняга Джеймс умер, ее муж, — миссис Пробин хихикнула, прикрывая рот рукой, как школьница. — Но я не должна об этом говорить. Джейн упрекает меня, что я много сплетничаю, и не должна болтать о наших семейных делах. Но о чем еще я могу говорить, позвольте спросить? Что я знаю? Я не принадлежу к высшему обществу, не бываю в коридорах власти, так ведь?

От необходимости отвечать их спасла Джейн Эндрюс, которая зашла в гостиную, несомненно, привлеченная смехом и возгласами матери. Сегодня она оделась гораздо лучше, в черное платье и желтый жакет, на мужчину больше не походила. Но выглядела напуганной — чрезмерный макияж сделал ее лицо неестественно бледным. И если Вексфорд раньше думал, что немного косметики ей не помешает, сейчас его мнение переменилось. Ее лицо походило на маску. На сей раз выгонять миссис Пробин из гостиной она не стала.

— Я работала наверху, — объяснила она, — и не слышала звонка.

— А звонка и не было, Джейн. Джентльмены приехали в тот момент, когда я провожала Луизу.

— Вот как, значит, была Луиза? — казалось, Джейн хотела что-то добавить, но вовремя прикусила язык. — Я не слышала, как она пришла, — ответила она.

— Она приходила ко мне, — нескрываемое удовлетворение в тоне миссис Пробин наводило на мысль о старческом слабоумии. — Не все, кто бывает в этом доме, нуждаются в твоем обществе, дорогая, хотя тебе, наверное, тяжело это понять.

Ничего ей не ответив, Джейн Эндрюс повернулась к Вексфорду.

— Зачем вы хотели меня видеть?

Вместо Вексфорда ответил Бёрден:

— Мисс Эндрюс, мы знаем, что отношения между вами и мистером Девенишем не сексуальные, — тихо произнес он. — Но что-то ведь вас связывает?

Эти слова вызвали неожиданную реакцию. Джейн расхохоталась. Но не потому, что развеселилась, скорее, так выражалось недоверие, изумление нелепостью предположения. И облегчение.

— Вот уж не ожидала, — сказала она. — Даже от полиции. Как мне вас убедить, что я ненавижу и презираю Стивена Девениша? Как вам объяснить, что он за сукин сын?

— Джейн, выбирай выражения, — произнесла миссис Пробин.

Вексфорд не обратил на нее внимания.

— Вы уже убедили, мисс Эндрюс. По крайней мере, создали такое впечатление. Осталось узнать подробности, если не возражаете.

Она замялась. Казалось, ее саму удивила собственная резкость.

— Он самый настоящий сукин сын, — повторила она более спокойно.

— Вы уже говорили. Но почему вы о нем так отзываетесь? Или это случай доктора Фелла?[26]

— Кого?

В разговор неожиданно встряла миссис Пробин и прочла стихотворение:

— Мне противен доктор Фелл.

Чем — сказать я б не сумел,

Но таков его удел:

Мне противен доктор Фелл.[27]

Вексфорд подумал, что Джейн рассердится, но, к его удивлению, она рассмеялась, ожила.

— В первый раз слышу это, мама, — сказала она и обратилась к Вексфорду: — Стивена я не люблю. Я всей душой ненавижу его, и могу сказать, почему. Он тиран и женоненавистник, он превратил Фэй в рабыню, он самый настоящий домашний деспот, и я не выношу его.

— Мисс Эндрюс, может, теперь вы все-таки скажете, почему прервалась ваша дружба с его женой? Возможно, она из тех преданных жен, которые не обижаются, когда их критикует любимый супруг.

Джейн пожала плечами.

— Возможно. Только сомневаюсь, что ей это нравится. У них вообще нет друзей. То есть, у него на работе, может, и есть приятели, деловые партнеры, если этих людей можно назвать друзьями.

— А может, вообще все не так. Может, его нарочитая антипатия к вам и ваша столь же явная антипатия к нему прикрывают настоящую дружбу или какие-то иные отношения. — Она подалась вперед, собираясь возразить, но Вексфорд остановил ее жестом. — Минуту, позвольте мне закончить. Так вот, как я уже сказал, я вовсе не думаю, что ваши отношения обязательно носят или носили сексуальный характер, однако вы можете быть полезны друг другу. Вот и все, что я хотел сказать. Кстати, если бы наша беседа записывалась на диктофон, то, прослушав свои реплики, вы и сами бы наверняка признали, что ваша неприязнь к Девенишу слишком бросается в глаза, чтобы быть правдоподобной.

— Если вы думаете, а я полагаю, что думаете, — сказала Джейн Эндрюс с нажимом, — что я сама или в паре со Стивеном Девенишем выкрала его дочь и держу у себя, то вы сошли с ума.

— О, Джейн! — воскликнула мать.

— Да, мама, да. Именно так они и думают.

— Но тебе же не нравится мистер Девениш. У нас потому и перестала бывать милая Фэй, правда? Оттого, что вы с мистером Девенишем не ладите?


На следующий день состоялись поминки Теда Хеннесси. Среди присутствующих был начальник полиции с помощником, Вексфорд со своей командой, сотрудники регионального управления по борьбе с преступностью, заместитель министра внутренних дел и двоюродный брат Хеннесси, который оказался популярным телевизионным комиком. Именно благодаря его присутствию, а не замминистра, репортаж о церемонии прошел в ранних вечерних новостях на «Би-Би-Си».

Вексфорд уже собрался уходить, как к нему подошел Митчелл и, выразив соболезнование по поводу кончины Хеннесси, сказал:

— Мы в Мюриэль Кэмпден сдаем деньги для вдовы того бедняги, — он недобро глянул на Карла Микса, — то есть, некоторые из нас.

Вернувшись в машину, Вексфорд сказал Дональдсону, что давно хотел узнать, где его плащ.

— Ах, ну да. Когда я ждал вас в том шумном квартале, подошла миссис Хебден и сказала, что вы у нее дома, а после собираетесь прогуляться пешком, помните, сэр, день был тогда чудесный, вот и просили через нее передать вам плащ.

— И ты ей отдал?

— Да, сэр. Надеюсь, я поступил правильно.

Вексфорд промолчал. Когда они подъехали к полицейскому участку, он поднялся к себе кабинет, где его уже пять минут дожидалась Линн Фэнкорт. Она сидела, приподняв плечи от напряжения, и нервно теребила ногти. Вексфорд, не подавая виду, что доволен ею, прочел пятиминутную нотацию о неразумности подобного рода инициатив, о вреде самостоятельного ведения следствия и преследовании корыстных целей, будто она частный сыщик, а не член команды. Таким путем не добьешься повышения. В общем, ее поступку одно название — дилетантство.

При упоминании о «частном сыщике» и «дилетантстве» Линн заерзала, но ничего не сказала, лишь часто закивала.

Кроме бутылок с зажигательной смесью, как Патрик Флэй сознался на допросе, он делал еще и бомбы, начиненные гвоздями. Причем не где-нибудь, а у себя на кухне, в квартире на Глеб-роуд. Когда Барри Вайн спросил, для чего они ему, он вначале ответил, что просто ради интереса, но позже сказал, что изготовил бомбы на продажу.

— И кому же вы собирались их продать?

— Вас это, наверно, удивит, — начал Флэй, уверенный в своей невиновности, точнее, что формально его нельзя ни в чем обвинить. — Но существует рынок оружия. Целая индустрия. Вы что, телевизор не смотрите? Во всем мире на продаже оружия сейчас делают бешеные бабки.

— На продаже танков, пушек и ракет, — заметил констебль Арчболд, — а не ваших жалких бутылок из-под «Райбены».[28]

— Не таких уж и жалких, — возразил Флэй, — когда вспомнишь о том, что она может. И потом, вы не поверите, но сейчас все труднее найти обычную стеклянную бутылку, все заменил пластик.

— Вы хотели сказать, кому продали бутылки с зажигательной смесью, — сказал Вайн.

— Разве? Пардон, что-то не припомню, чтобы вы меня об этом спрашивали. На самом деле я ничего не продавал. Но одну бутылку, признаюсь, дал как образец, и одну бомбу с гвоздями. Потом же, — лицо Флэя приняло благочестивое выражение, — из-за случившейся трагедии я уничтожил свои запасы. Можете обыскать, пожалуйста.

— Обыщем обязательно, не сомневайтесь. Стало быть, на этих бутылках вы ни пенса не заработали. А кому, позвольте узнать, вы дали бесплатный образец?

— Колину Крауну.

— Вы уже это говорили. Но Краун со своим лишаем не вставал с постели.

— Тут ничем не могу помочь. Что он дальше сделал с ней — я не в курсе. Одно могу сказать — я все ему передал в «Крысоморке», больше ничего не знаю. И не спрашивайте, кто ее бросил — если это вообще моя бутылка — потому что меня там не было. А вы все выпытали у моей Кайли, да? Можете не говорить. Когда ее мать вышла из комнаты, вы все из нее вытрясли, из малышки, которой всего четыре. Это незаконно.

— Миссис Флэй присутствовала в комнате во время разговора, — ледяным тоном ответил Вайн.

— Расскажете это на суде, — заявил Флэй, — когда я напишу на вас жалобу начальнику полиции.

Начальник полиции без промедления выписал ордер на обыск в доме, принадлежащем Джеки Флэй. И ничего, разумеется, не нашли — ни бутылок с зажигательной смесью, ни начиненных гвоздями бомб, ни ворованных вещей.

Загрузка...